Лекарство от скуки

Юлия Флёри

Лекарство от скуки

ПРОЛОГ

– Витя, посмотри, какая прелесть! Мы просто обязаны купить эти туфельки! Девушка, выпишите, пожалуйста. – Женщина довольно улыбнулась, получив негласное согласие мужа. – И это платьице! – Задорно взвизгнула она, приметив яркую обновку. – А ещё… – Окинула задумчивым взглядом ряды небольшого магазинчика в центре. – Ещё вот этот шарфик. – Подхватила шёлковое великолепие двумя пальчиками и зажмурилась от удовольствия. – Витя, здесь очень модный в этом сезоне принт! – Широко улыбнулась, поясняя, и тут же прижала к груди прозрачный клочок ткани под размеренный вздох мужа.

– Мариночка, солнышко, ты вырастишь из нашей девочки самодовольную эгоистку. – Проговорил тот на полутоне, пытаясь внести коррективы в планы жены. – Она уже свысока смотрит на соседских девочек, не имеющих нечто подобное, а ведь Наташе всего четыре…

– Ты ничего не понимаешь! Ты ничего не хочешь понимать! – Категорично открестилась женщина от любых возражений. – У нашей девочки должно быть всё самое лучшее. Мы можем себе это позволить. – Раздражённо взмахнула она рукой. – Мы ведь можем? – Изогнула идеально подведённую бровь и удовлетворённо вздёрнула подбородок, когда супруг кивнул продавцу упаковывать. – И что плохого в том, что она научится любить себя? – Проговорила мужу уже шёпотом. Чуть притормозила у широкого зеркала, рассматривая собственное отражение. – Что плохого в том, что она привыкнет быть лучше остальных? – Лёгким движением руки поправила причёску и улыбнулась супругу, а тот недоумённо прищурился.

– Чем это она лучше? Тем, что одета в дорогие тряпки и надушена французскими духами? Тем, что её волосы ты завиваешь на плойке, а не на мокрой тряпочке, как делала в детстве сама? – Передёрнул плечами подполковник и с каменным лицом проследовал к кассам.

– Ну, давай, давай вырасти из Наташеньки солдафона в юбке! Пусть она научится обкладывать матом дворовых псов и держать в кулаке всех хулиганов в округе! Ты ведь этого хочешь, этого?! Не я виновата в том, что у нас не родился сын. Не я виновата в этом! – Нервно взмахнула женщина рукой, будто защищаясь. – Но раз уж у нас родилась дочь, доверь её воспитание мне! Я вкладываю в нашу девочку всю душу, а ты… – Жалко всхлипнула женщина, доставая из сумочки накрахмаленный носовой платок. – А ты просто пытаешься отыграться за то, что она не такой желанный сын. Но я не позволю!..

– Марина, что ты такое говоришь?! Я люблю Наташу. Я рад, что она у нас есть. Ты же знаешь, как я ждал… как мы оба ждали… – Запутался подполковник в словах, видя на глазах жены слёзы. – Я сделаю всё, что ты хочешь.

– Обещай, что всегда её поддержишь!

– Я обещаю. – Неловко пробормотал подполковник, поддерживая жену под локоток.

– Обещай, что никогда её не бросишь!

– Я обещаю, Мариночка.

– Тогда идём, что ли… – Промокнув глаза платочком в последний раз, женщина свободно вскинула голову и стремительно направилась к выходу.

Желанный ребёнок после десяти лет бесцельного хождения по врачам показался Измайловым чудом. Но сложная беременность, тяжёлые роды и их последствия, звучащие как приговор, не позволили обзавестись ещё и наследником, потому на дочку уходила вся любовь, вся забота и нежность, все средства. На неё же возлагались и огромные надежды каждого из родителей. Мать растила из Наташи беззаботную бабочку, купающуюся в роскоши и красоте, отец пытался навязать во взбалмошный характер нотки ответственности, благоразумия, рассудительности. Но любые попытки проявить хоть долю строгости были обречены на провал, и Наташа росла разбалованной, себялюбивой, неприступной красавицей. Пожалуй, во всём городе не нашлось бы девочки краше. Во всём городе не нашлось бы мальчишки, что сумел бы угодить требовательной особе. Она росла, крепла, убеждаясь в собственной уникальности, неповторимости. Яркая, смелая, спустя время, покоряла с одного взгляда любого, лишь задорно вздёрнув носик. И только глаза, чёрные, словно у волчонка, давали понять, что внутри прячется бесовская натура. Она смело отказывала поклонникам, дерзко глядела на любую соперницу. Она знала, что мало кто отважится предъявить дочке генерала Измайлова претензии и тем непозволительно пользовалась, не боясь обидеть словом, делом, поступком.

– Ну, привет, Заноза. Куда такая красивая? – Пресёк вход во двор Гришка Талашов со своей компанией.

– Что-то вас больно много, залётные! – Ухмыльнулась Наташа и руку, что мешала пройти, оттолкнула в сторону, углубляясь в тёмную арку. – Или что? Как Мишка Громов в армию угодил, страшно по одному ходить? – Она оглянулась, припоминая былого главаря шайки.

Вот уж где был смельчак! Наташа порой им даже восхищалась. Плевать было Громову и на её генеральскую родословную, и на красоту её плевать. Сколько себя помнила задирал её, не давая проходу! Сколько раз с разбитыми коленками со двора возвращалась, сколько раз прибегала домой в слезах, пытаясь спрятаться за стальными засовами! Отец ему и уши накручивал, и в милицию сдавал, а тому всё нипочём. Не мог Громов Наташу вот так пропустить, не зажав в каком-нибудь пыльном углу.

Ей исполнилось четырнадцать, когда он позволил себе куда больше слов и обидных тычков, подножек, когда уже вовсе не за косу дёрнуть вздумал. Он и прежде поглядывал на неё с интересом, будто наслаждаясь острыми перепалками. Вооружённый вниманием более трусливых дружков, любил высмеять и модную юбочку, и стильную укладку, а в тот вечер совершенно неожиданно оказался во дворе один. Наташа как раз возвращалась от одной из своих одноклассниц. Не от подруги, нет. Она не считала никого из них своими подругами. Просто знакомые, которых она забудет, как только поступит в консерваторию. Шла, искоса поглядывая на окна его квартиры, что на первом этаже. На свет, что горел в них, на шум, что доносился даже через закрытые створки.

Наташа надменно хмыкнула и расправила плечи, уже практически чувствуя свободу от его навязчивого внимания. Мишку забирали в армию. Уже и повестку прислали, и медкомиссию он прошёл. Девочки во дворе об этом шептались, отчего-то считая эту новость важнейшим событием предстоящего лета. А, кроме Громова, никто и не посмеет к ней пристать ни с разговорами, ни с угрозами. Кишка тонка! И не успела Наташа об этом подумать, как встревоженно отшатнулась, глядя на мужскую фигуру у дерева метрах в десяти от себя.

– Ты чего скачешь, Измайлова? – Сделал шаг к свету фонаря Громов и зажал сигарету в зубах, пытаясь выдать обворожительную улыбку. Наташа на это как всегда презрительно скривилась.

– Громов, я прошу тебя, только не улыбайся. Так ты становишься похож на дегенерата, – снисходительно глянула на него Наташа и вспомнила, что ещё секунду назад торопилась.

Она ускорила шаг, но как только поравнялась с Громовым, почувствовала направленную в свою сторону угрозу и будто притормозила, пытаясь понять, что это значит. Мишка уже не улыбался, а зло скалился. Сигарету из зубов выдернул, себе под ноги швырнул и, схватив Наташу в охапку, прижал к дереву, больно приложив спиной о его жёсткую кору.

– Пусти меня! – Приказала она, ни на секундочку не испугавшись его порыва. Не сразу осознала, отчего у Громова дыхание спёрло, отчего как-то странно заблестели глаза.

– Скажи ещё что-нибудь. – Жарко выдохнул он.

– Пусти, я сказала! – повторила Наташа приказ и попыталась высвободиться из хватки, но Громов держал крепко, больно впиваясь пальцами в её плечи.

– А ты оттолкни. – Жёстко усмехнулся. – Или что? Прикасаться противно?

– Ты очень догадлив, Громов. Противно. И помойкой от тебя воняет. И смотришь ты на меня, как голодный. Только вот не получишь. Никогда и ни за что! Понял?! – она взбрыкнула в попытке высвободиться и ахнула, с такой силой парень толкнул её обратно.

Шутка перестала быть таковой, когда он всё же ослабил хватку, но вовсе не для того, чтобы отпустить. Рукой вверх по её шее повёл, по подбородку, к губам, чтобы грубыми подушечками пальцев коснуться их и замереть, шумно выталкивая из себя опостылевший воздух. Громов вжался пахом в её бёдра и странно рыкнул, глядя в глаза. Он смотрел безумно, а она с отвращением и издёвкой, мол, не посмеешь. А он посмел. Просто назло ей. Впился в губы, а как почувствовал отпор, зубами прихватил её нижнюю губу, выслушал угрожающее шипение, и вжался в её тело сильнее. Подхватил под ягодицы, заставляя обхватить себя коленями с боков. Провёл грубыми руками по бёдрам, с нетерпением потянулся к белью. А Наташа извивалась под ним, рычала, пытаясь оттолкнуть. Ногтями в щёку впилась и с силой рванула, рассекая ими кожу до крови. Вспышка боли Громова то ли отрезвила, то ли стала неожиданностью, и он отступил. Отступил, провёл ладонью по расцарапанной щеке, пытаясь понять, что произошло,, а как опомнился, только и услышал, что стук её подъездной двери. Громко выругался, глядя в звёздное небо, и мстительно прищурился, глядя на свет, загоревшийся в окнах её квартиры. Гуляли тогда всю ночь. Шумно, весело. А наутро об Измайловой он будто и вовсе забыл. Сейчас его ждала новая жизнь в суровых казарменных условиях.

Все два года не вспоминали о ней и дружки Громова. Разве что так, изредка, только бы сноровку не потерять, могли окликнуть, освистать вслед или призывно махать рукой, словно старой подруге, предлагая стаканчик пива с утра. А вот сейчас отчего-то вспомнили. Наглые, сытые, судя по тому, как шатаются, ещё с утра не просыхающие, а, может, со вчерашнего вечера. Наташа сделала всего шаг, а Гришка снова перед ней стоит, улыбается.

– Что же ты такая злая, а, Заноза? – он склонил голову набок, неприятно скалясь. – Видать, к ласке мужской не приучена? – парень резко вздёрнул руку и схватил её за волосы у самой головы, а Наташа в панике поняла, что не пахнет от них алкоголем.

Алкоголем не пахнет, а глаза как в тумане плавают. Поняла и ужаснулась, а Талашов тем временем уже приблизился к её лицу вплотную.

– А давай-ка я тебя научу правилам хорошего тона. – Придумал он развлечение, оглядываясь на дружков. – Тут Миха Гром со дня на день на гражданку возвращается, а ты уже покорная будешь, да? – он слюняво чмокнул её в лоб, не обращая внимания, как Наташа скривилась от отвращения.

Уловив нужный момент, Наташа Талашова от себя оттолкнула и больно ударила каблуком по ноге, но бежать не получилось. Кто-то из дружков уже перехватил её поперёк живота, приподнимая над землёй, другой удерживал за ноги, чтобы не брыкалась, и из арки потянули Наташу в сторону озера. Там сейчас тихо, пусто. Десятый час всё-таки.

О том, что угрозы не помогут, разъяснения не будут услышаны, Наташа догадалась, а вот что делать дальше, понимала слабо и принялась кричать. Громко, отчаянно. Впрочем, рот ей заткнули быстро, правда, ладонью, что, то и дело, соскальзывала, потому кричать она продолжала до тех пор, пока не оказалась на земле у самой воды, пока, заставляя заткнуться, ей не дали ногой по дых. Её лёгкий плащ силой содрали, буквально разрывая на куски. Кто-то выкручивал руки, кто-то юбку задирал, стаскивал трусы. Она потерялась, не видела лиц, от страха не могла различить голосов. Только кричала истошно, но теперь насильников это, казалось, не беспокоило вовсе. Были слишком увлечены общей эйфорией развернувшегося действа. Ведь они, простые парни из рабочих семей, дочку генерала Измайлова сейчас на пятерых делили.

В какой момент её тело терзать прекратили, Наташа толком и не поняла. Сначала чужие руки обмякли, с тяжестью опускаясь на её грудь, потом исчез и болезненный захват на щиколотках, не было рядом и смрадного дыхания. Обессилено приподнявшись, она увидела, как буквально в двух метрах от неё отцовский водитель месит обидчиков кулаками. По красным кедам разглядела лежащего под ним Талашова. Наташа повертела головой и невдалеке, в кустах, увидела ещё двоих. Она опомнилась, громко всхлипнула и расплакалась от облегчения, понимая, что тот успел вовремя, что защитил, что не будет больше ничего этого.

– Тише, не плач. – Услышала над ухом тихий шёпот.

– Я… я так испугалась… – Вжалась Наташа лицом в застиранную гимнастёрку, ногтями вцепилась в спину, понимая, что сама подняться не в состоянии.

– Надо бы милицию вызвать. – Как-то неуверенно предположил спаситель, поставив Наташу на ноги. Отыскав её туфли, помог с ними справиться, на ноги обувая.

– Да пошли они к чёрту, уроды! – Громыхнула Наташа истерическим криком. – И этот скоро явится… предводитель… Чтоб они все разом провалились, вместе со своим Громовым! Отморозки проклятые! – она грязно выругалась, видимо, не успевая прийти в себя.

– И это вместо спасибо, Измайлова? – Смешливо проговорил спаситель, и Наташа подняла глаза к его лицу, нервно щурясь.

– Громов?.. – Неуверенно потянула, стараясь прогнать из горла ставший непроходимым ком. – Ты… ты как здесь? Откуда? Ты специально это?.. – Запнулась она, не зная, как обозвать, а Миша кивнул на спортивную сумку, что в стороне, прямо на земле валялась.

– Только с поезда. – Проговорил он серьёзно, а Наташа подбоченилась, нахмурилась.

– А эти?

– А что эти?

– Да так… – Язвительно потянула. – Готовили меня к твоему приезду.

– Надо же… Я, значит, не готовился, а они, так, вовсю. – Усмехнулся Громов, делая ситуацию несколько комичной. Видимо, именно оттого Наташа нервно хихикнула, правда, тут же расплакалась, вжимаясь всё в ту же гимнастёрку с двойным усердием.

– Не плачь, всё прошло. Ведь прошло? Они тебя не обидели? – Громов оглянулся на бывших товарищей, а Наташа непроизвольно коснулась его лица, предлагая смотреть только на неё. – Ты милицию думаешь вызывать? – Громов повторил свой вопрос, а Наташа замялась.

– А что мы им скажем? Напали? Хотели изнасиловать? А что потом? Предъявим порванное бельё, которое они приобщат к делу? Но ведь не изнасиловали! И ничего не украли! У меня и красть-то нечего… Потрепали немного, а это максимум года два условно, даже при пометке, что напали группой лиц.

– И отягчающее не поможет? Ведь в состоянии… какого? Алкогольного?.. – Громов присмотрелся к лицу одного из дружков.

– В состоянии наркотического опьянения. – Поддакнула Наташа, но лишь развела руками. – Это мало что меняет.

– А ты отца попроси. Он быстро найдёт для них тёплое местечко. – Отчего-то чрезмерно весело хохотнул Громов. Наташа нахмурилась сильнее и теперь будто с обидой.

– Что ты имеешь в виду?

– Нашу с тобой прощальную встречу, разумеется. – Посмотрел тот, склонив голову набок. – Дальше меня служили только пингвины. – Добавил он с наигранной весёлостью, но не злился. Наташа по глазам видела, что злости нет.

– А что я могла ему сказать? – Устало пожала она плечами, разворачиваясь в сторону домов. – Я и не думала просить, чтобы как-то поучаствовал.

– А он и сам догадался. – Возразил Громов, не двигаясь с места, и Наташа вздохнула, останавливаясь.

– Ты мне что-то предъявить хочешь? – Невесело улыбнулась она. – Так, давай! – Руками взмахнула, подбадривая. – Заверши начатое! – Наташа сбросила туфли с ног, хлопнув по длинной юбке ладонями. – И отблагодарю заодно, и по долгам рассчитаюсь!

– Ладно, успокойся. – Отмахнулся Громов, заново её туфли собирая. Скомкал в руках и разорванную, разбросанную по озёрной грязи одежду. – Ничего я не хочу. Устал. Помыться бы, да выспаться. – Он подобрал свою сумку и, решительно обогнув Наташу, двинулся вперёд первым. – Идём, я провожу. – Оглянулся, понимая, что Наташа так и стоит на месте, не решаясь следовать за ним.

Уже стоя у двери её квартиры, отчего-то не спешил.

– Может, зайдёшь? – Передёрнула Наташа плечами и попыталась улыбнуться, хотя чувствовала явную неловкость. – Родителей дома нет. Я одна. Не знаю… чаю выпьешь, что ли…

– Ага, печенья пожую… Не нужно ничего этого. Говорю же, с дороги устал. Отдохнуть хочу. Мать давно не видел.

– Можно подумать, она ждёт тебя! Заходи. Переночуешь у нас, а утром на свежую голову и домой можно. – На этот раз Наташа проявила настойчивость и в голосе, и в действиях, потянув Громова за локоть в квартиру.

– Пьёт?

Наташа повела плечиком, не желая показаться сплетницей.

– Я за ней не слежу, но всё же…

– Понятно…

– Ты разувайся, не стой. – Поторопила она его, а Громов отчего-то криво улыбнулся и потоптался на месте.

– Аромат солдатских ботинок не для столь утончённых особ. – Выдавил он из себя, наконец, и выпрямился, демонстрируя явные намерения всё же покинуть гостеприимный дом, на что Наташа безразлично пожала плечами.

– Можно подумать, от меня весенними цветочками пахнет. Вон, в грязи вся… замарашка… – она увела взгляд в сторону, как вдруг решительно выдохнула. – Извини меня за те слова. И за все остальные тоже. Я не со зла. В азарте. Ты слово – значит, я два должна. – Старые обиды припомнила, а Громов улыбнулся только.

– Ну да, и я так…

– Вот и договорились до того, что сейчас не знаем, как себя вести. Давай забудем! Ты возмужал, я выросла.

– Ух ты, слова какие…

– И не нужно меня задевать. – Возмутилась Наташа в голос, но тут же примирительно улыбнулась. – Ты меня действительно спас и я тебе за это благодарна. А я умею быть благодарной, не сомневайся. Раздевайся, иди в душ. Думаю, планировка квартиры у нас та же, не заблудишься, – она махнула рукой в сторону ванной комнаты и ушла вглубь коридора, закрываясь в комнате на замок. – Полотенце я принесу. – Сообщила из-за двери, видимо, припоминая, как делала мать, приглашая на ночлег своих гостей.

Чай пили в каком-то неприятном гнетущем молчании. Наташа всё больше Громова разглядывала и, наконец, поняла, отчего все девчонки были в него влюблены. Суровую мужскую красоту разглядела. Кулаки мощные, руки сильные. Взгляд хмурый, напряжённый, а оттого особенно притягательный. Сейчас тёмные волосы лишь коротким ёжиком топорщились, а ведь прежде Громов носил удлинённую стрижку. И форма была ему к лицу. Точно как папе! А ещё у Громова ладони были тёплыми и голос такой, что всё внутри трепетало. Сейчас он, конечно же, молчал, но вот когда говорил… она вспомнила и поняла, что странные волны тепла разливались по телу от негромкого хриплого голоса. Прежде он таким не был. И притягательности в нём было на ноль. Теперь же только и успевай себя одёргивать! За это Наташа на Громова злилась.

– Измайлова, не на выставке ведь. – Улыбнулся он вдруг, заставляя залиться румянцем смущения за то, что посмела разглядывать. За то, что так нагло.

Сначала он улыбнулся, а потом рассмеялся и накрыл её ладошку своей грубой солдатской. Это стало откровением. Наверно, именно в этот момент она в него и влюбилась. Да так, что не разглядела повода это скрывать. Завертелось всё как-то. Слишком быстро, что ли… Слишком остро. Когда никого вокруг, только они вдвоём, когда петь и танцевать хочется.

А дальше всё было. Всё то, что может себе позволить приличная девушка в компании неприличного парня. То есть кино на последний сеанс или цветы из палисадника, за которым ухаживала соседка. На эти ромашки весь двор любовался, а Громов сорвал и подарил ей одной.

Он смотрел на неё, как на звёздочку. Именно так, как Наташа того заслуживала. По крайней мере, Наташа была убеждена, что так и никак иначе должны смотреть на неё мужчины. И Громов стал для неё особенным. Ему она позволяла больше остальных. Ему она давала понять, что лот разыгран и приз достался достойнейшему. С её молчаливого согласия Миша встречал Наташу из школы, он же провожал и на уроки музыки. Все говорили, что у неё талант, что большое будущее, и Наташа соглашалась. Когда она играла, всё вокруг замирало в предвкушении. Птицы переставали петь, а бабочки забывали, что когда-то умели порхать с цветка на цветок.

И местную шпану Громов разогнал, не глядя на то, что когда-то пили и гуляли вместе. Он исправился, он стал другим, прочувствовал тот уровень, который Наташа принесла в его жизнь. Стал на новую ступень. Прижимал её к своей груди и все краски мира обещал, ничего не требуя взамен. А Наташа и так готова была всё ему отдать. Не сейчас, правда, а потом, после свадьбы, которая случится, как только она окончит школу. Мама за отца тоже сразу после школы выскочила и ни разочка не пожалела! И Наташа так же будет. Обязательно будет!

Две недели забвения пролетели как один миг, а потом случился неприятный разговор. Тот самый, который поставил жирную точку в её счастливой жизни, в её детстве, в её наивном забытьи. Отец кричал так, будто случилась, по меньшей мере, третья мировая. Он раскраснелся, не стеснялся в выражениях и откровенно угрожал расправой, посмей только Наташа ослушаться его отцовского наказа. Суть всех претензий и упрёков сводилась к тому, что в «женихи» Наташа себе выбрала… м-м-м… мягко говоря, не того. Насколько именно «не того», отец тоже объяснил. Разрисовал, так сказать, в красках. А чтобы уж точно поняла, что перечить не стоит, ещё и запер в комнате. Ни слёзы его не трогали, ни её жалкие восклицания. Генерал Измайлов был против. Какие ещё варианты могут при этом существовать?..

– Папа, если ты сейчас же не прекратишь, я уйду из дома. – Выдохнула, наконец, Наташа, выбившись из сил, уверившись в том, что переспорить отца невозможно. И даже мама не захотела её поддержать. А ведь когда-то сама… сама, вот, точно так же пошла против воли отца!

Тогда всё было так, а сейчас совершенно по-другому! И дедушка в зяте души не чает. Так, почему же… А впрочем, задать этот вопрос Наташе позволено не было. Но не будь она дочкой генерала Измайлова, если бы сейчас послушалась отца. Девушка прекрасно понимала, чего хочет, и точно знала, как этого добиться. «И пусть даже таким низким и непристойным методом, но свадьбе быть!» – решила она для самой себя и пробралась через окно в кухню, страшно рискуя сорваться с третьего этажа и как минимум покалечиться! Без должного интереса она повернула голову в сторону просторной гостиной, где мама отпаивала отца коньяком, и с высоко задранным подбородком проследовала через всю квартиру к выходу. Правда, хлопнуть дверью не решилась, всё же отец мог опомниться, догнать её и сломать все грандиозные планы.

Громов её визиту, казалось, удивлён не был. Посмотрел на Наташу как-то печально, подпёр локтем дверной косяк, устроил голову на кулаке, тяжело вздохнул. Наташе ничего другого не оставалось, как наиграно весело развести руками и без приглашения ступить на чужую территорию.

– Вот она я! – Рассмеялась собственной неловкости. – Любите меня, восхищайтесь, носите на руках! – Резко смолкла, почувствовав небывалое прежде напряжение. – Миша, а я из дома ушла. – Пожала она плечами, ожидая от него какого-то шага. И чтобы тот непременно был столь же решителен, сколько и её.

Но всё, на что хватило Громова, так это на то, чтобы всё же захлопнуть дверь квартиры и не радовать заскучавших соседей подробностями личной жизни. Он посмотрел на Наташу как-то невесело. И так внимательно вглядывался в её лицо, будто что-то в нём найти пытаясь.

– Я разговаривал с твоим отцом сегодня. – Соглашаясь с какими-то своими мыслями, кивнул он. Наташа ухмыльнулась.

– Я тоже сегодня с ним разговаривала. – Стрельнула глазками, совершенно не чувствуя своей вины в неприятностях Громова, которые отец, без сомнений, уже успел устроить. И с работой, и с больным вопросом по жилью, ведь мать Громова задолжала государству кругленькую сумму по квартплате…

– Разговаривала? И что?

– И вот! – Снова развела Наташа руками. – Берите, я вся ваша. – Неловко рассмеялась она, отступая вглубь квартиры.

Не отпуская взгляда Громова, пятилась, уверенно стягивая с себя лёгкую курточку, атласную ленту с шикарных волос, сдвигая в стороны бретельки платья. Не испугалась его тяжёлого взгляда и не хотела замечать сцепленных челюстей, закрыла глаза и на судорогу напряжения, что прошлась по мужскому лицу.

– Ну же, смелее! – Рассмеялась она чужой нерешительности, и обвела губы языком, увлажняя их. Громов нервно сглотнул.

– Ты хорошо подумала? Мне показалось, Генерал Измайлов настроен крайне решительно.

Громов недобро прищурился, но всё же приблизился.

– Генерал Измайлов не заслуживает нашего с тобой внимания. По крайней мере, не в эту ночь. – Сообщила Наташа доверительным шёпотом, увлекая за собой. И поцеловала его. Сама. Первая.

Она поддалась волнительной дрожи, закрыла глаза, предвкушая, а потом захотелось забыться.

Приглушённые голоса Наташа расслышала сквозь сон. Мужские голоса. Один строгий, властный, и другой… мягкий и уступчивый. И в спальне она уже была одна. Стало неприятно и холодно. Наташа растёрла плечи, подтянула к себе платьице, спешно его надела, и приоткрыла дверь из комнаты, прислушиваясь к внезапно наступившей тишине. В коридоре было темно, и лишь свет из кухни тускло пробивался через кусок обойного листа, которым был заклеен проём для выбитого много лет назад стекла.

– Я надеюсь, ничего не поправимого ты не совершил? – Раздался голос генерала Измайлова с какой-то злой издёвкой. Громов, казалось, оставался совершенно спокоен, и, как Наташа поняла по интонации, мягко улыбнулся.