Московское царство. Процессы колонизации XV–XVII вв.

Все это лежало в частных библиотеках страны…

Притом переводили как с греческого, так и с латыни, во времена Московского царства даже, наверное, больше с латыни.

И хотя святой Максим Грек учил: «Время бо уже есть обратити просто на познание благочестия, а не яко же кичят аристотельстии философи, но предлагая догматы честныя и простыя истинны, не в помышлениих ложных и образованиих геометрийских, в них же ходившей не ползовашеся, но от истины далече заблудиша», – на Руси и позднее в России авторов языческой эпохи воспринимали без враждебности. Да, были в древности такие мудрецы, да, порой они мудровали лукаво, да, богословие и благочестие христианское всегда были, есть и будут выше их трудов, но читать древних авторов можно, поскольку, за редким исключением, в списки «отреченных книг» они не попали.

Когда ученый иеромонах Тимофей закупал книги для большого училища, устроенного при царе Федоре Алексеевиче на Московском печатном дворе, среди прочего он приобрел тексты Эсхила, Эзопа, Аристофана, Гомера, Софокла, Лукиана, Гесиода, Аристотеля, Платона, Демосфена, Катона, Гиппократа, Галена, Пифагора, Павсания, Геродота, Аммиана Марцеллина, Дионисия Галикарнасского, Диодора Сицилийского…

Пожалуйста, просвещайтесь!

Однако все пестрое многообразие античного наследия прошло по периферии средневековой русской культуры. Оно никогда не попадало в ее фокус, интересовало лишь относительно небольшую часть интеллектуальной элиты и не оказывало сколько-нибудь серьезного влияния. ни на что.

Ни на политику, ни на состояние общества, ни на богословие…

В литературе русский человек предпочитал воинскую повесть, поучение или житие православного святого, «слово» древнего инока-мудреца. «Повесть о Петре и Февронии Муромских» – вот что ему нравилось. Всякую философию он ставил ниже Священного Писания. Среди памятников исторической мысли предпочитал хронограф (история библейская, евангельская, христианских царств) да родную летопись, повествовавшую о деяниях предков. А хронограф и летопись возникли на основе византийских церковных хроник, авторы которых прямо противопоставляли свои труды историческим трактатам языческой традиции.

В России получили крайне слабое развитие «тайная наука» и разного рода тайные общества, с нею связанные. Средневековая Европа ими кишмя кишела, а уж Европа раннего Нового времени и прежде всего Италия оказались просто наводнены ими.

Что в Московском царстве? Да ничего яркого. Большей частью радикально настроенные еретики, враги церкви и монашества. Еретики-жидовствующие, конечно, принесли с собой запретные тайные знания. Вот уже и при дворе стареющего Ивана III умники, созревшие для звания «избранных», начинают интересоваться такими вещами. Его доверенное лицо, дьяк Федор Курицын, пользуясь тайнописью, составляет так называемое «Лаодикийское послание», где сказано, что чудотворение усиливается мудростью. Балуется умный книжник, ищет знание помимо церковной традиции, черпает его из темных источников.

Но еретиков в первой половине – середине XVI века русская церковь и московские государи разогнали и, как говаривали в ту пору, «гораздо понаказали» – вплоть до костров. Немногое от них осталось.

В книжных хранилищах начитанных аристократов, лукавых иереев и богатых купцов лежали запретные книги: «Рафли», «Волховник», «Шестокрыл», «Звездочетец», «Воронограй», «Громник», «Аристотелевы врата» да всякого рода апокрифы. Колдовством занимались на бытовом уровне. И точно так же, на бытовом уровне, быстро и крайне жестко гасили его власти: русские «колдовские процессы» XVI–XVII столетий исчисляются сотнями.

По большому счету, в сравнении с Европой, сплошь охваченной в XIV–XVIII веках неистовым темным пламенем тяги к колдовству, астрологии, демонологии и сатанинской мистике, все это выглядит очень скромно.

Лишь один «исторический эксперимент» XVI столетия вызывает неприятные подозрения, а именно Слободской орден, существовавший внутри опричнины Ивана IV. Видимо, возник он не сразу, скорее всего, где-то на рубеже 1560—1570-х годов. Особая одежда, которую носили опричники, особая символика – собачьи головы и метлы, особая псевдомонастырская иерархия и широкий кровавый след, тянущийся за Слободским орденом, заставляют ассоциировать его не с православной иноческой обителью на светский лад и не с европейскими духовно-рыцарскими орденами, а со сборищем тайным, с неким сообществом «посвященных». Речь идет далеко не обо всей опричнине – это явление сложное, многообразное, – а лишь о ее сердцевине. И присутствие на излете опричнины рядом с православным государем Елисея (Элизиуса) Бомелия, колдуна, чернокнижника, астролога, отравителя, настраивает на скверную мысль: мог ли этот яркий представитель европейской тайной науки дать государю Ивану Васильевичу эзотерическое посвящение? Оставим вопрос без ответа. Худо уже то, что такая дрянь стояла рядом с престолом на протяжении многих лет.

Псковская летопись доносит мнение русских современников об альянсе царя с магом: «Прислаша немцы к Иоанну немчина, лютого волхва, нарицаемого Елисея, и бысть ему любим в приближении. И положи на царя страхование, и выбеглец от неверных нахождения, и конечне был отвел царя от веры. На русских людей возложил царю свирепство, а к немцам на любовь преложи: понеже безбожнии узнали своими гаданьи, что было им до конца разоренным быти; того ради такова-го злаго еретика и прислаша к нему: понеже русские люди прелестьни и падки на волхвование». Какое «страхование» возложил Бомелий на Ивана Васильевича и сколь далеко «отвел от веры» – также вопросы без ответов. Известно лишь, что именно при Бомелии архиепископ Новгородский Леонид удостоился дикой расправы: «обшив» медвежьей шкурой, его затравили собаками…

Но Слободской орден после недолгого существования исчез, а царь сошел в могилу православным человеком. И если Бомелий (или же через него кто-то повыше) пытался укоренить в России саженец сатанинского дерева, то попытка не удалась.

Вся эта темень по-настоящему и всерьез дотянется из Европы до России лишь в XVIII веке.

Европеец назвал бы еще одно отличие, заговорив о «тирании» и «деспотизме» государственного строя России, о социуме, где все, снизу доверху, – царские холопы. Согласиться здесь можно с тем, что русские государи от Ивана III до Петра I, то есть на протяжении всей старомосковской эпохи, располагали в среднем большей властью над жизнью и собственностью подданных, нежели их европейские коллеги. Это так.

Но, наверное, иного и не могло быть в эпоху, когда страна на десятилетия погружалась в состояние военного лагеря. Россия, помимо полярных морей на севере, не имела в тот период естественных географических границ. Территорию ее не загораживали от неприятельских нашествий горные хребты, моря, пустыни. Приходилось полагаться на крепости и военную силу, находящуюся в постоянной боевой готовности. На востоке (до покорения Казани), на юге (до ликвидации Крымского ханства), на западе (всегда) находились сильные воинственные соседи.

В такой ситуации милитаризованное самодержавие – самый эффективный государственный строй. Разумеется, если у народа нет желания почувствовать на своей спине чужой сапог и увидеть, как собственный дом превращается в проходной двор.

Константинопольская империя на протяжении всего ее почти двенадцативекового существования вынуждена была решать ту же проблему «проходного двора». Вплоть до XII века императоры, их «стратилаты» и дипломаты с проблемой справлялись. Ласкари и ранние Палеологи, примерно до Андроника III включительно, также более или менее «держали удар». Но не будь их правление самодержавным, удавалось бы им столетиями накапливать и «ставить в строй» колоссальные ресурсы, необходимые для выживания? Сомнительно.

Итак, Россия до Петра I являла в сравнении с Европой столь кардинальные отличия, что должна считаться совершенно иным миром.

Разумеется, европеец мог научить русского полезным техническим навыкам и приемам, передать ему полезное знание по части военного дела и коммерции. Итальянец был в Москве желанным гостем при Иване Великом, Василии III, Иване Грозном. Он учил русских мастеров возведению столь масштабных и величественных храмов, как Успенский собор, премудростям современной фортификации, литейному мастерству, книгопечатанию, чеканке монеты. Немец и шотландец в XVII веке помогали создать армию, состоящую из «полков нового строя». Голландец оказывался незаменим при создании металлургических и стекольных заводов.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Авторы этой книги очень хорошо помнят, что по исторической географии России создавали крупные труды Н.П. Барсов, Е.Е. Замысловский, А.А. Спицын, М.Н. Тихомиров, А.В. Муравьев, В.В. Самаркин, А.В. Дулов, М.В. Зайцев, Н.А. Курсков. Но в их трудах редко виден генерализующий эффект от обобщения «большой истории» и исторической географии как вспомогательной исторической дисциплины. Разве что Л.В. Милов в своем фундаментальном труде «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса» подобного эффекта добился: нарисовал впечатляющую панораму жизни русского крестьянства в постоянной глубокой зависимости от состояния почв, погоды, климата, иных природных факторов, а через крестьянство, самую многолюдную часть русского социума, вышел и на глобальные проблемы истории России в целом.

2

Иное название: Московское государство, Московское царство.

3

«Европой» в России традиционно называют несколько высокоразвитых западноевропейских государств, прилагая тамошние эталоны к понятию «Европа» в целом. Для России полновесная, эталонна Европа – это Англия, Франция, Голландия, Германия, Австрия, кое-что из Скандинавии, Италия. Остальное – Европа второго и третьего сорта, как бы недо-Европа. Возможно, сам знак равенства между понятиями «Европа» и «Западная Европа» некорректен. Возможно, правильнее было бы говорить о западнохристианской цивилизации, восточнохристианской цивилизации и постхристианской цивилизации: тогда Византия, Россия и, скажем, Болгария и другие государства, ярко маркированные православием, – это уже особый извод Европы, а не особый мир за пределами Европы. В духе: «Не отдадим Западу Европу! Не оставим узурпацию понятий без ответа! Европа и наша тоже!» Но для этого надо слишком уж дорожить самим понятием «Европа», а мы особенного почтения к этому понятию не испытываем.

4

Разумеется, пока Константинополь не осквернился унией и властью магометан.

5

Вне зависимости от того, что сам факт передачи инсигний на Русь в XI веке мифологичен.