Тёмная сторона луны. Выжить рядом с психопатом и обрести себя. Основано на реальных событиях

Мы едем на заправку, сосредоточенно глядя перед собой на дорогу. В моей голове пустота, он включает музыку. На заправке деловито цапает барсетку с заднего сиденья, копошится у бензоколонки, а я ловлю себя на озарении: нас связывает нечто глобальное. И у нас будет ребенок. Отмахиваясь от такого неожиданного прозрения, говоря «чур меня», напоминаю себе: «Он инопланетный разведчик, женщина, думай о том, какие тайны вселенского масштаба тебе открываются».

Наши беседы станут регулярными. Мы будем сидеть в его машине – то на берегу Шарташа, то перед моим домом. Я стану задавать вопросы, а он на них отвечать. То, что он говорил, казалось невероятным, взрывало мозг – логика бытия, устройство мироздания, возможности его цивилизации. Не ясной лишь оставалась мое участие в его миссии. На мой осторожный вопрос он уверенно ответил: «Я всегда знал, что у меня появится такая Соня», как бы подчеркивая мою уникальность. Девочке, которая всю жизнь чувствовала себя ненужной отцу, плохой и незначительной, услышать такие слова было как бальзам на душу. В животе порхали бабочки, по небу проскакали радужные единороги, пукая радугой, голова закружилась от счастья. Откуда мне было знать, какой смысл он вкладывал в эти слова? Откровенно говоря, я и не спрашивала – было ясно без слов: я имею смысл, я – нужна!

Долгое время наши отношения были именно такими – платоническими. Мысля себя его ученицей, а его – своим Учителем (о котором был направлен запрос во Вселенную), я следовала всем его предписаниям. Их было немало.

Во-первых, я должна была соблюдать диету, исключить из питания кофе, чай, алкоголь, бросить курить, то есть вести здоровый образ жизни.

Во-вторых, вести аскетичный образ жизни, спать на полу (что было крайне полезно для позвоночника).

В-третьих, развивать свои экстрасенсорные способности.

В-четвертых, докладывать и отчитываться Учителю обо всем, что у меня на душе и в мыслях, с кем я встречаюсь, о всех своих контактах, вести дневник.

«Мне нужен связной, – объяснил он, – для связи с моим начальством». Таким связным должна была стать я, его Соня. Через некоторое время я была представлена другой связной, его бывшей учительнице информатики, которую в дальнейшем я буду называть Н. И. Ей оказалась полная энергичная дама, которая без обиняков посвятила меня в азы будущей профессии и поведала, что сама исполняет функции связной с трехлетнего возраста.

«С тобой будет работать наставник из наших, каждый день ты должна выходить на связь и вести запись», – диктовала она. Н.И. вызывала доверие, улыбалась, много шутила, смеялась, однако содержание их отношений с Учителем вызывало у меня любопытство. Казалось, что они очень близки – иногда она позволяла себе неподобающее, как казалось мне, панибратство. За шутки и подколки Учитель ласково называл ее Наглецкая, объясняя мне, что его связисты не только смеются, но и плачут. «Почему плачут?» – не понимала я. Он пожимал плечами, хмыкал: «Ты не представляешь, какое количество персонала обслуживает мою миссию, – говорил он, слегка картавя, – это очень тяжелая работа».

Иногда мы ездили на переговоры с космосом втроем, покупали чипсы и минералку, часами они вели непонятные разговоры с каким-то Г., а я слушала и дремала на заднем сиденье машины. Время от времени мне казалось, что действительно в машине незримо присутствует кто-то еще, а в теле ощущались необъяснимые и неприятные ощущения – давление на голову, слабость, головокружение. Учитель задавал вопросы, Н.И. делала задумчивое и сложное выражение лица, после некоторого молчания отвечала. Бывало, что голос ее менялся, становясь более низким и грубым, как будто ее губами говорил мужчина (что меня весьма впечатляло). Содержания этих бесед я не запоминала, но, по большей части, они носили весьма бытовой характер. Учитель требовал предоставить ему какую-то информацию, гарантии, иногда радостно сообщал, что ему дали очередную «медальку» за успешно выполненную операцию. Часто в разговорах упоминались противники, служащие себе, чинящие препятствия и строившие козни. После таких бесед часто Н.И. уставала и долго болела, а Учитель мне говорил: «Вот умрет Наглецкая, тебе придется ее заменить».

Однажды Учитель с Н.И. сообщили, что пришло время «открыть мне канал». Я ужасно волновалась накануне, воображая себе, как это будет происходить. Что я увижу? Параллельную Вселенную, ангелов, рептилоидов? А вдруг я не выдержу и сойду с ума? Или проснусь, как Нео в каком-то контейнере с подключенными ко мне шлангами? Ночь я не спала вовсе, волнуясь перед предстоящим экзаменом. Страху нагоняли и тревожные предостережения о строжайшей секретности, а также о том, что работа на Контору, как они называли этих кассиопеян, не предусматривает оклада, выходных и соцпакета. «Вход – рубль, выход – два», – часто повторял он. Боже, как он был прав.

Торжественное открытие состоялось в машине, на ночном берегу озера Шарташ. Мы с Учителем сидели и молчали некоторое время, ничего не происходило. Никаких фейерверков, фанфар и летающих тарелок. Хотя иногда мне казалось, что за мной наблюдают гигантские богомолы – это оказывались обычные комары. Мы хранили молчание, затем он неожиданно сказал: «Канал открыт, можешь спрашивать… Что ты хочешь спросить?»

Я ничего особенного не почувствовала, но, преисполнившись мистического трепета, собрала всю волю в кулак. Нужно было задать правильный вопрос, интересный вопрос, важный вопрос. Как назло ладони стали ледяными, ноги ватными, сердце ушло в пятки, а голова предательски пустой.

«Ну же, спрашивай, ты можешь теперь говорить», – поторопил Учитель. «Э-э-э… м-м-м… ну… я хочу спросить… есть ли у кошек сознание?» – запинаясь, прошептала я.?

«Что-о-о? – он уставился на меня так, будто услышал невероятную ересь. – „Сознание у кошек? Хм! Ну и вопрос!“ „Да!“ – уже настойчиво повторила я. – Именно это я и хочу спросить: есть ли сознание у кошек!»

Мне стало смешно от моей неловкости, но я хотела получить свой ответ. Надо сказать, что в то время у меня жила кошка по имени Иштар, и этот вопрос был весьма актуальным. Время от времени кошка Иштар вела себя не по-кошачьи разумно. Если кто и мог объяснить ее поведение, то представитель Кассиопеи, внеземной и сверхразумной цивилизации СД.

«Ну, ладно, – разрешил Учитель. – Спрашивай».

Я попыталась представить свой «канал», который как пуповина связывал мою голову с пространством, в котором находился мой неведомый собеседник. На секунду мне показалось, что действительно в моей голове появляется ответ: «Да, есть». О чем я радостно рапортовала Учителю. Он рассмеялся и сказал, что я готова к работе, пришло время серьезных тренировок.

Тренировки состояли из ежедневного «выхода в канал» и бесед с наставником, который будет присутствовать «с той стороны». Требовалось записывать каждое занятие, а также сны. Сны мне в то время снились фантастические, поэтому записывала я их с огромным удовольствием. Содержимое ежедневных бесед не впечатляло, однако были моменты с такими спецэффектами, природу которых я до сих пор я не могу себе объяснить.

Например, я действительно видела перед своими закрытыми глазами яркие и объемные образы: старца в длинном плаще, с белой бородой, который отвечал на мои вопросы. Или зеленых гигантских богомолов, от которых веяло опасностью. «Это служба охраны, – объяснял учитель. – Их не стоит бояться». Но я боялась этих богомолов до дрожи в коленках.

Мне часто снились яркие, радужные, живые сны, как я летаю, путешествуя по подземельям метрополитена, по высоким вершинам гор. Время от времени перед пробуждением я понимала, что мое тело спит на полу, а я в это время летаю, как мячик, под потолком, перелетаю со шкафа на стол, а если желаю, могу выйти через окно и прогуляться по крышам соседних домов. Однажды в таком сне я специально оставила царапину на потолке комнаты, которая затем долгое время украшала ее и напоминала о моих приключениях. Я безоговорочно верила каждому слову Учителя, Н.И. и их объяснением происходящего. Со мной беседовали представители Кассиопеи, служащие другим, а я была принята на новую работу – связного.

Поскольку, обсуждать секретную работу с кем-либо было строжайше запрещено, никто из моих друзей и близких знать не знал, что со мной происходит. Однажды, гуляя со своей школьной подругой Криской по берегу Исети, я осторожно поведала ей идею, что мир не так прост. Что идет незримая война добра и зла, а представители СД сражаются с рептилоидами.

Криска посмотрела на меня своими карими глазами очень внимательно и спросила: «С чего ты взяла?»

Вопрос мне не понравился, я помялась и ответила: «Ну, так, один знакомый рассказал, да вот почитай статью в интернете».

Крис сказала: «Знаешь, Соня, тебе не кажется, что это какая-то секта?»

«Ну, ты скажешь! – фыркнула я. – О сектах я знаю все, чтоб тебе было известно, никакая это не секта!»

«Ну-ну, – протянула Крис. – Будь осторожнее».

Конечно же, я ее не послушала.

Ко времени этой беседы я уже год работала в маленькой, но гордой компании, создавая и продвигая веб-сайты. Руководство компании глубоко разделяло идеологию Рона Хаббарда – сайентологию. Все сотрудники компании были обязаны изучать дианетику, заполнять отчеты и выполнять правила. Моей работе идеология компании не мешала, до тех пор пока руководство не начало задерживать зарплату. Отношения в коллективе были в основном теплые и дружеские: мы вместе гуляли, пили пиво и танцевали в клубах. Я позволяла себе подшучивать над учением и самим Хаббардом, чем вызывала раздражение у дирекции, но планы продаж выполняла исправно, поэтому меня снисходительно терпели. В наших беседах с Учителем я, конечно же, рассказывала о тэтанах, а он смеялся, разделяя мою иронию по отношению к «этим сектантам».

Постепенно, задержки зарплаты стали заметными, а требования к дисциплине и следованию учению все более жесткими. Мое тихое сопротивление становилось слишком заметным, а влияние на коллектив ослабляло моральный дух, и производительность труда падала. Поэтому мой руководитель, слегка стесняясь, в кулуарах очень вежливо попросил меня уйти. Возмущению моему не было предела! Я разозлилась, рассвирепела и незамедлительно сообщила о несправедливой дискриминации всем своим приятелям – программистам, продажникам и дизайерам. В этот же день, не получив расчет, мы почти полным составом встали и ушли отмечать увольнение – в знак протеста. Через некоторое время, уже работая на новом месте, я встретилась с директором и извинилась за эту выходку, сказав, что мне их идеология не подходит. Но я уважаю их выбор и право верить в любую чепуху. На что он мне сказал: «Ты ведьма! Если бы ты была мужиком, я бы тебя убил». Для меня это прозвучало как комплимент. Мы тепло попрощались, обнявшись. Я утерла нос Хаббарду.

Это было лето 2003 года – теплое, солнечное и беззаботное. Я устроилась работать в компанию к своему Учителю на перспективную должность и хорошую зарплату. Моя душа пела, я была свободна от дианетики, сайентологии и всяческого сектанства! Я была открыта новым знаниям. В мою жизнь пришла Большая Любовь.

БОЛЬШАЯ ЛЮБОВЬ

I may not always love you

But long as there are stars above you

You never need to doubt it I’ll make you so sure about it

God only knows what I’d be without you

If you should ever leave me

Though life would still go on believe me

The world could show nothing to me

So what good would living do me

God only knows what I’d be without you

(God only knows what I’d be without you).

Natalie Maines. God Only Knows OST Big Love

Платонические отношения с Учителем продолжались полтора года. За это время я узнала, что в миру он живет с девушкой Жанной. Я рассказывала ему о своих парнях, а он давал мудрые советы, как управлять мужчинами. Иногда он по-человечески жаловался на свою подругу, а однажды на встречу приехал совершенно разбитый, сказав, что она его предала, переспав с его другом. А коварная теща покрывала этот адюльтер. Его сердце было разбито. Как я его жалела и сопереживала, до слез было обидно! Как она могла так с ним поступить! Он один-одинешенек, на чужой планете, выполняет опасную миссию по спасению человечества. Мне казалось, что только я понимаю, как ему тяжело, и неумело старалась его поддержать, приободрить.

Когда мне было грустно, я искала поддержки Учителя. Жаловалась на непутевых бойфрендов, просила дать совет. Однажды мой парень, наш общий знакомый, сделал мне предложение. Мы долгое время встречались, он был милый, обходительный и со всех сторон хорош собой. Но я не могла понять, как мое замужество скажется на работе. И еще, он был не тот самый. Слишком простой, слишком обычный. Посоветовавшись с Учителем, я отказала, и наши отношения закончились.

Однажды вечером накануне моего дня рождения на меня накатила беспросветная хандра и грусть. Я почувствовала себя необычайно одинокой и поделилась с Учителем своими переживаниями. А он предложил альтернативу: шашлычок да под водочку. Ну как здесь было отказать – настоящее приключение! Мы купили вкусного, поехали ко мне на дачу и отправились гулять по летнему лесу, беседуя о важном. Я снова воспряла духом, он был рядом – такой крепкий и надежный, «как весь советский флот». Он приготовил потрясающе вкусный шашлык, а когда мы отправились спать, то случился и десерт. И тогда я влюбилась – по уши и самозабвенно.

Мне он казался идеальным мужчиной, принцем на белом коне – да он им и был. Инопланетный разведчик, высокий и статный, необычайно щедрый. Он никогда не дарил цветов, не делал комплиментов, говоря «я старый солдат и не знаю слов любви…», но любая его похвала заставляла сердце петь (и вновь прилетали единороги, попукивая радугами). Однако после десерта в наших отношениях кардинально ничего не изменилось. На мой осторожный вопрос: «А что нам теперь с этим делать?» он прохладно спросил: «С чем именно? Что-то изменилось?» И этим вызвал мое недоумение. Мне вновь стало казаться, что со мной что-то не так: «Я ему не нравлюсь? Я совершила ошибку?»

Моя тревога росла, но обсудить было не с кем – он держал подчеркнутую дистанцию, а мои неумелые попытки прояснить перспективу отношений высмеивал. После этого случая он на несколько недель пропал, уехав в Абхазию со своей девушкой и их друзьями. А я осталась наедине со своим смятением. Мое состояние и нарастающий внутренний конфликт начали сказываться на внешнем виде. Я сменила прическу, обрезав длинные волосы, начала красить их в дикие цвета. На коже появились прыщи, которые ничем не сводились. Снова начав курить и выпивать пиво с друзьями, я то набирала, то теряла вес. Но самым ужасным опытом стали начавшиеся панические атаки. Я могла упасть в обморок в автобусе, поэтому начала ходить исключительно пешком. Скопления людей вызывали приступ, я избегала концертов и сборищ. Иногда мне казалось, что я вижу ауры и слышу чужие мысли – даже в тишине я слышала, видела шум. При виде лифта задыхалась, поэтому поднималась по лестнице – так продолжалось несколько лет. Мне постоянно казалось, что почва уходит из-под ног, терялась опора, кружилась голова. Иногда я не могла есть несколько дней, горло сжималось, и я не могла глотать. Обращалась ли к кому-нибудь за помощью? Нет, не обращалась, потому что не знала, кто и чем мне может помочь. Когда я спрашивала об этом Учителя, он отмахивался: «Это нормально, с тобой работают».

Он вернулся, мы продолжили работу «в канале», и я чаще стала заменять Н.И. в беседах с его «начальством». У меня были друзья в туристическом клубе, и постепенно он начал присоединяться к нашим поездкам и праздникам. Мои друзья поняли, что мы пара, и приняли его в свою компанию. Он был весельчаком и балагуром, занимая центральное место в любой тусовке. Казалось, что он может выпить бесконечное количество алкоголя (что вызывало уважение у опытных матерых туристов). Джедай – так его звали в компании – был громким и ярким. У него всегда была с собой барсетка, полная денег, автомобиль, в который помещалось все необходимое для вылазки на природу. Из Учителя он постепенно превращался в Моего Джедая, хотя оставался при этом моим руководителем, взяв меня на работу в свой офис.

Всецело доверяя Учителю, я не ставила под сомнение ни одно его распоряжение. Если он говорил: «Прыгай!» – я прыгала. Он постоянно лихачил за рулем, выжимая больше 200 километров в час по трассе, входил в заносы на «ручнике», но каждый раз я оставалась абсолютно спокойной, веря, что мы не разобьемся. Неоднократно он демонстрировал чудеса бесстрашия и владения собственным телом, как кошка, балансируя на перилах моста, над железной дорогой. В его багажнике лежала тяжелая черная сумка, наполненная слитками вольфрама – для тренировки силы и выносливости. Алкоголь он принимал исключительно в целях «тренировки толерантности к этилену», предвидел будущее и читал мысли потенциальных врагов.

Я перестала встречаться с другими парнями, мое сердце всецело принадлежало только ему. При этом он продолжал жить со своей девушкой Жанной, чем вызывал сильнейшую ревность, однако эту тему поднимать категорически запрещалось, а все разговоры немедленно пресекались. Он приезжал ко мне тогда, когда считал необходимым, и оставался столько, сколько хотел. В такие дни я была бесконечно счастлива, готовя ему вкуснейшие блюда, наслаждаясь каждым лучиком его внимания. Я писала стихи о любви, покупала подарки, которые он принимал как нечто само собой разумеющееся.

Я начинала догадываться, что, кроме меня и Жанны, есть кто-то еще. Он мог внезапно сорваться с вечеринки или турпохода, сказав, что «начальство вызывает», умчаться в ночь. Однажды мы отдыхали большой компанией на Ревуне, порогах на Исети, месте тренировки туристов-водников в 120 километрах от города. Мужчины были очень пьяны, и он выпил не меньше бутылки водки. Однако, увидев эсэмэс на телефоне, он собрался, сел в машину и уехал в город. На мои попытки его остановить, он сообщил, что абсолютно трезв, и утром вернется, оставив меня одну в палатке гадать, кто его вызывал так срочно, да еще и среди ночи. Позже я узнала, что ему написала Алена, наш бухгалтер. Она была той самой, третьей невидимой силой, которая отнимала у меня и Жанны его внимание. В ту ночь он уехал к ней, чудом не разбившись на трассе.

Я приносила из дома в офис вкусные обеды, заботливо упаковывая их в пластиковые контейнеры. Все чаще я подмечала, что, кроме моих контейнеров, есть еще контейнеры «соперниц» – мысленно я именовала их именно так. Коварные соперницы, с которыми я делила моего любимого мужчину (это место в моей душе было занято им уже окончательно и бесповоротно). Он стал для меня всем: учителем, любовником, начальником, богом, другом, братом, – тотально распоряжаясь всеми аспектами моей жизни. Я не могла принять ни одно важное решение без его благословения.

«Куда это ты пошла?!» – спрашивал он, увидев, как я ухожу после рабочего дня из офиса. «На курсы итальянского!» – отвечала я. «Еще чего, тебе что, нечем заняться?» – говорил он!

И я бросила итальянский.

«Я хочу поехать в отпуск на море», – отпрашивалась я летом. «С кем?!» – хмурил брови мой Джедай. «С Настей и Аней, с девочками», – я уже заискивала. «Хорошо, можешь ехать, но чтоб ни с кем не гуляла там!» – разрешал он.

Все чаще, он отчитывал меня за ошибки, рабочие и дисциплинарные. Опоздания на работу, затянувшиеся перекуры, ошибки в документах – ничто не могло ускользнуть от его строгого взора. Мой отдел рос, как росли обязанности и ответственность. После каждой выволочки я чувствовала себя ужасно, хотелось стучаться головой об стену. Он мог прийти в мой кабинет и несколько часов распекать меня, пока я всхлипывала и соглашалась со всеми претензиями. Выходя из кабинета, я ловила на себе сочувствующие взгляды сотрудниц. Однако, приехав вечером на ужин как ни в чем не бывало, он был мил и любезен.

Время от времени я замечала его в компании с Аленой, а однажды стала свидетелем поздравления ее с днем рождения. Он стоял на коленях и вручал ей огромный букет роз. Букет роз! Ей! А не мне. Я потеряла дар речи и убежала плакать в свой кабинет. Когда он зашел ко мне, я сидела в слезах, тупо глядя в экран. «Опять бычишь, – хмыкнул он. – Ну и дура». И ушел.

Вскоре, я стала свидетелем другой сцены. В офис пришла Жанна. Она была прекрасна и свирепа – длинные белые волосы развевались, а острые наманикюренные ногти тянулись расцарапать его физиономию. Жанна кричала и обзывалась, он вжался в стену, размахивал руками и оправдывался. Затем, фыркнув что-то оскорбительное, она убежала, а он ушел зализывать раны к Наглецкой.

Так я узнала, что Алёна беременна. Мой мир рухнул вмиг. Ведь совсем недавно я сделала аборт. Он вынудил меня, пригрозил неведомыми последствиями, ведь я была еще и его связным с Конторой, и эту работу никто не отменял. Я должна была немедленно пойти сделать аборт, и точка. Я сидела на кухонном полу, плакала и умоляла отменить жестокое, несправедливое решение. Но он был непреклонен. Удар в спину, шок, крах. Эти слова впечатались в мое сознание, беременность Алены в нем не помещалась.

Тем же вечером он пришел ко мне мириться. Бессонная ночь разговоров, секс, снова разговоры, и к утру я сдалась, приняла новую реальность. Да, я была уникальна и важна для него. Он любит только меня одну, я значу больше, чем все другие «просто бабы». Тем более, моя работа важнее всего – только я заменю Наглецкую, которая при смерти после перенесенных стрессов. Он говорил и говорил, не умолкая, а я кивала, соглашалась со всем. Я должна быть твердой, жесткой, выше «бытовухи».

«Соня, ты не понимаешь, – втолковывал он настойчиво, – ты одна не справишься! Я слишком большой, сложный, я не человек. У меня колоссальный обслуживающий персонал, я как самолет! Эти плотские отношения – ничего не значат. Все сложнее, чем ты можешь представить своим маленьким мозгом!»

«Но почему ты заставил меня сделать аборт? Почему Алена!» – не унималась я.

«Так нужно, информация закрыта. – Он не счел важным объяснять подробнее. – И вообще, это не я решил – это они так решили. Можешь спросить у них. Я лишь сделал то, что мне сказали».

К этому аргументу было не придраться, я отступила и покорилась.

СЕРПЕНТАРИЙ

Паyки в банке глядят сквозь стены

Глазами меpтвой стpекозы.

Бегyт по кpyгy.

По кpаю кpиво занесло.

Паyки в банке хотели выжить,

Чеpез отpезок пyстоты увидеть солнце.

Во pтy толченое стекло.

Паyки в банке искали дыpы,

Чтобы вскаpабкаться навеpх – дpyг дpyга жpали.

Янка Дягилева. Песенка про паучков

«Я всех вас люблю, каждая из вас – для меня важна, – проникновенно произнес он – а сейчас вы договоритесь, как будем жить дальше». Сказав это, он ушел, оставив нас наедине друг с другом. Исподлобья мы смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Три блондинки, похожие друг на друга молодые, красивые женщины. Нас объединяло нечто большее, чем общий необычный мужчина, поместивший нас в эту ситуацию. У каждой из нас на месте отца в душе была большая дыра. Сидя за столом, мы молчали и ситуация становилась крайне неловкой.

Алена встала и пошла заваривать чай, положив в кроватку заснувшего младенца. Жанна теребила кольца и часы. Я сосредоточенно сопела и смотрела в стол, слушая стук сердца. Молчание затягивалось, и Алена начала расставлять кружки на столе. Мы были как пауки в банке, запертые могучей рукой в безвыходной ситуации. Любая из нас могла встать и выйти за дверь, но мы остались пить чай с печеньками.

Некоторое время мы все работали в одной компании, Жанна вернулась в съемную квартиру к Джедаю. Алена родила ребенка и переехала в новую, купленную недавно двушку, на кухне которой мы собрались. А я жила неподалеку в своей квартире – с рыжей кошкой и рыбками.

Джедай, по всей видимости, устав от наших нападок на него, решил объединить женщин в один коллектив и замкнуть контур злости друг на друге. Ему это удалось: в глубине души мы ненавидели друг друга и ту ситуацию, в которой оказались. Однако условием дальнейшей благополучной жизни было явно обозначено перемирие и сотрудничество. Каждая из нас имела ценность и могла чему-то научить всех остальных. Например, Жанна имела врожденное чувство стиля. Алена – разбиралась в финансах. А я просто была умной.

Мы с Жанной должны были помогать Алене с ребенком. Алене предстояло возвращаться к работе. Согласно замыслу нашего мужчины, таким образом мы должны были перенять опыт материнства. Очередность рождения детей была обозначена: следующей рожает Соня, а затем Жанна. По очереди мы помогаем друг другу растить детей.

Так началась эпоха «женсоветов», когда мы собирались чаевничать у Алены, обсуждая насущные проблемы, а также претензии Джедая к каждой из нас. Претензий было много, начиная от творческого хаоса на моей кухне, заканчивая систематической неуспеваемостью Алены на рабочем месте. Джедай настоял на том, чтобы она вернулась к работе через три месяца после родов, и требовал выполнения планов. Алена выполнить их не могла – сказывались гормоны, бессонные ночи и кормление грудью. Все, происходящее на женсоветах, Жанна с присвистом докладывала Джедаю, и его гнев все чаще обрушивался на бедную Алену, а иногда и на меня.