Загадка Чаромунти

И как только он закрыл глаза, видения повторились. Он опять шел по лесу, только уже за тем мужиком, с которым разговаривал в предыдущем сне. Шли они молча, пробираясь сквозь заросли леса. Солнце было ярким, а небо чистым и голубым. Но смотреть вверх долго не предоставлялось возможным, надо было смотреть под ноги и по сторонам. Тайга невнимательности не прощает. Шли они недолго и стали замечать, что лес меняется. Как будто они вышли из глубокой тайги и подходят к реке. Звук воды становился все отчетливей. Стало видно невысокую гору, которая была практически вся черного цвета. На ней кроме камней и нескольких кустарников ничего не было. Чем ближе они подходили к той горе, тем реже росли деревья, и были они не такими высокими, еще совсем молодыми. Вышли на поляну, справа была горная река, вода в ней бурлила и быстро текла вглубь леса. Река была у самой горы, и подойти к ней оказалось невозможным, таким стремительным было течение, да и берег был крутым.

Внимание привлек большой камень, он лежал почти на середине поляны. Можно сказать, это была часть горы, повторяющая очертания горы за рекой.

А еще тут стояло засохшее старое дерево у камня. И дерево, и камень были черного цвета, как будто их обожгло огнем.

– Это случилось здесь. Запомни это место. Именно отсюда я взял этот камень, сюда и спрячу до времени. Сила в том камне огромная, только поддается он не всякому. А кому служить будет, тот власть будет иметь безграничную и здоровье вечное. Мне дед про то сказывал, а нашел я его совсем недавно. Но не поддался он мне, видать не той породы я. Много живого я загубил на своем веку, и животных и людей пришлось. А тебе может, ты чист душой, я это сразу почувствовал. Только найти ты его должен сам. Он положил руку на большой камень.

И тут все стало исчезать, еще слышно было шум реки, но звук все отдалялся, и исчез совсем.

– Александр Николаевич, барин дорогой, проснитесь!

Открыв глаза, он увидела знакомые глаза. Сопровождающий тряс его за плечо и громко звал.

– Слава богу, Александр Николаевич! Солнце уже высоко, пурга кончилась. Ехать пора, а я вас добудиться никак не могу. Испугался до жути.

– Я так долго спал?

– Да всю ночь, вы еще что-то говорили во сне, но я не разобрал. Поехали?

Громов быстро поднялся. Сон, или это был не сон, быстро улетучился. Они сразу нашли свою повозку. И благополучно добрались до города. Приехав на место, он не нашел в кармане камня, лишь обрывок ткани, в которой он лежал с рисунком. Но всю историю он записал в дневник.

История бы так и закончилась, если бы Громову не показалось все таким реальным. И сон был явным видением, и он был в этом видении, но не самим собой. А кем? Вопросов было много, но ответов он не знал, пока не одна встреча, которая навела его на мысль разобраться со всем. В одной из деревень, которая находилась неподалеку от Иркутска, жил охотник. Про него Громову рассказали другие охотники. А примечателен тот охотник был тем, что появился в этом селении неожиданно, однажды он просто вышел из тайги. Никто не знал, откуда он и как здесь оказался. И странным был тот охотник, нелюдимым, часто пропадал в тайге, звали его Степаном. Шкурки он приносил отменные, да и самоцветы находил необычные. Как будто знал такие места, которые другим охотникам, которые всю жизнь в тех местах промышляли, и неведомы. Разговоров про того Степана было много, его и побаивались за его суровый и богатырский вид, да за то, что был он непонятен для многих. И решил Громов с тем Степаном познакомиться.

Встреча с охотником произошла не так, как ожидал Громов. Яростный лай собаки, больше похожей на волка, остановил его. Ждать появление Степана пришлось не долго, но и за это время у Громова пронеслось много мыслей в голове. Как начать разговор, как спросить Степана о том, чему сам Громов не очень-то верил? Видение в охотничьей избушке было, но может это и вправду был только сон? Ход мыслей замер на вопросе при появлении Степана. Тот вышел из небольшой избы и встал, прямо глядя на Громова. Лай собаки-волка тут же прекратился, и слышно было лишь тихое поскуливание.

Громов внимательно смотрела на Степана, ему уже нравился этот человек. Уверенный взгляд прямо в глаза, как будто в душу, говорил о том, что этот человек не будет лгать и лукавить. Время прошло немного, но для Громова оно как будто замерло.

– Это ты про меня спрашивал? Проходи в избу, – спокойно произнес Степан, и Громов послушно вошел в дом.

Несмотря на то, что дом был совсем небольшим, внутри было просторно и светло. Было убрано и очень вкусно пахло.

– Отвар будешь? Только приготовил.

Громов утвердительно кивнув, продолжал осматриваться.

– Ты говоришь или знаками будем разговаривать?

– Простите, Степан. Я просто не знаю, как начать разговор. Больно тема у меня странная, – наконец произнес Громов, смотря на Степана.

– А ты издалека. У нас так не говорят. В тайге вообще мало кто говорит. А ты не робей, коли не то скажешь, не бойся, не ударят.

Степан налил отвар из котелка в кружку и поставил перед Громовым. Отпив глоток, Громов даже причмокнул.

– Какой славный отвар. Меня недавно похожим потчевали в одной избушке в тайге.

– Так ты в той избушке был, в которой человека нашли? Так это я там сборы трав оставляю всегда. С него и отдохнешь на славу, и силы прибавятся. Пей на здоровье.

– А вы знакомы с тем человеком были? Ну, которого убили.

– Не знал я его, только знаю, что не хороший он был. Много в лесу зверья молодого побил. И все искал что-то, вопросов много задавал. За то смерть свою нашел, тайга таких людей метит.

– Степан, а вы верите в переселение душ?

– Эка, ты барин вопрос задал. Много в жизни людской есть не знамово. Есть дух, с ним человек живет, а вот что происходит с ним, когда он помират, неведомо. Ты же не про то хотел спросить.

– Не про то, прав ты. Мне в ту ночь в охотничьей избе привиделось так явно, будто я и вроде не я хожу по тайге. И место одно мне привиделось. Там черно все: и гора, и поляна, и камень большой. Там еще дерево было сухое, по форме крест напоминало. Так вот я и хотел спросить, знаешь ты про то место в тайге?

– А зачем тебе это?

– Привиделось мне, что спрятан там камень, чью силу мы не знали еще.

– Есть такое место в тайге, только туда дня три ходу, да и не по зиме туда ходить. Приезжай к лету, покажу и проведу тебя туда. Только шибко подумай, для чего оно тебе. Коли для забавы, то не пустят тебя туда.

– Кто не пустит?

– А ты сам подумай, кто. А теперь пора мне. И тебе пора, барин.

На том и разошлись Громов и Степан. Громов так и не показал ему ту тряпицу со странным рисунком, посчитав, что он и так понятно описал то место. Вскоре, Громов отправился в обратный путь в Петербург. И всю дорогу он не мог забыть разговора со Степаном и самого Степана. Какой-то странной силою обладал сей мужик из глухой сибирской тайги.

***

В записях отца про Громова было написано, что только в 1899 году, спустя целых четыре года, Громов собирался поехать в Сибирь, чтобы встретиться со Степаном. Все это время, он занимался родовым поместьем и делами своей фирмы. Поставки пушнины были редкими, но по качеству превосходили все остальные. Самоцветы приходили в большом количестве с сопровождающими и приносили большой доход делу Громова не только в Петербурге, но и в Москве. Хорошо шли дела у рода Громовых, подрастали двое сыновей, строились доходные дома. Но часто Александру Николаевичу Громову снилась тайга, Степан и место у горной реки. Не давало покоя и звало. Только не случилась тогда поездка в Сибирь. Заболел Громов, сильно заболел, и врачи запретили менять климат.

Рассказал отцу это все Громов уже, будучи больным. Они тогда сдружились сильно. Доверить такую тайну он не мог никому. Сыновьям передавать было еще рано, малы были, а отцу он доверял. И поручил передать дневник своим сыновьям, когда они станут взрослыми. Он надеялся, что сыновья смогут продолжить то, что не успел Громов.

А в России в начале ХХ века начались большие перемены. Семья Громовых уехала из города в свое имение. И потерялась связь двух семей, Громовых и Перекладниковых.

На веранде дома было тихо, только слышались птичьи трели. Лес вокруг стоял спокойно, и ничто не нарушало тишины вокруг. Все это время Сергей внимательно слушал Эммануила Никифоровича, а тот, видя интерес Сергея, продолжал рассказывать то, о чем прочитал в записях отца.

– В то время и вправду было все перепутано. Кто где было не понять. Народ был напуган войной. Не спокойно тогда было. Отец наш остался жить в Петербурге, занимался частным сыском, слава богу, была такая возможность и даже необходимость. Пока в стране устанавливался новый режим, в области правопорядка были некоторые прорехи. И отец говорил, что его опыт и знания были востребованы. Официально на работу его не устраивали, а держали, как внештатного сотрудника. Так отец смог продолжать свое любимое дело и хватало времени на написание мемуаров. Если честно, я удивляюсь, как умело он описывает разные дела. А когда мы стали взрослыми, отец позвал нас и преподнес нам по предмету. Мне досталась вот эта трость, которая переходила по наследству в нашей семье. А Владлену отец передал дневник того самого Громова. Он попросил Владлена разыскать родственников Громова, а меня всячески содействовать брату. Наверное, именно тогда отец предопределил направление для брата. Владлен поступил на исторический факультет, а я на филологический. Сейчас у брата своя антикварная лавка недалеко от центра в Петербурге. И я еще не спрашивал, как он поступил с тем дневником. Ну как, интересная история?

– Очень. Тут можно целую книгу написать, я знаю, вы собирались.

– Собирался, Сережа, только что-то меня останавливает. Думаю, я еще покопаюсь в записях отца. Пока есть еще время.

Французский журнал

Мари шла и думала про бабушку и ее историю. Мари была настолько поражена тому, что такое вообще возможно. Помнить одного человека всю свою жизнь. И не только помнить, но и продолжать его любить. Для нее это было на грани фантастики. Она подумала о Валентине и об их отношениях. Ведь ничего подобного она не испытывала к нему сама, но ждала такого чувства от Валентина. Она бродила по городу, внимательно глядя по сторонам. Она искала глазами мужчину, схожего по описанию, которое рассказала хозяйка цветочного магазина. Но всматриваясь в лица мужчин, она не видела ничего подходящего. Она видела их приветливые улыбки и ответное внимание. Настроение от такой прогулки улучшилось, а ведь совсем недавно она считала свой отпуск окончательно испорченным.

Она думала о своей работе, вот по ней она действительно соскучилась. Издательство журнала, в котором Мари трудилась уже несколько лет, она считала своим домом. С коллегами у нее были прекрасные отношения, все друг про друга все знали, справляли дни рождения и помогали, если была такая необходимость. Вместе они зачастую проводили ночи и дни, готовя к выпуску очередной журнал под названием «Alize». Название журналу дала создательница еще в 1965 году. В самом начале, это был журнал только для женщин, но годы шли, главные редакторы менялись. Журнал становился более крупным и имел отличную репутацию и весомость среди читателей. В нем писалось о жизни во Франции, о моде, о культуре, экономике, спорте и о многом интересном. Мари была хорошей журналисткой, такой ее признавали коллеги и шеф-редактор. Написав какую-нибудь статью, она представляла дальнейшее развитие событий, как поведут себя герои, что с ними случится хорошего. Ей нравилось описывать их, проводить анализ и рисовать психологический портрет. Когда она делилась своими мыслями с Клавдией, та всегда советовала ей написать книгу. Мари смеялась в ответ, произнося любимую фразу одной книжной героини – об этом я подумаю завтра. Каждый раз находились дела поважнее, частые разъезды по стране, а иногда поездки в другие страны. Знание русского и английского языков очень ей в этом помогало. Каждый день был не похож на другой, и это совершенно устраивало Мари. Глядя на Мари, можно было подумать, что это молодая и очень привлекательная девушка. Но у этой девушки в голове всегда было много и разного, и это разное не давало ей долго сидеть на одном месте.

– Мадемуазель, вы так чудесно выглядите! – мужской голос за спиной остановил ход ее мыслей.

Мари оглянулась на голос. В машине сидел мужчина и в открытое окно наблюдал за Мари.

– Я был бы счастлив вас куда-нибудь подвезти, милая мадемуазель, – мило улыбаясь, говорил он ей.

Мари улыбнулась мужчине и пошла дальше. Такие реплики она слышала часто и почему-то они ей не нравились. «Я разве похожа на женщину, с которой можно вот так запросто?» – думала Мари, глядя себе под ноги. Ей всегда казалось, что знакомство с мужчиной не должно проходить таким образом. Она ждала чего-то особенного, что это будет каким-то необыкновенным, знакомство с тем, с кем они будут счастливы всю жизнь. Она догадывалась, что хочет невозможного, но не хотела соглашаться на меньшее.

Придя домой, Мари застала Клавдию в гостиной. Она сидела с книгой в руках, но не читала, а мечтательно смотрела вдаль.

– Бабушка, никто не приходил?

– Нет. А ты как? Хорошо прогулялась? Погода радует, вам молодым только гулять, знакомиться, влюбляться.

– Бабушка, ну ты же знаешь.

– Знаю-знаю. Ты ждешь идеального человека, но пойми, такого в природе нет. Это литературный вымысел для таких наивных, как ты. А я все еще надеюсь понянчить своих правнуков.

Мари присела рядом с Клавдией и обняла ее. Клавдия сразу замолчала, она понимала, что ее внучка ждет любви, и у нее просто пока не получается ее встретить.

– Ой, Мари, совсем меня заговорила. Тебе звонили из редакции, просили перезвонить.

– Хорошо, я как раз думала, что уже соскучилась по работе.

– Ненормальная. Соскучилась по работе, садись и пиши. Ты же отлично пишешь, я это тебе точно говорю.

– Бабушка, ну о чем писать? Любовная лирика меня не впечатляет, детективы я писать не умею, как-то не сталкивалась с такими ситуациями. И вообще, этих писателей. Я хороший журналист, чего еще надо? Пойду, узнаю, что там случилось.

Мари позвонила в редакцию. Шеф долго говорил о том, что к ним поступил один заказ, который сможет выполнить только она. Привел массу аргументов, что это именно ее заказ. Самый весомый был тот, что Мари могла спокойно говорить по-русски. Интервью заказывал один знаменитый антиквар Парижа. Статья с интервью должна быть об антикваре из России. У него в этом году намечался юбилей, и отмечать это событие тот собирался с размахом. В общем, совсем неожиданно, Мари надо было выходить на работу. Но она совсем не расстроилась и пошла к Клавдии, чтобы сообщить эту новость.

– Бабушка, ну вот незаменимая я, понимаешь? Меня отправляют в другую страну, я должна взять интервью у одного антиквара в России. И лететь надо через два дня.

Клавдия глубоко вздохнула и посмотрела на Мари.

– В Россию? А это обязательно, лететь в Россию?

– Ну, да. Ты расстроилась? А кому еще лететь? На русском, благодаря тебе, в нашей редакции отлично говорю только я. И мне очень интересно. Там жили наши предки, там родилась ты. Неужели ты не рада?

– Рада. Только об этой стране, прости, я не могу спокойно говорить. Я хоть и не помню почти ничего, но мама рассказывала, сколько боли и бед принесла Россия нашей семье!

– Бабушка, а ты мне никогда об этом не рассказывала.

– Мне об этом говорить нелегко, но, видимо, пришла пора тебе узнать.

Убийство брата

В воскресенье вечером Сергею позвонил Эммануил Никифорович. Голос у него был взволнованный, даже немного расстроенный. На вопрос что случилось, Эммануил Никифорович сказал, что им необходимо встретиться, и что ему срочно нужна помощь Сергея. На следующее утро Сергей поехал к своему знакомому. Он был обеспокоен и потому вел машину быстро. Рано утром он позвонил Александре и попросил ее, чтобы она все встречи и дела переносила на завтра. Приятно было осознавать, что с тобой работает человек, на которого можно положиться. За окном шел дождь, дворники разгоняли по стеклу майский дождь. По радио сообщали новости. Уже который день говорили о грядущем юбилее какого-то знаменитого антиквара. О том, как планирует отпраздновать этот день именинник, кто приглашен. Еще говорили про скорое лунное затмение, про строительство новой линии метро. Сергей любил слушать новости, телевизор смотреть ему было некогда. А узнавать о новом было необходимо, чтобы была возможность поддержать беседу. Часто, приезжая к Эммануилу Никифоровичу, он рассказывал ему о событиях, которые происходят. И все потому, что тот не держал в доме телевизора. А вопросом о том, что нового в мире, он встречал Сергея каждый раз на протяжении года, что они были знакомы, Сергей очень привязался к этому пожилому отшельнику. Он видел, как Эммануил Никифорович радовался ему, всегда встречал возле ворот, как будто чувствовал его приближение.

Когда Сергей подъехал к дому, возле калитки никого не было. Пройдя через двор, он не встретил Эммануила Никифоровича. Он быстро открыл дверь в дом и влетел во внутрь, сразу наткнувшись на домработницу. Она по все видимости, шла его встречать. Молча, они переглянулись, и Сергей понял, где находится хозяин дома. В доме было тихо, и пахло успокоительными каплями. Эммануил Никифорович сидел на своем любимом кресле в кабинете, прикрыв глаза. Сергей тихонько подошел к нему и Эммануил Никифорович, открыв глаза, произнес:

– Ах, это ты, мой любезный друг. Я ждал. У меня беда. Моего брата нашли мертвым в его салоне. В медицинском заключении написали, что он умер от инфаркта. Но, Сергей, он не мог умереть от того, от чего не страдал. Владлен был моложе и здоровее меня, я даже ему завидовал. В таком возрасте он вел активную жизнь, встречался с людьми, летал в другие города. Я просто не могу в это поверить. Но меня убеждают, что это правда.

– Эммануил Никифорович, вы не волнуйтесь.

– Ну, как же не волноваться? Он был единственным близким мне человеком.

– Но у вашего брата есть сын, вы говорили о нем.

– Про Алексея я помню, но мы с ним практически не общаемся. Я его лет двадцать уже не видел. Правда, вчера он мне позвонил. Вот по этому поводу я и решил обратиться к тебе.

Сергей сел напротив Эммануила Никифоровича и стал внимательно слушать, записывая все в свой блокнот. О его брате, Владлене Никифоровиче, занимающимся антикварным делом, Сергей уже знал. Им не приходилось встречаться лично, и все, что Сергей знал о нем, он слышал от Эммануила Никифоровича. Его брат жил в Санкт-Петербурге всю жизнь. Он закончил исторический факультет и стал заниматься антикварным делом, когда оно еще только начинало развиваться в стране. Владлен Никифорович был вдовцом, его жена давно умерла, и у него остался сын Алексей. Сын жил отдельно, он, как и когда-то Эммануил Никифорович, преподавал в университете на историческом факультете. Алексей помогал своему отцу в антикварной лавке. Он не был женат, вел уединенный образ жизни и был замкнутым человеком.

– Помнишь, я тебе рассказывал про Алексея. Я его плохо знаю, Владлен не раз говорил, что он скрытный мальчик. Хотя, какой он мальчик, он старше тебя. Алексей позвонил мне вчера, и меня насторожил сам звонок. Он мне никогда не звонил, никогда, понимаешь? Он рассказал мне про Владлена, что его уже нет. Сказал, что нашли его в лавке прямо на полу с раной на голове. Про рану потом сказали, что она от падения произошла. Про сердце сказали, что инфаркт обширный. Сережа, он никогда не жаловался на сердце, он в больнице ни дня не был.

– Эммануил Никифорович, вы успокойтесь. Почему вы решили, что он умер не от сердечного приступа? Если было установлено, что причина именно в этом, почему вы засомневались?

– Вот об этом, Сережа, я и хочу тебе рассказать. Помнишь, я рассказывал про записки своего отца? Он там описывал, как ему доверил дневник Громов Александр Николаевич перед самой кончиной. Отец дал обещание отыскать родственников и отдать им этот дневник. Я говорил также, что этот дневник отец передал Владлену, чтобы он занялся поисками родных. Владлен полгода назад говорил мне про дневник, про то, что он пытается искать наследников, но у него пока не получается. Все сыновья Громова давно умерли, надо искать их детей. Мы еще долго обсуждали с ним эту тему. И я точно знаю, что дневник брат хранил в своем сейфе, в антикварной лавке. Я еще спрашивал, почему он у него не дома хранится. Он тогда ответил, что ему так удобнее. Так вот. Алексей после того, как сообщил о гибели Владлена, рассказал мне про этот дневник. Его не оказалось в сейфе.

– Так может ваш брат переложил его?

– Возможно. Алексей видел дневник месяц назад. Он лежал в сейфе у брата.

– Простите меня, Эммануил Никифорович, что такого ценного было в том дневнике? Я не в первый раз слышу о нем от вас. Если там действительно была важная информация, может быть, сам Алексей и взял?

– Я думаю, Сережа, если бы Алексей взял дневник, то он бы не сообщил об этом мне.

– Тут надо подумать. Так о чем вы хотели меня попросить?

– Если дневник пропал, его могли выкрасть, и мне бы хотелось обратиться к тебе, как к специалисту. Ты говорил, что расследовать – это одно из любимых занятий. Мне надо выяснить, на самом ли деле Владлен умер от инфаркта, куда исчез дневник, и кто может быть причастен к этому. Дело, как ты понимаешь, семейное, и мне бы не хотелось вмешивать сюда совсем посторонних. Ты меня понимаешь?

– Понимаю, и очень хочу вам помочь. Для этого мне надо больше информации. Чем занимался ваш брат и с кем общался в последнее время. Я могу получить доступ к его рабочему месту?

– Да, конечно. Я договорюсь с Алексеем, и он тебе все покажет.

– Хорошо. Я жду вашего звонка, а сейчас, извините, я должен ехать.

Они попрощались. Эммануил Никифорович остался сидеть в своем кресле. После минувших событий он чувствовал слабость, и потому не пошел провожать Сергея до ворот.

Сергей быстро сел в машину и задумался. Если Владлена убили, то кому это было выгодно? Пока вырисовывалась только одна кандидатура, его собственный сын. Думать об этом было страшно, убивать отца из-за чего бы то ни было? Сергей вспомнил про своего отца, ему очень не хватало его поддержки в детстве.

Понедельник еще не кончился, и оставалось время доехать до офиса, и решить текущие вопросы. Сергей завел машину и нажал на газ.

Рассказ Клавдии

Вечером Мари и Клавдия сидели в гостиной. Они разглядывали семейный альбом, и Мари напомнила Клавдии о том, что она собиралась рассказать. Клавдия посмотрела на Мари и, грустно улыбнулась:

– Да, моя девочка, видимо пришла пора рассказать это тебе. Мама рассказала мне это, когда мне исполнилось семнадцать лет.

В 1915 году мама вышла замуж за моего отца, офицера царской армии. Они обвенчались в церкви, которая была недалеко от их поселения. Они были счастливы, правда, одно огорчало их обоих, это частые разлуки, которые тогда были неизбежны. В России была очень непростая обстановка, и все военные были в постоянной боевой готовности. Отец уехал из дома и практически всегда жил в казармах с солдатами. Лишь два раза удалось увидеться моим родителям, и в 1918 году родилась я. А потом мама узнала, что отца арестовали.

Когда она узнала об аресте отца, она заболела, и долго не могла поправиться. Недоедание сделали ее слабой физически, но это не отразилось на ее духе. Она понимала, что, скорее всего, они с отцом не увидятся больше, а также понимала, что теперь она должна сама заботиться о своей семье. Потом погибла ее мать, моя бабушка, которую я конечно не помню. Она попала под лошадь прямо в центре города. А после этих несчастий, арестовали и маму. Ее пытали, думая, что она знает про дела отца.

Вырваться из плена ей помог случай, совершенно невероятный. Среди своих охранников она узнала одного человека, который долгое время работал у нас в доме. Во время своего караула, он открыл камеру, где была мама, и показал куда бежать. Мама не могла объяснить, почему он так сделал. Возможно потому, что помнил, с каким уважением относились к нему в нашем доме, или ему просто стало жаль ее.

А в России шла Гражданская война, и разобраться какой народ и с кем воюет было не просто. Мама тогда не могла понимать многих вещей. Она описывала то, что видела, а я с трудом представляла себе то, что слышала от нее. Чехи, поляки, германцы, французы и много еще какие национальности можно было встретить на улицах. Ощущение было такое, что они не успели выехать из страны после Первой мировой войны. Да и мира, которого все так ждали, еще не наступило.

Единственным спасением для нас было уехать к маминой тетушке во Францию. Тетушка давно жила недалеко от Парижа, в одной из провинций. Мама бывала у нее в гостях однажды летом. Мы ехали без предупреждения, и мама не могла знать, как примет нас тетушка, жива ли она. Сев на поезд, она старалась не думать о том, что было, и о том, что нас ждет впереди. Вагоны были переполнены, в них было много разного народа. Мы с мамой старались сидеть тихо, она прижимала меня к себе, а я, как она говорила, почти все время спала. Мама боялась каждого шороха и вздрагивала, когда через вагон проходили люди.