Реликтовая популяция. Книга 3

Виктор Ананишнов

Реликтовая популяция. Книга 3

УЗЕЛ ПЕРЕХОДА

РЕМАРКА

Навсегда ушли те времена, когда человечество, полное сил и надежд на будущее, ломало все представления об окружающем его мире. Науки и технологии открывали беспредельные, казалось, возможности. Макро и микро миры лишались покрова тайн и начинали служить человеку, протянувшему свои устремления всё дальше и глубже. Где-то уже маячило физическое бессмертие для желающих, расширялись границы познаваемого и усваиваемого космоса, обещалось грядущее счастье…

Но уже в самой сердцевине всего этого неудержимого как будто потока знаний, освоения и ожиданий наметились многочисленные червоточины. О них говорили, порой обсуждали и даже предупреждали, однако люди, видя вокруг мир, где они появились, таким, каков он есть, мало обращали внимания на нелепые, с их точки зрения, заботы тех, кто думал о последующих временах.

Да и как мог считать человек, вооружённый такими знаниями, достигнутое им пределом своих возможностей или искать в своих достижениях тупики, если вся история его развития подтверждала истину – нет непреодолимых преград, есть только кажущийся процесс замедления, связанный с накоплением новых знания для последующего рывка вперёд…

Всё случилось неожиданно…

Всего пять лет понадобилось тому, что привело человечество на грань краха, а потом к самому краху. Длительный механизм развития дал непоправимый сбой, ибо наступил момент, когда земная биосфера, опустошённая и упрощённая до предела из родной матери вдруг превратилась в мачеху, а технические успехи наткнулись на ошибки неоправданного риска и спешки.

Задыхающаяся от недостатка кислорода, Земля дрогнула от падающих городов-спутников, пережив геологическую и экологическую катастрофу: моря вышли из берегов и до неузнаваемости изменили очертания материковой суши, пыль и дым на годы перекрыли доступ солнечной энергии – источнику всего живого, выхолаживая поверхность планеты. Она быстро, не в пример тысячелетнему подъёму цивилизации, покрылась руинами городов, заброшенных дорог и покинутых навсегда территорий. Вымерли многие виды растений и животных, реки потекли по новым руслам, неимоверно быстро растущие горы возникли там, где их нельзя было ожидать.

Обитаемый мир изменился неузнаваемо…

Жалкие остатки бывшей гордой расы людей, всё ещё обладающие знаниями и достижениями предков, боролись и старались не сдаваться. Они создавали города-резервации, прокладывали новые дороги… Нехватка природных ресурсов приводила к войнам, восстаниям, бунтам. Опять появлялись руины, которые либо отстраивались, либо истирались из памяти людской.

Проходили века, новые поколения людей, вкупе с другими разумными, продолжали жить, повседневно натыкаясь на вещественные останки прежних времён, поражаясь им, а поражённый ум пытается объяснить видимое, оттого рождаются легенды, мифы, предания, где правда уступает выдумке или откровенной неправде…

Не всё погибло в веках, утверждали некоторые из этих преданий. Где-то остались ещё не только потребители прошлого, но и творцы, думающие о будущем. На них возлагалась надежда, это они могут прийти и изменить статус человечества, вновь колыхнуть его прежнюю активность, предприимчивость, волю к созиданию.

Однако такие надежды убаюкивали сознание, ибо проще ждать, чем что-то делать самому, – так думали практически все горожане. А ждать пока что было можно. Устройства и механизмы, доставшиеся от немыслимых прошлых свершений человечества, пока что бесперебойно кормили и поили их, одевали, поправляли здоровье, защищали от скудеющей природы, обеспечивали быт и другие скромные, не чета, конечно, древним, потребности.

Но были и другие люди. Они составляли ничтожно малую часть, но они были во все времена, в том числе и в пору, описываемых в этом повествовании событий.

Жаждущие нововведений, открытия для себя мира, живущие не чаяниями на кого-то, кто придёт и сделает всё так, как мечтается, а пытающиеся что-то сделать самим. Но и они верили в приход некой мессии, которая поведёт за собой всех людей…

Надежды порождали молву, она будоражила умы, выкристаллизовывала не только образ Того или Тех, Кто Объединит, но и имена.

И таким именем стал Три-Бланка, воплощённый в образе Аба-Ава.

Он придёт в этот мир, его никто не узнает, а тот, кто узнает, захочет его уничтожить. Но Три-Бланку нельзя убить, его нельзя поймать. И не только его самого, но и тех, кто сплотился вокруг него, кто помогает ему стать тем, кем он должен будет стать и предстать перед обновляющимся человечеством.

И вот как будто он появился…

Но достоин ли он молвы?

Книга третья

УЗЕЛ ПЕРЕХОДА

Дорога к Скале

Глава 1

Хабулин Свима – Ертона Естифы Еменкова Естика Ермала – достоин описания.

Тем более что он с незначительными, а вернее, специфическими отклонениями был типичным для подобных жилищ и хозяйств многоимённых.

Над современным Свиму урезом поверхности улицы возведено трёхэтажное здание и, примыкающая к нему открытая, не огороженная, площадка, представляли дом Емековых и двор. Дом, выстроенный несколько сотен лет из невечных материалов, но укреплённый мелероновыми стяжками и покрытием стен и кровли, до сих пор выглядел прилично. Во всяком случае, окружающие постройки обычных горожан – инегов и ухропов – уступали ему и по размерам, и по прочности, и по архитектурной примечательности. То были в основном одноэтажные строения, пережившие стольких хозяев, что некоторые из этих домов погрузились под самый карниз в грунт, ожидая, когда их поднимут над старым строением или просто разрушат, а на этом месте возведут другое аналогичное жилище.

Дом – внешняя и парадная часть хабулина. В самом доме располагались залы для приёма гостей, находился домашний музей-памятник с самыми сокровенными экспонатами семьи и информационная – небольшая комната – с необходимым набором средств связи, чтобы знать распоряжения кугурума из первых рук. В доме также были комнаты для развлечений, приёма пищи и спальни для хозяев-многоимённых.

Еменковы никогда не славились гостеприимством. Оттого залы – их было три – занимали скромное место как по убранству: на стенах висело несколько древних видеокартин с незамысловатыми сюжетами из жизни семьи и чисто пейзажные, два-три стола с креслами вокруг и камин-реликт, так как никогда огонь в нём не разжигался, так и по занимаемой площади: каждый человек на двадцать.

Зато музей-памятник занимал почти весь второй этаж, потеснившись лишь для информационной комнаты. Эта комната в семейной истории Еменковых пользовалась дурной славой и, как это бывает, всегда притягивала к себе очередного потомка, чтобы навсегда оставить об информационной ещё одно негативное воспоминание.

Считалось традицией в музее-памятнике оставлять какую-нибудь памятную вещь от очередного хозяина хабулина с указанием кто, когда и почему решил сохранить именно этот предмет для будущих поколений. Свим тоже внёс свою лепту, поставив в угол двигатели веков – глаудеры, снятые с шара, управляемого Клоудой. Пусть стоят пока здесь. Кто знает, может быть, они когда-нибудь пригодятся и ему, Свиму…

Для развлечения чаще всего использовались всевозможные игры – не хитрые, не требующие умственного напряжения. Основная задача – убить время, которого у долгоживущих и не знающих, чем заняться людей было предостаточно.

Ниже уреза поверхности земли располагался дувар – подземная часть хабулина. Она-то и составляла особенную часть каждого дома многоимённого, поскольку создавалась исторически и служила памятником затерянного в веках прошлого семьи. Дувары хранили в себе остатки древних строений – домов, их пристройки, переходы, некогда составлявшие часть улицы или дороги, а то и на всём их протяжении под городом. Чем глубже в недра уводили лестницы и аппарели, тем причудливее, прочнее и обширнее представлялись всевозможные сооружения, так как древние строили лучше, с размахом и со вкусом.

Под домом современных Еменковых на глубине почти двух канторов сохранилось здание, построенное, по всей видимости, ещё до падения города-спутника. Может быть, оно в те времена не было собственностью Еменковых, поскольку в их роду оставалось глухое предание о переселении далёких предков в Примето откуда-то из других мест. Так ли было на самом деле, но это была великолепная постройка. Как она выглядела снаружи, будучи ещё не похороненной культурным слоем было представить сейчас, конечно, трудно, однако внутри число помещений и их отделка поражали воображение. Давным-давно развеялись в прах невечные материалы и многие вещи, и всё-таки часть стен и потолка сохранили былое. Здесь, громоздясь в относительном беспорядке, располагались раритеты семьи Еменковых – осколки прежних цивилизаций, выстоявших против времени. Несколько кусков различных металлов, майолики, каменных изваяний, древнее оружие, постепенно истлевающие книги и рукописи, образцы одежды разных эпох…

Хозяева редко заходили сюда, если только в молодости, когда в них ещё жил интерес к истории семьи или жажда знаний. Порой несколько поколений даже не заглядывали в эти помещения. Такими, как знал Свим, были его отец и дед, чьи жизни оборвались далеко до старости. У них были свои интересы, далёкие от желания копаться в древних семейных наслоениях артефактов.

В зависимости от характера хозяев и их общительности, хабулины либо кипели всевозможными разумными, либо зияли безлюдьем, что определяло роль столовых в хабулине и число вечных раздаточных автоматов.

Хабулины извека служили поставщиками пищи не только для своих нужд, но и для остального населения городов. Древние создали вечные синтезаторы, позволяющие накормить громадное число едоков, количество которых в городах постепенно уменьшалось, отчего большая часть раздаточных бездействовала, либо служила для удовлетворения широкого набора продуктов.

Еменковы обладали богатым запасом синтезаторов. И не только пищевых. На месте хабулина здесь когда-то, по-видимому, был некий центр по производству необходимых для города вещей, утвари, изделий. Семья Свима поставляла для горожан безвозмездно, в силу городских законов, некоторые виды одежды, обуви, пластинчатый мелерон, полуфабрикаты из вечной кожи и многое другое, диктуемое положением и возможностями хабулина. Таким образом, все многоимённые, как обладатели хабулинов, сообща обеспечивали людей и других разумных всем необходимым для жизни, быта и развлечений, а также для обмена между городами недостающим.

Хабулины Керпоса, например, кормили и снабжали продуктами без малого треть бандеки. Примето, в свою очередь, в таком же объёме, кроме того, напитками и бытовой утварью и поставлял одежду, особенно верхнюю. Потому-то по дорогам шли бесконечные караваны вьючных торнов, переносящих грузы из одного конца Сампатании в другой, и за её пределы.

Во все времена самодостаточность той или иной бандеки определяла и подконтрольную ей территорию. Когда выходили из строя раздаточные, а такое бывало в истории людей, разумные уходили из тех мест. Тогда, рассчитанные на постоянное использование вечные дороги, не ощущая нагрузки, начинали отмирать и зарастать чахлой растительностью. Проходили годы – обжитые районы превращались в Дикие Земли. И то, что здесь когда-то жили люди, говорили о том лишь отдельно уцелевшие строения, да и то древней постройки. Новое истиралось с лика Земли и в памяти намного быстрее…

Свим, в сопровождении своей поредевшей команды, ведомый проводником от Калеи незнакомыми подземельями, с возрастающим нетерпением поспешал к родному дому, погружённому в эти ранние часы в сон.

Наконец он с бьющимся сердцем остановился перед выходом из подземного хода, попридержал Клоуду и поблагодарил сопровождавшего их дурба. Тот молча кивнул и стал спускаться обратно вниз.

Площадь и широкая улица перед домом сейчас были пусты и тихи. Свим одним взглядом окинул строение и нашёл его в порядке. Оглянулся, но никого за собой не увидел.

Вывод и переход всех спутников Свима через площадь мог быть замечен соседями, которым, правда, мало дела до них, но уже днём в городе будут знать о внезапном появлении у дома Еменковых большого числа разумных в неурочный час. Этого не хотели ни сам хозяин хабулина, ни встретившие его в подземелье. Поэтому Свима сейчас сопровождала только Клоуда. Остальные столпились глубоко внизу у неприметной двери. Её должен был открыть Свим и впустить команду в свой дувар.

– Вот мы, Кло, и дома, – с хрипцой в голосе сказал Свим и проглотил неожиданный комок в горле.

Клоуда судорожно цеплялась за его руку, так что Свиму приходилось почти нести её.

– Я… боюсь!

– Что ты, милая… Это и твой дом, – проговорил уверенно хозяин хабулина, шаря рукой в пукеле. – Я сейчас…

Он нашёл размыкатель входной двери. Она бесшумно раскрылась.

– Входи, Кло, – повёл рукой Свим в сторону хорошо освещенной прихожей, приглашая её войти в дом первой.

Она, не отпуская его руки, сделала робкий шаг, задержалась на пороге, вытянула шею, чтобы заглянуть внутрь, прежде чем войти, – что её там ожидает?

Свим мягко подтолкнул её в спину и вошёл сам.

Из прихожей вверх вела широкая лестница. На ней появилась заспанная личина Х”юмы – выродка из собачьих, давнего стража входа в дом Еменковых.

– О! Хозяин! – узнал он вошедшего. – Мы ждём тебя!

– Здравствуй, Х”юма! – приветствовал стража Свим и распорядился: – Сестру не буди. Надо сейчас же открыть третью глухую дверь и впустить людей и путров. Приготовь им постели внизу. Для людей – горячий душ для мытья, открой гостевые закалочные. Одежду проверить и восстановить… Та-ак… Знакомься, это Клоуда. Она будет хозяйкой хабулина. С ней я пройду в свою спальню. Горячий душ нам тоже. Через праузу на всех завтрак… Выполняй!

– Всё сделаем, хозяин, – деловито заверил Х”юма и быстро направился выполнять указания.

– Вначале всех впусти, – напомнил ему Свим. – Пошли, Кло…

Клоуда не могла вымолвить ни одного слова. В хабулине многоимённого она бывала, но сейчас она увидела кусочек того, каким образом управляется это сложное хозяйство. Чёткие распоряжения Свима, беспрекословное им подчинение со стороны обитателей дома.

Они поднялись на второй этаж, попали в широкий коридор или просто большую комнату, лишённую какого-либо убранства, за исключением нескольких видеокартин и жутко, по мнению Клоуды, старинной люстры. Опережая её, Свим широким шагом направился в сторону притемнённого алькова, открыл очередную дверь.

– Вот здесь мы с тобой будем… – он вдруг задумался, не зная как сказать, – будем обитать, пока ты не пожелаешь выбрать для себя что-нибудь подходящее… Ну, в этом Елина больше разбирается. Подскажет. А сейчас… всё это теперь твоё.

– Свим… – только и смогла произнести восхищённая Клоуда, осматривая своё будущее жильё.

Всё в этой комнате дышало многовековым уютом. Здесь мужали и старились многие и многие предки Еменковых – хозяев хабулина.

На первый взгляд Клоуды (и даже к её мимолётному разочарованию) в ней отсутствовала, казалось бы, самая необходимая утварь. Она просто была пустой. Но стоило им войти внутрь, как матово замерцали и зажглись вечные светильники, стены словно распахнулись. И проявилось, как из небытия широченное ложе, накрытое настоящим, не вечным, покрывалом, от вида которого у Клоуды защемило в груди – она вдруг только сейчас до конца поняла, что всё сказанное Свимом правда: он многоимённый, у него родовой хабулин и она в нём отныне полноправная… До этого мгновения, хотела она того или нет, червоточиной свербело подозрение – её любимый лишь набивает себе цену, дабы поднять себя в её глазах.

Она легко и осторожно дотрагивалась рукой предметов спальни и будто чувствовала в них вековую насыщенность устоявшегося покоя, ибо они не покидали своих мест со времени оно.

За дверью раздались торопливые шаги, и в комнату влетела молодая женщина, едва прикрытая короткой ночной сорочкой, тоже, как отметила насторожённая Клоуда, из невечного материала. Великолепные волосы вызывающе красивой и хорошо сложённой женщины свободно развевались от быстрых движений.

– Ертон! – радостно вскрикнула она и бросилась в его объятия. – Ты, наконец-то, дома!.. Как я рада!.. Ах…

– Здравствуй, дорогая моя! Я тоже рад наконец-то тебя видеть! И… Познакомься, это Клоуда. Она моя ауна… Кло…

Вид бурной встречи Свима с незнакомой женщиной, как видно, имеющей на него какое-то право, едва не вызвал шока у Клоуды. Ей даже в голову не пришло, что это могла быть сестра Свима, о которой он ей так много рассказывал. У неё вскипели совершенно другие мысли. Многоимённые могут иметь несколько жён, – вспомнила она расхожее мнение. Оттого ревность и разочарование, обида и ненависть вспыхнули в её сердце и заставили его биться тягуче и больно, пока шла сцена обнимания и жарких, как ей казалось, поцелуев, хотя ни того, ни другого по сути своей не было.

Клоуда закусила губу, слёзы готовы были хлынуть из её глаз. Ах, как она обманулась! Как Свим обманул её! Что же теперь ей делать?

– …Кло-о! – наконец расслышала она голос Свима. – Ты чего?.. Познакомься! Это Елина. Моя сестра.

Елина тут же также радостно бросилась на шею жены брата, ошеломив Клоуду этим поступком не меньше, чем своим внезапным появлением.

– Вот и хорошо! – сказала она, оставляя, наконец, Клоуду. – А то, сколько можно быть одному?

Она стала что-то быстро и непонятно говорить одновременно и Свиму, и Клоуде, пока Свим не остановил её.

– Мы не одни, – проговорил, подождав, счастливо улыбаясь, Свим, когда сестра чуть успокоится, а Клоуда придёт в себя, хотя и не избавилась от робости перед сестрой многоимённого. – Я распорядился, чтобы Х”юма открыл третью глухую дверь в дуваре и впустил бы моих друзей. Их там много. Люди и путры. Хорошо, если бы об их появлении у нас никто не знал. Позаботься, пока я тут разберусь. Да, Елина… Вот ещё что… – Свим задумчиво посмотрел на Клоуду, усмехнулся. – Мы с Клоудой прошли через Дикие Земли…

– Ах! – испуганно всплеснула руками Елина. – И она?

– И она… Поэтому, сама видишь, как она одета. А у меня здесь, – он повёл рукой, – для неё ничего нет… Я даже не знаю ключа к синтезатору…

– Конечно, Ертончик! – она назвала его так, как называла ещё в детстве. Он её – Елинка-глинка, а она его – Ертончик. – Я всё сделаю. Ей понравится! Тебе, Клоуда, понравится! Пойдём скорее со мной!

Деятельная Елина за руку увела Клоуду за собой, а та оглядывалась на Свима.

– Иди, милая! Мы скоро встретимся.

Глава 2

– Жаль, – голос агоровца выдавал его растерянность. – Как же так произошло?

Жуперр вздохнул. Он устал и не выспался.

– Они ушли в дувары неизвестным нам проходом, а затем затопили его.

Он не оправдывался, а констатировал произошедшее. Он уже пережил свой шок от случившегося, а агоровец, по-видимому, это делал сейчас.

Общаясь с ним, с момента, когда представитель Агоры Тескома вначале пригрозил сместить его на посту руководителя Южной части организации, Жуперр постепенно стал проникаться его заботами. В нём исподволь созревало понимание необходимости проводимого мероприятия по поимке юного отпрыска всесильных некогда Бланков. В том немаловажную роль сыграла уязвлённое чувство бессилия перед поистине невероятной неуловимостью большой группы разумных, а вернее, неспособностью тескомовцев, несмотря на большие потери, уничтожить её. В конце концов, их деятельность как раз и направлена вообще на установление порядка и, в частности, для выполнения подобных данному случаю задач.

Голос с лёгким придыханием агоровца, что говорило опытному Жуперру о немалом возрасте невидимого собеседника, казался доносящимся в этот раз издалека, словно обладатель его за последние несколько прауз удалился на громадное расстояние.

– К сожалению, мы не знаем, кто скрывается под нэмом Свима Сувелина Симора.

– Даже Присмет не знает…

– Мне известно об этом. Он ещё не вернулся?

– Нет. Я думаю, он разочарован погоней.

– Это его дело… Но, может быть, он что-нибудь отметил примечательное, пока гонялся за Бланкой. Появиться, спроси. Теперь о Свиме. Есть косвенные данные его принадлежности, по крайней мере, к стоимённым. Попробуй навести справки о многоимённых, бывших до того в отлучке, а сейчас появившиеся в городе.

– Это мы сможем, – заверил Жуперр, но спохватился и поправился: – Не сразу, но сможем.

– Надеюсь. И ещё. Этот Свим… Когда только успел?.. Так вот, он как будто увёл за собой девушку по имени Клоуда. Клоуда Кавели Ковда пилот воздушного шара Тескома. Так утверждает другой пилот. Тоже женщина. Она видела Свима, но её представления о нём не совпадают с нашими. Другое дело, что она может узнать его, если появиться такая возможность. И Свима знает Присмет.

– Естественно, знает.

– Тогда… Ищи Свима. Через него мы сможем выйти на мальчика.

– Мы сможем… Мы… – буркнул себе под нос тескомовец, удостоверившись, что связь между ним и агоровцем оборвалась или закончилась.

Впрочем, этого наверняка он никогда не знал. И, наверное, не узнает.

Он тяжело поднялся и направился не свойственной ему шаркающей походкой давать распоряжение по вышеуказанной рекомендации дальнейших действий.

Глава 3

Камрат то ли спал, то ли грезил наяву. Тело его, горячее и неспокойное, наливалось тяжестью. Мышцы разбухали, сердце билось учащённо, беспрерывно ударяя мощными толчками в грудь. Постоянно мучила жажда, но бабка Калея, пробуждая его к действительности, отмеряла ведомую только ей норму еды и питья, насытиться которыми, как всё время хотелось Камрату, было невозможно.

На все вопросы жаждущего Калея отвечала одно и то же:

– Этого достаточно. Потерпи ещё… Осталось недолго ждать.

– Чего? – не слишком настойчиво и вяло интересовался Камрат, но бабкиным словам верил.

Постоянно он ощущал прилив новых необъяснимых чувств и чего-то невнятного, но усиленного происходящего с ним.

Комната, куда его поместили после встречи и ухода Свима с большей частью команды, с каждым новым возвращением из сна, словно скачком уменьшалась в размерах, мельчали вещи, заполнявшие её.

Стол, где его кормила Калея не казался теперь той громадой, которой он представлялся ему в первые праузы пребывания здесь. Вначале приходилось тянуться плечами до столешницы, чтобы взять руками кусочки прителя и бренды с большого подноса и бокал с питьём. Сейчас же он мог свободно облокотиться и при желании, протянув руку, коснуться противоположного края стола.

Порой сонливость и вялость всех членов его существа вдруг резко активизировались, и становилось понятным, что сил в нём прибавилось многократно.

А бабка Калея, фигуру которой он помнил с детских лет, прямо на глазах постепенно тончала, а рост её уменьшался. Однако она твердила своё:

– Потерпи ещё… Осталось недолго.

Он беспрекословно подчинялся её негромкому и ласковому голосу: таким он услышал его когда-то, со времени понимания окружающего. В тональности и обертонах этого голоса заключалась необыкновенная сила убеждения, успокоения и поддержки. Они давали Камрату целеустановки, и он следовал им безоглядно. Только иногда ему как будто хотелось, если не воспротивиться, то хотя бы возразить, но тут же в нём словно включался какой-то механизм, мягко подавляющий вспыхнувшее желание сопротивляться действиям и словам Калеи.

– Потерпи ещё…

Он терпел.

Он терпел, а его сознание всё чаще и чаще блуждало по закоулкам памяти. Из них тенями всплывали странные образы и события, произошедшие, якобы, с ним самим, но почему-то преданные забвению. До того, как он попал в полуразвалившийся дом Калеи, у него, похоже, уже состоялась, забытая до этих дней, недолгая, но яркая жизнь вне города или какого-либо человеческого поселения, но люди вокруг него были. Много людей. Правда, их одежда и манера держаться отличались ото всего того, что потом он видел вокруг. Они казались ему целеустремлёнными. Лица некоторых из них, мужчин и женщины, вызывали непонятное беспокойство – он их в той жизни видел чаще других, и с ними у него были связаны как радостные, так и тревожно-настороженные ощущения.

Вообще, образы знакомых и совершенно незнакомых ему разумных доминировали в видениях Камрата. Они заслоняли и отодвигали в сторону события, связанные с ними. Он уже привык, что кто-то всегда посещает его во сне ли, в грёзе ли.

Так продолжалось долго. Сколько, Камрат не смог бы ответить – день или месяц, а может быть, и значительно больше.

И когда вместе с Калеей объявился полный мужчина, неоднократно снившийся ему во время скитаний в команде Свима, он не обратил особого внимания на него – очередная очень яркая, но всё-таки галлюцинация, а то, что он стоит рядом с бабкой, так это было всегда. Однако голос бабки прозвучал властно и наяву: