Реликтовая популяция. Книга 2

– С-спас-сибо, малыш…

– Сам дойдёшь? – спросил мальчик осторожно, чувствуя, как Харан пытается освободиться от его опеки, однако силы у него, похоже, не было никакой.

– Й-йя н-не Ч”юм… Ч”юмта… От-тпусти…

Лай Ч”юмты ещё слышался внизу.

Камрат отпустил Харана и оглянулся на Свима и Гелину. У канилы дрожали губы. Она оказалась крепче Харана и сейчас пыталась улыбкой подбодрить его, но улыбки не получилось, а лишь гримаса, исказившая ее чистое открытое лицо.

– Идите, Гелина, – подтолкнул её Свим, бросая в переплетение балок очередную, вырубленную для изготовления лучин, палку, – Мы идём за вами… Быстро!

Харан нашел силы пропустить Гелину вперёд и помочь ей протиснуться по замысловатому проходу. За ними пыхтел Свим. Последним, не испытывая неудобств старших, которым приходилось истязать свои тела в тесном переплетении железа, поднырнул под балку Камрат.

Прежде чем полностью покинуть площадку, мальчик успел заметить фасеточный глаз, с любопытством, как ему показалось, разглядывающий пространство руин за горой трупов.

У вупертоков наступило нежданное время пиршества…

Глава 5

Осада, если так можно было назвать положение, в котором очутились люди и путры, длилась пять дней.

Нельзя сказать, что всем понравилось безвылазно сидеть в подземелье. Одни страдали клаустрофобией, находя, куда бы они не толкнулись, только стены, другим просто не нравилось сидеть в полутёмном пространстве, кое-где разорванного жидким огоньком лучины. Лучины сгорали быстро, света давали мало, так что вскоре к ним стали прибегать только в крайних случаях.

Но, тем не менее, жизнь даже в таких условиях налаживалась, а некоторым даже понравилась, к чему у каждого были свои причины.

Большинство прибывших с Гелиной откровенно отдыхали и набирались сил после долгого и изматывающего бегства из Габуна, полного опасностей и страхов. Они ели, спали, залечивали раны, вели бесконечные разговоры, сплетничали и предавались воспоминаниям.

За это время вупертоки съели всех енотов, переварили их и загадили всю округу испражнениями, запах которых стал проникать и в подземелье. Покончив с едой, утолившей их весенний голод на некоторое время, они сделали передышку перед дальнейшей дорогой. Именно так определил их намерения Свим. Он вернулся после краткого тайного осмотра того, что творилось на площадке.

На что Ф”ент, временно оставшийся не у дел, высказал страшное, но правдоподобное предположение.

Суть его сводилась к одному. Вупертоки сейчас ищут новое место для летнего проживания клана. Как бы они не подумали, что здесь для них всегда будет обильная пища. Тогда, чего доброго, у них появиться мысль выбрать окрестности этих развалин для выведения потомства.

– Тогда что вы тут делать будете?

Такой, несколько необычный, выделяющий его из общей среды, вопрос к другим Ф”ент задал неспроста. Ему самому такой поворот событий не казался ни страшным, ни обременительным, хотя бы на ближайшее время. С ним здесь, в полутёмном подземелье древних руин, произошло то сокровенное, о чём он стал неотрывно мечтать ещё тогда, когда почувствовал смертельную скуку, сидя в своей конуре при клане хиков, Хранителей Талисмана.

А мечтал он о необыкновенной любви, не только вспыхнувшей в нём самом, но, главное, любви к нему.

И вот оно случилось: его полюбили сразу две женщины – Кокоша и Ч”юмта.

С Кокошей всё было ясно с самого начала их знакомства и понятно для самого Ф”ента. Он её увидел, она ему безумно понравилась с первого взгляда и с первого дня появления в руинах. В ней ему нравилось всё – от кончика чёрного холодного носа до кончика хвоста, трогательного в своём, как ему казалось, совершенстве.

Кокоша также пылко ответила на его притязания быть с нею и только с нею. Стехар ей импонировал независимостью в суждениях и каким-то особым, бросающимся в глаза, отношением с людьми. Они с ним считались и даже иногда просили совета или доверяли какое-нибудь дело. Всё это поднимала его в её глазах. Кроме того, он оказался на редкость милым и предупредительным.

На правах старожила Ф”ент отвёл себе отдельную комнату с раздатчиком пищи и устроился там с Кокошей. Почти два дня он умело и смело отстаивал право иметь и Кокошу, и комнату в своём безграничном владении. Справедливости ради надо сказать, что никто, по большому счёту, и не посягал на его права.

Видя перед собой Кокошу, он мало обращал внимания на других выродков из собак, а те не пытались помешать ему наслаждаться только Кокошей.

Однако в конце второго дня случилось такое, о чём даже хитроумный стехар не мог подозревать.

В его комнату ввалилась Ч”юмта с длинной горящей лучиной в лапинах. Она довольно долго, пока лучина наполовину не сгорела, осматривала помещение и влюблённых, застывших в позе вежливого ожидания.

Ф”ент в знак уважения вяло вилял обрубком хвоста и, подражая людям, скалил в улыбке зубы. Вечно занятая организационными делами, волевая и резкая в суждениях, Ч”юмта не могла не вызывать его уважения, а её черные проницательные глаза и бархатная ухоженная шёрстка могли свести с ума любого. К тому же, Ф”ент её откровенно побаивался, даже не зная почему. Быть может, из-за какой-то необъяснимой правильности в её поведении, а то и из-за нелицеприятного язычка.

Кокоша также, памятуя о днях под практическим началом Ч”юмты, была признательна ей за помощь, оказанную во время переправ через реку, а потом, когда на неё набросились сразу трое енотов, предводительница путров пробилась к ней и вытащила из-под кинжалов. Потому-то она смиренно опустила хвост и голову, но смотрела дружелюбно.

– Ну вот что, дорогие, – без обиняков и длинных вступлений заявила помощница Гелины и потушила лучину, – с сегодняшнего дня будем жить втроём. Тебе, Кокоша, придётся потесниться, и пусть уважаемый Ф”ент будет нашим общим любовником.

В темноте не было видно выражения её личины, но глаза Ч”юмты горели так яростно, что Кокоша, также невидимая, сникла. Ч”юмта имела право так заявить. Конечно, Кокоше хотелось надеяться, что она будет единственной у Ф”ента. Но кланы выродков из собачьих считали законным любой самке выбрать себе друга, даже если у него уже кто-то есть.

– Уважаемому стехару Ф”енту, – пробормотала нерешительно Кокоша, – будет приятно иметь в вашей личине любовницу. Я думаю…

– Авво! – наконец подал голос Ф”ент.

До него так долго доходили слова Ч”юмты, что он только сейчас стал осознавать ситуацию, разворачивающуюся вокруг него, при том без его участия, несмотря на то, что он-то и являлся основным действующим лицом.

Оттого он решил возмутиться.

– Ты не хочешь второй любовницы? – с нажимом проговорила Ч”юмта. Она не спрашивала, она утверждала, но смягчила свои притязания, построив предложение таким, а не иным образом. – Или ты кого-то из нас с Кокошей желаешь обидеть?

– Авво, – значительно тише и неопределённее произнёс Ф”ент, слегка ошарашенный, но уже согласный быть тем, кем в нём хочется видеть Ч”юмта.

– Чувствую, хочешь! – поставила точку новая любовница. Глаза её слегка затуманились, огонь в них стал гаснуть. – Тогда сделаем так. Ты, Кокоша, вкусила от уважаемого стехара достаточно за целых два дня безраздельным владением его способностями. Тебе надо передохнуть. Иди, девочка, погуляй, а то сидишь тут как взаперти и ничего другого, кроме радостей от любви, не видишь. Сходи-ка к подругам, поболтай с ними, развлекись. А мы с уважаемым стехаром Ф”ентом… Иди, милая! Иди!

– Авво, – выдавил вконец оробевший Ф”ент, отступая назад под натиском Ч”юмты, ожидая от неё невесть каких, заведомо странных или неприятных, а то и страшных действий.

Однако Ч”юмта, не смотря на более солидный возраст по сравнению с Кокошей, а также суровый, со стороны, вид и врождённое желание командовать, показала себя выше похвал – ласковой и преданной подругой. И не только для Ф”ента, но и для Кокоши, которую она опекала на каждом шагу.

Уже на другой день, занятая делами, она посоветовала Кокоше не терять времени и использовать их общего любовника по назначению.

– Я позабочусь, чтобы вам никто не мешал. И люди тоже, – пообещала она и обещание исполнила.

Напутствие более опытной подруги подбодрило Кокошу и придало ей большей смелости, до того она во всём отдавала первенство Ф”енту,

Любовь двух женщин, лучших среди остальных выродков, подняли Ф”ента в собственных глазах так высоко, что иногда его напыщенность и самолюбование перехлёстывали через край. Он теперь даже ходить стал по-другому – не шёл, а нёс себя как некую ценность, с которой следует обращаться осторожно и нежно.

Однажды он в качестве знатока сунулся устраивать подобные дела к К”ньецу, со своими советами, как уломать К”ньяну, с которой у хопса с первой встречи ничего такого не заладилось.

К”ньец, фыркая и возмущаясь, выслушал разглагольствования стехара и под конец в сердцах стукнул его по загривку так, что тот, виновато тявкнув, опрометью вылетел из комнаты, облюбованной К”ньецем для жилья.

– Ещё раз придёшь с таким, – крикнул-мяукнул ему вдогонку разъярённый хопс, – я тебе, собака, хвост ещё укорочу.

Поскуливая, Ф”ент побрёл к своим любовницам.

В тот день ему не повезло и у себя. Мрачно размышляя о размолвке с К”ньецем, он стал бесцельно набирать различные комбинации на раздаточной стойке и случайно наткнулся на последовательность цифр в коде, после набора которой, на лотке появлялась вместительная посудина пива отменного качества.

Такого, возможно, уже несколько тысяч лет не варили по причине потери или забвения рецепта: крепкое, пенистое и холодное. Но с самой первой пробы напитка у него не совпали вкусы с подругами, а из-за них испортились отношения с Ч”юмтой.

– Вот что, уважаемый стехар, – проворковала она ему ласково, но твёрдо, удерживая его за побаливающий после затрещины от К”ньеца загривок, – спиться я тебе не дам! Подумай о Кокоше, этой девочке. Ты что, собираешься к ней подходить, дыша пивом?

Ф”ент начал было распространяться о пользе пива, на что Ч”юмта, так и не выпуская его из своей крепкой лапины, заметила:

– Расскажешь об этом кому-нибудь другому, то бойся! Я прекрасно знаю, к чему может привести эта польза. Я тебя предупредила!

Не довольствуясь предупреждением, Ч”юмта незамедлительно созвала семейный совет. Заседание его было бурным, несмотря на то, что прошёл он в полнейшей темноте. Кокоша при этом со всеми аргументами старшей подруги соглашалась молча, а Ф”ент лишь тягостно вздыхал.

Зато энергичной речи и шума, производимой Ч”юмтой, досталось на троих.

В результате, к неожиданному удовлетворению Ф”ента, ему предоставлялись некоторые послабления: он имел право любить обеих любовниц, пить пиво один раз в день перед обедом. Однако ему вменялось в обязанность чаще совершать прогулки, так как он, на взгляд подруг, о чём не утерпела и сделала заявление Кокоша, становился толстым, ленивым и, главное, малоактивным и равнодушным к ним.

После совета Ф”ент впервые подумал, что две любовницы – это для него слишком много, ужиться бы с одной. Впрочем, размышления на эту тему не оставили в его душе следов. И Ч”юмта, и Кокоша ему нравились, всё остальное казалось несущественным и преходящим.

Если у Ф”ента в любви случился некоторый переизбыток, то у К“ньеца дела в этом направлении были из рук вон плохи, и не было надежды на их улучшение,

К”ньяна, по сути, отвергла его.

Может быть, их взаимоотношения протекали бы совершенно по иному, не будь у К”ньяны до этого романа с выродком из рысьих, неким С”тьретом.

Она прислуживала жене одного из стоимённых, близкого к Правителю бандеки, а С”тьрет занимался мелким ремонтом в кугуруме. Их встреча состоялась благодаря хозяйке К”ньяны. Многоимённая шейна перебралась почти на постоянное житьё в здание кугурума, находя здесь возможность ни на минт не выпускать из вида своего мужа, известного неустойчивым характером. Своим поведением, – не появляясь в родном хабулине неделями, – он просто вынудил её поступить так.

С”тьрет был красивым и добрым. Он сумел расположить к себе недоверчивую сокланницу К”ньеца не столько словами и особой настойчивостью, сколько внешним видом и предупредительностью во всём.

К сожалению, счастье их продолжалось недолго. Когда тескомовцы ворвались в здание кугурума, С”тьрет кинулся на защиту своей подруги и погиб на глазах у К”ньяны. Его смерть спасла её, и она сумела скрыться в запутанных переходах громадной постройки древних, незаметно покинуть её и крадучись, добраться до хабулина Гелины, надеясь у неё найти свою шейну. Той там не оказалось, но К”ньяне пришлось уходить вместе с Гелиной из Габуна.

Всю дорогу и здесь, в руинах, в безопасности, она терзалась воспоминаниями, оттого никого не желала слышать и видеть. То, что она выжила, можно считать чудом, казалось ей. Перед её взором постоянно стояла незабываемая картина отважного, хотя и безрассудного броска С”тьрета со стамеской в лапинах против полукрина вооружённых и забранных в меленрай тескомовцев.

Выродок даже не дотянулся ни до кого из них, как пал разрубленный почти пополам.

Она видела всё это в каком-то ужасном замедленном темпе: грациозное и мускулистое тело любимого делает красивый и длинный прыжок навстречу забрызганным кровью людям, идущим ломаной шеренгой с обнажёнными мечами. Они были возбуждены, перенасыщены убийствами и уверенными в себе. Один из них почти без замаха разворачивает меч навстречу С”тьрету, и клинок с всхлипом разваливает всю переднюю часть заступника К”ньяны…

Он ещё в полёте, ноги ещё напряжены… а его уже нет!

Бьёт фонтаном кровь, добавляя новой краски на меленраях и лицах людей, и ни один мускул на них не дёрнулся, когда она закричала, и когда тяжёлое тело мёртвого С”тьрета упало на изразцовый пол – выродок, знай своё место!..

Сейчас, видя перед собой К”ньеца, воина и соплеменника, слыша на каждом шагу о его храбрости и уме, чувствуя его привязанность и расположенность к себе, она, тем не менее, оставалась ко всему этому безучастна: да, всё так, может быть, и есть на самом деле, но К”ньец был не С”тьретом.

Общаясь с ним, она на его фоне уже стала терять в памяти черты любимого, лишь порой ей в глаза бросались детали, по которым ей удавалось различить того и этого.

Тот был…

У С”тьрета уши были целыми и с изумительными кисточками на верхних кончиках, К”ньец же потерял одно из них в сражении. У любимого шерсть муарового окраса всегда лоснилась от сытости и ухоженности, в то время как соплеменник был похож на странника, лишённого возможности следить за собой, и оттого проигрывал в глазах К”ньяны этой существенной частью внешнего вида.

Разве может он сравниться со С”тьретом?..

Она, конечно, принимала знаки внимания со стороны К”ньеца. Он же был её сокланником, и у них были общие воспоминания о жизни в клане. Так что они общались. К тому же, он не был ей противен или раздражал её.

Но он был не С”тьретом. И – всё!

Поскольку у выродков редко встречалась подобная привязанность, а среди них царили свободные нравы, тем более привязанность к ушедшим из жизни, то с К”ньяной пробовали заговаривать и люди, и другие путры, видевшие её безразличное отношение к К”ньецу, на тему безнадежности и неправильности такого поведения. Ей усиленно подсказывали, что следовало бы делать. Её даже уговаривали поступиться ради соплеменника воспоминаниями об ушедших днях, которых ей никогда не вернуть.

Она всех выслушивала, порой рассеянно кивала головой, даже соглашалась, говоря покорно:

– Да, да, конечно… Вы правы… Я так и сделаю…

Однако шло время, и всё оставалось прежним.

К”ньяна и сама понимала странность и бессмысленность своих переживаний, так как не была ни дурой, ни блаженной, и всё-таки только одна мысль о К”ньеце, как о равноправном сопернике, нет, как о равноценной замене С”тьрету, приводила её к ознобу, от которого вставали волосы на загривке, и тут же отвергалась, как неприемлемая.

Бедный хопс, ощущая к себе такое равнодушие со стороны К”ньяны, граничащее с полным отсутствием интереса к своей персоне, худел, впадал в меланхолию и всё больше погружался в безрадостные размышления об уготовленной ему судьбе или искал каких-нибудь рискованных приключений.

А последних, от сидения и ожидания в подземелье, как будто не предвиделось.

Свим словно позабыл, что у него есть или был когда-то друг по имени К”ньец, а потому находил общество Клоуды куда более приятным, чем общение с бывшим напарником по путешествиям. Похоже, всё это теперь в прошлом, и не видать К”ньецу новых дорог, городов и земель в небольшой, дружной компании одних мужчин, озабоченных лишь исполнением какого-то дела. Не важно какого дела, но заставляющего их терпеть нужду скитальцев, вступать в схватки со стоящими на пути выполнения этого дела и не зависеть ни от каких женских или иных, от кого бы они не исходили, капризов…

Заканчивался пятый день безвылазного сидения в подземелье.

В комнату, занимаемую Свимом и Клоудой, прибежала Н”яста, выродок из коз. Переполненная восторгом совершаемого ею поступка и чувством ответственности за него, она боднула перед собой воздух рудиментарными рожками и бархатистым голосом сообщила новость:

– Уважаемый Свим!.. Уважаемая Клоуда!.. Уважаемая Х”ямеда, назначенная уважаемой Гелиной возглавлять сегодня дежурство у входа, говорит, что уважаемый К”ньец решил покинуть подземелье и, отстранив уважаемую Р”япру от дверей, поднимается для выхода наружу, чтобы, как он ей сказал…

Свим не стал слушать, что при выходе на поверхность сказал К”ньец. Что-то должно было случиться необычное, чтобы его друг и товарищ, многие годы служивший ему верой и правдой в скитаниях по бандеке, решился вдруг, не говоря об этом ему, покинуть подземелье.

Хотя, впрочем, он мог догадываться, ибо Клоуда, общаясь с женщинами, приносила много интересного о житье-бытье попавших в изоляцию разумных. Но чтобы из-за этого в одиночку покинуть укрытие и рискнуть выйти к вупертокам, Свим не считал правильным или необходимым поступком.

Охрана или дежурство у выхода не столько удерживала кого-то от опрометчивого шага, сколько служила хоть каким-то занятием для оставшихся без дела людям и путрам. Поэтому она не могла удержать хопса.

Свим схватил меч и, как был по пояс голый, помчался к выходу из подземелья.

Перепуганная Р”япру с округлёнными сурковыми глазами ничего не могла произнести вразумительного, а лишь простирала лапину за дверь и выкрикивала:

– Он там, он там!

Свим ринулся сквозь металлическую решетку вслед за хопсом, уже преодолевающему последние перекладины, крестовины и столбы.

– К”ньюша! Остановись! Подожди меня! Выйдем вместе! – кричал он.

За Свимом, словно по тревоге, уже спешил Камрат, довольный донельзя, что ему удалось убежать от опеки двух назойливых девчонок, пришедших с Гелиной. Одна из них – самая болтливая и приставучая – была, оказывается, даже родной дочерью недавнего Правителя бандеки.

За Камратом спешил Харан, не менее довольный, чем мальчик, хотя причина к тому у него была совершенно другая – ему даже с Гелиной наедине, когда никто не мешал их любви, надоело сидеть без дела в темноте и без движений.

За Хараном бежали Клоуда и Гелина, а за ними – все!

Переполох в подземелье поднялся страшный.

Женщины и путры, остановленные окриком Гелины у дверей, чтобы они не мешали мужчинам, столпились тесной кучкой. Тут же поползли предположения и слухи, нелепость которых всеми понималась, и всё же принималась на веру.

Среди подавшихся к выходу находилась и К”ньяна. Ей в голову не приходило увязывать случившийся бедлам с выходкой К”ньеца со своим именем. Но все говорили только об этом. Будто она довела хопса до попытки самоубийства таким страшным образом, иначе как назвать его стремление выйти наружу к вупертокам и быть съеденным ими?

К”ньяна с обидой выслушивала реплики и молчала.

Правда, вскоре уже обсуждался какой-то другой вопрос, совершенно не связанный с виновниками происшествия, да и не о самом происшествии.

Так что возбуждение и внутриобщинные страсти по прошествии всего нескольких минтов постепенно улеглись, но они неожиданно для самой К“ньяны, потрясённой действием соплеменника, разгорелись внутри её замкнувшегося мирка и словно осветили его.

В это время люди и К”ньец, выруганный Свимом за необдуманность поведения, далёкие от забот оставленных внизу женщин и путров, стояли у последней металлической балки и вслушивались в тишину ночи, пытаясь уловить характерные поскрипывания и стрекотания вупертоков.

Их не было слышно.

– Пожалуй, они нас покинули, – неуверенно предположил Свим и добавил: – Завтра проверим наверняка.

Глава 6

Вупертоки, вопреки нежелательному прогнозу Ф”ента, ушли.

На следующий день после проверки округи Камратом со стены невольные затворники вылезли из подземелья к свету и весеннему воздуху.

Одежда разумных, способная содержать в чистоте тело, на свободе выбросила в атмосферу накопившиеся за время сидения в темноте и замкнутом пространстве подземелья грязь, запахи, влагу и очистилась.

Люди и путры вздохнули полной грудью, хотя испражнения, целыми кучами оставшиеся после вупертоков, пропитала воздух, оттого и даже сами развалины, казалось, источали не слишком приятные кисло-едкие запахи. К счастью, ветер дул с южной стороны и относил большую часть испарений по направлению к дороге.

Ч”юмта получила от задыхающейся в зловонном воздухе Гелины указание очистить хотя бы площадку перед входом в подземелье, подключив к делу всех путров.

Озадаченные выродки обсуждали возможности выполнения задания. Более людей терпимые к запаху и привычные выполнять самую неприглядную работу, они, тем не менее, тоже испытывали неприкрытое омерзение. К тому же неясно было, как ко всему этому подступиться без каких-либо средств или приспособлений, имея при себе только голые лапины.

– Да-а, не скоро всё это засохнет, чтобы можно было это добро вынести куда подальше, – разглядывая продукт деятельности вупертоков, сказал Свим и повернулся к Харану. – Я всякое продумал, анализируя причины, которые могут заставить нас отказаться от такой удобной базы. Тескомовцы? Да, они могут нас отсюда выжить. Или банда какая-нибудь сюда забредёт и осядет. С ней будет тяжело справиться. Но только не о том, что у нас тут натворили вупертоки.

Люди поднялись повыше, туда, где насекомые не могли побывать и нагадить. На крутом склоне, правда, сидеть было не очень комфортабельно, зато здесь запахи ощущались меньше, и создавалась возможность без путров обсудить некоторые вопросы дальнейшего своего житья.

– Не переживай. Скоро весна себя покажет, – отозвался Харан на сетование дурба, резко поводя плечами, тем самым, давая возможность одежде обрести надлежащий вид. – Особенно у Заповедника. Здесь от этих куч скоро ничего не останется.

Пять дней они просидели в осаде, а весна не ждала и решительно преобразила природу. Пробилась сквозь старые космы новая трава, на кустах и деревьях готовы были распуститься листья, появились мелкие птицы, подземные труженики – кроты – нарыли бугорки тёмной земли. Один из них копался даже где под людьми, так как склон был усеян рыхлыми кучками, появившимся совсем недавно, может быть, только сегодня утром.

– Да, весна в разгаре, – думая уже о другом, продолжил разговор Свим. – И лето не за горами. Скоро реки разольются, тропы в Диких Землях зарастут всякой пакостью. К тому же ты прав, из Заповедника выползет… кхе, – кашлянул он, – всякое выползет.

– Лето, – протянула Клоуда, томно потягиваясь, – лето ещё не ско-оро, – она улыбнулась и поправила у Свима прядь волос, упавших ему на лоб. – Здесь не страшно. Вода эту территорию не за-ли-ва-ет… А где-нибудь ну и пусть себе за-ли-ва-ет.

– Там, где я выросла, есть такое место. Слёзное озеро называется. – Оживилась Гелина, до того безучастно покусывающая травинку. Одна рука её покоилась в руке Харана. – Мы с отцом, когда я была маленькая, на лодке плавали в нём… Сейчас-то там ещё сухо, наверное…

– Да, здесь не заливает. – Свим мрачно посмотрел на носки своих сапог, согнул ногу в колене и опёрся на неё рукой, – Здесь-то да, видать, не заливает, а вокруг Примето скоро сплошные болота будут. А до того вода разольётся на многие свиджи. Подойти к городу можно будет только по дорогам. Мимо тескомовцев.

– К чему ты клонишь, Свим? – Харан поцеловал руку Гелины. – Думаешь, надо идти в Примето?

Свим кивнул.

– Харан, мы же с тобой говорили, – вскинула брови Гелина.

– Я его спросил, – оправдался Харан.

– В Примето идти надо, – сказал Свим, – Но не всем, конечно. Только нам с малышом. Остальные, кому надо будет, могут туда пойти, когда прояснится общая обстановка в бандеке и поулягутся страсти.

Клоуда, тянувшаяся к нему, чтобы опять поправить волосы, одёрнула руку.

– А я?.. А мы?.. – Она растерянно оглянулась на Харана, в глазах у неё появились слёзы.