Меч королей

Пребывая в Беббанбурге, я редко носил Вздох Змея, но Осиное Жало висело у меня на бедре, и теперь я извлек короткий клинок и протянул эфесом вперед Вистану, потом уронил, и тот звякнул о плиты пола.

– Твой Бог сказал, что ты должен меня убить. Почему бы тебе не исполнить Его волю?

– Лорд… – протянул он и умолк.

– Ты заявил мне, что послан избавить мир от моего подлого существования. Тебе ведь известно, что меня называют Утредэрв?

– Да, лорд, – промолвил юнец почти шепотом.

– То есть Утредом, убийцей священников?

Вистан кивнул:

– Да, лорд.

– Мне доводилось убивать священников, – подтвердил я. – И монахов.

– Не преднамеренно, – вставила Эдит.

– И преднамеренно тоже, – возразил я. – Но чаще в гневе. – Я пожал плечами. – Расскажи, что еще тебе известно обо мне.

Вистан помедлил, потом собрался с духом.

– Что ты язычник и любишь войну. Что водишь дружбу с идолопоклонниками и подстрекаешь их! – выпалил он и снова умолк.

– Продолжай, – подбодрил его я.

– Люди говорят, что ты хочешь видеть Этельстана королем Уэссекса, потому что околдовал его. Что ты воспользуешься им, дабы взойти на трон самому!

– Это все? – Я хмыкнул.

Прежде парень не глядел на меня, но теперь поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза:

– Еще говорят, что ты убил Этельхельма Старшего и силой выдал его дочь за своего сына. Что ее изнасиловали! Здесь, в этой крепости! – На лице его проступил ужас, а в глазах слезы, и на удар сердца я подумал, что он схватит Осиное Жало.

Тут Эдит рассмеялась. Она ничего не говорила, только хохотала, и ее веселье явно сбило Вистана с толку. Эдит вопросительно посмотрела на меня, я кивнул. Понимая, что означает этот кивок, жена встала и вышла в овеянную ветром ночь. Пока она открывала и закрывала дверь, свечи затрепетали, но не погасли. Часовенку освещали только они, так что мы с Вистаном вели беседу почти в полной темноте.

– Редко выдается день без ветра, – размышлял я вполголоса. – Ветер и дождь, дождь и ветер – вот и вся погода в Беббанбурге.

Парень промолчал.

– Ну-ка расскажи мне, как именно убил я олдермена Этельхельма? – осведомился я, не меняя своего положения у стены часовни.

– Мне-то откуда знать?

– Что болтают о его смерти люди в Уэссексе? – спросил я, но не дождался ответа. – Ты ведь из Уэссекса?

– Да, лорд, – подтвердил он.

– Вот и расскажи, что народ в Уэссексе говорит про смерть олдермена Этельхельма.

– Судачат, что он был отравлен.

Я слегка улыбнулся:

– Языческим колдуном?

Юноша пожал плечами:

– Лорд, тебе лучше знать.

– Тогда, Вистан из Уэссекса, позволь мне поведать то, что я знаю. Я не убивал олдермена Этельхельма. Он умер от горячки, вопреки всем нашим стараниям вылечить его. Перед смертью олдермен причастился Святых Даров вашей церкви. Дочь Этельхельма присутствовала при его смерти, и никто не насиловал ее и не принуждал выходить за моего сына.

Вистан молчал. Свет больших свечей мерцал на стали Осиного Жала. Ночной ветер колыхал дверь часовни и гудел в крыше.

– Что тебе известно о принце Этельстане? – продолжил я.

– Что он незаконнорожденный, – ответил Вистан. – И хочет отобрать трон у Эльфверда.

– У Эльфверда, племянника нынешнего олдермена Этельхельма и второго по старшинству сына короля Эдуарда. Эдуард еще жив?

– Хвала Богу, да.

– Эльфверд второй его сын, и тем не менее ты утверждаешь, что он должен наследовать отцу.

– Лорд, он же этелинг.

– Этелингом считается старший сын, – напомнил я.

– В глазах Господа старший сын короля – это Эльфверд, – стоял на своем Вистан. – Потому что Этельстан бастард.

– Бастард… – повторил я.

– Да, лорд, – упрямо подтвердил юноша.

– Завтра я познакомлю тебя с отцом Кутбертом. Он тебе понравится! Я берегу его в этой крепости как зеницу ока, и знаешь почему? – Вистан помотал головой, и я продолжил: – Потому что много лет назад отец Кутберт имел неосторожность обвенчать молодого принца Эдуарда с хорошенькой девушкой из Кента, дочкой епископа. Девчонка та умерла во время родов, но произвела на свет двойняшек: Эдгит и Этельстана. Отец Кутберт свалял дурака, потому что у Эдуарда не было отцовского разрешения жениться. Тем не менее брак этот был совершен христианским священником в христианской церкви. И те, кто стремится оспорить право Этельстана на престол, наверняка попытались бы заставить отца Кутберта умолкнуть навеки. Вистан, его убили бы, чтобы правда никогда не вышла наружу. Вот почему я укрыл священника здесь, в этой крепости.

– Однако… – начал он, но снова не нашел слов.

Всю жизнь, то есть, по моим прикидкам, лет двадцать, ему в Уэссексе втолковывали, что Этельстан – бастард, а Эльфверд – законный наследник трона Эдуарда. Он верил в эту ложь, верил, что Этельстан был прижит от шлюхи, а теперь я разрушал его веру. Вистан чувствовал, что я говорю правду, но не хотел признавать этого, а потому молчал.

– И ты считаешь, что твой Бог послал тебя меня убить? – спросил я.

Он продолжал молчать, только смотрел на меч у ног.

Я рассмеялся.

– Моя жена христианка, мой сын христианин, самый старый и самый близкий мой друг – христианин, и половина моих дружинников тоже христиане. Почему же твой Бог не приказал кому-нибудь из них убить меня, а послал тебя? Зачем посылать человека из Уэссекса, когда здесь найдется добрая сотня христиан, способных меня прикончить? – (На эту мою речь Вистан не шелохнулся и не проронил ни звука.) – Рыбаки, над которыми ты издевался, а потом убил, тоже были христиане.

Парень вздрогнул и замотал головой.

– Я пытался помешать этому, но Эгберт… – пробормотал он едва слышно, но я уловил легкую заминку перед этим именем.

– Эгберт – это ведь не настоящее его имя? – спросил я. – Кто он такой?

Прежде чем он ответил, дверь в часовню со скрипом распахнулась и в трепещущем пламени свечей появились Эдит и Эльсвит. Едва шагнув через порог, Эльсвит замерла, уставилась на Вистана, а затем радостно улыбнулась.

Эльсвит – моя сноха, дочь моего врага. Ее старший брат ненавидел меня так же сильно, как прежде его родитель. Ее отец, Этельхельм Старший, вынашивал замысел сделать ее королевой, обменять ее красу на какой-нибудь престол христианского мира, но мой сын первым завоевал ее сердце, и с тех пор она жила в Беббанбурге. Поглядев на нее, никто бы не поверил, что такая худенькая, изнеженная и бледная девица могла пережить жестокие холода и суровые ветры Нортумбрии, не говоря уж о муках деторождения. Однако Эльсвит принесла мне двух внуков и единственная в крепости оставалась неподвластной хворям, насморку, простуде и кашлю, отмечающих наши зимы. Она выглядела хрупкой, но была крепка как сталь. Лицо ее, такое милое, расцвело от радости при виде Вистана. Ее улыбка могла растопить сердце хищного зверя, но Вистан не улыбнулся в ответ, только смотрел на нее, словно охваченный ужасом.

– Этельвульф! – воскликнула Эльсвит и бросилась к нашему пленнику с распростертыми объятиями.

– Этельвульф? – озадаченно переспросил я.

Имя означало «благородный волк», и если назвавшийся Вистаном молодой человек правда выглядел благородным, то вот волчьего в его наружности не было ничего.

Парень покраснел. Позволив Эльсвит обнять себя, он бросил на меня застенчивый взгляд.

– Меня зовут Этельвульфом, – признался он, и по его тону я понял, что обязан знать это имя.

– Мой брат! – радостно прощебетала Эльсвит. – Мой младший брат!

Заметив лежащее на полу Осиное Жало, сноха нахмурилась и вопросительно посмотрела на меня.

– Твоего брата послали убить меня, – пояснил я.

– Убить тебя? – потрясенно выдохнула Эльсвит.

– В отмщение за то, как я обошелся с тобой, – продолжил я. – Разве тебя не изнасиловали и не принудили вступить в брак?

– Нет! – яростно возразила молодая женщина.

– И все это после того, как я убил твоего отца, – закончил я.

Эльсвит посмотрела брату в глаза.

– Наш отец умер от горячки! – пылко заявила она. – Я была с ним все время, пока он болел. И никто меня не насиловал и не принуждал выйти замуж. Мне нравится здесь!

Бедный Этельвульф! Фундамент его жизни рушился прямо у него на глазах. Он верил Эльсвит, да и как было не поверить ей? Ее лицо светилось от радости, а в голосе звучало счастье, тогда как у Этельвульфа вид был такой, словно он вот-вот расплачется.

– Пойдем-ка спать, – обратился я к Эдит, а потом повернулся к Эльсвит. – А вы двое можете поболтать.

– Просто обязаны! – заявила Эльсвит.

– Я пришлю слугу, чтобы устроить тебя на ночлег, – сказал я Этельвульфу. – Но ты ведь понимаешь, что все еще пленник здесь?

– Да, лорд. – Он кивнул.

– Почетный пленник, – добавил я. – Но если ты попытаешься сбежать из крепости, все переменится.

– Да, лорд, – повторил юноша.

Я поднял Осиное Жало, похлопал пленника по плечу и отправился спать. День выдался долгий.

Итак, Этельхельм Младший послал брата убить меня. Он снарядил флот, посулил команде золото и приставил к кораблям брызжущего слюной попа, чтобы пробудить в Этельвульфе праведный гнев. Этельхельм понимал, что, пока я внутри крепостных стен, добраться до меня практически невозможно. Понимал и то, что не сможет послать достаточно большой отряд для засады в моих землях: его людей быстро бы нашли и перебили нортумбрийские воины. Поэтому был разработан хитрый план и отправлены корабли, чтобы подкараулить меня в море.

Этельвульф возглавлял эскадру, но Этельхельм знал, что его брат, пусть и разделяющий родовую ненависть ко мне, не самый беспощадный из людей, поэтому послал отца Сеолнота пичкать Этельвульфа священным бредом, и еще одного человека, известного как Эгберт. Вот только это не было его настоящее имя. Этельхельм не хотел, чтобы кто-то узнал об истинном владельце флота или связал мою смерть с его приказом. Он рассчитывал, что вину возложат на пиратов или на какой-нибудь случайный корабль норманнов, поэтому велел командирам назваться какими угодно именами, кроме своих собственных. Этельвульф стал Вистаном, а Эгберт, как я потом выяснил, на самом деле был Ваормундом.

Ваормунда я знал. Здоровенный западный сакс, человек грубый, настоящая страхолюдина со шрамом от правой брови до левой стороны подбородка. Мне вспомнились его глаза, холодные, будто камень. В бою Ваормунд был незаменим, потому как дрался будто одержимый. Но еще он был из тех, кто упивается жестокостью. Настоящий великан, даже выше меня ростом, не ведающий жалости. Прирожденный воин, но, если в битве никто не отказался бы от помощи Ваормунда, только дурак захотел бы иметь его врагом.

– Почему Ваормунд находился на самом маленьком вашем корабле? – спросил я у Этельвульфа на следующее утро.

– Я отправил его туда, потому что хотел избавиться от него! Он не христианин.

– Язычник?

– Зверь. Это Ваормунд пытал пленников.

– Отец Сеолнот подстрекал его?

– Да. – Этельвульф уныло кивнул.

Мы прогуливались по выходящим на море стенам Беббанбурга. Солнце отражалось от пустынного моря, легкий ветерок доносил запах водорослей и соли.

– Я попытался остановить Ваормунда, – продолжил молодой сакс, – а он проклял меня и проклял Бога.

– Твоего Бога? – удивился я.

Этельвульф перекрестился:

– Я сказал, что Бог не простит его жестокости, а он ответил, что Бог более жесток, чем любой из людей. Тогда я велел ему перейти на «Хёлуберн», потому что не мог выносить его общества.

– Мне известно, что твой брат ненавидит меня, – сказал я, пройдя несколько шагов, – но зачем ему понадобилось посылать тебя на север, чтобы убить меня? Почему сейчас?

– Ему известно о твоей клятве убить его, – сообщил Этельвульф.

Пораженный, я замер, ибо правда дал такую клятву, но считал ее тайной между мной и Этельстаном. Однако Этельхельм про нее узнал. Как? Неудивительно, что олдермен решил избавиться от меня прежде, чем я успею сдержать слово.

Брат моего заклятого врага робко посмотрел на меня:

– Это правда?

– Да, – подтвердил я. – Но не прежде, чем умрет король Эдуард.

Этельвульф вздрогнул, услышав эту горькую истину.

– Но зачем? Зачем убивать моего брата?

– А ты спрашивал у него, почему он хочет убить меня? – сердито парировал я. – Не отвечай, я и так знаю. Потому, что Этельхельм верит, будто я убил вашего отца, и потому, что я Утредэрв Язычник, Утредэрв Убийца Священников.

– Все так, – глухо признал юноша.

– Твой брат неоднократно покушался на жизнь Этельстана, – напомнил я. – И на мою. Стоит ли спрашивать, почему я хочу убить его? – (На это ему нечего было ответить.) – Как думаешь, что произойдет, когда Эдуард умрет? – резко спросил я.

– Я молюсь, чтобы он жил. – Этельвульф осенил себя крестом. – Когда я отплывал, он находился в Мерсии, но был прикован к постели. У него побывали священники.

– Чтобы причастить перед смертью?

– Так и раньше говорили, но он выздоравливал.

– А что случится, если на этот раз он не поправится?

Молодой человек помедлил, не желая давать ответ, который, как он знал, мне не понравится.

– Когда он умрет, – выдавил он наконец, снова осенив себя крестом, – Эльфверд станет королем Уэссекса.

– А Эльфверд приходится тебе племянником, – промолвил я. – И еще Эльфверд – кусок дерьма с мозгами, как у воробышка. Но если он станет королем, твой брат сможет вертеть им, как ему вздумается, и через него править Уэссексом. Есть только одна загвоздка, не так ли? Дело в том, что родители Этельстана были обвенчаны, а значит, он не бастард. Поэтому, когда Эдуард умрет, разразится междоусобица. Сакс против сакса, христианин против христианина, Эльфверд против Этельстана. А я давным-давно дал слово защищать Этельстана. Хотя иногда я жалею об этом.

– Жалеешь, лорд? – Этельвульф остановился в изумлении.

– Так и есть, – подтвердил я, воздержавшись от дальнейших объяснений, и повел его по длинному парапету.

Я в самом деле когда-то дал слово защищать Этельстана, но с течением времени все сильнее сомневался в этом. Он стал слишком благочестивым, прямо как его дед, и, как я знал, слишком амбициозным. Амбиции – дело хорошее. Король Альфред, дед Этельстана, имел большие амбиции, а Этельстан унаследовал мечты предка. Мечты эти вращались вокруг объединения государств саксонской Британии. Уэссекс завоевал Восточную Англию, поглотил Мерсию, и не секрет, что он желает прибрать к рукам Нортумбрию, мою Нортумбрию – последнее королевство в Британии, где мужчины и женщины вольны верить в тех богов, какие им нравятся. Этельстан поклялся не вторгаться в Нортумбрию, пока я жив, но сколько мне осталось? Никто не вечен, а я уже стар и боялся, что, поддерживая Этельстана, обрекаю свою страну маяться под ярмом южных королей и их загребущих епископов. И я дал клятву человеку, который, скорее всего, все это осуществит.

Я нортумбриец, Нортумбрия – моя родина. Мой народ – нортумбрийцы, а это суровые, крепкие люди. К северу расположена Альба, где полно жадных скоттов, которые совершают на нас набеги, творят бесчинства и жаждут нашей земли. К западу лежит Ирландия, приют норманнов, вечно недовольных тем, что у них есть, и желающих большего. Даны точат клинки за морем на востоке; они никогда не откажутся от своих претензий на мой край, где уже осело столько их соплеменников. Так что с востока, с запада и с севера нас окружают враги, а страна у нас маленькая. На юге живут саксы, народ, говорящий на нашем языке, и тоже желающие заполучить Нортумбрию.

Альфред всегда мечтал, чтобы все племена, для которых английский родной, жили в одном государстве. Страна его мечты называлась Инглаланд. И судьба, эта сука, управляющая нашей жизнью, распорядилась так, что я сражался за Альфреда и его мечту. Я убивал данов. Я убивал норманнов. И каждая смерть, каждый удар меча укрепляли власть саксов. Я понимал, что Нортумбрии не выстоять. Слишком она мала. Скоттам нужна земля, но у скоттов имелись свои враги: они воевали с норманнами из Страт-Клоты и с островов, которые отвлекали на себя короля Константина. Ирландские норманны яростны в бою, но редко объединялись под властью одного конунга, хотя корабли с драконьими головами постоянно пересекали Ирландское море, доставляя воинов, обживающих дикое западное побережье Нортумбрии. Даны стали теперь осторожнее в отношении Британии, и их суда уходили дальше на юг в поисках легкой добычи. А саксы все набирали и набирали силу. Так что однажды, как я понимал, Нортумбрия падет и достанется, скорее всего, именно саксам. Я не хотел этого, но противостоять такому исходу все равно что обнажать клинок против судьбы. И если от судьбы не уйти, во что я твердо верил, то лучше уж пусть Уэссекс унаследует Этельстан. Эльфверд – мой враг. Его родичи ненавидели меня и, овладев Нортумбрией, обрушили бы всю мощь саксонской Британии на Беббанбург. Этельстан поклялся защищать меня, равно как я поклялся защищать его.

– Он использует тебя! – с горечью заявила мне Эдит, когда обо всем узнала.

– Этельстан?

– Ну конечно! С какой стати тебе помогать ему? Он нам не друг.

– Я всегда любил его.

– А вот любит ли он тебя? – осведомилась она.

– Я дал клятву защищать его.

– Ох уж эти мужчины и их клятвы! Думаешь, Этельстан сдержит слово? Веришь, что он не вторгнется в Нортумбрию?

– Не вторгнется. Пока я жив.

– Он же лис! – воскликнула Эдит. – Он властолюбив! Ему хочется стать королем Уэссекса, королем Мерсии, королем Восточной Англии, королем всего! И ему все равно, через что или через кого придется переступить, лишь бы достичь своей цели. Ну конечно, он нарушит свою клятву! Он ведь никогда не был женат!

– А это-то здесь при чем? – Я воззрился на нее.

Эдит смутилась.

– В нем нет любви, – пояснила она, озадаченная моей несообразительностью. – Его мать умерла, давая ему жизнь. – Супруга осенила себя крестом. – Всем известно, что дьявол метит таких детей.

– Моя мать умерла, давая мне жизнь, – возразил я.

– Ты – дело другое. А ему я не доверяю. И когда Эдуард умрет, тебе следует остаться дома!

Это было ее последнее, горькое слово. Эдит сильная и умная, и только дурак не прислушается к совету такой женщины, однако ее натиск пробудил во мне гнев. Я знал, что она права, но мое упрямство и ее настойчивость лишь укрепили во мне решимость сдержать слово.

Финан соглашался с Эдит.

– Если ты пойдешь на юг, я, конечно, пойду с тобой, – сказал мне ирландец. – Но нам не стоит туда идти.

– Хочешь, чтобы Этельхельм остался в живых?

– Я хотел бы загнать ему Похитителя Душ в вонючую задницу, так чтобы у него глаза на лоб вылезли, – процедил Финан, имея в виду свой меч. – Но охотно предоставлю это удовольствие Этельстану.

– Я поклялся.

– Ты мой господин, – заявил он. – Но круглый дурак при этом. Когда выступаем?

– Как только прознаем о смерти Эдуарда.

Вот уже год, как я ожидал, что с юга прискачет один из дружинников Этельстана с вестью о кончине короля. Но спустя три дня после нашего первого разговора с Этельвульфом вместо дружинника приехал поп. Он разыскал меня в беббанбургской гавани, где сходил на воду починенный «Сперхафок». День выдался жаркий, и я, помогая толкать изящный корпус корабля, разделся до пояса. Поначалу священник не поверил, что перед ним и вправду лорд Утред, но находившийся рядом Этельвульф, одетый как полагается знатному вельможе, подтвердил, что я и есть олдермен.

Король Эдуард, как сообщил поп, еще жив.

– Хвала Господу, – добавил он.

Священник был молодой, он очень устал и стер о седло задницу. Под ним была породистая лошадь, но, подобно всаднику, ее покрывали пыль, пот, и она едва не падала от усталости. Поп гнал вовсю.

– Ты столько проехал лишь сообщить, что король все еще жив? – резко спросил я.

– Нет, лорд. Мне нужно передать тебе послание.

Я выслушал послание и на следующий день, на заре, выступил на юг.

Со мной из Беббанбурга ехали всего пятеро. Одним из них был, разумеется, Финан, а четверо прочих – хорошие воины, умелые в обращении с мечом и преданные. Гонца священника я оставил в Беббанбурге. Сыну, что вернулся с гор и вступил в командование гарнизоном на время моего отсутствия, наказал глядеть за ним в оба. Мне не хотелось, чтобы привезенная священником весть распространилась. И еще велел относиться к Этельвульфу как к почетному пленнику.

– Допустим, это наивный дурачок, – сказал я. – Но я не хочу, чтобы он ускакал на юг и предупредил брата, что я иду.

– Его брат все равно узнает, – сухо заметил Финан. – Этельхельму ведь уже известно, что ты поклялся убить его.

Это-то и не давало мне покоя всю долгую дорогу до Эофервика. Мы с Этельстаном обменялись клятвами и договорились держать их в тайне. Я нарушил обещание, поделившись с Эдит, Финаном, сыном и его женой, но все они пользовались полным моим доверием. Но раз Этельхельм узнал секрет, то Этельстан поведал его кому-то, а этот некто рассказал, в свою очередь, Этельхельму. А значит, среди близких к Этельстану людей завелись лазутчики. В этом не было ничего неожиданного, я бы скорее удивился отсутствию у Этельхельма осведомителей в Мерсии, но, так или иначе, врага предупредили об исходящей от меня опасности.

Был еще один человек, кому я не имел желания поведать о моей клятве, понимая, что это его не обрадует. И оказался прав – Сигтригр пришел в ярость.

Не так давно он был моим зятем и с моей помощью стал королем Нортумбрии. Норманн, обязанный мне троном. Я занимал при Сигтригре то же место, что Этельхельм при Эдуарде: был самым могущественным его олдерменом, единственным человеком, которого королю оставалось либо улещивать, либо убить. Но одновременно мы были друзьями, хотя во время той встречи в древнем римском дворце в Эофервике он был очень зол.

– Ты пообещал убить Этельхельма? – бросил он мне в лицо.

– Я дал клятву.

– Зачем! – Это не был вопрос. – Чтобы защитить Этельстана?

– Я поклялся защищать его. Поклялся много лет…

– И ему опять понадобилось, чтобы ты шел на юг, – перебил меня Сигтригр, – спасать Уэссекс от внутренней неурядицы! Спасти Уэссекс! Ты уже сделал это в прошлом году! Ты спас этого ублюдка Этельстана. А нам выгодна его смерть. Но нет, тебе нужно выручать жалкого засранца из беды! Ты никуда не пойдешь, я запрещаю.

– Этельстан – твой шурин, – напомнил я.

На это Сигтригр ответил резким словцом и пнул стол. Римский сосуд из синего стекла упал и разбился, взвизгнули королевские волкодавы.

– Ты не должен идти, – убеждал зять, наставив на меня палец. – Я запрещаю!

– Государь, у нас нынче принято преступать через клятвы? – спросил я.

Он снова выругался, прошелся сердито по каменному полу, потом повернулся ко мне:

– Когда Эдуард умрет, саксы передерутся между собой, так ведь?

– Скорее всего.

– Так пусть дерутся! – воскликнул Сигтригр. – Молись, чтобы эти ублюдки перебили друг друга! Нам это на руку: пока они воюют между собой, им недосуг воевать с нами.

– Но если победит Эльфверд, он непременно нападет на нас, – возразил я.

– А Этельстан не нападет? Думаешь, он не поведет армию через нашу границу?

– Он обещал не делать этого. Пока я жив.

– Это ненадолго, – вставил Сигтригр, придав своим словам тон угрозы.

– И ты женат на его родной сестре-близняшке, – напомнил я.

– Полагаешь, это его остановит? – Сигтригр сердито зыркнул на меня.

Прежде он был женат на моей дочери, которая погибла, защищая Эофервик. После ее смерти король Эдуард под угрозой вторжения в Нортумбрию вынудил Сигтригра жениться на Эдгит. Подпираемый другими противниками, зять согласился. Эдуард провозгласил этот брак символом примирения между саксонскими государствами и подвластной норманнам Нортумбрии, но только глупец не понимал, что истинной его целью было поместить христианскую королеву-саксонку на трон вражеской страны. Если Сигтригр умрет, то его сын, мой внук, будет слишком юн, чтобы принять бразды правления. Даны и норманны никогда не признают благочестивую Эдгит своей правительницей и посадят на престол Нортумбрии кого-то из своих, тем самым дав саксам повод для нападения. Под предлогом восстановления Эдгит на ее законном месте они приберут Нортумбрию, мою страну, к рукам.

Все это было так. И тем не менее я собирался выступить на юг.

Я дал клятву не только Этельстану, но и Этельфлэд, дочери короля Альфреда, которая была не просто моей любовницей, но я ей очень дорожил. Я обещал защищать Этельстана и убить его врагов после того, как умрет король Эдуард. А если человек нарушает клятву, он теряет честь. При жизни мы можем иметь многое: знатное происхождение, земли, успех. И у меня все это было. Но после смерти нам предстоит путь в загробный мир, и туда мы сможем забрать лишь свою репутацию, а у человека без чести нет репутации. Я решил сдержать клятву.

– Сколько людей ты берешь с собой? – спросил Сигтригр.

– Всего сорок.