Изнанка матрешки. Сборник рассказов

Виктор Ананишнов

Изнанка матрешки. Сборник рассказов

МЫ УЖЕ БЫЛИ КОГДА-ТО…

До двадцати двух он окончил институт и сразу поступил в аспирантуру. В двадцать восемь защитил диссертацию. Работал, с головой уйдя в проблемы науки и не замечая ничего вокруг.

После тридцатилетнего существования в этом мире неожиданно словно очнулся и узнал о неведомой до того для себя астрологии.

Увлёкся оккультными явлениями, начиная исподволь. Открыл для себя, что он Водолей, родился в год Быка и вторую свою половину, с которой до сих пор разлучён, ему следует искать среди Близнецов. Потом оказалось, что его душа, созданная невесть кем или чем, то ли Богом, то ли другой какой Первопричиной, меняла смертные тела неоднократно, пока не воплотилась в нём, а вот в прошлой жизни она, якобы, спокойно обитала в женщине.

Последняя новость его вначале позабавила – как же так? Но, разъяснилось ему, душа – субстанция бесполая, а потому выбор её неоднозначен. Такой поворот в осознании своего нынешнего пребывания в образе мужчины превратился у него в источник новых размышлений и побуждений.

«Любопытно, – думал он порой, – есть ли сходство, если не внешнее, то хотя бы характеров, у меня и у моей предтечи?» Он применил к ней, к той, затерянной в веках женщине, именно такое слово – предтеча. Было в этом понятии какое-то таинственное значение, в котором могло быть всё, но для него оно вылилось в очередной вопрос: что было бы, случись им встретиться лицом к лицу? Что бы это получилось? Они – душа в душу, коль она одна? Жили бы одной душой, уж если одна душа на двоих?..

И опять его позабавил такой поворот в собственной игре воображения.

Возможный образ предтечи он черпал, то, глядя на профессора Елену Николаевну – без талии, с одышкой, явно страдающей мужененавистничеством, то, встречая красивую девушку, независимо прошагавшую мимо него в метро, то, видя, как молодая или не очень женщина, схватив детей за руки, пробивается сквозь толпу на Невском.

Так бы и остались его мысли втуне. Однако дальше произошло следующее.

Поскольку в своих фантазиях он был не одинок и на возможность их воплощения появился спрос, то вполне естественно, что в городе с почти пятью миллионами жителей для таких жаждущих, как он, возникла небольшая коммерческая фирма, свившая своё гнездо в университете телекоммуникаций, что на Мойке.

Узнав о ней из скромной рекламы в бесплатной газетке, он долго не решался обратиться по адресу. Сомневался. Но известный вуз связистов обнадёживал, и он созрел обратиться к Юрию Арзуманяну, главе этой фирмы. Он позвонил ему как раз в день своего тридцати двухлетия.

Арзуманян, лёгкий, энергично подвижный, с черными подмороженными сединой волосами – на голове поменьше, в бороде побольше – встретил его стоя за небольшим столом. Руки его нервно мыли одна другую.

В клиента поистине впился внимательный взгляд чёрных глаз. От них у вошедшего отпала всякая охота оставаться в офисе – тесной комнатке – главы фирмы.

Впрочем, всё это длилось несколько первых мгновений.

– Будем знакомы, – сказал слегка натуженным голосом хозяин офиса и представился:

– Юрий Арзуманян.

– Николай Кутов… Николай Николаевич…

– Ну, хорошо! Прекрасно! Что бы вы хотели узнать?

Направляясь сюда, Николай думал о том, что скажет. Прямой вопрос несколько сбил его с настроя. И пока он довольно путано пересказывал свои думы за последние два года, Арзуманян слушал и осматривал его с той настойчивой тщательностью, словно пытался сразу найти в собеседнике что-то особенное и подспудное, невысказанное словами.

– Вы женаты? – неожиданно перебил он Николая.

– Н-нет… А что? Это может повлиять…

– Нет-нет… Я мог бы догадаться, – последние слова глава фирмы словно сказал для себя.

Николай вспыхнул. Торопясь сюда, хотя в том не было необходимости, а торопился, чтобы не передумать, он побрился впопыхах. Галстук… Конечно, сбился как всегда в сторону… Рубашка вчерашняя…

– Ладно, – невозмутимо продолжил Арзуманян. – Это я так, к слову. Давайте посмотрим, кого, и что Вы представляете. Итак, год, день рождения и, если знаете, час?

Он задал Кутову ещё несколько вопросов, ничего нового или особенного в них для Николая не было. При опросе левая рука Арзуманяна невесомо порхала над клавиатурой компьютера. Одна бровь его время от времени вздрагивала и поднималась, как будто он чему-то удивлялся всё больше и больше.

– Да, правильно, – наконец сказал он. – В прошлой жизни Вы были женщиной. Тринадцатый век. Его начало. Средняя Азия. Окрестности Самарканда… И вы хотите её увидеть?

– Если можно… И пообщаться. – Николай покраснел. – Интересно, понимаете… Как бы это точнее сказать… Мой… извините, её род занятий тогда… Мысли, знаете ли… – Он оправдывался, боясь, что его здесь могли не так понять.

– Это мы можем, – не замечая его волнения, равнодушно проговорил Арзуманян. – Для того и создали фирму. Что ещё?

– А смогу я там её узнать?

– Думаю, да. Вам поможет родственность… Не так. Идентичность души. Из нашего почти годового опыта, уже через двадцать четыре часа девяносто из ста наших клиентов вступают в контакт со своим предыдущим воплощением.

– А… А как же душа? Она же одна.

– Вас это волнует?.. Мы Вас с той женщиной совмещать не будем. Вы воплотитесь в Носителя Вашего разума, который будет рядом с ней всё то время, когда Вы там будете находиться. Поэтому… Как долго вы хотите сохранить контакт?

– А сколько можно?

– На сегодня мы достигли предела в сто сорок семь часов. Пока! – Арзуманян оживился. – Не поверите, но мы начинали с получаса. Всего!.. Извините! Итак, максимум?

– Д-да.

– Хорошо! Риска для Вас никакого. – Убедительно закончил опрос Арзуманян и позвонил по белому телефону, набрав две цифры. – Катя, зайди ко мне!

Через минуту в комнату вошла стройная девушка в строгом платье. Её миловидное лицо также было строгим, но в карих глазах вошедшей таилась усмешка.

– Катя, вот Николай Николаевич. На максимум. Район Самарканда, начало тринадцатого. – И Кутову: – Катя будет Вас вести. До свидания!

– Юрий Вазгенович, – задержалась сотрудница, – какой возможен год?

– Вероятнее всего, одиннадцатый. Дальше не прослеживается.

– Хм… – У Кати порозовели щёки, она их чуть надула и подала вперёд губы. – Что-то зачастили. Не находишь?

– Ладно тебе, мало ли совпадений. Хотя…

Кутов, занятый мыслями скорого свидания с предтечей, не обращал внимания на их разговор, а если бы и прислушался, то никогда бы не связал его содержание с собой. А разговор, тем не менее, напрямую касался его, хотя и Арзуманян, и Катя пока что лишь констатировали совпадение года и места погружения в прошлое, по крайней мере, у шестого сегодняшнего посетителя.

Выпроводив клиента и сотрудницу, Арзуманян меланхолически обдумывал эту странную данность. Говоря о совпадении Кате, он-таки понимал незаурядность события. Медленно повернулся к компьютеру, посидел над таблицами и данными о клиентах. Так оно и было: шесть человек вознамерились сегодня познакомиться с носителями своих душ в прошлой жизни в одной и той же пространственно-временной точке.

Двоих из них позвала любовь, остальных – ненависть…

Ночь. Неправдоподобно яркий лунный свет, тонкие острые тени деревьев…

Николай видел и воспринимал окружающий мир глазами Носителя его сознания. Носитель передвигался осторожно, держался тени. До Николая стали доходить его ощущения. Первое – зуд и жжение в ладонях, словно только что руки держали или цеплялись за нечто твёрдое и неровное. Потом – ноги. Они несколько мгновений назад выдержали прыжок с большой высоты.

Шуршала перезрелая листва, и где-то невдалеке плескалась вода.

За расступившимися купами деревьев и кустов открылось залитое лунным сиянием необыкновенное, ажурное и невесомое, будто изъятое из сказок тысячи и одной ночи строение. Чистейшее серебро и чёрные провалы – игра света и тени – придавали ему геометрическую чёткость, схожую с аппликацией, нанесённую через тончайший трафарет.

Носитель остановился, прислушался, повертел головой. Слева тонкой невысокой струёй мельтешил фонтан.

– Т-ток, т-ток, – раздалось совсем близко.

Носитель встрепенулся и ответил. К нему метнулось призрачное видение и замерло в шаге от него.

– Зачем ты здесь? – прерывистый шёпот принадлежал женщине. Она с ног до головы была укутана в темные одежды.

– Лошади и мои верные нукеры ждут нас, о, любимая!

– Он убьёт вас всех!

Рука Носителя опустилась: пальцы привычно сомкнулись на рукоятке сабли.

– Это я его убью! Решайся, свет моих глаз.

Она приложила изящную лёгкую ладонь к его щеке, и Николай тоже почувствовал нежное прикосновение, током пронзившее Носителя, а ладонь медлила, лаская его лицо.

– Увези меня… – выдох вышел из её груди.

Николай озарился клочками давно передуманных мыслей и решений Носителя. Она теперь его и он один будет обладать ею!.. Мухтарам не оставит их в покое, и жизнь их скользит по лезвию кинжала… Жизнь распалась на две неравные части – двадцать пять лет до сего мгновения и неизвестно сколько после… Что скажет отец?.. Но зато, хоть три дня он и она – одни…

(Почему три, у меня их шесть, – промелькнуло у Николая).

Носитель подхватил её сильными руками, и тело его возлюбленной… да, да… Гульбиби обрело плоть и осязаемую тяжесть. Она засмеялась чистым серебром в серебристом лунном свете.

Всё в ней было желанным…

– Бек, объявился Мухтарам!..

Нукер смотрел в сторону, чтобы не видеть прелестного лица Гульбиби. Николай победил Носителя, и она теперь не скрывала своего лица от мужчин.

– Где?

Рука потянулась к поясу… Он обувался в высокие сапоги. Наступало утро четвёртого дня… А три предыдущих – они стоили первой части жизни, вторая сейчас казалась несущественной и непонятной. Да что там в ней может ещё произойти такого? Если всё, всё (!) уже случилось.

– В Ургуте.

– Знает где ждать. Кто с ним?

– Ансункур… Бешеный!

– У-урр!

Она тоже спешно одевалась, хотя её сборы казались куда проще, чем у Носителя. Набросила на себя серое покрывало и – всё. Глаза её сверкали решимостью. Кинжал с тонким длинным клинком мелькнул в её руке и исчез в складках накидки.

– Мы ещё поживём! – Носитель высказал мысли Николая, который также был возбуждён и настроен решительно.

Гульбиби за эти дни стала для него коном, отступать от него он не собирался, напротив, мнил себя способным помочь Носителю справиться с погоней обманутого мужа или стряхнуть её.

Гульбиби на его слова широко раскрыла глаза и засмеялась.

– Ты прав, милый. Поживём!

Что-то в её реплике удивило Николая, так могли говорить – и он, и она – в его мире, а не здесь. Но Носитель его сознания уже распорядился привести лошадей, и удивление сменилось заурядной озабоченностью.

Было время созревания плодов. Солнце ещё не высушило воздух от ночной влаги. Дышалось легко. Кони весело бежали в сторону Заравшана, приходилось усмирять их бег. Нукеры Носителя – человек десять, молодые, молчаливые, слепо исполнительные – покидали небольшое становище, бросив богатую юрту бека и свои, поплоше, со всем содержимым в них скарбом.

Носитель махнул рукой и позвал:

– Раджаб!

Юноша с тонкой полоской едва пробившихся усов тут же подскакал к нему.

– Слушаю.

– Скачи к Умару. Скажи от меня, пусть укусит Мухтарама в его вонючий зад, чтобы на хвост свой подольше смотрел.

– О! Хорошо!

– Тебя и его жду у Чёрного холма. – И повысив голос, Носитель сказал другим воинам: – Пойдём к моему отцу, к Абу-л-Джаванширу!

И улыбнулся Гульбиби, она приветливо ответила. Сердце Николая или Носителя его сознания зашлось от нежности и печали…

Утро сменилось жарким днём. Скачка оживила людей. Николай чувствовал сильный ток крови, хотелось что-нибудь выкрикнуть или совершить нечто из ряда вон…

Стрела угодила в круп лошади одного из нукеров. Животное рванулось, тонко заржало. Прилетела ещё одна стрела, но бесполезно воткнулась в пересохшую землю.

– Вон там! – показал Носитель оголённой саблей на небольшое скалистое возвышение, и два воина оторвались от группы. – Убейте его! – И остальным: – Уходим!

За другим холмом навстречу им кинулась дюжина зло визжащих вооружённых всадников. Они, похоже, не вызвали у людей Носителя особой тревоги, хотя нападавших было в два раза больше. Это были явно не профессиональные воины, а какой-то сброд. Последнее сравнение к Николаю передалось от Носителя.

И всё равно, несмотря на понимание ощущений Носителя, Николай содрогнулся от вида разъярённого человека, несущегося с открытым для крика ртом, прямо на него. Такое Николай переживал впервые – созерцание непосредственно надвигающейся угрозы зачаровывало, обволакивало странной пеленой слабости, ибо вот оно – неизбежное…

Однако Носитель неторопливо положил ладонь на ухватистую рукоять сабли, вынул её из ножен в одно мгновение, словно она весила со спичку, и, не примериваясь, всем телом подался в сторону нападавшего. Рубанул сверху вниз. Крик противника перешел в клёкот – сабля раскроила его от шеи до сосков груди.

Не сбавляя скорости, нукеры Носителя прошли через толпу как через неумело расставленную группу кеглей, оставив за собой половину смертельно раненых противников; другие, припадая к шеям лошадей, в панике бросились прочь.

– Всех собрал! – презрительно выкрикнул Абдаллах, злая усмешка перекосила его молодое чистое лицо. Он сделал отмашку запачканной кровью саблей. – Скоро женщин на нас пошлёт!

Носитель не ответил, но одобрительно посмотрел на сказавшего, потом на Гульбиби.

Испарина покрывала её прекрасное лицо.

Если верить магам и закону кармы, то её выдержка и хладнокровие должны были закалить душу и передать эти качества будущему её обладателю, то есть Николаю. Но он ничего подобного в себе никогда не наблюдал. Напротив. Ведь перед собой он был всегда честен. Размазня! – вот его мнение о себе.

И он восхищался Гульбиби.

Гульбиби!.. Да будь он сам на месте Носителя его сознания, он, быть может, стал бы похожим на него: смелым, уверенным в себе и в свою способность охранить любимую от любого посягательства…

– Это же… Аксункур… – прерывисто прошептал Носитель.

Новых противников было всего четверо, но как они выехали навстречу кавалькаде Носителя, как перекинули руки к поясам с оружием, как они держались в сёдлах – даже неискушённый в таких делах Николай понял: эти четверо ни чета недавней дюжине.

– У-урр! – прорычал Носитель. – Будь со мной по левую руку, – буркнул он Абдаллаху. – А ты, Низам, ударь по Бешеному из лука!

Стрела, тут же пущенная Низамом, странным образом, не долетая Аксункура – громадного, пропорционально сложённого воина, – свернула в сторону и поразила одного из его спутников чуть ниже подбородка.

Аксункур громко захохотал. Что его развеселило, Николаю было не понять. Зато Носитель передёрнулся от кончиков пальцев ног до бровей.

Бешеный был красив мужской красотой. Широкие брови оттеняли не по-восточному широко раскрытые карие глаза, рот кровянел избытком силы и чувств, правильное лицо украшали вислые, но не слишком, чёрные усы.

– Будь ты проклят, Аксункур! Собака Мухтарама! – крикнул Носитель, пальцы рук его занемели на рукоятке сабли.

Николай почувствовал разрастающуюся в существе Носителя безысходность. Аксункур, его слава непревзойдённого бойца и уверенность в своём превосходстве, сковали волю и удаль Носителя.

Трое против восьмерых, но первые стоили вторых.

Лишь смерть Абдаллаха спасла жизнь Носителю. Через заслон Аксункура просочилась половина нукеров, но и сам Бешеный оказался в одиночестве.

Но не они, а он бросился за ними вдогонку.

«Сейчас он!..» – предчувствие неизбежного конца передалась от Носителя к Николаю.

– Умар! – крикнул Носитель. – Гульбиби и ты… К Абу-л-Джаванширу… Головой…

– А-а-а! – бешеный Аксункур, подняв над собой громадную саблю, нагонял беглецов.

Носитель стал придерживать и разворачивать коня, чтобы на мгновения остановить ценой своей жизни нападавшего, и дать возможность уйти Гульбиби.

Но тут тонко пропела тетива от пущенной стрелы Низамом, и слегка нависший нос Аксункура удлинился во много раз.

– Так его!

Носитель вздохнул свободней. Он ещё проследил за медленным падением бешеного прислужника Мухтарама, и отвернулся, когда тяжелая туша мешком свалилась на землю и несколько раз перекувырнулась, извалявшись в грязно-жёлтой пыли.

Лошади несли их по каменистому жёлобу. Одна на полном ходу сломала ногу, её всадник с невольным криком, описав в воздухе гигантскую кривую, рухнул на камни.

Никто не оглянулся, никто не сказал: – Прости! Потому что никто ему уже не мог помочь. Но сердце Николая, если оно было его сердцем, защемило пониманием потери.

Небольшая абрикосовая рощица приютила усталых беглецов.

– Абдаллах! – колыхнуло мозг воспоминание Носителя и его глаза щипнуло непрошеной слезой – Николай ощутил нежность и привязанность к погибшему нукеру. Носитель быстро оправился, досадуя на свою слабость. Твёрдо сказал: – Ты, Умар, теперь будешь по левую руку.

– Да, бек, – просто ответил Умар. Он был одних лет с погибшим Абдаллахом, но рябоватое лицо и узко посаженые глаза делали его старше и как будто опытнее.

Незатейливое распоряжение Носителя и простой ответ нукера, заставили Николая кое в чём усомниться. В книгах о взаимоотношениях господина и его прислужника пишут не так, – подумалось ему.

Впрочем, как пишут в книгах, он не вспомнил. Но не так!

– Милый, – сказала Гульбиби.

Под её прекрасными глазами легли тени усталости.

– Я с тобой до конца, – произнёс пылко Носитель, но большая часть его эмоционального порыва шла от Николая, во всяком случае, он хотел бы верить в такое.

– Я тоже, – шепнула Гульбиби и приникла к груди любимого.

Солнце, яростно грея и освещая округу, склонилось к западу. Пора было продолжать путь.

– Если Мухтарам… – начал было один из трёх оставшихся в живых нукеров, Асвар.

– Думал так, как я? – перебил его Носитель. – Он предполагал, что я пойду к отцу, и теперь ждёт нас на подходе к нему?

– Нет, – не согласился Асвар и упрямо свёл брови. – Если сюда примчался Аксункур, то и Мухтарам где-то сам притаился здесь рядом.

– Ты прав. Посмотрите вокруг, прежде чем выходить из тени.

Нукеры вскочили в сёдла. Однако разведывать было нечего. С высоты всадников, куда бы ни падал их зоркий взгляд, везде виднелись воины. Они стояли на виду, окружив рощицу редкой цепью, тем не менее, их было не меньше сотни.

– Друзья! – обратился к нукерам Носитель. Они и правда были его друзьями, ибо с ними у него прошла вся его короткая жизнь. – Я вас не держу…

– Бек…

– Им нужен я. Один…

– Милый!

– Да, моя Гульбиби. Это я силой похитил тебя. В том нет твоей вины. Ты поняла?

– Нет, милый. Нет! Я умру без тебя… Лучше вместе с тобой, чем… Ты же знаешь, что он сделает со мной?

– Мы тоже с тобой, бек!

– Тогда… За мной! – Носитель тронул коня.

Они двинулись в том же направлении, куда стремились до того. Умар вровень ехал рядом с Носителем слева, справа Гульбиби, её сбоку прикрыл молчаливый Низам. Стрела лежала у него на тетиве лука, готовая к выстрелу. Чуть приотстал Асвар, охраняя господина сзади.

Жалкая кучка против полчища…

– Мы идём против всех, – заметил чуть позже Носитель, возможно, озвучив размышления Николая.

Перед ними появилась большая плотная группа всадников. Среди них на вороном чистых кровей жеребце выделялся шириной плеч и простотой одежды Мухтарам. Ухоженные тонкие усы и короткая бородка подчёркивали бледность скуластого лица. Николай понял, что видит обманутого мужа глазами Носителя, потому что они остановились только на нём, все остальные всадники противной стороны виделись лишь сероватым скопищем.

– Я его возьму на себя, – сквозь зубы процедил Носитель, губы его онемели, по лицу катился холодный пот. Рука его сжалась в кулак, но оружие он держал в ножнах.

Его нукеры продвигались также, словно прогулочным шагом и оружия не обнажали. А Николай думал о Гульбиби. Он старался заставить Носителя повернуть к ней голову, но тело того не подчинялось Николаю, оно просто отключилось от его сознания, и сейчас вцело принадлежало беку, идущему к смертельной развязке. Николай же превратился в случайного зрителя последнего акта маленькой, по сути своей, трагедии в череде подобных событий, случившихся за сотни лет до переселения души Гульбиби в его, Николая, телесную оболочку.

Неподвижное настороженное лицо Мухтарама дрогнуло. Он перевёл взгляд вправо от Носителя, посмотрел, наверное, на Гульбиби. По-видимому, пытался что-то такое увидеть в ней: покорность, страх, раскаяние, равнодушие?.. Но то, что он рассмотрел, явно удивило его.

А лошади тем временем сходились почти вплотную, никто из всадников с той и другой стороны пока что не выхватывал сабель и не разомкнул уст. Окружение Мухтарама в зачарованном недоумении следило за покорным, по их впечатлению, Носителем, известным недругом их господина, за беком Джаванширом ибн Абд ал-Муталлибом, на благородном лице которого блуждала странная улыбка.

Николай тоже отупел от происходящего. Почему они, Носитель, его нукеры и Гульбиби, так покорны? Их словно всасывало в громадную воронку, и невозможно было остановиться, и не было проку бороться, а надо отдаться силе, влекущей их никуда…

Вдруг слева что-то метнулось. Николай едва отметил в памяти сразу изменившуюся картину перед глазами Носителя. Всё на ней оставалось как будто таким же: люди Мухтарама с круглыми глазами и невыразительно широкими лицами, мутное от зноя небо, округлости недалёких предгорных холмов. Да и сам Мухтарам всё также сидел в седле с удивлённым взглядом, направленным мимо Носителя. Но в горле его темнела рукоять кинжала Гульбиби, и кровь выступала от последнего толчка умирающего сердца.

– У-урр!

Рычание Носителя застало Николая врасплох. Оно потрясло его, как если бы его внезапно бросили под грохочущий поезд.

– У-урр! – в руках Носителя уже оловянно сверкала сабля. Её блеск поблек после первого же касания плоти живого человека. Ещё взмах…

Темнота и тревога окружили Николая.

– Гульбиби! – выкрикивал он, казалось, во всё горло, но даже не слышал себя, а замерзающие губы не повиновались ему.

Вокруг всё как будто посветлело. Ровно и мертвенно

– Гульбиби!

И звук появился.

Стряхивая остатки дурмана недавних видений, и всё острее переживая утрату, постигшую его в этих видениях (о себе, вернее о Носителе его сознания, он не думал, потерянной была Гульбиби), Николай вошёл в большую комнату, куда его привёл один из ассистентов Арзуманяна. Сам глава фирмы сидел за журнальным столиком в глубоком кресле. Перед ним полукругом стояли другие кресла с дорогой обивкой. Они и чуть раздвинутые тяжёлые шторы на двух окнах придавали практически пустому помещению одомашненный вид и навевали покой.

– Прошу Вас, садитесь здесь, – показал ассистент Николаю кресло после знака Арзуманяна.

Николай, ощущая усталость от недавно пережитых любовных утех, погони, схваток и вида крови, опустился на бархатную кожу указанного кресла. Остальные из них, кроме одного, были уже заняты мрачными, как показалось, Николаю, людьми различного возраста и пола.

Слева от себя он увидел абрис старческого лица. На голове старика топорщились остатки седых, до зелени, волос, на подлокотнике лежала безвольно брошенная рука с белой в пятнах кистью, не знавшей, по всему, какой-либо физической работы многие годы. Пальцы шевелились – белые, плоские, с утолщениями в суставах… Старик сразу стал неприятен Николаю из-за своей невзрачности и белизны.

Справа оказалось незанятое место, а за ним сидела женщина средних лет с нервным и каким-то злым лицом. Не красивая, с лошадиной челюстью, подпёртой тройным подбородком. Её полные в икрах ноги тронула венозная синева.

Все чего-то ожидали.

Николай, оказавшись в центре полукруга из шести кресел, видел двух других присутствующих не слишком хорошо. За стариком располагался совсем ещё молодой человек с высоким лбом и чеканным профилем. Когда-то Николай видел нечто подобное на древней камее в Эрмитаже. А за женщиной устроился громадный рыхлый толстяк неопределённого возраста. От него доносился сап бешено работающих лёгких.

Дверь раскрылась. Ассистент ввёл в комнату рыдающую навзрыд молодую женщину. Лица её Николай не видел, так как она прикрылась платком и руками, но фигура у неё, ноги и грудь показались ему выдающимися. Короткое облегающее платьице не скрывало прелестей, напротив, подчёркивало.

Толстяк впился в неё глазами и засопел сильнее, другие же встретили нового участника их небольшого собрания равнодушно.