На границе

Людмила Кригер

На границе

1951 год, октябрь

По окончании Махачкалинского пограничного училища едем мы в Слащевскую, а оттуда – к месту назначения в Дальневосточный край. Где-то на 10–11 день прибыли мы во Владивосток. Коля уходит в управление пограничных войск, возвращается злой: оказывается, ему предложили должность адъютанта у генерала, он отказался. Мурыжили несколько дней, наконец, направили в Хасанский пограничный отряд, который дислоцировался в городе Посьет.

С нами выехало человек 5–6, однокашники Коли по училищу. Наш прицепной вагон отцепили, не помню где, и погнали нас куда-то медленно, медленно…

Наконец-то объявляют станцию Посьет, смотрю во все глаза – нет станции. Смеркалось, смотрю из вагона – перед нами стоит тоже вагон, без колес, на нем вывеска «Посьет»: приехали. Ребята сложили кучу чемоданов и ушли в штаб представляться, а меня оставили на перроне вокзала. Рядом доски, ящики, кирпичи битые и мусор, а также собаки бродячие. Темнеет, жутко. Вокруг никого. Наконец-то приехал дряхлый автобус, и нас увезли в отряд. Нам с Колей предоставили «номер» – маленькая комнатушка, где солдатская кроватка, тумбочка и радиоприемник. Ребята сложили у нас все чемоданы и ушли, а через некоторое время вернулись с водкой и закусью.

Празднование закончилось далеко за полночь. Поутру Коля мне рассказал, что его генерал со зла дал назначение на заставу, которая только строилась, и люди жили в землянках. Начальник отряда – полковник Шептунов – пожалел меня и Колю и направил на заставу Угловая, в 30 километрах от отряда.

Итак, что же такое застава Угловая?

Приехали к вечеру. Коля долго ждал начальника заставы, нашел где-то печку-голландку, обитую железом, топили тогда там углем. Принес матрас, набитый соломой (он еле-еле пролез в дверь), кинул на солдатскую кровать и ушел на заставу. А я начала налаживать быт: подбрасывала уголь в печку, раскладывала вещи. А что там раскладывать? Вещей – 2 чемодана. И была у нас такая корзина огромная, плетеная, как из чекана, похожая на сундучок, размером приблизительно 80 на 40 сантиметров, с крышечкой мягонькой, удобненькой. Кстати, после увольнения, когда мы уже жили в Волгограде, я посетила немецкую колонию Сарепта и увидела в качестве экспоната зембель. Оказывается, эта штука называлась по имени его изобретателя – немца Зембельта; так вот у нас было всего два чемодана и этот зембель.

Но вернемся к обустройству. Я хотела постелить простыни, но матрас оказался очень высоким для меня, мне было тяжело залезть туда, и я и так и этак – никак. Попрыгала-попрыгала – да и взяла табуретку. Увидела вдруг в окно, что за мной наблюдает часовой, я погрозила ему пальчиком, а он, засмеявшись, ушел. И я, взяв простыню и иголки, пришпилила ее к раме – негде уже было ночью брать гвозди и молоток. Пришел Коля, я стала его упрекать за то, что он так сильно набил матрас и что я даже залезть на него не могу, а он обхохотался: «Да он же примнется, облежится, и будет все нормально!» – сказал он. Муж подсадил меня на матрас, сам вскарабкался. И я, конечно, долго не могла уснуть на этой «пуховой» перине.

Утром пошла осматривать свои хоромы: большая комната, выходящая окнами во двор заставы, наша спальня, кухня, прихожая и кладовая. Большущая, в принципе, комната, но самую большую комнату не использовали: зимой дует сильный ветер с реки Хуньчуньхэ, жить невозможно было, так как были неправильно сложены балки или печи, все тепло выдувалось.

В кладовой, где хранились овощи, орудовали огромные крысы. Я ужасно боялась мышей. Кухня была довольно большая, но печка оказалась без колосников. Я пыталась разжечь, но, как только щепки прогорали, все падало и продувало. Все попытки мои приготовить обед были тщетными. Подключился и Коля: не получилось. На следующий день его вызвали на сборы у заместителя начальника заставы. У меня были консервы и хлеб, какое-то время продержались. Ходила в туалет, который был за территорией заставы, и на меня зло рычала собака начальника заставы, здоровущая овчарка, всегда лежащая на его веранде. Потом ко мне зашла жена старшины Наташа узнать, жива ли я. Повар Букин несколько раз приносил обед и хлеб, потом привезли колосники – сделали мне все. Купили примус на всякий случай, и быт стал налаживаться. Приехал Коля со сборов: «УРА, УРА, УРА!!!»

Пришла весна, и я посадила маленький огородик: картошечку и земляной орех – арахис, надземная часть которого похожа на кусты картошки.

К сожалению, я ничем не воспользовалась, так как нас перевели на Мурманскую. Коля занимался военной службой, нарядами, стрельбами и так далее. Однажды приехали с проверкой готовность заставы проверять, осматривать, как готова она отразить нападение противника. И я решила посмотреть. Сначала шла, а потом даже ползла, чтобы не заметили. Приподнялась немного, а стреляли в это время из винтовок по подвижным мишеням, и меня вдруг увидел проверяющий. «Это кто?» – спросил он. «Моя жена» – ответил Коля.

«А ну-ка идите сюда, – говорит он мне, – хотите пострелять?».

Я подошла и не поверила своим ушам: «Конечно, хочу!»

Мне дали винтовку Мосина, объяснили, как целиться, как нажимать спусковой крючок, и дали пять патронов. И оказалось, что я, впервые стрелявшая в жизни, поразила мишень на отлично.

Проверяющий начальник огневой подготовки отряда сказал Коле, что я должна тренироваться, так как скоро будут окружные соревнования, и в нашей команде вообще должно быть три женщины. Я была на десятом небе от радости, а пока – серая обыденность.

Ходили в окрестности заставы. Кругом сопки, среди них – небольшие низины, где росли чудесные дикие пионы розового цвета и слегка даже подернутые голубым, самые настоящие звездочки и багульник. Напротив заставы – небольшая сопка, на верхушке поросшая багульником, и я вскарабкалась: красотища! Застава внизу, как на ладони. Вдали сопки, покрытые соснами и кустарниками, цветущие низины и вершина в розовом облаке. Спускаться было труднее, вся расцарапалась.

Однажды подошла к вспаханному участку земли, шириной метров, как мне показалось, 20, за ним небольшая речушка, хотела перейти, шагнула одной ногой, но остановилась и не пошла. Оказалось, что это КСП. То есть контрольно-следовая полоса, а за ней Корея. Наряд доложил, что на КСП какая-то детская нога – одна. Так я чуть не нарушила границу.

В четырех километрах от нашей заставы располагалась комендатура – поселок Краскино. Мне надо было прописаться и поменять паспорт, закончила я эту процедуру к обеду и, сделав кое-какие покупки, потащилась обратно. Начался дождь, потом настоящий ливень, дошла до деревни Енчике, которая располагалась как раз на половине пути до заставы, остановилась у фельдшера Полины, чтобы обсохнуть, переоделась в ее халатик. Она заявила, что ни за что меня не отпустит, дескать, сбежал преступник и шляется где-то здесь. Была днем облава, но не нашли, да и волки пошаливают тут вокруг. Но где-то около 12 ночи я встала и потихоньку ушла. Погода утихомирилась, луна довольно часто появлялась, было тихо, безветренно. Красота! Вышла на дорогу – и вперед. Вдруг что-то с левой стороны грохнуло, и, как назло, луна спряталась. Я сняла сумку с плеча и присела – тишина. Выглянула луна, я осмотрелась и пошла дальше. Вдруг опять повторяется этот шорох и звук странный. Я присела у куста и затаилась: страшновато стало. Через некоторое время огляделась, и тут чуть ли не рядом вспорхнул один фазан, а потом другой и еще один. Страх у меня ушёл, и я пошагала дальше. И потом я стала петь. Переорала все песни, которые знала – для смелости.

Подхожу к заставе, как:

– Стой! Кто идет?

– Это я.

– Стой, стрелять буду!

Смотрю, а часовой новый, солдатик, меня не узнал. Прибежал дежурный по заставе, я прошла в свои покои, но на этом мои ночные приключения не закончились.

Я прошла на кухню, зажгла керосиновую лампу и увидела огромную крысу. С веником начала гоняться за ней, а она выскочила в прихожую и спряталась за корытом, которое стояло напротив входной двери. Я взяла щетку, в левой руке держала лопату и сильно стукнула ей по корыту. Каким образом она оказалась повисшей на подоле платья я не поняла, но орала я просто дико. Видимо, очень громко, потому что прибежал часовой, дежурный по заставе и повар. А он в это время уже ставил тесто на хлеб, потому что на всю заставу пек хлеб именно наш повар. Стыдище. Жуть. Позор.

Коля в то время замещал начальника заставы Янчихе. И представляете? Прибегают солдатики, а я не могу и слова выговорить от страха. В одной руке лопата, в другой веник и на подоле крыса, которая, видимо, тоже испугалась и висит на платье. Наконец я выдавила из себя, что боюсь крыс. Они сначала сами испугались, потом засмеялись, и после этого повар осмотрел все комнаты и мебель, даже в шкаф залез.

Конечно, уснуть я не могла, повсюду мерещились эти крысы. Утром взяла кое-что из вещей и ушла на заставу Янчихе.

Чем же еще примечательна наша служба на Угловой?

В Краскино приезжал ансамбль песни и пляски имени Александрова уже в то время, а время-то было послевоенное. На небольшой поляне поставили несколько грузовиков, опустили борта, и получилась сцена. А для танцоров скосили траву. Зрелище, конечно, незабываемое. А вечером в доме офицеров был дан концерт инструментальной группы во главе с самым главным солистом – Виноградовым, тенором. Это было что-то.

Наконец-то наступило время соревнований. Соревнования в Комиссарово, где было оборудовано специальное помещение для стрельбы и столовая.

Виды стрельбы: стандарт – стойка, с колена лежа. Где-то 10 выстрелов из боевой винтовки Мосина и малокалиберной ТОЗ-8, пистолета Макарова на 25 и 50 метров и снайперской винтовки на 600 метров. Я ужасно волновалась, так как женщины, приехавшие на соревнования с Камчатки, Сахалина и Курил, говорили о таких результатах, что я поняла, что мне до них еще о-го-го, как далеко. Коля меня успокаивал, что это провокация, чтобы испугать соперников. В результате я заняла 3-е место. Конечно, я этого не ожидала, была очень-очень рада, наградили даже грамотой. Ура!

Так прошли мои восемь месяцев.

Вскоре после соревнований мы переехали на заставу Мраморная. Расположена она в лесу, в основном из кедра и сосны, вокруг сопки. Прямо за заставой протекала небольшая речушка, холоднющая. По кустарнику и деревьям вились лианы, лимонник, дикий виноград. А на одной сопке, Чушка называется, рос даже инжир.

Итак, мы приехали – жилища для семей нет. Нас поселили в ружьечистке, отгородив ее от спортзала стрелковыми мишенями, прямо как в кинофильме «Офицеры». Солдатская кровать, плита, в полу люк, ведущий в подземную траншею. Пол пропитан оружейным маслом настолько, что, когда я стала мыть, при надавливании ножом из-под пола текло масло. Из-за стены-мишени были слышны разговоры солдатиков, каверзные анекдоты, мат.

Когда у меня уже были три месяца беременности, Коля настоял, чтобы я уехала рожать к родителям в Махачкалу. Почему? В соседней заставе произошел такой случай. Жена пограничника была на последнем месяце беременности. Застава находилась на склоне высокой сопки, и продукты им заносил маленький ишачок, которого боготворили. Так вот, у жены начались преждевременные роды. Муж ее поднял солдат, выстроил в ряд, бегает в нижнем белье и кричит: «Ребята, кто знает что делать? Помогите!» Представляете, кто-то что-то как-то знал – вылили весь одеколон в посуду и принимали хором роды, всем составом роты. А родилась еще и двойня – пацаны, старший ребенок тоже пацан. Из отряда прислали легковушку – увезли жену в больницу. Спускали ее из сопки вниз на простынях. Поэтому, дабы не произошло нечто подобное, Коля и отправил меня к маме.

Свекровь закидала меня письмами о том, почему я уехала к своим родителям. Ведь я уже их, и почему я решаю ехать к маме, а не к ним. Чтобы не обидеть их, я решила поехать к ним. Но я не понимала, не имела понятия, как к ним ехать зимой. Оказалось, что в зимнее время сообщение между определенными пунктами только на тракторе, который ездит за горючим. Был март, в поезде сообщили, что умер Сталин, а некоторые женщины закричали и заплакали.

Снега было очень много. Подъезжаем к Себряково. Меня встречает свекровь с тулупом, и мы пошли к трактору. К нему были прицеплены огромные сани, на которых стояли бочки с горючим, рядом была солома, на которой сидели пассажиры.

Первая ночевка была в большом доме у дороги, лежали все на полу. Я часто выходила на улицу в туалет и постоянно спотыкалась о чьи-то руки, ноги.

На следующий день доехали до Кумылженской. Переночевали там у родственников и к вечеру только следующего дня приехали в Слащевскую.

Итак, семьдесят километров ехали мы три дня. Сидеть на санях долго было трудно, болел живот и тянул низ. Я вставала и какое-то время шла за трактором пешком, а потом догоняла его и садилась. Один дедок посмеивался надо мной: «Гляди-ка, не разродись по дороге». Ему смешно, а мне было очень больно.

Пришла пора рожать. Свекровь отвела меня 13 мая в «роддом» – это четыре койки в местной больнице. Схватки длились 2 дня, я измучалась. Дедушка ругал мать, что я все-таки приехала, а вдруг что-то случится. Махачкала все-таки большой город и там уже цивилизованные больницы.

Дежурная акушерка, уходя спать, сказала, чтобы я позвала ее, когда начну рожать.

– А когда я начну рожать? Это же мои первые роды!

– А ты как будто в туалет захочешь.

Сказала – и ушла. Я взяла подушку и закрыла ей рот, чтобы не было слышно моего крика, и стала ходить и бегать вокруг кресла для родов. Вскоре захотела реально так, как будто в туалет. Разбудила санитарку-акушерку, взгромоздилась на кресло. Лампочка три раза мигнула и погасла как раз в тот момент, когда стукнуло 23:30 вечера. Раньше в это время отключали свет во всех домах и на всех производствах, типа экономия.

Вот так начались мои роды. Акушерка кричит санитарке, чтобы та принесла керосиновую лампу, она оказалась не заправленной керосином, и санитарка выкручивала фитиль. Разразилась к тому же времени сильная гроза, и были три вспышки молнии, и только во вспышках молнии я увидела, что пришла мать с мешком на голове, и от чего-то мне стало очень стыдно. В общем, в эту ночь с грозой в отсутствие света я родила 15 мая свою первую дочку – Наташку.

Когда принесли Наташу кормить, то она открыла рот и стала искать сиську. Удивительно, какой сильный инстинкт у малышей.

Заканчивался Колин отпуск, мы выехали. С месячной Наташей выехали в Москву, а предстоял еще путь длиной в 12 дней. В вагоне было душно. Наташу надо было купать. А как? Хорошо, что были вокруг чуткие пассажиры, и мы купали так: на постель я стелила клеенку, на нее несколько пеленок, Коля из чайника медленно лил воду на Наташеньку, и она засыпала прямо на мокрых пеленках. Я их потом отстирывала в туалете и развешивала в купе. Грязные пеленки стирала в раковине: затыкала дырку в раковине, конечно, тщательно мыла с содой, а детские пеленки стирала с хозяйственным мылом. А вот дырку в полу под раковиной я не догадалась заткнуть, и меня очень сильно продуло.

В Новосибирске меняли тепловоз. Было время, и мы сбегали к медику, так как чувствовала очень сильное недомогание, и оказалось, что у меня температура 40, хотели с поезда снять. А как снять? Остаться с температурой одной и с грудным ребенком на руках, непонятно где в конце страны. Коля побежал в медпункт и возвратился обратно с трехлитровой бутылкой хлорофиллипта, хлористый кальций взял и ещё какие-то таблетки – поехали дальше. На станции Барабаш сошли, и нас довезли на грузовой машине до гарнизона воинской части, вместе с солдатами. Дальше через реку, по мосту – в комендатуру.

Никто нас не предупредил в части, что накануне был сильный ливень, и мост вообще сорвало. Идем по берегу, и передо мной что-то непонятное, а это Коля был, обвешенный вещами. Его из-под вещей даже не было видно. Подходим, а моста нет, торчит только невысокий столбик и всё. Что делать-то? Коля раздевается, река неглубокая, но очень быстрое течение и холодная вода, перенес вещи на противоположный берег. Наташеньку уложили наверх этого столба, благо, что он был сучковатый, и Коля и меня тоже нес на руках, спотыкаясь о камни. А я, все это время, смотрела на маленький белый сверточек. Вдруг подбежала собака, стала посматривать на столб – я обмерла. Коля дико заорал, и она убежала. Хорошо, что ночь была тихая, лунная, теплая. Было не так страшно. Коля вернулся, взял Наташу на руки и перенес её тоже на другой берег.

Коля ушел в комендатуру, а я с вещами и уставшая, ни разу не заснувшая за все наши приключения, осталась на берегу ждать. И так мне жалко себя стало, что я разрыдалась и разбудила Наташу, она тоже плакала. Я покормила её, и она уснула.

Уже стало светать, когда Коля приехал за мной. Из комендатуры, уже на другой машине, нас отвезли на Мраморную заставу. За время моего отсутствия построили дом для нас, и уже в нем жили начальник заставы, его жена Лена с детьми, Сережей и Таней. У них было две комнаты, а у нас одна, и довольно маленькая.

С нашей стороны не было завалинки, и пол был холоднющий. Коля принёс списанный полушубок и устелил на пол, но все равно было очень холодно.

Я бегала полоскать пеленки на речку, чем усилила свое недомогание, стала болеть спина, низ живота. В конце концов, Коля повез меня к фельдшеру. Осмотрела меня врач и сказала, что у меня первая степень рака и жуткое воспаление и что мне нужно снять квартиру поближе к поликлинике и лечиться. «Тяжелое не поднимать, в воде холодной не барахтаться», – добавила она.

Я вышла от нее никакая. Конечно, я слышала про рак, что это неизлечимое заболевание. Коля рванул к ней и накричал, как она могла такое сказать вообще. Сразу подал рапорт о переводе, чтобы у меня была возможность лечиться. А я пока глотала хлористый калий и всякую гадость. Коля ходил по границе, по тайге и искал женьшень. Говорят, что женьшень от всех болячек помогает.

Однажды на заставу приехали отец с сыном – опытные женшеньщики. И Коля сам тайком за ними ходил, выслеживал, солдаты тоже. Но они были на займищах и, скорее всего, заметили, что за ними следили, и возвращались каждый раз пустыми. Наконец, через несколько дней сжалились, Коля рассказал им обо мне. Дали Коле корешок, рассказали ему, как и где искать корень, и подарили ему сразу пол литра водки и рассказали, как нужно настаивать. А настаивать нужно месяц.

После поисков корня он приходил настолько измученный, что было жалко на него смотреть. И вот однажды возвращается он с корнем, 12–15-летним. Это ему посчастливилось найти такой корень – очень ценный. Так как корень менее 10 лет возраста не является целебным.

«Женьшень» в переводе с китайского – «человек-корень», и выглядит он, как маленький человечек. При выкапывании нужно стараться не повредить мельчайшие корешки вокруг него в радиусе метра. Затем снять с кедра кору, насыпать туда земли, где он рос, и тщательно завернуть туда корень, быстро, чтобы не высох. А если он высохнет, то потеряет свои ценные свойства. Настаивают его дважды: сначала целиком, а потом можно резать на кусочки. Не обязательно резать деревянным ножом, можно просто порвать на части.

Коля сделал свои зарубки на кедрах и после увольнения все собирался съездить на полянку, посмотреть, выросли ли ещё женьшени, но время было не то, да и отношения с Китаем были натянутые. Многие заставы расформировали, и ходить по тайге было опасно, я его не пустила.

Итак, пока мы ждали перевод, я пила женьшень и знакомилась с окрестностями. Природа – чудо, что уж говорить.

Эта моя самая любимая застава за все время службы. Самое страшное, что не было никаких условий, вообще никаких. Но природу эту я запомню на всю жизнь. На противоположном берегу речушки был высокий утёс, поросший соснами, высокими кедрами и всякими кустарниками. На вершинах, вероятно, была маленькая плоскость, на неё стремительно выбирались дикие козочки, они грациозно плясали на тоненьких ножках. Вдруг они останавливались, словно застывая.

Раннее утро, солнышко только-только посылает свои лучи на землю, один из них падает на козочку. Она начинает перебирать ножками и смотрит по сторонам, вдруг разворачивается и стремительно убегает, и так каждое утро.

Дорога на заставу проходит по «чёртовому мосту» – через глубокий овраг перекинуты стволы кедра. Едешь по этому мосту, как по стиральной доске. По этой дороге я гуляла с Наташенькой и обнаружила самую настоящую беседку, обвитую виноградом. Словно её специально кто-то сделал. Вернее, высадил виноград так, что получилась беседка, и над головой по бокам – виноград, только сесть негде. Коля потом притащил пенёк, и я на нем отдыхала. Очень заботливый у меня муж.

Прямо около дома поднималась сопка, очертаниями похожая на свинью, поэтому и звали её – «чушка». На ней, на вершине, рос дикий инжир, так себе, тоненький такой, не тот, который в Баку я пробовала когда-то. В Баку инжир был настолько сладкий, что зубы склеивались, а здесь повсюду был вьющийся лимонник. Я с ним все варила: и компот, и варенье, заготовила на зиму сок – он не прокисает.

В плане питания эта застава была самая вкуснющая, если можно так выразиться. Мясо ходило по тайге само. Кто что отстреливал, то и ел: лоси, дикие свиньи, фазаны, барсуки, у которых не только мясо вкусное, но и жир целебный, особенно для туберкулезников. Кстати, о барсучьем мясе, я его как-то долго не решалась попробовать, повар каждый раз предлагал.

Как-то Коля мне принес мисочку жареных ребрышек. «Кабанчика подстрелили», – сказал он. Вкуснотища! Стала лопать с удовольствием и брать даже вместо мяса.

На всю жизнь запомню такой случай. Был хороший день, солнечный, теплый. Хотя была уже осень. Решили съездить в деревню за картошкой, соленьями. Перевозчик запряг лошадь, сели в повозку и поехали. Выехали на поляну, довольно большую, и я услышала какой-то шум с левой стороны, забеспокоились лошади, я стала присматриваться. И заметила какую-то темную точку во всю ширину поляны. Через некоторое время стало видно, что это никакая не точка, а огромное стадо диких сеней, они всегда переходят на новое место осенью в поисках пищи.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.