Нараяне не снилось

Вообще, их тринити – это две сестры, одной из которых было 15 лет (Юля, моя), её старшая – 18-летняя (Маша), и третья – подруга Аня, ровесница Маши. Выглядели они замечательно, и, хотя они были абсолютно разными, их объединял особенный шарм. У девчонок был свой смех и жаргон – хотелось приоткрыть завесу тайны и разрушить весь этот микромир, узнать, чем дышит, о чём разговаривает и думает эта поп-группа.

Образ Юлии идеально ложился на мою матрицу восприятия: худощавая, абсолютно нет груди, широкие бёдра, зазор вверху между ног – сексуальность во плоти, изящность, тонкие лодыжки и запястья. Что-то было в ней породистое, аристократичное, недосягаемое, точнее не что-то, а всё… Голову украшала заколка из общих прямых и свободных рубинов Нараяны, возводя её природную красоту и молодость в степень. Жесты красивые, плавные, сводящий с ума голос, этот запах, её прикосновения… Не знаю, как описать букет чувств, который не испытывал никогда ранее. Её хотелось оберегать, защищать, было ощущение, что она родной человек, подходящий по всем критериям идеала! Вот так. А своеобразное начало лавстори объясняется тем, что алкоголь был мощнейшим катализатором.

«Копните русского и найдете татарина»

Поезд уверенно двигался на юго-запад. На каждой станции был свой новый ландшафт, другая планета… Всё было пропитано романтикой: запахи железной дороги, природа, новые впечатления. Эти эмоции подпитывал, ну, вы сами понимаете, кто, и также понимаете, что же мы первым делом бежали покупать на перрончик.

В Казани к обеду подавали чак-чак, плов из Пикачу, сникерсы и просроченный пивас. Бойкая торговля на станции кричала о расцвете рыночной экономики и частного предпринимательства в стране. Особо взыскательные гурманы могли прямо тут, в бронированном киоске, увешанном товаром с иностранными названиями, разогреть манты или пиццу. А привокзальный ресторатор так рвался смачно сдобрить майонезом и кетчупом ароматные блюда, что понять, что именно ты съел, можно было, лишь проехав пару часов от станции. Кулдаун у просрочки был чётко выверен и срабатывал он достаточно далеко от точки приобретения. Я оглядывал поддатеньким взглядом бабку из мультика Миядзаки, продающую пирожки с мясом, и мне было классно. Светло, тепло, безопасно так… На мой вопрос: «А где же мясо в пирожке с мясом?», бабка пронырливо и насмешливо ответила, одновременно старательно разыскивая сдачу в миллионе своих карманов: «А ты ещё не докусал до него! Кусай дальше!». Я сделал ещё одно движение челюстью и внимательно разглядел свежий надкус, где мяса по-прежнему не было. Я показал это бабке, на что получил мгновенный ответ: «Дак ты ж его откусил и съел, яхонтовый ты мой!». Я засмеялся, и она тоже. Вот на чём основывается маркетинг: на юморе, заменяющем белки и жиры советскому народу уже много лет. Я был счастлив, я был так счастлив стоять на вокзале города с тысячелетней историей, я был счастлив даже тому, что меня обманули. Солнце светило мне в зажмуренные глаза, и я запрокинул голову вверх, раскинув руки: «Боже, Россия, как ты прекрасна! Как мне в тебе хорошо!». Это был один из редких моментов социально-бытового счастья.

Поезд, проснувшись, плавно закачался, оставляя далеко позади белый Кремль и колорит Татарстана. Во время поездки возникли небольшие проблемы. Во-первых, не могу объяснить, почему, но я никак не мог запомнить её имени. Я пытался снова косвенно узнать, как же её зовут, было стыдно просто взять и спросить в лоб. Выходило, что мы уже и обнимались, и целовались, но я тупо забыл, как же зовут Свет Всей Моей Жизни. Моё имя запомнили все и сразу, но вот её имени запомнить я никак не мог, и мне было невероятно стыдно в этом признаться. Предложение Игорёны найти на следующей станции Старбакс, где говорят имена, меня тоже не очень устраивало, а обращаться к Нараяне по пустякам я не хотел. Вторая проблема: с самого начала я не прекращал врать, будто у меня была уже куча женщин, что я мегаопытный в этом нехитром деле. Я читал Лермонтова и Есенина, выдавая произведения за свои, причём с бумажного носителя. Создавая образ опытного мужика, я становился суперменом рядом со своей дамой, мог открыть окно и высунуть свою дурную башку из вагона, что-то кричать навстречу ветру и солнцу в лицо, мог носить свою девушку на руках, намазывать ей паштет на хлеб, покупать лакомства, укрывать одеялом и смотреть, как она спит, охраняя покой… К слову, за эти два дня в поезде я истратил половину всех своих финансов, рассчитанных на два с половиной месяца, но мне кажется, это того стоило.

Мой энтузиазм подогревался всеобщим вниманием. Параллельно с развлечениями на недолгих остановках мы играли в карты, травили анекдоты – словом, развлекались. А за окном мелькали бесконечные просторы страны.

Игорёна спрашивал: “Зачем в поезде третьи полки, если на них никто никогда не ездит?”. Я ответил, что, они специально освобождены для Богов Вишну и Шивы, чтобы никто не мешал им передвигаться по многочисленным Вселенным.

“Кучность стрел Купидона ощущалась, как очередь из Калаша”

Когда мы познакомились и разделили одно купе, у нас было много времени для того, чтобы узнавать друг друга, причём не только тактильно, мы хотели разузнать друг о друге всё.

Как только возникают симпатия, влечение, тотчас же появляется и некий инфовакуум. Ты должен получить всю информацию о предмете своего вожделения, вам нужно больше знать друг о друге, вы хотите вторгнуться во все уголочки новых Вселенных и навести там шороху, погрузившись с головой.

Мы, Влюбленные, очень жадно глотали каждый байт информации друг о друге, записывая в свою оперативную память.

Так оказалось, что моя любовь и её сестра были дочерьми сотрудницы нашего учебного заведения, их мама работала у нас в столовой. К слову, она всегда относилась ко мне ласково и с каким-то нежным трепетом. Итак, их родители решили, что дочки поедут вместе со следопытами нашего отряда. Логика практически всех родаков была проста: предки хотели пристроить своих мелких на лето, получая таким образом небольшой отпуск.

Юлей и Машей укрепили наш отряд. Обе они учились не в нашем лицее: Ю заканчивала десятый или одиннадцатый класс, а Маша к этому времени была уже студенткой универа. И вот, мы в одном поезде. Мы едем в неизведанную неизвестность неизвестности.

Да, влюбившись в первый раз, я готов был жертвовать собой. Я думал, что это навсегда, что мне никто уже больше в жизни не нужен, что она максимально мне подходит. Соответственно, других я даже не хотел рассматривать. Я предполагал, что мы будем жить долго и вместе, и готов был вдвоём умереть в один день.

Легко мог пренебречь своими интересами ради неё. Да вообще всё было под чувствами. Однозначно, она была та единственная, самая красивая, самая желанная и сексуальная. В то же время самая беззащитная, хрупкая, близкая.

Если вы влюблялись с первого взгляда, то, наверняка, должны это всё знать и чувствовать, понимать, как это происходит и о чём я сейчас вообще. Ради своей первой девушки мог пойти на многое, реально хоть горы свернуть, если потребуется! Под чувствами, рядом с ней, я становился суперменом, рыцарем. Такой храбрый – хочу защищать и буду драться до последнего, энергия переполняет тело, и абсолютно пофиг даже на себя самого. Главное, чтобы она была в безопасности, в гармонии. Это всё действительно было, реальный факт, реальные эмоции и ощущения. Моё спокойствие и душевный баланс напрямую коррелировали с её настроением.

“Ревность у мужчины складывается из эгоизма, доведенного до чертиков, из самолюбия, захваченного врасплох, и раздраженного тщеславия”

Не знаю, какое сравнение подошло бы для этого чувства… Как удар? Укол? Словно тебя бросили в ледяную воду, вода сковала тебя, едва коснувшись кожи. В этом состоянии ты не можешь есть, у тебя не работает мозг, ты статичен к внешнему миру, да и мышление в целом отключается.

Когда мы только садились в поезд, я был полон радости и воодушевления, я чувствовал, как попутный ветер дует мне в спину, даже когда торчал из окна, а ветер фактически дул в лицо. Вдохновлённый, я придумывал всевозможные истории, анекдоты и рифмы на ходу, у меня могли родиться песни, стихотворения… Всё это было важно, всё имело смысл!

С уверенностью могу сказать, что ревность – самый негативный и отравляющий элемент любви. Она разъедает, убивает всё твоё существо, она способна подтолкнуть почти на любой трэш. Любовь – это плохо, в том числе и из-за ревности.

Но последний поступок главной героини сна отрезвил меня, я будто резко проснулся, вскочил с кровати, с головокружением и тошнотой оказавшись в реальности.

Слава Нараяне, что всё пошло не по новому ужасному сценарию. Я не могу представить ни поездку, ни время в лагере в целом без неё. Не будь Ю рядом, месяцы в отряде превратились бы в полный шлак, в обычную изнурительную работу, ничем особо не отличавшуюся по серости будней и бытовухе от городской жизни. Без любовной линии сценарий пестрил бы исключительно последствиями от алкоголя, бесчисленным множеством опытов с марихуаной, историями о том, как нас кинули на деньги, ничего не заплатив за работу, – вот, как бы всё это смотрелось. Берегитесь реальности. Это вещь такая… неоднозначная.

Ещё меня всегда поражали выражения вроде: «Да ты чего, не ревнуй и всё! Расслабься, отпусти ситуацию». Скажите мне, как можно не ревновать?! Да это же самое сильное чувство, из-за которого у тебя в организме наступает хаос. Оно сродни голоду, страху и даже самым естественным потребностям вроде мочеиспускания. Ты же не станешь говорить: «Расслабься, отпусти ситуацию и прекрати хотеть в туалет». Теперь понимаете, насколько это идиотские и бессмысленные фразы?! Чувство ревности возникает не по собственному желанию и не потому, что ты что-то придумал, нафантазировал, а потому, что это некий внутренний нарастающий клубок, механизм автоматически запускается и не поддаётся самостоятельной регулировке.

Игорёна посмотрел на мой кислый фасад через весь салон автобуса, подошёл ко мне, шатаясь от тряски, и, указывая на Юлю, сказал: «Смотри, твоя-то с другим уже». Я кинул взгляд с удручающим видом, как будто он для меня открыл Америку. Капитан Америка и Очевидность в одном лице.

Итак, по порядку. День прибытия. Кошка Шрёдингера снова перебегает мне дорогу, но на этот раз у неё получается. Меня и мои шмотки вытащили из вагона ребята: то ли я был сонный, то ли не протрезвел до конца… Помню только, что нас посадили в кругленький жёлтый автобус с выхлопной трубой, ведущей в салон, и что любимая села к другому чуваку. Это было мощным потрясением. Просто вслушайтесь, то есть после всего, что было за эти два дня между нами, она выходит и садится к другому, осознанно! Вот это был первый писец. Я был просто шокирован – полный когнитивный диссонанс: любовь показала свою изнанку, наверное, это и было предательство, измена, и я это ощутил впервые в жизни. Парадокс в том, что ты обнимаешься, целуешься, говоришь слова любви (ну, я точно их говорил) и тут видишь, как она спокойно сидит и смотрит в окно, а рядом другой парень.

Итак, картина следующая: вся ущербность ПАЗика, в котором я еду непонятно куда, горячо любимая девушка в любой момент может спокойно выбрать другого человека – всё это разрывало меня изнутри. Но я гордый: без истерик, спокойно прошёл и сел один. Обиделся я тогда сильно и молча испускал невидимую энергию, от которой вся органика в радиусе 10 метров от автобусика пылала, и чувствовали это, по-моему, все, включая водителя.

“Не ищите злой умысел там, где всё можно объяснить глупостью”

Вот тогда-то меня и перестали волновать климат и виды из окна. Казалось, мы бесконечно ехали вдоль полей, заросших сорняками, с обилием каналов, мостов и притоков рек – супер круто, но радовать меня всё перестало. Мой мир перевернулся. Всё потому, что в голове крутился один вопрос: «Как можно три часа назад чуть ли не замуж хотеть за меня, а тут взять и…!». Наверное, это навсегда останется для меня загадкой. Благо, тем парнем, с которым её посадил Шива, был мой хороший знакомый, он как бы испуганно и с недоумением поглядывал на меня, что успокаивало и внушало надежду. Много нытья, скажете вы? Ну да, да, такое себе.

Обида эта длилась долго, не покидая ни на секунду, поэтому сразу после нашего прибытия в Паленку я тут же курнул в неизвестной компании и начал играть хрен пойми с кем в напольный квиддич (группа следопытов приехала за неделю до нас, чтобы подготовить лагерь к прибытию основных сил). Парни уже неделю находились на месте и освоились там прилично – у них был каннабис.

Далее последовал будто эффект домино. В колониальное поло я играл без футболки и без личного слона, в отличие от других игроков. Адское солнце в зените сделало своё дело – после сорока минут на открытом полуденном ультрафиолете я рухнул с темнотой в глазах, получив сильный солнечный ожог, начиная с шеи и до ног. Конечно, Ю прибежала первая, пытаясь получить доказательства того, что это не из-за неё. Я лежал без сознания, а вокруг витали купидоны, вооружённые тепловыми лучами, как в “Войне миров”… Весь красный, я оказался в палате в сильном бреду, меня начало морозить, поднялась температура, проявились симптомы ожога. Пришёл врач, у которого на всю смену из медикаментов только уголь и вода, и поставил укол в матрас в надежде на эффект плацебо.

Клятва Гиппократа не позволяла ему прикасаться ко мне. На этом традиционная медицина в моём случае закончилась. Целые сутки меня не покидали бред и галлюцинации, а через три дня начала слазить кожа пластами, которые с меня снимали Юля и Аня. Девчонки меня постоянно лечили: компрессы, втирания, кормили с ложки. Подружки были единственными, кто взял на себя ответственность за моё исцеление. Пока я был в таком состоянии, меня положили прямо к ним в палату, я лежал на койке Юли, и девчонки, словно санитарки, по очереди ухаживали за мной, помогали во всём, что до болезни казалось простым и не требующим каких-либо вообще усилий. Основные и регулярные ритуалы: компрессы, обтирание водой, снятие моей обгоревшей кожи и нанесение кремов. Также они ежедневно приносили мне еду из столовой, кормили меня, выводили в туалет. То есть я был настолько слаб и беспомощен, что не мог дойти сам даже до этого несчастного деревянного сортира. Я просто стоял, покачиваясь, и ссал, пока меня держали две хрупкие девочки.

На второй день пришёл накуренный Игорь справиться о моем здоровье, я так обрадовался ему, что даже привстал и протянул было руку, но он осадил меня и, спросив у девочек, можно ли есть мою пайку в столовой, если я там не появляюсь, просто ушёл.

Ю всё это время очень беспокоилась, и я видел, как сильно она хочет, чтобы я выздоровел. Думаю, именно во время этой болезни она как бы прониклась ко мне и поняла, что любит. Я был так беззащитен, что лежал и не мог пошевелить даже ногой, мне было очень плохо, и только благодаря её усилиям и билирубину Нараяны я пошёл на поправку. Да, отошёл я не быстро, долго не было аппетита. Я только пил и похудел ещё больше, хотя и так всегда был высоким и самым худым. Это наказание за беспечность длилось дней пять, понятно, что я был не в строю и просто лежал. Самое забавное, если вдуматься, всё это было из-за любви, причём моя любовь это тоже понимала.

Когда я стал поправляться, меня впервые привели в столовую. Колониальная столовая была явно ноль звёзд Мишлен, то есть по классификации этого известного путеводителя не стоило менять свой маршрут, чтобы попробовать здешнюю кухню. И я был полностью с этим солидарен. Первым делом я попросил металлическую миску сметаны, так как хотел ею намазаться. Локал сметанку, как кот, вымазав все щёки и морду. Через несколько часов я уже начал двигаться, как ни в чём не бывало, курить, общаться с друзьями – словом, выздоровел, но тут же начались другие проблемы.

Болезнь, которую можно назвать основной проблемой первых дней в лагере, все величали «астраханка». Её симптомы включали в себя рвоту, головокружение и понос, от чего было одно-единственное лекарство: нам бесконечно давали уголь и воду. Недуг только прогрессировал, потому что все набросились, как с голодного края, на местные дары природы: инжир и финики, от которых становилось ещё хуже. Вообще, разнообразие флоры тут было огромное: везде плоды, орехи, ягоды, и мы всем этим наедались, после чего было очень плохо. Происки Бога разрушения, кастовавшего магию Земли на экспертном уровне.

“Вы больше не в Канзасе. Вы на Пандоре, леди и джентльмены!”

После болезни первые впечатления от места и лагеря были просто ошеломительные. Наш лагерь – это великолепный ансамбль дворцов и парков, который был основан на южном берегу притока Ганга в 1630 году. Джаханшах решил возвести его в знак великой победы Султаната Агра в борьбе за выход к рекам Ганг и Банг соответственно.

– При проектировании сараев и туалетов за основу был взят архитектурный план существовавшего только в фантазиях Нараяны Версаля, так как именно он являлся эталоном всех ансамблей по нынешнее время. Однако после личного посещения грядущего посредством медитации индийским императором будущей резиденции французских королей была поставлена задача перестроить старый лагерь, который всем своим величием смог бы затмить ещё даже не начатый знаменитый французский дворцово-парковый шедевр зодчества. Возвышенность, расположенная в 5798 километрах от Трамбакешвара, была идеальным местом для строительства лагеря. Благодаря подходящему природному ландшафту на ней легко можно было разбить верхние и нижние парки с перцами и томатами, построить бараки для скота и установить невероятное количество фонтанов, каналов, умывальников и поливалок. Вода ко всем этим гидро-развлекухам доставлялась из небольшой речушки через римский акведук времён трояна.

Представьте себе берег реки, на котором растут восхитительные огромные ивы с пышными роскошными ветвями, ниспадающими в воду. Берег пологий, ширина реки метров пятьдесят, она безумно быстрая, с небольшим галечным пляжем и сказочными зарослями. Река была достойна кисти Айвазовского, несмотря на то, что он рисовал моря. Она гипнотизировала своим течением. Прямо из неё можно было пить, особенно если был запор. На описании берега красота временно заканчивается.

Зимой наш лагерь был просто хлевом для скота, животных в холод загоняли в эти беленькие бараки. Строений на всю территорию было штук восемь-девять. На полу в бараке был тупо асфальт, хотя пол, конечно, подчистили перед нашим приездом. Каждое строение делилось на кубрики. Кубрик – это комната с одной огромной защитной сеткой от комаров вместо стекла и деревянной дверью. В каждом кубрике на асфальтовом полу в уровень с землёй стояло несколько кроватей. Над кроватями висели натянутые пологи – вторая линия обороны против насекомых и духов разрушения. Когда ты выходил из своего кубрика, то первым делом видел футбольное поле. На этом самом поле проводили линейки, построения и дискотеки, все лагерные игры и прочие забавы. На территории не было никакого забора или охраны, была одна лишь степь, дороги на поля и мелиорационные арыки, заросшие шестиметровым тростником. Иногда встречались пирамидки из камней. Один конец дороги вёл на междугороднюю трассу, а другой приводил на ферму, управляемую, по всей видимости, искусственным интеллектом или напрямую инопланетянами, потому что я никогда не видел ни одного человека, который бы там работал или жил. Самое странное и мистическое, что оттуда всегда доносились разные звуки, из-за чего мы однажды не удержались и зашли туда, но так и не обнаружили ни одного работника. Мы уже стали шутить, что там обитали привидения, а иначе как объяснить доносящиеся оттуда звуковые признаки жизни? Дальше мистической фермы никто не ходил, а если нужно было добраться до станции, то это примерно час пути вдоль полей на машине.

Признаться, удобств почти не было: туалеты на улице! Такой коммунальный манёвр использовали очень давно (на описании этих мест романтика заканчивается окончательно), к ним невозможно было даже просто подойти из-за непривычного городскому жителю запаха. Если, например, в лицее между женским и мужским туалетами была огромная разница: в первом можно было хоть спать, всегда чистый и опрятный, а в мужском можно было умереть сразу же, то в Паленке эти различия практически не наблюдались. Оттуда периодически мог кто-нибудь выбегать с возгласами вроде: «Тут змея!». Конечно, такая информационная справка мгновенно помогала сходить по-большому, но необходимость в таких лайфхаках меркла на фоне колониальной эпидемии диареи.

Рядом, на улице, была грядка умывальников, с десяток медных кранов на уровне локтя отсвечивали на солнце. Если повернуть скрипящий медный ворот, начинала течь ледяная вода, и можно было освежиться, стоя на деревянных поддонах и ощущая сочный запах травы и мыла, утекающего в дренажную канаву. Особенно приятно было наблюдать, как девушки утром туда сплёвывают зубную пасту, нагнувшись, полощут рот. Был, конечно, и горячий душ в отдельном помещении на другом конце лагеря благодаря нагревающемуся на солнце баку.

Столовая от кубриков отличалась только интерьером и запахом. Ты подходил к раздаче, тебе выдавали порцию, после чего ты просто садился на скамейку за большой деревянный стол и ел вместе с другими бойцами.

Что касается вожатых, то это вообще отдельная история. С нами ехал наш физрук в паре с дамой Х, эту сладкую парочку не волновало ничего, кроме организационных моментов. Х была кем-то вроде старшей вожатой или ответственной. Миссия её выходила за пределы моего понимания, да и не особо меня интересовала. Главным для вожатых была наша работа, а на всё остальное им было плевать – у нас царила полная анархия, но без фанатизма, то есть мы не вступали в конфликты со взрослыми, но и они, в свою очередь, не влезали в наши дела. В свои сорок с копейками физрук был похож на мистера Крабса: всегда датенький, в неизменной красной бейсболке, он блистал красной мордой и славился по-сумасшедшему оглушительным голосом. Ещё одна из множества загадок нашей «Одиссеи»: вместе ли были физрук и его спутница Х?

Ну, а свежесть воздуха, красоту местной природы, эти ночи, когда ты мог видеть весь Млечный Путь перед собой – всё до мельчайшей звёздочки я могу описывать бесконечно. Возлюбленной ночами я рассказывал про созвездия, ведь я-то всё это знал, а ей было интересно. Мне нравилось её удивлять, открывать что-то новое, и от этого всего можно было просто кайфовать «здесь и сейчас». Комфорт отелей был не нужен. Мы всё равно в кубриках только спали, хотя…мы толком даже и не спали никогда. Когда всё-таки удавалось выкроить пару часов на сон, каждый словно погружался в своё отдельное царство. Марлевые полотна от насекомых, висящие над кроватями, добавляли некой романтики, таинства, напоминая о теории бран и множестве параллельных миров.

“Словно электронный скот мы двигались на работу после бессонной ночи”

Наша деятельность на плантациях была абсолютно простой и отнюдь не интеллектуальной – работать нужно было исключительно физически. Поля пестрили разнообразием: перец, помидоры, баклажаны, арбузная бахча, фруктовые колхозные сады с яблонями, груши и что-то секретное, до чего у нас, варваров с Урала, не было допуска.

Просыпаясь под крики физрука, мы наспех завтракали кашей и какао, оставляя пенку на гранёном стакане, и бежали на линейку. На построении каждое утро обязательно весь лагерь молился о том, чтобы Боги только для Игорёны не считали суицид грехом. После этого ритуала по очереди выходили генералиссимусы отрядов, докладывая, сколько ребят в строю, всё это фиксировалось в ведомость у главного дежурного конкистадора. В 08:30 приезжали автомобили с индейцами за рулём, мы брали инструменты и отправлялись на поля.

Кстати, моим первым орудием была тяпка (мотыга) – длинная деревянная рукоятка с металлическим полотном на конце под углом 90 градусов. С её помощью нужно было пропалывать помидоры, убирая всю лишнюю траву и оставляя на поле только начинающие пробиваться ростки.

До фазенд нас везли в открытом грузовике вдоль возделанного пространства с полчаса. Утреннее солнце было ещё безобидным: только светило, не жгло. По приезде на точку вам открывался вид…

Представьте огромное поле, метров сто в ширину, а в длину – до бесконечности. Дорога, арык с водой, заход на поле, на каждой грядке – трава в человеческий рост и малюсенькие помидорки, затерявшиеся среди гигантских сорняков. Казалось бы, очень простая работа, но на жаре через сорок минут становилось невыносимо тяжело.

Саша повязал на голову бандану. Со своей тяпкой он напоминал самурая с мечом. Аккуратно нагнув стебли сорняка с криком «Томату Акбар!», начал отчаянно рубить траву, освобождая юные побеги.

Алгоритм прополки был следующим: сначала ты нагибал высокие сорняки и траву на отрезке примерно метров пять из своей бесконечной грядки, шёл по ней ногами, приминая, находил помидоринку, бережно вытаскивал её, чтобы она торчала, а сорняки лежали прижатыми к земле. После всех этих приготовлений главным было начать грамотно обрубать, не задевая росток молодого томата. Затем охапки сорняков следовало переложить вдоль прохода между грядками, чтобы позже отнести и выбросить. В идеале после проделанной работы ты должен был оставить коротко остриженный ёршик грядки, чтобы через каждые тридцать сантиметров торчал небольшой побег. Твоя работа считалась выполненной, если грядка прополота до конца. Не в параллельном мире, а в этом, и не в грядущем, а в презент симпле! На эффективность работы влияли солнце, физическая сила, заточенность инструмента и наливка перчаток.