Твой любимый фамильяр

Под ногами Элая зашелестела трава. Когда он попытался опустить Анни на мягкое покрывало из луговых цветов, она разорвала поцелуй и нашла его взгляд. В обсидиановой тьме чётко виднелись искры огня, который он так старательно сдерживал.

– Я хочу… Можно мне…

Она закусила губу, сама не понимая, чего просила. Узнать тебя. Трогать. Чувствовать. Видеть всего, целиком. Элаю ничего не пришлось объяснять вслух, он лишь хрипло выдохнул:

– Всё, что хочешь. Только…

– Не обожжёшь. Я тебе верю, – ласково шепнула она и наконец-то позволила себе ответный поцелуй в его шею. Втянула в себя терпкий запах его кожи и попробовала ещё, путешествуя вдоль выступающей пульсирующей вены. Опасно горячей, невозможно вкусной.

Элай опустился на траву сам, позволяя ей остаться сверху. Анни не могла скрыть радости своей крохотной победы и улыбалась, медленно и осторожно выцеловывая его тело. Видела, как струилась по его венам слабо святящаяся лава, и изо всех сил тянула из Элая его возбуждение, сладкое и пряное. Только это помогало мало, и когда Анни добралась до линии пресса, он шумно втянул в себя воздух, спешно отдёргивая ладони с её талии.

– Малышка…

– Ещё, – мурлыкнула она, как капризный ребёнок. Нет уж, когда наконец-то дорвалась до самого интересного, её уже не остановят никакие опасности игры с огнём. С кожи Элая от жара испарялась вода, и Анни казалось, что она тоже горела, только изнутри.

Какой он на вкус? Она осторожно лизнула у ямки пупка, заставив его дёрнуться и тихо зашипеть сквозь сжатые зубы. Чуть солёный, чуть горький. Абсолютно потрясающий, когда эти нотки сплелись с шоколадным возбуждением. Анни знала, что сейчас её глаза кошачьи, нечеловеческие, когда невинно посмотрела вверх и поймала его горящий взгляд.

– А можно ещё? – она скользнула кончиками пальцев по его сведённым от прилагаемых усилий бёдрам, и Элай с глухим стоном откинул голову и прикрыл веки.

– Да. Блять, да.

Его рука опустилась к её вымокшим лавандовым косам, и он осторожно потянул, намотав кончик одной из них на кулак. Анни не противилась, прекрасно понимая, как трудно ему сохранять контроль – это чтобы успеть предупредить её, когда станет слишком обжигающе. Она вдохнула поглубже. Интереса и желания было куда больше, чем страха. Опустила взгляд, отчаянно краснея от неприличности происходящего. Она видела его – напряжённый, так и просящий о касаниях член с проступившей на алеющей головке каплей смазки. Слишком любопытно. Анни лёгким, невесомым жестом прошлась во всей длине кончиками пальцев, а затем осторожно слизала эту каплю.

– Смелей, – охрипший голос Элая показался на грани с умоляющим. Его торс, шея, лицо были покрыты сеткой лавы, но ниже она не опускалась – наверняка лишь чудовищным усилием воли. Остановиться уже не мог никто, и Анни начала изучать эту часть мужского тела дальше.

Отчаянно робея, сдвинула крайнюю плоть до конца. У неё так ухало где-то в ушах, что не слышно было больше ни ветра, ни шелеста трав, только рваное, сиплое дыхание Элая и собственный бешеный пульс. Взяв головку члена в рот, она прикрыла глаза, знакомясь со своими ощущениями. Именно этим он собирался её иметь? От такой мысли между ног тянуло всё сильней новой потребностью. Непроизвольно сжала бёдра, и давление усилилось, добавляя температуры и без того раскалённому воздуху.

Твёрдый. Горячий. Вкусный. Анни не могла остановиться, то скользя языком по напряжённой плоти, то осторожно посасывая. Попробовала взять больше, и наградой ей стал глухой стон, а натяжение косы чуть усилилось. Это лишь подбодрило продолжить.

– Анни… Хватит.

Она чувствовала по его эмоциям – ему не хватит. И ей тоже. Эта ласка увлекала не меньше, чем поцелуй, а реакция Элая была приятна до странного желания заскулить от их общего удовольствия. Ещё смелей, обхватив член своей маленькой ладонью, на каком-то древнем инстинкте двинуть вверх-вниз, размазывая слюну.

Протяжный стон сквозь сжатые зубы, и во рту разлилась терпкая, солёная влага – в соединении с ярким сладко-шоколадным безумием это был взрыв новых вкусов, и Анни жадно выпила их все, едва не простонав в ответ. Тяжело дыша, оторвалась от Элая, правда, не сама: он подтянул её за косу повыше, и Анни упала на его грудь.

– Безумная девчонка, – выдохнул он, и на его шее она увидела испарину. – Я мог тебя спалить к хренам…

– Не спалил же. А это было… интересно, – кое-как нашла она слабо подходящее слово, прежде чем Элай жарко поцеловал её, соединяя два бешеных пульса в один ритм. Понемногу успокаивая, когда его рука снова обвила талию, будто пытаясь сказать, что опасности больше нет.

Ещё несколько долгих и бесконечно приятных минут Анни лежала на его твёрдой груди, медленно привыкая ощущать себя такой защищённой. Принадлежащей не в том смысле, что ей требовалось подчиняться, свободной совершать любые дикости вроде сегодняшней. Нет, всё же природа делала её другой. Уверенной. Пальцы Элая рассеянно развязали шнурки на косах, и по плечам рассыпались длинные влажные волосы, в которые он явно не без удовольствия запустил руку.

– Мне определённо нравится твоя смелость сегодня, – первым нарушил он эту умиротворяющую тишину. – Надо почаще выбираться на свежий воздух. Ты тут и правда выглядишь счастливей.

– Нет, это из-за тебя у меня теряется всё благоразумие. В академии меня бы четвертовали уже за то, что я тебя касаюсь.

– Ты всерьёз? – неожиданно заинтересовался Элай. – В академии всё-таки есть казни?

– Мм, не совсем, – Анни замялась, поймав его вопрошающий взгляд. Ей не очень приятно было вспоминать о методах наказания, особенно сейчас. Пытаясь скрыть замешательство, она принялась вычерчивать на его груди узоры кончиками пальцев.

– Анни, это не праздное любопытство. Я обещал, что проведу там проверку, и кажется, откладывать уже некуда. Расскажи, что ты помнишь, помимо того, что я видел в твоей голове.

Она с сомнением покусала губу. Не в её характере было жаловаться. Да и от вопросов вполне можно было бы уклониться. Помня о его откровенности утром, подумалось, что наводить лишние стены недоговорок – плохая плата.

– Мы рождаемся не беспомощными младенцами, как люди, а сразу маленькими девочками, – туго сглотнув, начала она несмело. – В оранжерее. Оттуда нас переселяют в общий сад, и начинается обучение. Слушаться нужно беспрекословно. Наказывают… сразу. Даже младших, которые ещё ничего не понимают и осваивают речь. Самое простое – розги, карцер без еды и солнца, запрет на сон. Упрямых ставят коленями на крупу и подвязывают руки к потолочной балке. Приучают к ожогам, заставляют бегать по раскалённым плитам, чтобы следы были только на пятках. Нельзя портить товарный вид. Наверное, самое дрянное, что доводилось мне – та рубашка из огонь-травы и ошейник, – затихла она и передёрнулась.

– Ошейник? – подтолкнул её продолжить глухой голос Элая.

– Железная штука с шипами вовнутрь. Походишь в такой день и напрочь теряешь желание перечить.

На лугу стало ужасно тихо. Анни всё не поднимала глаз, не желая, чтобы в них он увидел отголоски той боли. Она выросла среди неё. Это нормально. Это просто надо было пережить, чтобы научиться быть покорной системе. И тем страшней переступать через вбитые под кожу порядки. Будто прямо сейчас из-за ивы выглянет дубовая трость мадам Вальтц, и ошейник снова окажется на теле.

– Что ж, посмотрим, как эта штука будет смотреться на шее старой потаскухи, – нарочито холодным тоном заключил Элай, но Анни ощутила, насколько он на самом деле зол. – Давай-ка поторопимся. Кажется, у нас сегодня есть неотложные дела.

***

После быстрого завтрака и слегка преувеличенно пустых разговоров – об отношениях между самими эйфири, их садах и первых днях жизни, о вкусах эмоций у разных людей – Элай, казалось, удовлетворил своё любопытство и перенёс их обратно к особняку, на мощёную дорожку к воротам. Ощущение, что пытался продлить что-то хорошее, не спеша снова оказаться в самом доме. Анни тоже было грустно возвращаться, и на её потухший взгляд он поспешил заверить:

– Это не в последний раз. Мы можем там бывать постоянно, – Элай мягко приподнял её голову, коснувшись подбородка, а затем заправил за ухо прядь ещё не до конца просохших после купания волос, вызвав приятные мурашки.

– Было бы здорово.

Добавить что-то ещё не получилось. Громко скрипнула резная дверь в дом, и на мраморное крыльцо практически вытолкнули незнакомого Анни невысокого мужчину в алой военной гимнастёрке.

– А я повторяю вам: господин не распоряжался о гостях! – грозно пыхтел Уолт, пытаясь закрыть дверь перед носом незнакомца.

– Калеб? – удивлённо окликнул его Элай, и тот победно взмахнул железной рукой:

– Вот! Я же говорил, что он меня знает, старый ты плешивый баран, – раздражённо мотнув головой, он поспешил сбежать с крыльца и встать в стойку со сложенными на спине руками: – Приветствую, куратор. Ну, все дела, сам в курсе, гип-гип-ура…

– Брось, – фыркнул Элай на эту попытку соблюсти официоз. – Какими судьбами здесь? Винд всё же хочет твою шкуру?

– Перехочет. Нет, я к тебе… по личному вопросу, – он вопросительно взглянул на Анни, и та опомнилась, приседая в неловком реверансе перед незнакомым магом. – О, ещё одна дохера услужливая.

– Это Аннабель, мой фамильяр, – Элай вдруг уверенно взял её за руку, будто пытаясь показать, что её отличало не только человеческое имя. Среди его эмоций она ощутила новую – пряную, резкую и похожую на сушёные травы. Неужели ревность? – Анни, это Калеб Делавер, солдат корпуса тета-пять.

– Делавер? – ахнула она, тут же вспомнив поучительную историю о том, почему нельзя смешивать разные стихии. С уважением посмотрела на его протез.

– Ты смотри, какая сообразительная мелюзга. Привет, козявка, – подмигнул он ей, а затем переключил внимание на Элая. – Слушай, я придумал, как подкопаться к Торну. Ты же не хочешь скандальных обысков в его доме, верно? А для прямых обвинений такой высоко сидящей жопы нет никаких доказательств. Нужен предлог, чтобы появиться в его халупе и поболтать по душам. Так вот, у мудака есть дочка на выданье – такая же жаба, как её мамаша, и если кто-то вроде тебя сделает заинтересованный вид…

– С чего ты взял, что я вообще собирался тебе помогать? – усмехнулся Элай на такое неприкрытое воодушевление, и Калеб мрачно замолк на полуслове. – Да, я сказал, что у меня есть вопросы к Торну, но это не значит, что я буду дурить ему голову, лишь бы он чего сболтнул о пропаже Рами.

Анни в происходящем понимала мало, как и в самом разговоре. Однако ни капли враждебности в воздухе и вкусах не улавливала, скорее всё тот же азарт и откровенное веселье. Будто прозвучала шутка, не предназначенная для неё.

– Да просто… Мне показалось, ты мог бы слегка сдвинуть это дело с дохлой точки, – вздохнул Калеб и поморщился. – Ладно, я не так понял. Звиняюсь за беспокойство, – не успел он сделать и двух шагов к воротам, как Элай его остановил, едва сдерживая улыбку:

– Слишком быстро сдаёшься, боец. Мне нравится твоя идея найти подход к Торну через дочурку, но хочу услугу за услугу.

– Да что угодно, – с готовностью развёл руками Калеб. – Если Рами ещё жива, и мы впрямь можем её отыскать, то я хоть твоим вторым фамильяром стану.

– Мне понадобятся лишние руки, когда я буду собирать улики против одной старой потаскухи. Железная рука пригодится точно.

Часть 9. Спичка

Рабочий кабинет старого особняка значительно преобразился. Дело было не столько в чистом окне и царящем на полках стеллажа порядке, сколько в оживлённой атмосфере. Элай быстро дописывал разрешающую грамоту для Калеба, в которой назначил его компетентным представителем собственного имени. Анни же заметно нервничала и теребила кончик одной из кос, не сводя с пера в руках Элая обеспокоенного взгляда. Невозмутимым казался разве что Калеб, который сидел в кресле и безразлично курил, пока ему объясняли суть дела.

– Что будет делать любой накосячивший чиновник, когда к нему придёт неожиданная проверка? – решил Элай закрепить созревший у него план и выжидательно уставился на Делавера.

– Начнёт спешно прятать все косяки в дальний чулан и закапывать курительную травку, – понимающе хмыкнул тот и кивнул на уже подписанную бумагу на столе. – Итак, пока ты будешь отвлекать начальство и изображать внезапную ревизию в академии, я захожу с чёрного входа…

– С этой грамотой тебя пропустит любая стража, – кивнул Элай, радуясь его сообразительности. Всё же выбор помощника точно был верный. – Кинешь привратнику пару серебрушек, чтобы он не стал никого оповещать о твоём приходе.

– У задних ворот сидит только старый Юджин, ему плевать на дела мадам Вальтц. Мы с девочками даже пару раз уговаривали его принести нам фруктов из города за самодельные игрушки для его внука, – робко вмешалась Анни и тут же спешно опустила взгляд, расправляя несуществующие складки на платье. Всё же внимание сразу двух магов для неё выносить явно было непросто.

– Допустим, – Калеб пожал плечами и затушил окурок в пепельнице. – Значит, моя задача проследить, куда метнутся крысы и что именно начнут закапывать?

– Не только. Мне нужно нечто вещественное. Доказательства того, что с эйфири обращаются не просто строго, а бесчеловечно. Орудия пыток, письменные распоряжения о наказаниях, если такие есть. То, что я смогу кинуть отцу на стол, чтобы потребовать отставки Вальтц и пересмотра положения вещей, – Элай тут же подумал про пресловутый ошейник и тяжело вздохнул. Даже представлять подобную штуку на худой шейке Аннабель было мерзко.

Неприятный укол злости он быстро перенаправил, поджигая внутренний фитиль у бруска сургуча. Сложив грамоту втрое, дождался, пока красного воска накапает на сгиб достаточно, а затем припечатал собственным перстнем с саламандрой, не снимая его с пальца. После того, как из-за одной оплошности случилось столько дерьма, Элай вовсе наложил на свои руки несколько заклинаний, так что теперь снять перстень можно было только разрубив сустав.

– Интересно получается, – задумчиво свёл брови Калеб, принимая готовую грамоту. Бережно сунул её за пазуху. – Значит, наказывать фамильяров по-твоему плохо. А сжигать нарушителей устава в армии – в порядке нормы?

– Не сравнивай наёмников, которые согласились рисковать жизнью за золото, и девчонок, с рождения не имевших выбора. Новобранцы знают условия и знают, на что идут. К тому же всегда имеют право развернуться и уйти в гражданские. А эти девчонки бегают по раскалённым плитам просто потому что рождены в цветах. Ты бы так не говорил, если бы видел сам, насколько эйфири не принадлежат себе.

– Честно говоря, я с фамильярами дела не имел, – Калеб скользнул колким взглядом к Анни и через пару секунд с удивлением признал: – Козявка, а ты симпатичная. Хотя глаза эти странные, жуть. Сдаётся мне, не просто так тебя вопрос её свободы заволновал, да, Элай? – будто в подтверждение всех предположений Анни густо покраснела, и Калеб понимающе усмехнулся.

– Кончай угорать, у нас тут серьёзное дело планируется, – попытался одёрнуть его Элай, хотя сам давил улыбку.

– Да-да, я-то кончу, ты бы там сам…

– Давайте не будем отвлекаться, пожалуйста, – вдруг вздёрнула подбородок Анни, и Элай легко уловил на секунду вспыхнувшую в кошачьих глазах желтизну. Однако у него никакого ощущения, что чем-то с ней поделился, не возникло. Зато Калеб задохнулся очередным смешком и моментально посерьёзнел.

– Кхм. Что за нахер? – он посмотрел на Анни чуть удивлённо, а затем на его лице мелькнул очевидный интерес: – А это мощно. Козявка, а ты так у кого угодно можешь эмоции таскать? И прямо до дна?

– У хозяина проще, но да, если маг не успел поставить защиту, то у кого угодно. А если добраться до физического контакта и хорошенько постараться, то можно надолго сделать из любого мага бревно без чувств. Попробуешь? – она криво улыбнулась и многозначительно подняла руку, помахав пальцами.

– Охренеть. Нетушки, спасибо. Кажется, прежде чем лезть к твоим подружкам, стоит обновить стрелы…

– Стоп, – одёрнул его Элай, откровенно наслаждавшийся развернувшейся сценой. Для него способности эйфири открытием не были, но то, что Анни наконец-то не боялась защищаться в ответ на чужие нападки, вызывало огромную гордость за неё. – Никто не должен пострадать, ясно? Калеб, можешь угрожать моим именем, если тебе не захотят отпирать какие-то двери, но я очень надеюсь, что ты появишься в академии так же незаметно, как и исчезнешь.

– В таком случае, мне не помешает хотя бы план самого здания. Куда топать?

– Кладовая у карцера, это цокольный этаж южного крыла здания. Найдёшь без проблем, а если заплутаешь, любая эйфири может показать дорогу… Если уговоришь. Захвати пару яблок и выбирай из младших, они в карцере сидят чаще, – Анни поморщилась.

– Было бы проще, если бы ты пошла со мной и проводила, – справедливо заметил Калеб, но Элай отрицательно покачал головой:

– Нет. У меня на неё другой план. Во-первых, я хочу появиться там с ней, как с равной. Зашуганным девчонкам не повредит увидеть, что можно быть не ручным зверьком мага, а кем-то большим. Во-вторых, такое явно возмутит её любимую наставницу, и всё внимание будет приковано к нам. А значит, у тебя будет больше шансов пробраться незаметно. Пусть Анни сама решит, где она будет более полезна, – он вопросительно взглянул на неё и поднялся из-за стола, незримо подталкивая к очередному самостоятельному решению, а не приказу.

Она задумалась, нерешительно покусала губы. От румянца на её невинном личике Элай невольно вспомнил, на какой части его тела эти губы смотрелись лучше всего, и вдохнул поглубже. Анни хитро улыбнулась, встречаясь с ним взглядом. Нет, мысли читать она точно не могла. Но почти наверняка уловила, о чём он сейчас вспомнил.

Вопрос с её воспламеняемостью однозначно опасно откладывать даже на день.

– Калеб и впрямь найдёт дорогу без меня, это не сложно. Мне было бы интересно снова увидеть мадам Вальтц… Хотя я подозреваю, что она не будет мной довольна.

– Как раз вызвать её недовольство мы и хотим, – подбадривающе улыбнулся ей Элай и приглашающе протянул открытую ладонь.

***

Бывать в академии Элаю доводилось всего пару раз, ещё когда встречался с Алестой. Даже за несколько десятилетий это место почти не изменилось: всё тот же огромный особняк посреди города с высокими круглыми башнями и разбитый вокруг пышный сад. Не так много существовало мест, которое бы маги защищали от возможности пространственного перемещения: на то требовалось провести довольно сложный ритуал с амулетами из чистых рубинов, которые затем располагали по всему необходимому для защиты периметру. К тому же, рубины нужно было регулярно перезаряжать, подпитывая энергией жизни мага. Даже в столице закрытых зон Элай знал не так много: корпусы для солдат, второй и выше этажи резиденции отца, самые дорогие постоялые дворы и некоторые дома знати. Сам он для собственного удобства не потрудился закрыть даже спальню – к чему тратить на это дерьмо силы, если всё равно спит с ножом, и вряд ли кто решится напасть ночью на самого сильного мага дома огня. Разве что самоубийца.

Академия для эйфири была закрыта от перемещений полностью – Элай чувствовал это через сами ворота и высоченный каменный забор. Стены звенели от магии, и впервые подумалось, что подпитывать их должен был кто-то достаточно могущественный. Или тупой, раз не жалко тратить такое бешеное количество сил просто на то, чтобы никто не мог появиться внутри неожиданно.

– Держись уверенно, – проинструктировал он Анни, выпуская её руку и одёргивая рукав официального бордового кителя. – Я хочу, чтобы студентки увидели, что представительница их вида спокойно шагает с наследником вровень. Им это нужно.

– Мадам Вальтц хватит удар, – хмыкнула она в ответ, но головы не опустила, смело смотря на запертые ворота.

Словно прекрасно уловив его настрой, Анни сегодня надела тёмно-алое платье с длиной до колена и открытыми плечами, вдобавок украшенное вышитым чёрным цветочным орнаментом. Она и так казалась Элаю абсолютно неземной сущностью, а в таком виде неизбежно приковывала к себе взгляд даже случайных прохожих на оживлённой улице. За их спинами во всей своей красе гудел Фартаун, с пыхтением паромобилей и дымом заводских труб, со снующими по своим делам горожанами и запахом свежеиспечённого хлеба из булочной через дорогу. Погода испортилась, и утреннее солнце сменилось кучными серыми облаками, предвещающими дождь.

– Идём, – вздохнул Элай, шагнув вперёд и постучав в ворота с помощью тяжёлого медного кольца.

Моментально приоткрылось небольшое окошко, в котором мелькнула рожа толстощёкого привратника. Заплывшие глаза широко распахнулись вместе с его ртом, от неожиданности потерявшим дар речи. Лицо наследника знала каждая шавка не только города, но и большей части континента.

– Долго я ждать буду? – закатил глаза Элай, изобразив неудовольствие, и привратник тут же заверещал:

– Ща! Сию секунду! Сэр… ля, милорд… Ага, открываю!

За воротами завозились, отодвигая засовы, и спустя минуту академия пропустила Элая и Анни внутрь, на широкий мощёный дворик. Тучный мужичок у ворот обливался семью потами, без умолку засыпая гостей вопросами:

– А вы какими судьбами? А чего вот так, не предупредив? А это же наша, ага, из последнего выпуска? А мадам позвать? А…

– Бэ, – одёрнул его Элай и достал из кармана пару серебрушек, небрежно кинул их в спешно подставленные ладони привратника. – Рот закрывай и беги, зови начальство. В полном составе.

– Так того… На занятиях все изволють, – стушевался мужичок, однако монеты спешно сунул в карман растянутых и не очень чистых штанов.

– И прерывать учебный процесс даже из-за самых высокопоставленных гостей мы не станем, – неожиданно громыхнул над двором твёрдый, властный голос, знакомый Элаю по сну Аннабель и по былым визитам в дом несостоявшейся жены.

Он поднял голову: стуча дубовой тростью по каменным ступеням, с крыльца спускалась высокая, хоть и заметно горбящаяся женщина. На первый же звук слегка скрипучего старческого голоса Анни испуганно дёрнулась и тут же встала, сложив руки за спину и почтительно присев в реверансе. Элаю даже почудились мурашки на её предплечьях, и он невольно нахмурился, терпеливо ожидая, пока мадам Вальтц пересечёт двор.

Странно, что от первого взгляда на неё у него возникла не злость, а бесконечное удивление. От воспоминания Анни прошло в лучшем случае года три, а Вальтц внешне постарела на все тридцать. Сморщенное в печёное яблоко лицо, глухое тёмно-синее платье в пол без каких-либо украшений и значительно поредевшие седые волосы, собранные в хилый пучок. Лишь глаза те же – колкие, змеино-зелёные, с презрительным прищуром посмотревшие на длину подола алого наряда бывшей воспитанницы.

– Добрый день, мадам Вальтц, – холодно поздоровался Элай, лихорадочно соображая, почему грымза стареет настолько стремительно. – Хотя для вас бы я его добрым не назвал.

– Это угроза, Элай? – проскрежетала она в ответ, нисколько не обеспокоившись и лишь скривив губы. – Я думала, унижения моей семьи с твоей стороны закончились, ещё когда ты разорвал помолвку. Но теперь ты взял у меня лучшую воспитанницу и позоришь её отвратительным поведением и мою академию, и мою дочь. Что ж, не могу не оценить: это была отличная, хоть и очень подлая месть. Узнаю школу Альбара…

– А вы большая выдумщица, если думаете, что все эти вещи взаимосвязаны, – не удержался от смешка Элай и многозначительно кивнул на развесившего уши привратника: – Кажется, нам есть, что обсудить. Не найдётся ли в вашей хреновой богадельне чуть более приватного угла?

– Мне нечего с тобой обсуждать, крысёныш. А эту двуличную дрянь, которую ты привёл сюда, я даже видеть не хочу. Ты на моей территории. И я смело могу сказать тебе – проваливай ко всем драконам, – она требовательно и гулко стукнула тростью о брусчатку, и Анни вздрогнула всем телом, опуская голову.

Элай сам не знал, почему не злился. Возможно, незаметно помогала Анни, а может, просто потуги старухи выглядеть максимально грозно лишь смешили. Он наконец-то понял, отчего она так жалко выглядит: рубины. Рубины по периметру всей академии заряжены именно её магическими силами и, скорее всего, не первый год. Она истощена настолько, что лишь стучать палкой и остаётся, да срываться на студентках в своих извращённых наказаниях. Ему сейчас достаточно дунуть пламенем в её сторону, и эти дряхлые кости вспыхнут, как гора хвороста.

Он поднял правую руку и сделал шаг вперёд, не отрывая от напрягшейся старухи уничтожающего взгляда и поигрывая пальцами. Между ними змейкой взвился яркий живой огонёк, слабо потрескивая и накаляя перстень с саламандрой.

– Вот это точно было зря, старая карга. Давай-ка я тебе объясню, в какой заднице находишься и ты, и твоя жалкая академия. Мне плевать на личные счёты с твоей семьёй, и на твою ебливую дочурку тоже глубоко плевать. Я здесь только как наследник дома, куратор армии и, в конце концов, твой будущий правитель. Ты желаешь оказать сопротивление представителю власти? – преувеличенно невинный вопрос, неспешно обходя Вальтц по кругу и продолжая играть послушным огоньком в руке. Она не шевелилась, лишь дышала всё громче от своей злости.