Стрелок. Митральезы для Белого генерала

Будищев вошел в лагерь последним, насвистывая какой-то легкомысленный мотив. Лицо его было необычайно чумазо от порохового дыма и пыли, но вместе с тем совершенно спокойно или, даже можно сказать, безмятежно. Рукав чекменя порван пулями, но сам он, судя по всему, невредим.

– О, Сашка! – ухмыльнулся он, сверкнув белоснежными на фоне испачканной физиономии зубами. – Небось, соскучился?

– Есть немного. Все ли целы?

– Наши все. Только Нечипоренко пуля на излете за щеку зацепила. Вон идет, репу морщит.

– Я смотрю, ты ему совсем не сочувствуешь?

– С хрена ли? Нечего было такую ряху наедать!

– Пить хочешь?

– И есть тоже. А еще хорошо бы баньку, да чтобы молодуха с веником попарила! Впрочем, можно обойтись и без веника…

– Эко ты хватил, брат.

– Ну, или хотя бы умыться.

– Вот это можно устроить, – улыбнулся гардемарин и кликнул вестового.

– Абабков! Приготовь воды для господина кондуктора.

– У них свой слуга имеется, – проворчал вполголоса матрос, но спорить не стал.

И скоро скинувший с себя верхнюю часть одежды Будищев, фыркая от удовольствия, умывался нагревшейся под горячим туркменским солнцем водой.

– А как тебе показалось в бою, Федя? – спросил у скромно сидящего в сторонке Шматова Майер.

– Как вам сказать, вашбродие, – пожал плечами бывший ефрейтор. – Стреляють, убивають… такого я ишо в Болгарии досыть насмотрелся.

– Но все же там были турки, а тут – туркмены.

– Башибузуки, они и есть башибузуки. Никакой разницы.

Тем временем суета, вызванная возвращением отряда, понемногу спала. Было очевидно, что раздосадованные большими потерями текинцы не оставят русских в покое и ночью непременно случится нападение, а потому уставшие за день люди, по-быстрому утолив голод и жажду, пытались хоть немного отдохнуть. Не были исключением и моряки, устроившиеся прямо у своих митральез. Впрочем, так повезло далеко не всем.

– Будищев! – поднял придремавшего кондуктора голос Шемана. – Возьмите троих матросов по вашему выбору и заступайте в секрет.

– Слушаю, ваше благородие, – отвечал тот, с трудом удержавшись от зевка.

– Займете место перед позициями. Правее от вас встанут казаки, а слева самурцы. В случае нападения подожжете костры. До них ровно пятьсот саженей, и они послужат нам ориентиром.

– Понятно.

– Очень надеюсь, – с непередаваемой интонацией отозвался лейтенант, но Дмитрий, знавший про секреты и засады больше, чем моряк мог себе представить, не стал разводить дискуссии, а просто повернулся к подчиненным и коротко спросил:

– Кто со мной?

– Я, – тут же подскочил вроде бы спавший без задних ног Шматов.

– Ты – не матрос!

– Все одно пойду! – набычился Федор.

– Кто еще?

– Я, – поднял руку Нечипоренко и страдальчески потрогал перевязанную щеку.

– Хороша компания, – покачал головой кондуктор, после чего пришел к выводу, что для демократии русский народ еще не созрел, и пальцем ткнул в двух матросов: – Ты и еще ты, за мной!

Вскоре темнота накрыла притихший лагерь своим покрывалом. Костры, разведенные для приготовления пищи, догорели, и только неполная луна продолжала освещать бивуак своим тусклым светом. Однако после полуночи закатилось и «волчье солнышко», оставив за себя лишь необычайно яркие звезды, равнодушно взирающие на землю из мрачных глубин космоса.

Будищев и подчиненные ему матросы расположились в небольшом природном углублении подле бархана, напряженно всматриваясь в темноту. Точнее, напрягали зрение только матросы, привыкшие к этому на кораблях, а Дмитрий со Шматовым, прекрасно знавшие, что если долго пялиться в темноту, в ней скоро черти померещатся, больше полагались на слух.

– Кажись, крадутся! – едва не подскочил молодой матросик, услышавший характерное шуршание.

– Тихо, мать твою! – придавил его к земле кондуктор и еле слышным шепотом добавил: – Сам чую.

В самом деле, к ним крадучись приближалась целая толпа спешившихся ради такого дела текинцев. Среди них были самые разные люди, от почтенных старцев, чей земной путь уже близился к завершению, до совсем еще безусых юнцов, даже не подозревающих, что могут остаться здесь навсегда. От вооруженных до зубов нукеров местных беев до бедных пастухов, единственным оружием которых был простой кинжал. Кто-то потерял своих близких при последнем артобстреле, а иной всю жизнь прожил разбоем на большой дороге. Объединяла их всех только ненависть к непонятным пришельцам с далекого севера, пришедшим в их дом и желающим теперь установить в нем свои порядки. Как тени скользили они в ночи, пока один из них не зацепил ногой за натянутую на невысоком колышке бечевку, к которой были привязаны консервные банки из-под сардин. Среди офицеров эта рыбка, затейливо приготовленная и упакованная французами, была излюбленным лакомством в походе. Жестяная тара потом выкидывалась, а рачительный Федька собирал ее для каких-то своих надобностей. Но нынешней ночью Будищев нашел для них новое применение.

Противное дребезжание прогремело в окружающей их тишине подобно грому среди ясного неба, а вслед за этим тут же раздалось несколько одиночных винтовочных выстрелов, которые тут же перекрыл знакомый жителям оазиса рокот митральезы.

Будищев успел осмотреть доставшуюся ему позицию еще вечером при свете заходящего солнца и тут же понял, как именно будет наступать их противник и где можно расположить пулемет на треногом станке. Следовало конечно же доложить эти соображения Шеману, а если тот не даст разрешения, то и полковнику Вержбицкому, а при необходимости дойти и до самого Белого генерала, но Дмитрий не любил беспокоить начальство по пустякам. Поэтому он просто приготовил позицию, а как только наступила темнота, добавил к получившейся картине маслом последние штрихи. И вот теперь оставалось только вести кинжальный огонь по противнику, имевшему неосторожность подойти слишком близко.

Разумеется, он знал, что рискует. Мог подвести сложный механизм, или случиться перекос ленты, или они могли тупо заснуть после тяжелого дня и проворонить нападение, и тогда могло случиться все что угодно, но… не случилось. Так что теперь установленная низко над землей адская машина снимала кровавую жатву, срезая подбегавших джигитов, как колосья спелой пшеницы, а превратившийся с ней в одно целое Дмитрий стрелял, успевая при этом понукать матросов и Федьку, чтобы они как можно скорее набивали опустевшие ленты патронами.

После первых же выстрелов, прозвучавших в ночи, пехота поднялась в ружье, а артиллеристы стали к пушкам, загодя заряженным картечью. Находившиеся в секретах караульные успели запалить костры, в неровном свете которых стали видны целые толпы наступающих врагов.

– Огонь! – раздалась команда офицеров, и слитный залп винтовок и пушек разорвал ночь напополам.

Выстрелы, взрывы, яростные крики атакующих и жалобные стоны умирающих на какое-то время слились в один протяжный вой. Текинцы наступали с трех сторон, но везде их встречали только пули и картечь, косившие храбрых воинов одного за другим. Вожди все время пытались ободрить своих джигитов и снова послать в бой, но их бешеный натиск так и не смог преодолеть непоколебимой стойкости русских.

Уже светало, когда текинцы пошли в третью самую отчаянную атаку. Расстояние между противоборствующими сторонами сокращалось иной раз до полусотни шагов, и уже казалось, что неудержимая волна вот-вот захлестнет маленькую кучку гяуров, дерзнувших бросить вызов храбрейшим витязям Средней Азии. Но всякий раз она разбивалась об них, как о гранитную скалу и тут же откатывалась назад, но лишь для того, чтобы через минуту собраться с силами и броситься снова.

Однако человеческим силам есть предел, и для текинцев он наступил раньше, чем для русских. Взошедшее солнце осветило поле битвы, и от увиденной картины даже в самом отчаянном сердце мог поселиться страх. Все пространство вокруг аула, сколько мог видеть глаз, было усеяно трупами туркмен, но особенно густо они лежали перед секретом моряков. Их было так много, что это зрелище тут же привлекло внимание самого Скобелева, немедленно подъехавшего туда.

– Чегт возьми! – только и смог вымолвить генерал, немного картавивший от волнения.

– Вот примерно так это и работает, ваше превосходительство, – устало доложил Будищев, отдавая честь.

– Невероятно!

– Рады стараться!

– Послушайте, кондуктор… каким образом ваша, э… митральеза, оказалась так далеко от позиций?

– В пылу боя, ваше превосходительство!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Мультук – среднеазиатское кремневое ружье.

2

Басон – галун на погоне. Лычка. Приказный – ефрейтор у казаков.

3

«Клюква» – темляк с орденом Св. Анны на офицерском жаргоне. Первая боевая награда офицера.

4

Официальное название Георгиевского креста.

5

Хурджин – горский двухсторонний мешок, носившийся через плечо.

6

Красные гимнастерки носили в лейб-гвардии стрелковом батальоне.

7

Топчи – турецкие артиллеристы.

8

Копировальный карандаш – он же химический. Карандаш, грифель которого содержал краситель, меняющий цвет при намокании.

9

Подлинная речь Скобелева перед рекогносцировкой.

10

Лопата Линнеманна – прообраз современной малой саперной лопатки. Названа по имени изобретателя Мадса Линнеманна.

11

Баз – двор.

12

Джугара – кормовой злак из рода сорго.

13

Денгиль-Тепе – другое название Геок-Тепе.

14

Подлинные слова Скобелева. (Близко к тексту.)

15

Первая значимая победа Наполеона Бонапарта, после которой началось его стремительное восхождение к славе.

16

Переделочная винтовка системы Сильвестра Крнка.

17

Арык – оросительный канал.

18

Войсковой старшина – казачий подполковник. Верещагин А. В. – родной брат художника-баталиста.