Полная версия
Поступь
Прилес-Полесский
Поступь
Круг 1
Хвостов вышел из такси, поеживаясь, на ходу поднимая ворот пальто, он проваливался в ноябрьскую морось. Тем временем в зале собралось достаточное количество журналистов и почитателей таланта Хвостова, писателя – документалиста, писателя, предвидевшего гибель русской глубинки и деревни, а вместе с ней и Есенина как образа, да и вообще трансформацию русской идентичности в условиях смешения с европейской культурой. В маленький, непримечательный книжный магазин заходили разные люди– все они ожидали Хвостова, сегодня презентация новой книги.
Хвостов докуривал у черного входа, пар изо рта вместе с дымом образовывал легкое облачко, которое частично скрывало его лицо. Короткие черные волосы, такие же черные глаза, легкая небритость, рост средний, ничего особенного, пройдешь мимо и даже не узнаешь, что это писатель, а главное взгляд, усталый и даже немного глупый взгляд, у писателей такого конечно не бывает. Бычок упал на мокрый асфальт, рассыпавшись искорками пред неминуемой кончиной. Хвостов дернул дверь. Зашел, повесил пальто и вот он в главном зале.
– Дорогие друзья! Рады видеть вас в нашем магазине “Книгоград”, сегодня у нас в гостях, автор “Русской бездны” и “Истории деревень российских” – писатель-документалист Дмитрий Хвостов!
Хвостов сел на стул. Окинул взглядом собравшихся людей и остановился на упитанном молодом человеке, который только что объявлял его, парень натянуто и неестественно улыбался, и будто извиняясь, посматривал на часы.
Здравствуйте – севшим голосом сказал Xвостов. “Сегодня презентация моей новой книги, называется она “Банька по-черному” и я думаю, что это последняя книга в цикле заметок о брошенных русских поселениях. Полтора года назад я отправился в село “Отгульное” – сказал Дмитрий, не скрывая легкой улыбки, произнося название деревни. “Село само по себе маленькое, но что примечательно, там очень много бань, неподалеку от села стоял завод…”– Хвостов не договорил, в толпе людей он вдруг отчетливо увидел мужчину, сильно отличающегося от всех остальных. Рваная шапка ушанка, седая борода, на вид лет 70, глубокие морщины, бельмо на правом глазу, подранный тулуп и валенки. В зале повисла мертвая тишина, Хвостов с силой зажмурил глаза. Открыл. Осмотрелся по сторонам. Вроде примерещилось. В зале начались перешептывания: “Чего это он? Пьяный что ли?”, “Плохо стало, видишь, как жмурится”, “Это мигрени у меня такое было, помнишь Люба?”. Молодой человек нервно смотрел на часы, на лбу выступила испарина.
Хвостов решил продолжить: “В общем друзья, книга хорошая, про честный труд и отдых, про страну в осколках которой мы живем, и они, осколки эти, настолько крепко застряли в голове у многих из нас, что до сих пор сложно привыкнуть к окружающей действительности. А теперь, я с радостью отвечу на ваши вопросы, время у нас как я понимаю, поджимает”. Журналисты задавали вопросы, разные, но в сущности одинаковые, про спасение русской деревни, про важность работы на земле для русского человека. Хвостов чувствовал всю эту пошлость, он понимал, что и он и эти журналисты, просто пляшут на трупах этих поселений, зарабатывают на мертвом, а потому не сильно отличаются от любого похоронного агентства. Паразиты в мертвом теле, не больше, не меньше.
Наконец вопрос задал не журналист. Это было видно, по выражению лица, по рукам, одежде. Журналистом этот парень быть не мог. Он сжимал какую-то бумагу в руках, было видно, что он не обычный читатель, он пришел сюда что-то узнать. Он мялся и молчал. Хвостов решил помочь: “Молодой человек, вы хотите что-то спросить?”. “Да” – неуверенно начал он. “Дело вот в чем, я ваших книг не читал, но мой дед жил в одной из деревень куда вы приезжали для написания…” тут он запнулся, развернул бумажку и прочел: “для написания “Хуторских историй”. “Эта книга не издана и издана не будет” – внезапно перебил Хвостов, его голос отдавал какой-то злобой, тяжеловесностью, железом. Парень сначала растерялся, потом продолжил:” Меня не интересует эта книга, мне нужно узнать, что с моим дедом, поскольку, судя по письму вы последний человек, который застал его в живых, если у вас есть хоть какая-то информация, я бы хотел поговорить с вами после… Деда моего звали Матвей Игнатьевич, вы останавливались у него тогда в 2003”. Хвостов не смог ничего ответить. В глазах темнело, Матвей…Игнатьевич…2003 год. Дмитрий потерял сознание и упал со стула. Люди встревоженно встали с мест. Парень с бумажкой в руке, остолбенел. Это было последнее письмо от его ныне покойного деда.
Круг 2
“Дим ну куда ты поедешь? Далась тебе эта деревня? Совсем с ума сошел? Зачем тебе вообще эти книжки писать, давай я с папой поговорю, он тебя устроит, все дела”. Отец Светы еще в девяностых, “приобрел” несколько цехов и с двухтысячных производит колбасу для народа, дряную, но дешевую, потому народ и покупает. Света – моя одногруппница, точнее девушка, точнее я не знаю кто она мне, но постель у нас общая. В этом году закончим университет, и пора с ней прощаться. Надоело.
Тем временем Света налила себе еще бокал шампанского.
– Димуль, я что-то не пойму, а что это мы за дамой не ухаживаем? Так вот я, о чем тебе говорю, не надо никуда ехать, книжки писать, глупость, ну глуууупость полная. Да и вообще, ты что меня бросишь одну, а, заяц?
Света улыбалась и икала. Ее нога скользила по моей, она пыталась подмигнуть, но пьяное расслабленное лицо было способно только на то что бы закрывать и медленно открывать глаза. 2 часа ночи. Надо уезжать. Я встал поцеловал свету в лоб и начал собираться.
– Ик…а ты куда?!
– Свет, я домой поехал. Давай завтра встретимся и все обсудим на трезвую.
– Ты со мной не останешься?!
Я промолчал.
–Ой ну и вали тогда. И сейчас…и в деревню свою…и вообще. Вот правильно папа тебя мудаком назвал… Ик…
Я открыл входную дверь квартиры. Спустился. Вышел из подъезда. Вечерняя ноябрьская морось. Такси уже ожидало меня. Недолго думая я открыл дверь и сел в машину. На Свету я не злился. С каждой нашей встречей я все больше понимал, что трачу с ней время, да и она со мной. Мы из разных миров и нам просто-напросто скучно вдвоем. Сейчас у меня нет времени на нее. Сейчас у меня есть дело. Я хочу написать книгу про жизнь на хуторах, какие люди там живут, как живут, нравится ли им это уединенность и в каком-то смысле отшельничество. Эту сторону жизни крайне редко освещают в газетах и по телевидению, а по сути своей она является другой, абсолютно отличной, диаметрально противоположной жизни в городе, но эти люди не хотят в город, они не любят город. Город большой шумный, пропитанный дымом и выхлопными газами машин. От моих размышлений меня отвлек таксист:
– Дорогой, не подскажешь здесь проедем? – сказал он с явным акцентом, посматривая в окно заднего вида.
– Эээ, не уверен, что тут разрешен проезд. – сказал я пытаясь вспомнить давно забытые правила дорожного движения.
– Кто ж нам запретит! – улыбаясь ответил таксист и совершил маневр.
Я вжался в кресло. Таксист подмигнул. “Ты не боись, я уже столько кругов по Москве намотал”. Легче от его приободрений не стало. Ну ничего, скоро буду дома, успокаивал я себя.
– Был у меня случай, садится машину мужик, весь деловой такой, по двум телефонам сразу болтает, сроки него там какие-то горят, говорит если работать нормально не будете уволю всех к чертям. Короче говоря, серьезный дядя такой, говорит мне, друг вези как можешь в аэропорт, деньгами не обижу, только быстро. Ну и я как это…”Такси” смотрел? Педальку как вжал, так и не отпускал, еду, в шашечки играю, перестраиваюсь, короче, ну…красиво. Приезжаем в аэропорт, он на часы смотрит, говорит, “еще кофе успею выпить, тебя как зовут брат?” ну я ему отвечаю мол Гога я, он знаешь улыбается доллары мне тянет, головой кивает, спрашивает: “Будешь моим личным водителем Гога? Платить буду хорошо?” я посидел подумал потом отвечаю: “Нет брат, личным я ничьим не буду, я свой, собственный, хорошего полета тебе, мягкой посадки. Он послушал, по плечу хлопнул, говорит: “уважаю”. И все. Так и разошлись. Это я потом узнал, что он из правительства вообще. Такие дела брат, вот даже визитку мне оставил.
Таксист показал визитку, на ней курсивом было напечатано: Столетов Игорь Германович, Отдел международных связей при правительстве РФ. Я кивнул таксисту, как бы выказывая уважение, после чего спросил:
– А не жалеете теперь?
– Да какой там, я живу свободно кайфую, да и знаешь брат все это мутно так, он же так и не долетел в итоге.
– В смысле? – с удивлением спросил я.
– А в прямом, самолет разбился, я по радио потом услышал. Такая жизнь, так спешил, а лучше б опоздал. Но на все воля Божья, так ведь брат?
Я молча кивнул головой.
– А ты сам то верующий вообще?
Я растерянно пробормотал что-то из серии:
– Да…но на уровне идеи, наверное…
– На уровне идеи…хм – усмехнулся таксист, в этот момент его акцент как будто исчез. Ну что дорогой, приехали, с ветерком домчал – уже привычно для меня сказал Гога.
Я расплатился и вышел из такси. Я чувствовал себя странно, будто таксист отчитал меня за то, что я неверующий и чего я вообще кивал на это его “на все воля Божья” и зачем корчил серьезное и грустное лицо, когда услышал про то что этот Игорь Германович разбился, я же даже не знаю кто это, да и вообще был ли он на самом деле, вполне вероятно, что это одна из тех таксистских баек, что бы клиент расслабился и накинул сверху на чай. Бред, депутат на такси едет…
С этими мыслями я зашел в квартиру и рухнул на диван. Так на чем я остановился…нужно рабочее название “Хутор. Очерк горожанина”, “Хуторяне”– так ну это совсем плохо. Пусть будут “Хуторские истории” или “Истории хутора” – да, это лучше, без лишнего пафоса и заигрывания с читателем. Надо успеть собрать материал до нового года, не хотел бы я там застрять.
Круг 3
– К нам на хутор без хорошей машины не доберешься, особенно по такой погоде. Вот мой Зилок, ни разу меня не подводил. Хотя она у меня девочка конечно. Зиной зову. Жена ругается, просто она у меня тоже Зинаида. Но жена вот именно Зинаида и это Зииииина, Зиночка, Зинуля” – посмеиваясь и покрякивая говорил шофер. А ты значиться, журналист? – спросил водитель.
–Да, приехал вот описать вашу жизнь” ответил я.
–Ох, а что там описывать то, живем себе, работаем, ну выпиваем иногда, куда без этого дела, а так вот детишек растим, вот недавно на новый год всем хутором елку нарядили, плясали пели, Дед Ваня аж гармонь порвал -заливаясь смехом рассказывал шофёр. Меня кстати Паша звать, а тебя?
–Дима – зевая, ответил я.
–Это все-таки надо было тебе чуть позже приезжать в конце весны где-нибудь, вот тогда на хуторе работы завались, маловато правда нас, но я тебе так скажу, каждый десятерых стоит. По вопросу твоему я узнал, хочешь хату что б жить, так у деда Матвея располагайся, он раньше с семьей жил, ла бабка померла, а семья вся в город подалась. Матвей один остался, но он мужик крепкий, и хозяйство один тащит, да и в целом знаешь, ну мужик, на таких союз и держался.
– Спасибо Паш, что узнал. Просторно тут у вас.
– А то. Иногда знаешь в поле выйдешь воздух свежий ночной вдохнешь и так спокойно тихо на сердце, потом в хату зайдешь, а там тепло, все спят уже, чая покрепче сделаешь. Сидишь. Тишина. И только ты вот в этой тишине сидишь и чаем хлюпаешь. А, красиво? Вот-вот Димон в городе такого нет.
–Да, соглашусь. Хорошо тут.
–Маловато нас только, но это я тебе говорил уже. Ну что Дим, надеюсь поездочка понравилась, вот дом Матвея, он тебя ждет уже. С ветерком доехали, а? – странно улыбаясь сказал Паша. Глаза блестели неестественно странным огнем.
–Д-да, с ветерком… почему что, запинаясь произнес я.
– Ну бывай тогда. Заходи в гости. Посидим, вместе чаем похлюпаем, а то и чем покрепче. Редко у нас тут новые души теперь. А ты вона городской, интересный! Паша протянул мне руку. Я ее пожал, на прощание мы оба кивнули друг другу.
ЗИЛ заурчал своим мотором, колеса лениво провернули грязь, машина постепенно удалялась. Дом деда Матвея не выглядел как дом одинокого мужчины в возрасте, он был достаточно крепкий, свежевыкрашенный, словом ожидал я худшего. Я подошел к калитке осмотрелся по сторонам. Вокруг пусто, ни души. Вдруг дверь дома открылась на крыльцо вышел мужчина лет 70 в шапке-ушанке, черном тулупе и валенках.
– Здравствуйте Матвей эээ….
–Игнатьич я – буркнул дед.
– Матвей Игнатьевич, меня зовут Дима Светлов, я журналист, Павел говорил, что я могу у вас остановиться пока буду собирать материал о жизни на хуторе” – продолжил я.
– Можешь, только ты не Светлов, Хвостов ты. А коли расположиться надо так это завсегда. – криво ухмыляясь сказал Матвей.
– Эээ, а почему Хвостов? – недоумевая, спросил я.
– А потому что вот у тебя хвост торчит. Дед указал палкой на мою тень. Из-за ветки дерева надо мной действительно складывалось впечатление, что у меня есть хвост.
– Так это из-за ветки. Неловко посмеиваясь, сказал я.
– Ну из-за ветки значит из-за ветки. Ты проходи Хвостов, а то хвост застудишь, злобно покрякивая, язвил Матвей.
Мерзкий старик, наверное, совсем от одиночества из ума выжил. Я поправил рюкзак и направился в сторону дома. Дома пахло горячим хлебом и какими-то травами. Внутри было достаточно тесно, но очень тепло, прям, как и описывал Паша.
– Так значит, смотри, ты в большой комнате спать будешь, вот она кровать, удобства как грится, на улице, устал с дороги? – каким-то отечески заботливым тоном начал дед.
– Да не особо, правда, признаюсь честно проголодался я.
Матвей похлопал меня по плечу и сказал, это Димка, не проблема садись есть будем. После того как я сел за стол, достал горячий, ароматный хлеб и большим деревянным половником налил мне и себе щи. Ломая хлеб, он спросил:
– О чем писать собрался сынок?
– Это больше репортаж, о жизни людей тут.
– А что тут? Живут люди, как и везде. Едят вот видишь, спят, работают. Все как у всех.
– Вам здесь не одиноко? Спросил я, прерываясь на суп.
– Да уж не больше чем тебе в городе – посмеивался Матвей, забивая трубку.
– Да мне не то что бы одиноко – решил возразить я.
– Да? Но это же ты ко мне приехал, а не я к тебе. Признавайся, кто тебе в городе на хвост наступил, а? – подмигивая продолжал издеваться Матвей.
Я вздохнул.
– Матвей Игнатьевич, я все-таки прошу вас обращаться ко мне по имени или по фамилии, но не коверкая ее. Я Светлов Дмитрий Сергеевич. Не Хвостов, Светлов. Если хотите на бумажке себе запишите.
– Ладно, Дмитрий Сергеевич, не кипятись, мы тут одичали в полях этих. Ты кушай, набирайся сил с дороги. Тебе еще столько историй предстоит услышать.
В печи потрескивали дрова. Трещали звонко, будто в определённом темпе.
– Это вот береза так трещит. Вот дерево конечно, красивое, белое с черным, не прячется ни от кого, хочешь, чтобы согрело – согреет, хочешь, чтобы напоило – напоит, в жаркий день тенью, как простынкой накроет, а раньше так и вовсе письма друг другу писали на бересте. Это береза, да… – задумчиво выпуская дым говорил Матвей.
– Ну что Светлов, вкусно?
– Да, Матвей Игнатьевич, спасибо вам.
На улице смеркалось, глаза потихоньку начали закрываться, я умылся прошел в гостиную лег на мягкие перина и провалился в сон. Матвей Игнатьевич молча сидел у окна. Завтра я приступлю к работе.
Круг 4
– Что с ним?
– Несите нашатырь скорее!
– Дмитрий Сергеевич вы меня слышите?
– Вроде глаза открывает.
Хвостов лежал на полу книжного магазина, вокруг суетливо бегали люди, кто-то снимал происходящее на телефон.
– Береза…она накормит, укроет, вот она трещит…береза.
– Кажется бредит, да вызовите вы уже врачей Господи.
– Так уже приехали, сейчас санитары носилки принесут.
Двое крепких мужчин погрузили Хвостова на носилки и понесли к черному выходу из магазина.
– Береза…она…согреет, напоит, писать, береза, береста…
– Так, у нас тут обморок, грузи его. Да аккуратней ты, не дрова же.
– Дрова трещат, дрова, огонь.
– А не припадок у него часом?
– Да какой там… видать лесником работал раньше, вот ему везде березы то и видятся. Сейчас Палычу его покажем, если не наш клиент так пусть тогда к Железняковой в психушку едет.
– Ну что вы там? Погрузили?! Сейчас мы его с ветерком домчим.
– С ветерком…Гога…Павел…
Машина скорой помощи быстро уезжала от магазина оставляя за собой обеспокоенных читателей и журналистов.
– Здравствуйте меня зовут Алина, я журналист, я бы хотела задать вам пару вопросов если вы не против?”
– Мне? – обеспокоенный юноша показал сам на себя пальцем, не веря, что журналисту есть дело до него.
– Да, Вам. Подскажите пожалуйста, что за история у вашего деда и Хвостова?
– Да я самой истории то не знаю все что есть у меня это вот письмо. – парень протянул Алине письмо, где неровным старческим почерком было написано:
“Шурок! Пишу тебе с нашей Сахатовки.
Рассказывай, как ты там в городе. Мать говорила невесту себе нашел, красавица умница. Это ты молодцом это так держать! Как гранит науки, грызется?! Ты давай учись хорошо, приедешь мы с тобой хутор поднимать будем. И невесту тащи, а то что она там в городе, там же и дышать то нечем, пусть приезжает в полях наших, лугах погуляете. Да ты и сам уж, наверное, забыл, как бегал, помнишь бабка тебя заплаканного из крапивы в овраге доставала, ох и пятнистый ты тогда был, как этот, гепард!
Я тебе пишу вот с чем. К нам тут журналист приехал, со мной живет представляешь, Димой зовут, решил про хутор написать, я его Хвостовым кличу, но он Светлов по паспорту. Аж из самой Москвы перся. Так что дед скоро в газетах будет. Ты Саша, в церковь не забывай ходить. Оно Шурок надо. Мне тут сны снятся не хорошие, ой не хорошие. Кабы войны новой не было. Так что ты в церковь сходи и свечки за всех поставь, у нас тут была одна, но ты сам знаешь, ее как 60 лет назад не доломали так до сих пор развалина стоит, без креста, да и иконы все разворовали. Береги себя внучек, мать обними за меня. Да хранит вас Бог дорогие мои.
Кочерыгин Матвей Игнатьевич
18.02.2003”
Алина задумчиво посмотрела на Александра.
– А когда вы последний раз видели Матвея Игнатьевича?
– Эээ деда, в 95 вроде. Потом мы в город уехали, и я на хутор больше не ездил. А в 2005 мы узнали, что его нет в живых. Это письмо последнее напоминание о нем.
– А вы ему ответили на него?
– Честно признаться нет. Я тогда готовился к свадьбе, а потом все как-то руки не доходили. А мать даже говорить о нем не хотела.
– Это почему же.
– А они там икону какую-то не поделили, древнюю. Фамильная реликвия. Мать ее в город забрать хотела, дед против был, говорил похеришь все. Икона мол со мной будет. Ей тут нужнее, тут земля черная.
– И из-за иконы мать прекратила общение с отцом.
– Слушайте, какое вам дело до моего деда и его ссоры с матерью. От меня то вы что хотите?
– Извините это правда не мое дело, но почему вы только сейчас решили узнать, что произошло с дедом, без малого 10 лет прошло.
– Понимаете, я его очень любил. Мы искали его на протяжении этих десяти лет неустанно, мы даже о смерти его и то со слов последних жильцов хутора знаем, но тела никто не видел.
Алина внимательно посмотрела на руки Александра. Пальцы подрагивали, на врачебном языке это кажется называется тремором.
Саш, давайте пройдем в кафе, я угощаю, и поговорим с вами, я обещаю, что помогу вам в вашем расследовании. Саша недолго думая согласился.
Они перешли дорогу и вошли в теплое уютное кафе, на входе их встретила улыбчивая девушка.
– Вам столик для двоих?
– Да, пожалуйста, и желательно подальше от других. – мило улыбаясь ответила Алина.
– Проходите за мной.
Александр и Алина расположились в углу зала, этот столик был, пожалуй, самый уединенный из всех, а значит подходил для тихого и спокойного разговора.
– Нам пожалуйста два “Латте” и принесите еще два “Цезаря”, Саш вы любите “Цезарь”?
– Да, спасибо. А можно мне еще кувшин воды с лимоном?
– Да, конечно. Заказ будет готов через 10 минут, напитки сразу.
– Да, сразу – выпалил Саша.
– Саш, пить хотите? – улыбаясь спросила Алина.
– Да что-то душно мне.
– Так снимите свитер если под ним конечно футболка есть. Чего мучиться?
Саша какое-то время думал, потом все-таки снял свитер и повесил его на спинку стула. Когда Александр остался только в футболке для Алины подтвердись ее самые плохие догадки. Подтверждали эти догадки следы от уколов на венах. Алина решила не заострять взгляд на руках собеседника.
– Итак, Саш, вы говорите, что ищете деда уже без малого 10 лет, правильно?
– Ну чуть меньше, но в целом да.
– То есть Матвей…эээ
– Игнатьевич
– Да, спасибо. То есть Матвей Игнатьевич просто исчез?
– Никаких следов. Сказал Саша, жадно выпивая из стакана воду.
– Саш, а что с домом, наследством, иконой.
Александр оторвался от воды. Зрачки бегали в разные стороны он тяжело дышал. Было видно, что он что-то хочет сказать и не в силах больше сдерживаться.
– Да в том и дело что ни деда, ни иконы, а она древняя, это фамильная ценность!
– И вы подозреваете…
– Да, Хвостов. Прохвостов он, а не хвостов. Деда убил, а икону спиздил. Писатель он, конечно, вы морду его видели? Типичный бандит. Какие книги, это прикрытие, катался по деревням, да воровал, а коли своровать не получалось то силой.
– Саш, это серьезное заявление. Вы кушайте, а потом мы сразу в редакцию, это будет сенсационный репортаж, мы и милицию вам на подмогу подключим. Ну как по рукам?
Александр сжал руки в кулаки и сказал свое твердое да.
Круг 5
Матвей чистил трубку. Тихая ночь легла над хутором. Тишина. Абсолютная в своем проявлении. И темнота такая же…абсолютная. Абсолютные явления в своем величии. Без малого вечные.
Для своего возраста Матвей двигался на удивление легко, почти не шаркая ногами. Выкинув остатки табака, Матвей пошел за тулупом, накинув его на плечи и направился на улицу. Из гостиной доносился храп. “Спи журналист, спи, силы тебе понадобятся”– проговорил про себя Матвей Игнатьевич. Аккуратно почти не слышно Матвей отворил дверь дома в ночь. Почти не глядя он спустился по ступенькам крыльца. Ночной воздух, свежий, чистый, ударил в голову старика. Он дошел до калитки и устремил свой взгляд куда-то западнее дома. Остается загадкой что же видел он там, в темноте. Матвей отворил калитку и побрел по полю, в сторону чернеющего леса, который будто окружил дом одинокого старика. Он шел уверенным шагом, это не была прогулка, у него был какой-то план известный только ему и Богу. Одно было ясно точно, Матвей что-то нес с собой. Но куда и зачем? Постепенно силуэт старика исчезал во тьме, через пару метров он абсолютно слился с темнотой, казалось еще мгновение и лес поглотит его и только шелест травы указывал, что старик идет и идет уверенно.
Я проснулся в районе 12 часов дня. Сон на хуторе другой не такой как в городе, глубокий и здоровый, после такого сна чувствуешь прилив сил, готовность работать. За окном раздавался какой-то стук, оказалось Матвей рубит дрова. Подумать только 70 лет, колит дрова, а главное, как: короткие и точные движения, без лишней суеты, в меру плавные в меры резкие. Я внимательно смотрел на Матвея, он был на удивление расслаблен.
Я вышел на улицу, потянулся, Матвей Игнатьевич сразу окликнул меня:
– Ну здоров студент! Выспался? – спросил он с задором.
– Доброе утро Матвей Игнатьевич, да, спалось прекрасно, а вы я смотрю все в работе?
– А мне Дима спать хватит уже. Я жизнь застать хочу, а отоспаться мы все успеем. По ночам добрые люди либо спят, либо молятся.
–Оптимистично – умываясь, с сарказмом проговорил я.
–А то! куда мы без оптимизьму. Нам без оптимизьму нельзя! – утирая пот, кричал Матвей.
– Матвей Игнатьевич давайте помогу, устали, наверное?
– А не покалечишься студентик?! – с хитрым прищуром спросил Матвей. “Ладно держи, только колоть этой стороной – не скрывая явной улыбки сказал Матвей, указывая мне на лезвие топора.
Я взял топор и решил подыграть:
– Этой?! А я-то думаю, что же у меня раньше не получалось, поздно я вас, однако встретил, а то бы столько уже наломал.
Дед Матвей вдруг стал невероятно серьезен:
–Наломаешь еще …
Повисло молчание.
– Наколешь дрова и иди в дом будем завтракать. А потом ты запишешь мои истории, ты только не тяни, у нас тут время другое не такое как в городе – таким же серьезным голосом продолжил Матвей.
– Эээ… хорошо. – чуть слышно проговорил я и принялся колоть дрова.
Когда работа была закончена я умылся и отправился в хату. Дед Матвей поставил самовар, на столе стояли блины со сметаной.