Освобождение ислама

Когда пророки приходили, они начинали с жесткого наезда (говоря современным языком) на современную им традицию. Прежде всего пророки были революционерами…

– Вы сказали, что не верите в “точку общей для всех истины”, в которой все религии равны. А как вы относитесь к экуменизму?

– Я считаю, что экуменизм – это жреческая позиция. Они хотят выплеснуть ребеночка, а чашу с водой оставить.

– И вы считаете, что при такой позиции возможен мир между людьми? Ведь для свершений веры нужно какое-то жизненное равновесие. Как показывает история, религиозные войны не приносят истины…

– Они и дальше будут. Вообще, мир будет, когда будет новая земля и новое небо, когда после Страшного суда произойдет преображение Вселенной, и после этого праведники в раю будут наслаждаться миром. Физическое человечество поставлено в иные условия. В Коране сказано, что ангелы просили Бога не делать человека наместником на земле, иначе произойдут кровь, смешение, непослушание. Бог сказал: “Я знаю, а вы не знаете”.

– Но хотя бы в мирное сосуществование религий вы верите?

– В мирное сосуществование попов.

– Почему только попов?

– Попы всех религий находят общий язык, потому что они поддерживают друг друга.

– А верующие? По-моему, если человек по-настоящему верит в своего Бога, разве может он не уважать веру другого человека? Вас, например, если вы верите в Аллаха?

– Дело в том, что вера – это же не частное дело.

– Вот это вопрос очень тонкий… По-моему, и частное тоже…

– Вера – это не частное дело. Та идиллическая мысль, которую вы высказали, исходит из презумпции, что все мы частные люди, члены гражданского общества, сходимся в офис, работаем, общаемся, потом расходимся по своим углам, и каждый там занят своим личным делом…

– Почему идиллическая? Мы просто живем в одном городе, на одной земле… Действительно общаемся, работаем, уединяемся – каждый в меру сил выстраивая осознанное бытие и облагораживая его. И принцип мирного сосуществования для этой простой жизни совершенно необходим…

– Вы говорите о взаимоотношениях людей на бытовом уровне, который, конечно же, предполагает и контактность, и общение, и договоренности. Но я говорю о другом уровне.

На самом деле вера далека по своему содержанию от такой идиллической картины – частных людей, живущих на одной земле. Вера, если это на самом деле вера, есть духовная воля, направленная на реализацию некоего проекта. Этот проект является универсальным – воцарение справедливости. Христианин молится: “Отче наш… Да будет воля Твоя, да приидет царствие Твое”. Они говорят так, потому что этого еще нет. Воля – это вектор, который направлен на реализацию высшей справедливости. Воля и вера как воля не имеют ничего общего с благожелательством типа “я знаю, что что-то есть, я верю, что что-то есть”. Один говорит, что верит в высший разум, другой – что “Бог – Он во мне”, третий – что “Бог – это моя совесть” и т.д. В общем, спектр этих конформистских благожелательств очень широк.

– Но от этого никуда не денешься, ведь люди такие разные… Может, их жизнь – это их путь к вере, и в этом свобода поиска? Иначе получается, что вера и жизнь несовместимы…

– Вера к этому не имеет никакого отношения. Человек, который верит, является солдатом Бога, он не принадлежит себе, он не имеет права давать волю сомнениям… Естественно, “солдат” не означает, что он должен именно воевать. Но духовная грань должна проявляться в его жизни ежедневно. Например, у тебя деньги в кармане, но ты не идешь в казино, не покупаешь “мерседес”, а делаешь какое-то дело, которое не приносит тебе непосредственно никакой выгоды. Я с ужасом, например, смотрю на наших мусульман, которые непременно хотят покупать “шестисотый”. И для них просто непонятно, что человек может отказаться от него, может отказаться от евроремонта. Мне это отвратительно.

– Зачем нужны силы отказываться от “шестисотого”, можно просто не хотеть этого…

– Ну, это уже другая категория. Человек настолько слаб… Англичане управляли Синдом (Пакистан) сто лет – как? С помощью суфийских орденов. Все шейхи ежегодно участвовали в приемах наместника, где каждому по заслугам предписывалось пронумерованное место, и вот если он перемещался, скажем, с 10-го на 20-е – это было трагедией. Они ради этого места друг друга подсиживали, сдавали, выслуживались как могли перед британской администрацией, а ведь это шейхи, люди, которые знают тайны этого и того мира! Этого говорит о том, что…

– Безнадежно вообще верить? Слушая вас, приходишь к такой мысли…

– Нет, верить не безнадежно, просто нужно четко отличать веру от конформизма, от корпоративных классовых интересов, от инфантилизма, который пропитывает человека…

– А может, у вас слишком высокие требования к человеку? Ведь не каждый ощущает себя духовным воином, для этого нужен слишком большой труд…

– Я исхожу из такой, главной для меня, вещи, что человек не существует ради самого себя. Он является не самоценностью, не самоцелью, он является инструментом Провидения. Инструментом надо быть более или менее хорошим (тупая стамеска, тупой топор – это плохо). В чем основная дефектность этого инструмента? В том, что человек не знает и не хочет знать, что он инструмент.

– Вы хотите сказать, что человек существует только для Бога? Но если Провидение создало тупую стамеску, может ли она стать хорошим инструментом, разве это в ее власти? А если у нее есть выбор, она, пожалуй, захочет стать острой стамеской, а то и в топор превратиться…

– В Коране есть такой аят: “Аллах ничего не меняет с людьми до тех пор, пока они сами не переменят с собой”, то есть выбор есть, но для этого нужно чем-то пожертвовать.

– Но свобода выбора все же есть?

– Человек всегда может выбрать, только чем-то жертвуя. Например, многие народности, подчиняясь адату, считают себя хорошими мусульманами и не понимают, что даже если адат (Адат (араб. – обычай) – у мусульманских народов обычное право, противопоставленное шариату) и шариат совпадают, нужно подчиняться шариату, потому что адат – от предков, а шариат – от Бога. Все, что от предков, надо упразднить и подчиниться Богу, потому что пока вы подчиняетесь тому, что пришло от предков, вы занимаетесь самообожствлением; это архаический гуманизм, племенной солипсизм. Все это должно быть уничтожено. Конечно, на этом пути могут быть большие потери.

Спросите любого верующего, любого священника: “Зачем Бог сотворил человека?” – и без различия веры он ответит: “Для того, чтобы человек, исполняя заповеди и установления, наслаждался жизнью и имел бы счастье в этом мире и в будущем”.

– Не согласна, но не буду с вами спорить…

– Вы не согласны, а он так и скажет.

– Я знаю священников, которые говорят иначе, именно наоборот, учат нести свой крест, даже если он кажется непосильным…

– Есть такие суровые священники, но это все более сужающийся отряд. Подавляющее число – это soft, у которых, особенно в ХХ веке, просто четкая ориентация на то, что человек создан для счастья, как птица для полета.

– По христианству мы видим – церковь изощряется, стремится приспособиться под человека, чтоб ему было комфортно. Священники играют в футбол, устраивают рок- концерты в храмах, лишь бы “не отстать от жизни…” В исламе то же происходит?

– В исламе нет такой легитимной церкви, которая могла бы приспособиться или отойти. В исламе (можно так сказать) церковь – это все верующие; верующие в целом и составляют церковь, не являясь при этом никаким телом Божьим.

– Муфтий может, например, играть в футбол?

– Муфтии могут играть во что угодно, но их авторитет от этого не растет и не падает. В исламе есть законы, которые открыты Богом и которые изложены внятно и четко: что запрещено и что разрешено. Нельзя, допустим, заниматься прелюбодеянием.

– Так это во всех религиях нельзя…

– Дело в том, что во всех религиях нельзя, но нет жестких социальных наказаний. В исламе, если ты уличен в прелюбодеянии, тебе полагается 100 ударов (публично). В христианстве нет такого, там могут епитимью наложить… Украл – исповедался, покаялся, и священник тебя не “сдаст” – тайна исповеди. Священник отпускает грехи.Корпорация священников на самом деле поощряет нарушение заповедей, для них очень важно, чтобы человек имел комплекс вины, а имея комплекс вины, он становится все более зависимым от этой корпорации.

В исламе есть не только четкие установления, но и наказание за их нарушения. Один из секретов ненависти куфра (Куфр – неверующие) к исламу – это его непримиримость к гомосексуализму, который в исламе является одним из самых страшных грехов и карается смертью. Это авраамическая традиция. Вы помните, за что были уничтожены Содом и Гоморра? Гомосексуализм – это специфическое психофизиологическое свойство, очень присущее клерикальной касте, жреческой касте.

– Вы считаете, что в мусульманском мире вообще не существует гомосексуализма?

– Он существует, но он репрессируется. А общество, где гомосексуализм (в определенных кругах) является паролем и цементирующей энергетикой, должно ненавидеть духовную традицию, которая считает гомосексуализм абсолютно незаконным. По сути, это отражение конфликта Содома и Гоморры и Лота, который вынужден был уйти.

Существует, на мой взгляд, некий биологический импульс ненависти к исламу, который часто встречаешь у публицистов, у крупных деятелей. Даже удивляешься: сколько раз он встречался с мусульманами, кого он видел, что у него прямо вибрация бешенства наступает…

– Ну например?

– Вы мне скажите обратный пример… Исламофилии я не видел или видел редчайшие образцы, исламофобия является нормой.

– Мир ислама ассоциируется сегодня у обычного человека, как правило, с агрессией, терроризмом, фанатизмом и т.п. Так получается, что СМИ отражают жизнь мусульманского мира в этих категориях, и политические реалии современности подтверждают их, стоит только вспомнить Палестину, Пакистан, Афганистан, Чечню и т.д. Еще одна ассоциация – арабские нефтяные магнаты. И это, на мой взгляд, все, что можно вынести из средств массовой информации об исламе…

– Почти все эти категории, которые используются для очернения ислама, являются признаками его жизнеспособности, его мощи, его клокочущей энергии. Дело в том, что СМИ в подавляющем большинстве отражают интересы мирового порядка, администрации в самом широком смысле слова. Ислам же рассматривает такой порядок как тиранию и, разумеется, не может рассчитывать на лестные характеристики в атмосфере сегодняшней глобальной конфронтации.

– Среди мусульман, в исламском мире, атеисты есть?

– Атеизм считается грехом, это запрещено. За атеизм убивают. По шариату за атеизм, если человек выходит и говорит: “Бога нет”, – положена смертная казнь.

– Он не скажет, конечно…

– Если он скрывает это и камуфлируется, то его ожидает Страшный суд после воскресения из мертвых, а если он противостоит исламу публично – подлежит казни.

– Есть распространенное мнение, что обращая новорожденного в свою веру (любую), родители не оставляют ему выбора. Не обсуждая, правильно это или нет, отмечу, что люди, возросшие в лоне своей религии, иногда по какой-то неведомой причине перестают чувствовать себя комфортно, перестают идентифицировать себя с исламом, христианством и т.п. и уходят.

– И переходят? В исламе переход в другую веру считается капитальным преступлением. Измена исламу карается смертной казнью.

– А как быть человеку, если он не хочет никуда переходить, но просто потерял веру? Разочаровался, например…

– Коран говорит, что Аллах ведет кого хочет, и сбивает с пути кого пожелает; это уже неисповедимые пути Бога, Который лишает человека благодати. В исламе нет насильственного влезания в частную жизнь… Никто не занимается инквизиторским копанием…

– А если человек не ходит в мечеть по какой-то причине, допустим по душевной слабости… И его сразу убивать?

– Нет. Если он живет в маленькой деревне, он, конечно, будет изгоем. В большом городе по-другому, это может пройти незамеченным.

– А у вас есть сведения на этот счет? О секуляризации или наоборот?

– В разных странах по-разному. Это очень динамичные и бурные процессы, разновекторные в разных странах. В атеистической светской Турции (как вы знаете, даже ношение мусульманской мужской одежды, фески например, каралось), где человек, у которого в роду был мулла, не может поступить в военное училище, где офицеры считают нормой в месяц рамадан публично пить в ресторане коньяк, чтобы оскорбить чувства верующих, молодежь, к примеру, толпами идет в мечеть.

– Это сегодня?

– Именно сегодня. Что касается Ирана, то правление мулл, иерократия действует очень негативно, – они любую идею могут испохабить до своей противоположности.

Очень высок уровень исламизации в Малайзии, Индонезии. Очень мощные процессы идут в Пакистане, хотя там скомпрометирована идея исламской политики, скомпрометирована верхушка исламских политических партий, как неспособная и коррумпированная. В Индии 160 миллионов мусульман, они там гонимое меньшинство. Вызывает удивление поведение, мягкость этих мусульман, ведь 160 миллионов – большая сила…

– А в европейских странах, в Америке?

– В Америке – да. Особенно среди черного населения. Я встречался с чернокожими мусульманами из Нью-Орлеана, и они поразили меня своей духовной свободой и большой экзистенциальной глубиной по сравнению со стандартным средним белым. Это живые люди; им присуща широта видения, яркая включенность в мировые вопросы, отсутствие клише и диснейлендовской дрессировки, которая поражает в американцах.

– А на Дальнем Востоке, в Китае, Японии?

– В Китае живет 100 миллионов мусульман. Они живут под жестким административным прессингом. Делятся на два течения: тюркские мусульмане (уйгуры и казахи из Средней Азии) и китайские (это именно китайцы). Я встречался с ними на исламских конференциях. Они производят впечатление тихих, осторожных, мотающих на ус людей.

Очень интересные процессы в Африке. Там идет мощная исламизация, причем идет на фоне огромных средств, затрачиваемых христианскими миссионерами (Ватикан и англиканская церковь)… Для Африки единственный путь выжить – это исламизация, но не поверхностная, а настоящая. Ислам действен тогда, когда это не секрет личной жизни, не личная вера, которую носишь с собой в офис или на пятничную молитву, – это глобальная идеология, направленная на реализацию универсального проекта.

– У Р. Гароди есть книга под названием “Ислам – религия будущего”. Как вы относитесь к этому… скажем, заголовку?

– Отношусь позитивно. Я знаю Гароди, общался с ним, он поддержал проект создания Исламского комитета в 1993 году. Ислам – религия будущего? Я убежден, что нет альтернативы, а если есть, то плачевная. Позитивный финал истории не гарантирован Творцом. Творец сказал человеку о том, что его история – это экзамен (искра божественного духа должна превозмочь ту глину, из которой человек создан), но экзамен по своему семантическому содержанию предполагает два смысла: его можно провалить или сдать, все зависит только от экзаменующегося. Можно еще дать взятку преподавателю и сдать. Но Богу взятку не дашь. Человек уже много раз проваливал этот экзамен, я имею в виду не в нашем, а в предыдущих циклах истории. До тех пор пока он будет проваливать, цикл истории будет возобновляться. Коран говорит, что “до вас было много поколений, которые взрыли землю больше, чем вы, и были могучее, чем вы, но разве ты слышишь от них хотя бы шорох?”. Мы стоим перед трагической жесткой перспективой оказаться в отвале, оказаться с поколениями, от которых не слышен и шорох. Если мы этот экзамен не сдадим (лично я считаю, что, по всем признакам, история объективно близится к концу), может быть два выхода: либо в час “икс” начнется новый цикл, либо циклы закончатся на нас. Никто не знает часа, говорит Коран. Не того, когда кончается очередной цикл (это как раз известно, жрецы знают, когда происходит смена времен), а того, когда мы придем к тому, что авраамическая традиция называет жизнью будущей.

– Вы можете выразить свое отношение к суфизму? Можно ли назвать его, например, “мистическим телом ислама”?

– Категорически нет! Я считаю, что суфизм – это девиация, это отклонение от ислама, попытка создать-таки клерикальную касту, не мытьем, так катаньем. Модели все те же самые, ментальность та же самая – это работа с благодатью, “прокручивание” благодати. Это передаточная цепь рукоположения и посвящения от учителя к ученику; это патронажная закрытая система и влияние на правителей. Они говорят, что их задача – это приобретать души владык, то есть контролировать владык, чтобы править, не правя. Это сверхзадача клерикализма – править без всякой ответственности, покупая души владык, через полный контроль. У каждого владыки есть свой духовный мастер. Все это к исламу никакого отношения не имеет. Так же как в иудаизме вавилонские кахины, войдя в религию Моисея, принесли каббалу, принесли свои толкования и т.д., точно так же и суфизм – это прорыв в ислам туземных традиций (влияние гностических сект, индуистские влияния, христианская эзотерика первых веков), которые “контрабандно” пришли в ислам, в мусульманскую терминологию и нашли легитимирующие легенды, оправдывающие их возникновение, – якобы Али или Абу Бакр рукоположили их. Ни Али, ни Абу Бакр никого не рукополагали, никаких шейхов орденов. Они были апостолами, столпами единства мусульманской уммы, в которой все одинаково литургически причастны в поклонении Богу, и никто из халифов, как бы к ним не относиться, не основывал тайные ордена. В исламе нет доктрины обожествления, богочеловечества. Это поповская доктрина, а суфизм контрабандой эту языческую идею перенял.

– В христианстве идея личного спасения является одной из важнейших, и в этом смысле религия – частное дело. Спасись сам – и вокруг тебя спасутся тысячи. Но если следовать вашей мысли, что религия – не частное дело, то это высказывание Серафима Саровского не имеет смысла для мусульманина?

– Есть такой аят в Коране: “Не может одна душа понести ношу другой, как не может беременная понести бремя другой женщины”. Каждая душа несет свою ношу. Если я спасусь, мое спасение не отразится на других.

– А как выражается идея личного спасения в исламе?

– Идея личного спасения в исламе сформулирована в Священной книге: праведность, следование исламскому пути; праведность – это прежде всего вера в Бога и его ангелов, в Пророка, в воскресение, Страшный суд, рай и ад; это молитва, пост, хадж. Мусульманин должен быть мусульманином внутри и снаружи – в привычках и пристрастиях.

– Применимо ли в исламе понятие “духовный рост человека”, если в нем нет деления на светское и духовное? Или это просто праведная жизнь, соблюдение заветов, хадж?

– В Коране говорится: “Кого Аллах хочет приблизить к себе, уширяет ему грудь для ислама”.

– Это Аллах, а сам человек?

– Сам человек ничего не может без Бога.

– Почему, он может захотеть стать лучше, чтобы, например, приблизиться к Богу…

– Если Бог не поведет его по этому пути, его желание останется втуне. Но, конечно, оно тоже будет иметь заслугу, потому что намерение уже есть дело. Но, в принципе, реализовать или не реализовать намерение не в силах человека. Человек должен просить о вере, молиться. В исламе есть 72 степени веры, это очень подробно разработано. Самая малая вера начинается с того, что человек убрал камешек с дороги…

– Если человек согрешил, то каковы формы покаяния в исламе? Не наказания, а покаяния?

– Конечно, это “тавба”. Существует 72 степени покаяния, и каждую молитву верующий сопровождает покаянием – тавба, означающим “каюсь!”.

– А самоистязания типа шахсей-вахсей?

– В исламе очень неодобрительно относятся к шахсей-вахсею, это одна из претензий к шиитам. В исламе вообще относятся неодобрительно к эксцессам, самобичеванию, истязаниям, аскезе – считается, что все это – бессмысленные крайности. Человек должен быть готов умереть и быть готов к жертве.

– Свойственны ли для мусульманина ожидания Страшного суда и особенно предсказания дат его наступления, как у христиан, когда люди, поверив, даже распродают имущество?

– Есть такой аят в Коране: “Никто не знает часа, и отвечающий знает столько же, сколько спрашивающий, только Всевышний знает час”. Это раз. Есть хадис, который говорит: “Будь готов каждую секунду к смерти, но живи так, как будто собираешься жить вечно”. То есть даже если ты знаешь, что умрешь через пять минут, все равно сажай то дерево, которое собирался сажать.

– Было ли в ХХ веке в исламе движение, подобное обновленцам в православии или аджорнаменто в католицизме?

– Это ваххабизм, то есть то, что так называют. Это салафуйун – возвращение к истокам. Существует сколько угодно модернистских, прозападных движений, но они враждебны исламу. Модернистский – это масонско-либеральный ислам, это поповщина исламского мира сегодня.

Конечно, современность требует определенных изменений и в сознании мусульман, и в социально-политической жизни уммы (Подробнее об этом см.: Джемаль Г. Смерть как знак Бога // НГ – религии. 1999. № 1). Основными задачами исламского сообщества, на мой взгляд, являются возрождение героической элиты, могущей стать костяком будущего правящего класса в исламской умме (а не попытки сегодняшней элиты встроиться в мировой истеблишмент, в котором ей нет места); финансовые ресурсы исламского мира должны быть обращены на финансирование мусульманской политики, и в этом направлении необходимы действия по созданию зон, независимых от мировой финансовой системы; отказ от принципа “выживания”, размывающего духа “общечеловеческих ценностей”, от идеи интеграции в мировую систему…

– Должна ли быть вера духовно агрессивной? Должна ли завоевывать или отвоевывать духовное и энергетическое пространство, не считаясь ни с чем?

– Бесспорно. Вера, которая не агрессивна, не наступательна/ – это не вера. Конечно, вера должна быть агрессивной, должна быть пассионарной. Она должна стремиться к власти, так и было всегда. Антитеза такой вере – вседозволенность римлян, их циничное, сибаритское презрение к истине, когда они разрешали все секты, все культы… Единственное, что они требовали/ – это почитания императора. За отказ установить бюст Цезаря в Храме и были уничтожены Иерусалим и Храм; а так – любые оргии, аскеза, хоть на голове ходите… Вот это самое смертельное. Кстати, Генон говорит, что поздняя античность напоминает современность в плане вызывающего профанизма – та же циничность, презрение к истине, усталость, терпимость ко всему, всеядность и жадность до конкретных реалий, материальных богатств… А в смысле наступательности исламская вера уступает христианской.

– Но тогда, если следовать вашей мысли, уверовавший должен постоянно находиться если не в конфликте, то в антагонизме с другими…

– Обязательно должен находиться в антагонизме.

– Но как тогда люди могут сосуществовать, ведь на земле уже 6 миллиардов человек?

– Это не важно, сколько человек. В Коране сказано: “Нет принуждения в вере”, то есть не надо принуждать человека быть мусульманином.

– Это правильно, но как тогда вера должна быть наступательной?

– Вера должна наступать не в желании обратить всех в эту веру, а в желании установить закон Аллаха, высшую религиозную и политическую власть на Земле… Человек, когда становится мусульманином, уже не имеет выбора, Коран говорит: “Там, где Всевышний решил, там у вас нет возможности спорить”. “Аллах сотворил ангелов, людей и джиннов, чтобы они поклонялись Ему и познавали Его”.

– Легко ли человеку жить в исламе?

– Да, легко.

– А женщине?

– А женщине там просто великолепно. Но в исламе, а не в адате. В исламе женщина выходит замуж только по своей воле, она не обязана заниматься домашней работой; если она работает по дому, то может требовать за это оплату. По шариату она имела избирательное право, права в суде и т.д. ( Однако “непокорных” жен Мухаммад советует “ударять”. (Коран 4:39))

– Что-то очень далекое от жизни вы рассказываете…

– Я говорю о том, что записано в шариате. В Иране, например, феминизм перешел уже все границы, допустимые нормы. А то положение женщин, что есть у нас на Северном Кавказе и Средней Азии/ – это местная архаика, которая не имеет отношения к исламу.