Полная версия
М-2 Тула-Москва
– Серёжа, открывай быстрее шампанское! – Татьяна Ивановна вручила мужу бутылку советского полусладкого.
Татьяна Ивановна тоже надела на себя всё лучшее. В ушах искрились серьги с крошечными изумрудами, полученные в подарок от мужа на десятую годовщину свадьбы, на пальце блестело кольцо с точно таким же камнем, а длинное шёлковое, струящееся по полноватой фигуре платье, расписанное разноцветными узорами, было похоже на одежду японских женщин. Слегка подкрашенные тушью ресницы делали ещё ярче раскосые зелёные глаза. Сразу становилось понятно, от кого Кирилл унаследовал красоту. Сергей Васильевич не изменял себе даже в праздники и встречал Новый год в синих спортивных брюках и красной футболке. Он в спешке схватил бутылку, видимо, боясь отстать от остальных ста миллионов россиян, занимающихся в этот момент тем же, чем и семья Семеновых. Крышка с характерным звуком вылетела из бутылки, и в бокалы потекло игристое вино.
– Быстрее, быстрее, Серёжа! – торопила мужа неугомонная Татьяна Ивановна. – Скоро гимн закончится, а мы ещё желания не загадали!
Раздался звон бокалов, после чего приступили к закускам, готовившимся целый день на кухне Татьяны Ивановны.
– Ирочка, попробуй моих грибочков, – мама Кирилла пристала к Ирине.
Щёки девушки почему-то сразу покраснели, и цвет лица слился с цветом праздничного бордового платья.
– Нет, спасибо, – тихо сказала Ирина и опустила глаза.
У Марины, напротив, тарелка ломилась от всевозможных вкусностей. Она увлечённо уплетала новогодние деликатесы, от чего перепачкала лицо и не заметила, как покосился на бок белый бант.
Дима с Любой обнимались, как будто рядом не было целой толпы родственников, пристально наблюдавших за ними. Кирилл смотрел на счастливые лица брата и симпатичной девушки рядом с ним, на то, как тот улыбается ей, как кладет руку на хрупкое плечо и нежно гладит, пытается угодить, и на душе становилось невыносимо грустно.
Через полтора часа, когда все наелись, а взрослые напились шампанского, решили пойти на улицу, чтобы освежиться, покататься с горок, зажечь бенгальские огни. Кирилл с облегчением выдохнул. Наконец-то он вырвется из дома.
Кирилл схватил пуховик и хотел уже выбежать из квартиры, как в дверь позвонили. Он оказался ближе всех к выходу, поэтому сразу распахнул дверь и застыл от удивления. На пороге стояла Алина. Было видно, что девушка долгое время провела на улице под снегопадом, её волосы растрепались, а одежда вымокла. Даже в праздничный день на Алине были неизменные джинсы и пуловер из ангорки, в чём она обычно появлялась в школе, поэтому незваная гостья выделялась на фоне расфуфыренных гостей Семёновых.
– Алинушка, с Новым годом! – оттолкнула сына Татьяна Ивановна и полезла обниматься.
– С Новым годом, тётя Таня! – Алина в ответ тепло обняла маму Кирилла.
– Татьяна, что ты встала в проходе, не даёшь гостье пройти! – скомандовала баба Валя, ей всегда не нравилось то, что делала невестка. – Алинушка, что случилось? На тебе лица нет! Ты плакала, детка?
– Нет, тётя Валя, не плакала, просто на улице снег, из-за него глаза слезятся, – губы у Алины дрогнули, казалось, ещё немного, и она разрыдается. – Я просто хотела поговорить с Кириллом, но если вы все уходите, то я тоже пойду, не буду мешать.
– Мам, пап, я останусь дома с Алиной. Хорошо? – Кирилл наконец обрёл дар речи.
– Ладно, Кирилл, оставайтесь дома… Что вы все столпились в коридоре? Выходим, выходим! – разнесся по квартире бас Сергея Васильевича.
Когда все ушли, Алина сняла с себя пуховик и прошла в зал, Кирилл последовал за ней.
– Будешь что-нибудь есть? Мама целый день готовила, – предложил Кирилл.
– Я знаю, тётя Таня очень вкусно готовит, но мне не хочется есть… У тебя замечательные родители.
– У тебя тоже.
– Да уж, – Алина грустно улыбнулась.
– Алин, что случилось? Что не так с твоими родителями?
Она внимательно смотрела на Кирилла и ничего не отвечала. Села за стол, Кирилл же стоял на месте, ожидая объяснений.
– Давай выпьем шампанского, Кирилл? Новый год всё-таки.
– Да, конечно.
Он достал из серванта чистый бокал и поставил напротив Алины. Затем взял не откупоренную бутылку шампанского, которую не успели выпить родственники. Крышка полетела в потолок, чуть не задев хрустальную люстру. Кирилл с Алиной чокнулись и сделали по глотку пенящейся жидкости.
– Я думала, ты с ребятами на ёлку пойдешь.
– Нет, я не пошел с ними, думал с семьей провести праздник. Мы вместе редко встречаемся, поэтому раз в году, в новогоднюю ночь гуляем, катаемся с горки, жжем бенгальские огни и всё такое, – соврал Кирилл.
– Олеся сказала, что все наши на ёлке будут, и ты в том числе. Даже не ожидала тебя дома застать.
– Алин, давай выкладывай, что у тебя произошло?
– Просто мне некуда пойти, – тихо сказала Алина. – Отец выгнал меня из дома.
Кирилл опешил от таких слов, залпом допил шампанское и уставился на неё, ожидая продолжения рассказа.
– Ты же знаешь, папа у нас иногда выпивает. Раньше он напивался раз в месяц, в день зарплаты. Я, Света и мама всегда с ужасом ждали этот день. Мама уже с утра 25 числа любого месяца ходит сама не своя, нервная, срывается на нас со Светкой, ко всему придирается. Мы с сестрой привыкли и стараемся в день папиной зарплаты вести себя тихо, как мышки. Я закрываюсь в комнате и весь вечер слушаю музыку. Уроки в такой день делать просто невозможно.
Когда появляется отец, он разносит в щепки каждую вещь, какая только попадется под руку. Он меняется на 180 градусов, превращается из доброго, все разрешающего папочки в монстра, держащего в страхе семью. Ещё и мама виновата. Она не может промолчать и переждать момент буйства, лезет к нему с криками и упрёками. На следующий день папа протрезвеет и не будет таким агрессивным. Сколько раз они дрались, даже не пересчитать! Однажды мать с отцом так сцепились, что он порвал ей кофту и наставил синяков на руках. Света заливалась слезами и пыталась встать между ними, но даже мы, дети, не можем их остановить.
Утром папа приходит в себя, начинает просить у мамы прощения, чинить поломанную мебель. Несколько дней мать дуется, потом прощает. И через месяц всё повторяется снова. Мама говорит, отец так издевается над нами, потому что знает, нам некуда уйти. К бабушке в деревню не поедешь, там нет ни водопровода, ни канализации, а главное, нет работы для мамы. Вот так мы и мучимся много лет…
Несколько раз отец не приходил домой, тогда мама искала его у дружков-пьяниц, приносила на себе практически бесчувственное тело… Мать даже не знает, какая у него зарплата. Мне кажется, он и половину домой не приносит, тратит на выпивку, потому что денег постоянно не хватает, мама берет в долг у соседей и родственников. А в последнее время он стал пить чаще, только протрезвеет, опомнится, сразу новый запой. Неделю назад он не вернулся домой, мать его искала на улице, боялась, что отец замёрзнет. Мы в ту ночь со Светой не спали ни минуты, а на следующее утро пошли в школу. Нина Анатольевна, учительница Светы, звонила нам домой и жаловалась маме на сестру, что та стала плохо учиться, всё время сонная на уроках. А где ей ещё спать, как не в школе, если дома невозможно!
Через день отец всё-таки явился домой пьяный вусмерть. Дома снова начались ор, грохот, шум. Мы со Светой сидели в моей комнате обнявшись, боялись выходить. Мать не выдержала, прибежала к нам и закрыла дверь на щеколду. Отец стучался в дверь, матерился, а я закрывала Свете уши. Он пытался выломать дверь, но, видимо, был такой пьяный, что не смог. На следующее утро папа проснулся, умылся и пошёл на работу. Я даже не представляю, как он работает после таких попоек! И так продолжалось каждый день в течение недели.
Мама сказала, что Новый год мы отмечать не будем, у неё нет ни сил, ни настроения, всё равно отец любой праздник испортит. И вот, когда все наряжали ёлки, украшали квартиры, закупали продукты, у нас не было ни ёлки, ни гирлянд, НИ-ЧЕ-ГО не было! Сегодня утром отец проснулся после вчерашней пьянки и как ни в чём не бывало стал просить у матери прощения, а она с ним не разговаривала. Вечером сходил на рынок и купил ёлку, думал, сердце матери сразу растает, и мы будем, как все нормальные семьи, отмечать Новый год. Света обрадовалась, запрыгала от счастья, но мама запретила нам подходить к ёлке, сказала, что ни она, ни её дочери не будут украшать дом, и праздник отмечать мы тоже не будем. Тогда отец взбесился, бросил ёлку с балкона, хорошо, что внизу никого не оказалось, и начал орать на мать. Света обливалась слезами, я не выдержала и заступилась за маму и сестру.
Не помню точно, что я кричала отцу в лицо. Кажется, говорила о том, как он нас замучил, дома находиться стало невозможно, мы со Светой не можем нормально учиться, и что я его ненавижу. Он весь побледнел и кинул в меня первым предметом, какой попался под руку, это был тапок, но я увернулась и в бешенстве налетела на него с кулаками. Отец в ответ ударил меня по лицу так, что искры из глаз посыпались. Я теперь понимаю значение этого выражения. Действительно, искры и звёздочки летают перед глазами. Затем он начал трясти меня за плечи. До сих пор предплечья жутко болят. Мать подскочила к нам, начала просить отца отпустить меня. А он в ответ выкрикнул, чтобы я убиралась из его дома. Я вырвалась и побежала в коридор, быстро оделась и умчалась на улицу. За дверью слышала слова матери: «Зачем ты выгнал мою дочь из дома!» Но она даже не стала меня догонять.
Я бродила по улице Металлургов, иногда встречала нетрезвых прохожих. Какая-то компания звала меня вместе отметить праздник, но я, естественно, отказалась, потом услышала крики: «Ура», когда проходила мимо одного из чужих домов и поняла, Новый год наступил. Я не знала, куда мне идти дальше. Домой нельзя, на ёлку идти не хотелось, нет настроения, да и зачем лишний раз выслушивать вопросы о том, почему у меня заплаканное лицо, поэтому решила пойти к тебе, надеялась, что ты останешься сегодня дома, – Алина вытерла слезинку, скатившуюся по щеке и застывшую на подбородке. – Вот такую совсем не праздничную историю тебе пришлось выслушать.
Во время монолога Алины сердце Кирилла билось с удвоенной скоростью, он постоянно сжимал и разжимал кулаки, будто готовясь к удару. Мозг отказывался понимать, как здоровый мужик, тем более отец, смог поднять руку на хрупкую девочку, свою дочь. В семье Кирилла были установлены другие порядки. Если родители ссорились, то без взаимных оскорблений, старались делать это так, чтобы не слышал сын. Алкоголь пили только по праздникам, иногда, в редких случаях, в выходной день, отец мог пропустить рюмочку водки или бокал вина, предварительно спросив у жены, можно или нет, и только получив одобрительный ответ супруги, наполнял стакан. Когда Сергей Васильевич был слегка навеселе, он становился добряком. Татьяна Ивановна шутила, что мужа специально подпаивать нужно, чтобы всегда был душкой. А с Кириллом Сергей Васильевич начинал разговоры о жизни, о нынешней молодёжи и о старых добрых временах. Поэтому Кириллу было дико и непонятно то, что творилось в семье Алины.
Он редко сталкивался с её отцом. В основном в гости приходил днём, когда родители Алины работали. Но когда Кирилл видел папу Алины, тот был трезвый и казался покладистым, даже слегка застенчивым человеком. Кирилл не мог представить, что этот мужчина с большими карими глазами, как у Алины, держит в страхе всю семью.
– Мы что-нибудь придумаем, – Кирилл сел рядом с Алиной и начал вытирать ей слёзы.
Алина обняла колени руками и уткнулась в них носом. Кирилл гладил её по волосам, по рукам, спине. Вдруг раздался телефонный звонок, заставший их врасплох.
– Алло, – ответил Кирилл.
– Здравствуй, Кирилл! – он услышал взволнованный голос Тамары Николаевны. – Это мама Алины. Моя дочь сейчас у тебя?
– Да, она у меня.
– С ней всё в порядке?
– Всё нормально, тётя Тамара. Сейчас передам трубку… Алина, это твоя мама, поговори с ней.
– Да, мама, я слушаю, – Алина подошла к телефону. – Домой не хочу идти… Очень хорошо, что он успокоился… Я не боюсь его, просто пока не хочу домой… Буду чуть позже. Пока!
Алина повесила трубку.
– Мать просит меня вернуться, говорит, что отец угомонился, просит у всех прощения, но я не хочу обратно. Она уже позвонила и Олесе, и другим подругам, думала, я у них, потом только вспомнила о тебе… Кирилл, можно ещё немного здесь побуду?
– Конечно! Если хочешь, оставайся до утра. У нас баба Валя переночевать хочет, ей домой далеко ехать, но и тебе место найдется. Можешь на моей кровати лечь, а я на полу.
– Нет, Киря, я всё-таки ночевать дома буду, а сейчас хочу просто с тобой поговорить, душу излить. Все девчонки подружкам плачутся в жилетку, а я тебе, – Алина печально улыбнулась.
– Хорошо, что ты заулыбалась. Хочешь ещё шампанского?
– Давай. Гулять так гулять!
– Теперь я тебя узнаю, Завадская! – сказал Кирилл и подлил Алине игристого вина. – Ты можешь ко мне прийти в любое время дня и ночи, я тебя всегда выслушаю и всегда постараюсь помочь. – Кирилл отпил шампанского из бокала, – Покажи, в каком месте руки болят.
Алина закатала рукава и показала Кириллу предплечья. На них выделялись красные пятна от пальцев, обещающие завтра превратиться в синяки.
– Можно сделать йодовую сетку, – медленно проговорил Кирилл, подавленный неприглядным зрелищем.
– Не надо, Киря. Всё нормально. Сядь со мной рядом, – Алина опустила рукава и взяла бокал. – Лучше давай поговорим. Разговор с тобой действует сильнее йода и любого лекарства. Скажи, почему мы стали сейчас так редко общаться? Почему отдалились друг от друга?
– Не знаю, – Кирилл отвёл глаза. – Наверно, потому что повзрослели.
– Мне кажется, что из нас двоих повзрослел только ты, а это неправильно, потому что первыми должны взрослеть девушки. У нас с тобой – наоборот. Ты отгородился от меня, у тебя свои дела, секреты, девушки, и для меня нет места.
– У меня нет девушки, – Кирилл начал теребить пальцами край праздничной, кипенно-белой скатерти. – Мы поговорили с Лерой недавно и решили расстаться.
– Кирилл, я всё знаю, – Алина усмехнулась, и в её глазах опять заиграли огоньки, как раньше. – Новость том, что ты бросил Леру, обсуждает вся школа. Лера говорит, ты обязательно к ней приползёшь и будешь просить прощения.
– Вот как?! Пусть ждёт, когда я приползу, – Кирилл рассмеялся.
– Давай не будем больше говорить о Лере, лучше фильм какой-нибудь посмотрим.
– «Кошмары на улице Вязов» или «Терминатор»?
– Нет, давай что-нибудь не такое убийственное.
– У меня есть новый диснеевский мультик. Ты наверняка такой ещё не видела. Называется «Король лев». Посмотрим?
– Хорошо… Кирилл, включи, пожалуйста, гирлянду на ёлке, а то у меня дома ёлки нет, – еле слышно проговорила Алина.
Он погасил свет, зажег гирлянду, засверкавшую множеством разноцветных огней, вставил кассету в видеомагнитофон и сел рядом с Алиной. Они смотрели трогательный детский мультфильм про львенка Симбу. В тот момент, когда погиб папа Симбы, Алина всхлипнула и прижалась к Кириллу. Так они и сидели обнявшись все полтора часа, пока шёл фильм. Кирилл чувствовал тепло Алины, запах яблочного шампуня, а не резких, сладких духов, как от Леры и других девушек. Только с Алиной ему было уютно в любом месте, и он ужасно боялся, что кто-нибудь разрушит их маленький мирок.
Потом вернулись родители с гостями, все мокрые от снега, с красными от мороза лицами и, перебивая друг друга, начали рассказывать, как катались с горки, кого видели из знакомых, и какой салют устроил Егор недалеко от ДК «Металлургов». Алину окружили заботой и Татьяна Ивановна, и баба Валя. Свекровь с невесткой чуть не переругались, каждая хотела повкуснее накормить гостью.
– Как бы хорошо мне с вами ни было, но надо возвращаться домой, – сказала Алина, покидая гостеприимный дом Семёновых.
– Я провожу Алину, – вызвался Кирилл.
Когда ребята оказались на улице, всё также шёл снег. Он и не думал прекращаться, падал на землю, заметая расчищенные дворниками дорожки. Алина надела капюшон, а Кирилл вышел в шапке, натянутой на него заботливой бабушкой.
– Ненавижу шапки, шарфы и всякую прочую дребедень, – пробубнил недовольный Кирилл, когда они уже шли по улице.
– Это ты зря, Киря, тебе даже идёт.
– А тебе бы только посмеяться.
– Нет, Киря, ты ошибаешься. Ты мой единственный друг, кому я всё могу рассказать. Даже Олесе не доверяю так, как тебе.
Алина остановилась рядом со своим подъездом.
– Рад был помочь. Обращайся, если что, – ухмыльнулся Кирилл.
– Ты шутишь, а я серьёзно.
– И я серьёзно.
Алина чмокнула Кирилла в щёку и скрылась за дверью. А он всё стоял и смотрел на окна в квартире Завадских. Хоть и не поцелуй в губы, на который Кирилл рассчитывал, но уже кое-что, и он, насвистывая простенькую мелодию, побежал домой.
Глава третья. Выпускной бал.
Алина
Быстро пролетели полгода, оставив позади школьные экзамены, а вместе с ними всю жизнь, умещённую в десять лет, с букварём, первой учительницей, первыми настоящими друзьями, первой любовью. Алина легко сдала экзамены и получила отлично по каждому предмету, кроме русского языка. Сочинения ей всегда давались нелегко. Уловить суть произведения – не проблема, а вот грамотно изложить мысли, согласиться или поспорить с писателем таким образом, чтобы критика совпала с мнением автора учебника – уже сложнее.
Темы выпускного сочинения 11А знал заранее. Лариса Юрьевна, которая была учителем русского и литературы, а по совместительству классным руководителем 11А класса, собрала рябят около своего дома в десять часов вечера накануне дня «икс». Она должна была созвониться со знакомыми на Камчатке, где уже наступило утро завтрашнего дня, и узнать засекреченные темы.
Жила Лариса Юрьевна на улице Калинина, рядом с церковью. Алина ту церковь посещала пару раз в год с мамой и сестрой. Вербное воскресенье и следующая за ним Пасха – праздники, которые никогда не пропускала семья Завадских. За неделю до Пасхи Алина вместе со Светой или Кириллом бегала в берёзовую рощу, где росли несколько тоненьких вербочек у берега обмельчавшего пруда.
Алина любила то светлое чувство, когда она с пушистыми веточками в руке подходила к церкви и смешивалась с толпой людей, на лицах которых читалось радостное волнение. Совсем не зная православные обычаи, Алина ходила в церковь с мамой и сестрой по большим праздникам, крестилась, как её учила бабушка, ставила свечки напротив икон и выучила всего одну молитву «Отче наш». А перед Пасхой она вместе с матерью красила яйца в луковой шелухе, отчего они становились такими вкусными, как будто запечёнными в углях на костре, с ярко-коричневыми разводами внутри, похожими на узоры. Яйца и купленные к празднику куличи в Страстную Субботу непременно освещались в той же церкви на улице Калинина, а в пасхальную ночь Тамара Николаевна с дочерями стояла на службе в первых рядах в ожидании Крёстного хода. Алина всегда находилась в нетерпении момента, когда она вместе с десятками людей сможет выйти на улицу и с лампадкой в руках обойти храм по кругу. Батюшка выкрикивал два слова: «Христос Воскресе». Толпа людей, а вместе с ней и Алина, счастливым многоголосьем отвечала: «Воистину Воскресе». После Крёстного хода сестры Завадские обычно уходили домой, а Тамара Николаевна оставалась на службе, заканчивающейся только под утро.
Перед экзаменом по русскому языку Алина оказалась рядом с той же церковью, где бывала неоднократно. Она хотела перекреститься, как всегда делала, находясь здесь с матерью, но постеснялась идущих рядом одноклассниц.
На детской площадке рядом с домом Ларисы Юрьевны расположился весь 11А. Кто-то сидел на скамейках, а кому не хватило мест, просто стояли рядом с учительницей. Вне стен школы Лариса Юрьевна была не строгой училкой, какой ребята привыкли её видеть каждый день, а эдакой закадычной подружкой всего 11А, и даже оделась она, как нормальный человек, в джинсы и пуловер, чем удивила и одновременно обрадовала учеников.
– Лариса Юрьевна, вы сегодня потрясающе выглядите! – льстила Лера учительнице.
Лера теперь считалась девушкой Егора, поэтому она без малейшего стеснения обнималась с ним и ежеминутно проводила рукой по его коротко стриженной голове, поглаживая так же, как собаководы гладят по шёрстке своих породистых питомцев. Егора порядком напрягала навязчивость Леры, но её безотказность до сих пор привлекала и не давала порвать отношения. Егор Карасёв совсем не походил на мужчину мечты, хотя он иногда дарил Лере подарки, однажды даже маленький золотой перстень с фианитом презентовал, после чего она возомнила себя чуть ли не женой, но друзья, выпивка, а иногда и травка всегда оставались для него на первом месте, а где бурные пьяные вечеринки, там и другие девушки. Лера знала, что Егор мог променять её на другую, ещё более доступную, девицу, но смотрела на это сквозь пальцы. Леру Горшкову устраивали подарки и то, что в школе она слыла девушкой пусть и не самого красивого парня, зато самого обеспеченного.
Краем глаза Алина наблюдала за Кириллом. Ей было любопытно, как её друг отреагирует на поведение Леры, но он совсем не обращал внимания на скандальную парочку, а что-то шёпотом обсуждал с Саней. Почувствовав взгляд Алины, Кирилл обернулся и тепло улыбнулся ей. Хотя после Нового года они ни разу не разговаривали с глазу на глаз, каждый был занят своими делами, подготовкой к экзаменам, репетициями к последнему звонку и выпускному вечеру, но оба знали, что между ними есть какая-то невидимая нить, крепко связывающая их вместе.
Лариса Юрьевна сходила домой и вышла с листком, где было написано то, ради чего собрались в тот вечер вместе тридцать человек. Ученики, затаив дыхание, слушали учительницу и строчили на черновиках под её диктовку. Ребята засыпали вопросами Ларису Юрьевну, а она, не скупясь, рассказывала, как грамотнее раскрыть непростые темы сочинений. После того как выпускники узнали все ответы на интересующие их вопросы, стали расходиться по домам.
Алина всю ночь писала сочинение по комедии Грибоедова «Горе от ума». Откопала старое издание книги, частично списала из рецензий, остальное пришлось выдумывать самой. К трём часам ночи сочинение было готово, и до пяти можно было поспать. Ровно в 5.00 прозвенел будильник. Алина с трудом открыла глаза и, спотыкаясь, поплелась в зал будить мирно спящих родителей.
– Мамочка, проверь, пожалуйста, сочинение. Я писала ночью. Наверняка, где-нибудь напортачила.
Мама кое-как поднялась с кровати и, не умываясь, прямо в ночнушке, начала читать сочинение дочери. В результате материнской проверки было обнаружено несколько пунктуационных ошибок, после чего Алина соорудила из черновика шпаргалку и легко пронесла несколько свернутых в трубочку листков на экзамен. Также без труда шпаргалки пронесли почти все учащиеся 11А. Алина заработала за сочинение четвёрку. Экзаменаторы нашли две ошибки, пропущенные бдительной Тамарой Николаевной.
Зато по математике Алина получила твёрдую пятерку. Ей повезло, что она сидела за одной партой с Олесей, претендующей на золотую медаль, причем единственную в их школе, поэтому учительница сама позвонила отличнице домой и продиктовала ответы на оба варианта.
На экзаменах по устным предметам пришлось попотеть от усердия и страха. Но с вопросами повезло, а шпаргалки, написанные для подстраховки, благополучно пролежали нетронутыми в рукаве белой парадной блузки. По всем устным предметам – тоже отлично. Тамара Николаевна и Станислав Леонидович гордились успехами старшей дочери. Конечно, не медаль, четыре оценки «хорошо» в итоге, но очень даже не дурно. В аттестате стояли четвёрки по русскому языку, литературе, физике, химии, и Алина светилась от переполнявшей её радости и от облегчения, что самое страшное в школе осталось позади, а впереди маячил выпускной вечер, завлекая праздничным блеском.
Но в семье Завадских помимо окончания школы старшей дочерью произошло ещё одно не менее значимое событие. На Станислава Леонидовича нашло «озарение» в виде двух парней, умеющих работать кулаками, и он порвал с разгульной, полной выпивки, жизнью. Чудо случилось 25 апреля, в день зарплаты Станислава Леонидовича. Отец Алины, как обычно после получки, шёл с работы, предварительно посетив с дружками рюмочную рядом с заводом, и когда до дома оставалось метров триста, не больше, на него напали двое молодых людей. Бандиты жестоко избили Станислава Леонидовича, не оставив живого места на лице и теле, а также отобрали заработанные за месяц деньги. Нападавших он не запомнил, потому что был пьян в стельку. Отец семейства Завадских в тот злополучный вечер лежал в луже и неизвестно, выжил бы он после садистского избиения, но совершенно случайно сосед, живущий этажом ниже, поздно возвращался с работы домой и узнал Станислава Леонидовича в грязном, перепачканным кровью человеке. Повезло, что сосед был крепкого телосложения. Он хотя и с трудом, но довел, а точнее донес, Станислава Леонидовича до дома. Когда отец Алины немного оклемался от боли, а алкоголь начал выходить из организма, проясняя ум, первое что он сказал заплаканной жене: