О чем говорят женщины

Таня чувствовала, что у нее под ногами немного шатается земля. Неужели это может быть правдой?!

Выслушав Танин вопрос, Дима сник. «Да, правда, женюсь. Как так вышло? Да черт его знает. Можно сказать, что вынужден. Понимаешь, она беременна, поставила меня перед фактом. Да, это та самая девушка, которая жила в моей квартире. Ну, понимаешь, мы давно знакомы…»

Таня невольно отметила, что блестящий лектор Дмитрий Колесников в этот миг был поразительно косноязычен. Она молчала, слушая его сбивчивые – словно бы оправдывался первоклассник, не выучивший урок, – объяснения.

– Да что ты молчишь, Таня? – взорвался Дима.

– А что я могу сказать? – выдавила Таня.

– Ну просто я тебе честно говорю, что женюсь, – сказал Дима, – потому что хочу, чтобы наши отношения строились на честности и доверии. И честно говорю, что этот брак для меня ничего не значит.

Таня посмотрела на него (если бы взглядом можно было ранить!) и протянула ему ключ от квартиры, где они обычно встречались:

– Никогда! Слышишь, больше никогда не звони мне и не ищи меня. Вообще забудь.

Она повернулась и пошла прочь.

– Подожди! – крикнул ей вслед Дима.

Таня обернулась, чтобы еще раз крикнуть: «Никогда!» – и побежала.

* * *

Он позвонил ей через полгода. В эти полгода Таня, можно сказать, не жила – так, засыхала на корню, не видя ни в чем ни радости, ни смысла.

И однажды ночью раздался звонок. Пьяный Дима начал рассказывать о том, как ему плохо без нее, и что тоже ни радости, ни смысла в его жизни без Тани нет. «Тань, а помнишь, как мы встретились? Тань, я без тебя вообще не могу. Веришь, Тань? Хочешь, я сейчас приеду?»

Он звонил ей три ночи подряд. Жаловался на то, как жена его не понимает и что их, в принципе, ничего не связывает. На четвертую ночь Таня сдалась. И все началось сначала. Встречи украдкой, выделенные дни недели для свиданий. Только теперь у Димы где-то, на заднем фоне, присутствовали жена и маленький ребенок. А у Тани – полное отсутствие каких бы то ни было надежд, потому что лишать ребенка отца она бы не стала.

Узнав о том, что на Танином горизонте вновь нарисовался «этот мудаковатый Дима», Ляля схватилась за голову:

– Я поняла, Киселёва, у тебя сильная виктимность! Ты ведешь себя как потенциальная жертва. Вот на тебя дерьмо плывет, и тебе бы отплывать в другую сторону, а ты прямо ему навстречу руки протягиваешь – сюда, сюда, причаливай! Нет, все, я пас, больше ни во что не вмешиваюсь.

…И еще пара Таниных лучших женских лет упала в копилочку счастливых воспоминаний.

Дима теперь уделял ей два вечера в неделю: во вторник и в пятницу. Иногда на ее долю выпадал дополнительный вечер – в четверг. А если Димина жена уезжала к матери – любовники проводили вместе и выходной. Теперь они встречались в квартире приятеля Дмитрия. Это была квартира в спальном районе на окраине города. Им обоим приходилось мотаться в этакую даль, и обычно домой Таня возвращалась к часу ночи. Чужая квартира, чужая кровать, чужой муж… Боже, как все это уныло и безнадежно. Но приводить Диму к себе домой Таня не могла – ей было стыдно перед родителями.

А в последний год их отношений у них уже почти не оставалось времени на себя самих. Дима, защитив кандидатскую, готовил докторскую, отчаянно не успевал со сдачей, и по вечерам, когда они встречались, он диктовал Тане главы своей работы, и она набирала их на компьютере. В дни, которые он проводил дома, Таня редактировала его работу.

Защита состоялась весной. В этот день Таня жутко волновалась, все-таки, как ни крути, она тоже имела отношение к этой диссертации. Она приехала в квартиру их тайных встреч, наготовила всякой всячины и стала ждать Диму. Она даже не сомневалась, что защита пройдет успешно, он скоро приедет, и они отметят это событие. Наконец Дима позвонил.

– Таня, можешь меня поздравить! Спасибо! Если бы не ты… В общем, сама знаешь!

– Приезжай скорее, будем отмечать!

– Видишь ли… – его голос как-то потускнел, – я не смогу сегодня приехать. Жене пообещал отметить дома. Она там готовилась, стол накрыла, гостей позвала. Ты только не обижайся… Мы с тобой в пятницу отпразднуем.

– Ах, да! В самом деле, я забыла, что сегодня среда. А среда по расписанию не мой день.

Голос Димы посуровел:

– Ты что обиделась, Таня?

– Ну что ты… Как я могу на тебя обижаться? Да и в чем смысл – все равно ничего не изменится. Ладно, не обращай внимания. Все-таки у тебя такое событие! Желаю удачно отметить. Целую, пока!

– До пятницы! – успел крикнуть он, прежде чем она положила трубку.

Она плакала, сидя в пустой чужой квартире. Потом смахнула приготовленную еду в контейнеры и поехала домой.

…Увидев, как Таня с траурным выражением лица раскладывает еду по тарелкам, Танина мама, Наталья Антоновна, испугалась:

– Таня, что с тобой?

Таня пожала плечами:

– Нормально все. Вот, в издательстве был банкет, я привезла вам еду.

– Как много, Таня! – удивилась мама. – Куда столько? Не съедим!

– Ну, отдадим собакам!

– А почему ты такая расстроенная? Ты что… плачешь?

– Что ты, мама, вовсе нет, – вздохнула Таня, – просто дико болит голова, и день выдался трудный. Знаешь, бывают такие дни, когда ничего не ладится.

– Знаю, – кивнула Танина мама, – но они проходят.

– Мама, скажи, а ты была счастлива? – вдруг спросила Таня.

– В каком смысле, Танюша? – не поняла Наталья Антоновна.

– Разве может быть несколько смыслов? Просто скажи – была ли ты счастлива? Как женщина?

– Ну, конечно. Я и сейчас счастлива. Я люблю тебя, папу. Собаки, в конце концов, у нас какие славные. И потом у меня есть любимая работа.

– Это понятно. Но вот скажи – была ли ты счастлива сама по себе, для себя самой? Безотносительно нашего счастья и семьи?

– Господи, Таня, о чем ты говоришь, – почему-то испугалась мама, – я и не думала об этом. Меня вообще так воспитывали, что нельзя думать о себе и о чем-то только для себя…

– А разве это правильно? – не сдержалась Таня.

– Я не знаю, – потерянно ответила мама, и Тане вдруг стало ее очень жаль. – Ты ешь, мама, не обращай внимания, это я так…

– Ты просто у меня очень хорошая девочка, – вздохнула мама, – очень хорошая. Я даже иногда думаю, что будь ты немного… другой, ты была бы счастливее.

– Ну теперь уж что, – усмехнулась Таня, – уж какая есть.

Следующие две недели Таня с Димой не общались. А потом он пришел к ней печальный и торжественный, с букетом цветов и конфетами, и она его простила.

* * *

В тот день в середине декабря Таня отмечала важное событие в своей жизни – ее иллюстрации получили главный приз важного международного конкурса. По такому случаю Таня собрала подруг у себя в гостях. Девочки разговаривали, смеялись, кажется, у всех было хорошее настроение, кроме самой Тани. Дело в том, что Дима, который знал о ее премии и о том, какое значение Таня придает этому событию, до сих пор так и не позвонил, чтобы ее поздравить. И только поздно вечером, когда Таня уже проводила подруг и осталась одна с собаками (родители в этот вечер уехали на дачу), раздался звонок.

Дима торопливо, словно его жена стояла под дверью и подслушивала, поздравил ее. После такого поздравления Тане поплохело окончательно.

Она понимала, что в Диминой жизни она – «просто Таня». Именно просто – запасной игрок на скамейке запасных.

Таня чувствовала опустошенность и бесконечную усталость, словно бы внутри нее перегорела какая-то лампочка. А без этой лампочки – все, Таню Киселеву больше не включишь.

И Таня разревелась так, что даже собаки встревожились и стали лизать ей руки.

– Да отстаньте вы, – сквозь слезы сказала Таня, – все, все, не буду больше. Сама знаю, что нельзя.

…Неизвестно сколько бы тянулась их с Димой история, если бы эта туго закрученная пружина их отношений вдруг не рванула.

* * *

Однажды вечером раздался резкий дверной звонок. Открыв дверь, Таня увидела на пороге ярко накрашенную женщину лет тридцати. Женщина была довольна красива, правда, ее лицо портили неестественные, татуированные брови.

– Татьяна Киселёва? – спросила незнакомка. – Я к тебе.

Таня осеклась – резкое «ты» не предвещало ничего хорошего, да и вид у незнакомки был воинственный.

– Простите, а вы…? – Таня вопросительно взглянула на незваную гостью.

– Я пройду, – тоном, не терпящим возражений, сказала незнакомка.

Таня пригласила девушку с татуированными бровями пройти на кухню. Танина мама в это время болела и спала после сделанного Таней укола, и Таня боялась, что незнакомка ее разбудит.

На кухне девушка уверенно, не дожидаясь приглашения, села за стол.

Таня села напротив, ожидая каких-то разъяснений. Незнакомка оценивающе, как может только женщина, оглядела Таню и хмыкнула:

– Я представляла тебя другой. Думаю, он мог бы выбрать что-нибудь поинтереснее!

Тут уж Таня сразу догадалась, кто перед ней, и покраснела, что не осталось для гостьи незамеченным.

– Я – Вика, жена Дмитрия, – кивнула незнакомка, – полагаю, пришло время нам познакомиться. Думаю даже, что давно было пора. Но я все ждала, что у кого-то кончится терпение и ситуация сама рассосется. А потом поняла, что у такой терпилы, как ты, оно, пожалуй, никогда не закончится, и женщине надо как-то помочь определиться. Ну в общем, я узнала твой адрес и вот пришла.

Таня молчала, не зная, что сказать.

– Странное дело, – презрительно заметила Вика, – мы с тобой столько лет как будто в игру играем – кто кого пересидит.

– И кто выиграл? – вздохнула Таня.

– Ну так я за тем и пришла, чтобы определить призовое место, и разыграть главный кубок – Диму драгоценного, – усмехнулась гостья. – И не стыдно тебе, Татьяна Киселёва, красть чужое?

Таня опять промолчала.

– Так как делить будем? – Викины брови высокомерно поднялись.

– Я виновата перед вами, – потерянно сказала Таня, – я понимаю.

– Конечно, виновата, – кивнула Вика.

– Простите меня. Все это очень мучительно для всех.

– В первую очередь – для меня! – уточнила Вика. – Кстати, ты знаешь, что у него есть сын?

– Знаю. Дмитрий его очень любит.

– Любит… Хотела бы я знать, кого Дима любит, кроме себя, – протянула она с иронией. – Ну а ты знаешь, что ребенок болен? У нашего сына большие проблемы со здоровьем, ему нужна операция, и ему совершенно точно нужен отец. На постоянной основе, а не такой вот… в бегах и в романах на стороне.

– Я не знала, что ребенок болеет, – вздохнула Таня. – Я вам очень сочувствую.

– Тогда оставь моего мужа в покое.

Из комнаты послышался крик Таниной мамы.

– Извините, я должна отлучиться, – вскинулась Таня. – У меня мама болеет.

– Я подожду, – Вика пожала плечами.

Таня вернулась через пять минут. Димина жена сидела за столом и курила.

– Врачи говорят, что ребенку нужна спокойная жизнь, без всяких стрессов. А если мы с Димой разойдемся, ему будет плохо. Ты этого хочешь?

– Нет, – честно сказала Таня.

– Да и вообще, на кой черт тебе Димка сдался? – усмехнулась Вика. – Женатик с нищенской преподавательской зарплатой? Найди себе нормального мужика. Ты – нормальная женщина, красотой особо не блещешь, но вполне симпатичная, одна не останешься. Только не затягивай, считай, твой поезд уже уезжает. Зачем тебе это ничтожество?

Таня покачала головой:

– Ну зачем вы так?! Разве не знаете, что Дима – очень умный, талантливый, совершенно незаурядный человек!

– Не смеши меня, – фыркнула Вика.

Таня вздохнула:

– Вы его совсем не любите?

Вика взглянула на Таню едва ли не с участием:

– Мне говорили, что ты странная, с придурью, но чтобы так… Ну причем тут вообще любовь? Просто демографическая ситуация в стране сложная, мужчин на всех желающих не хватает. И я за свое буду биться. Не отдам. Так что уж давай как-нибудь договоримся. А впрочем, поступай, как знаешь. Если совесть позволяет – можете встречаться дальше.

– Нет, этого больше не будет, – твердо сказала Таня, – я обещаю! Мы расстанемся.

Вика поднялась, вышла в коридор и молча ушла.

…– Таня, – мама приподнялась с кровати, – кто приходил?

В последний месяц она редко поднималась, все больше лежала и только иногда привставала, чтобы погладить собак.

– Агитаторы, на выборы приглашают, – сказала Таня.

– А что это у тебя такое лицо? – забеспокоилась мама. – Они тебя чем-то расстроили?

Таня наклонилась, чтобы спрятать лицо, и погладила собак – черно-белого Мотю и бело-черного Прохора. Обе собаки были крупными дворнягами. Таня подобрала их когда-то на улице в морозы.

– Все хорошо, мама, скоро Новый год, будем отмечать! – Таня вымученно улыбнулась.

– Конечно, праздники – это замечательно, – кивнула мама, – я испеку для вас торт. А хочешь – даже два. «Огонек» посмотрим. Все хорошо.

* * *

Раньше Таня вообще не представляла Димину жену – она была для нее полной абстракцией. Таня не могла воспринимать ее как живого человека, разве что как строчку в Димином паспорте. А после встречи с Викой та обрела плоть и кровь, и оказалось, что это живой человек. У нее есть имя и брови вон татуированные. И ей тоже может быть грустно, больно, обидно. Как самой Тане.

Димина жена стала для Тани живым человеком, а совершать подлость по отношению к живому человеку значительно сложнее, чем если бы ты имел дело с абстракцией. Тут уже включаются всякие дополнительные смыслы типа совести, жалости и т. д. А этого «добра» у Тани было, пожалуй, даже с избытком. И потом – ребенок. Маленький больной мальчик. И если для его здоровья и благополучия нужно было принести в жертву свое личное счастье, то Таня готова. И думать не о чем.

…На следующий день Таня сказала Дмитрию, что им надо расстаться.

– Почему? – изумился он.

– Я больше не хочу краденого счастья.

– Ты дура, – серьезно сказал он, – счастье не бывает краденым и вообще не нуждается ни в каких эпитетах.

Был очень морозный декабрьский вечер, они стояли в их любимом сквере. Таня понимала, что у нее совсем немного сил, и, если Дима окажется настойчив, ей будет трудно настоять на своем.

– Мы оба будем жалеть об этом, Танька! Понимаешь?

В его глазах застыла растерянность.

– Конечно, Дима, я знаю. Да, мы будем жалеть. Но так надо.

– Кому надо? Какая-то глупость, я ничего не понимаю… Хорошо, я сделаю, как ты хочешь. Прощай? – почему-то вопросительно сказал он.

«Господи, где мне взять силы, чтобы не разреветься прямо здесь. Только не сейчас, потом будет можно…»

– Прощай! – она развернулась и почти побежала прочь.

Весь вечер Таня бродила по городу. Потом она вернулась домой, потому что ей надо было заботиться о маме. Что ж, по крайней мере теперь она больше времени сможет проводить с матерью.

Кстати, о том, что Таня рассталась с Димой, ее мама догадалась без всяких Таниных признаний.

Наталья Антоновна погладила Таню по голове и сказала свою излюбленную фразу:

– Ты у меня хорошая. Очень хорошая.

– Я у тебя просто дура, – сквозь слезы улыбнулась Таня, – но боюсь, что это не лечится.

Потом был грустный Новый год – мама не испекла торт, она вообще уже не вставала. А потом в январе заболел и папа.

И вновь Таня спасалась работой, любовью подруг и родителей. А потом родители умерли. Ушли один за другим, с разницей в две недели.

Для Тани их смерть стала погружением в полное, отчаянное и непоправимое сиротство. Кто-то сказал, что наши родители, пока они живы, как бы стоят на самом краю бездны и защищают нас от нее. А когда они уходят, на этот край встаем мы, чтобы защищать от бездны своих детей. Таня почувствовала этот край. Теперь она стояла на самом краю. Ее больше никто не защищал.

…После похорон Таниной мамы подруги собрались у Киселевых дома.

Таня, Лена, Ева и Ляля – бледные, притихшие. Собаки примостились рядом. Они понимали, что случилась беда, и нервничали, а Мотя даже иногда подвывал. Лена его ругала.

– Таня, может быть, выпьешь водки? – предложила Ева, – станет легче?

– Нет, не хочу. Я не хочу легче, – отказалась Таня. – Пусть будет так.

Они сидели и просто молчали. Слез уже не было. И только когда Мотя вдруг метнулся под диван и достал оттуда тапки Натальи Антоновны, Таня разрыдалась. И девочки тоже заплакали.

В ту зиму самые страшные две недели, сразу после похорон, рядом с Таней провела Лена. Подруга переехала к ней домой и неотлучно была рядом. У Лены был свой опыт проживания горя, и она понимала Таню, как никто другой.

Затем пришла весна. Таня много времени проводила за городом в родительском доме в подмосковной деревне Сергино. Этот небольшой деревянный дом когда-то построил ее отец. Дом окружал великолепный сад, в котором все деревья и цветы были посажены Таниной мамой. Таня очень любила этот дом, и, если бы ее спросили, что для нее Родина, она бы не задумываясь ответила, что это – ее отчий дом в Сергино. Несмотря на то, что земля в этом подмосковном районе стоила дорого, ни Таниным родителям, ни теперь уже самой Тане и в голову не приходило продать дом. Хотя на вырученные от продажи деньги Таня могла бы купить роскошную квартиру или современный коттедж в другом месте, но… Этот дом был для нее живым, каждое бревнышко в нем помнило Таниного отца, и Таня считала, что продать дом означало бы предать родителей.

В ту весну Таня приезжала в Сергино на каждые выходные, сидела у камина и смотрела на огонь. А к лету она вообще решила туда переехать. Чтобы свободно перемещаться из Москвы в поселок, Таня пошла на курсы вождения и, сдав на права, стала ездить на отцовской машине.

Ляля, впервые увидев Таню за рулем видавшей виды «приоры» (на переднем сиденье рядом с Таней сидел здоровый нескладный Мотя, на заднем – Прохор), рассмеялась:

– Ну вы даете! Я над тобой, Киселёва, угораю, какой-то просто цирк шапито на колесах.

Все лето Таня с собаками провела в Сергино. К ней часто приезжали подруги – ходили в лес за грибами-ягодами, загорали на речке, подолгу сидели на веранде за пирогами и разговорами.

В общем, постепенно жизнь налаживалась.

Глава 3

2017 год

И все-таки что-то болело где-то в самой потаенной, скрытой от посторонних глаз глубине Таниной души, какая-то тоненькая жилка жизни билась, рвалась, особенно по ночам. Но Таня почти научилась жить с этой болью. Наверное, как и ее подруга Лена.

Единственное, Таня избегала говорить о Диме. Вообще старалась не думать о нем, не упоминать его имени ни в разговорах с подругами, ни даже с самой собой. Поэтому, когда на этот Новый год, в гостях у Лены, Ляля вдруг его упомянула, Таня почувствовала такую боль, что решила уйти.

Так и получилось, что за десять минут до Нового года она стояла в скверике у Лениного дома и плакала, пока ее не нашла Ляля. Таня тогда обиделась на Лялю – та судила о вещах, которые сама Таня понимала и видела совсем иначе. Потому что даже сейчас она не считала Диму ошибкой своей жизни. Таня не засушила свои обиды в гербарий, чтобы время от времени перелистывать эти картинки и упиваться собственным несчастьем. Она предпочитала листать другие – с радостными, светлыми воспоминаниями – и помнить хорошее: например, как Дима трогательно заботился о ней, когда она заболела, как хорошо им было в совместном путешествии к морю, как Дима однажды возил ее заболевшую собаку в ветклинику.

– И не надо считать меня жертвой! – твердо сказала Таня подруге, когда Ляля умоляла ее простить.

– Ладно, Киселёва, не буду, погнали Новый год встречать, – взмолилась Ляля.

И за пять минут до полуночи они побежали к Лене, чтобы успеть встретить Новый год.

В эту новогоднюю ночь у Лены они вспоминали, как встречали Новый год в две тысячи пятом году, как Лена в ту новогоднюю ночь проникновенно – на разрыв – пела «Чайку с розовым крылом» (как жаль, что Лена теперь совсем не поет!), потом смотрели «Иронию» по телевизору. И немного потертый с точки зрения современного зрителя, но все-таки обаятельный Женя Лукашин в стотысячный раз спрашивал у ясеня, а подруги в стотысячный раз сопереживали красавице Наде.

Фильм закончился в четыре утра. Ляля с Евой уже откровенно клевали носами, и ближе к пяти утра подруги разбрелись по квартире – отсыпаться. А вот Тане было совсем не до сна. Из Лениного окна открывался изумительно красивый вид на засыпаемый снегом город и Тане захотелось прогуляться по сонным улицам.

– Куда ты в такую рань? – изумилась заспанная Лена, выглянув из спальни. – Половина шестого!

– Хочу повторить подвиг Нади из «Иронии судьбы» – пройтись по городу в новогоднее утро.

– С ума сошла! Оставайся, выспимся, потом позавтракаем! – предложила Лена.

Но Таня поцеловала Лену и ушла.

…Она долго бродила в тихих московских переулках. Новогодний снег кружился в свете фонарей. Было безлюдно и очень красиво. Ей почему-то вспомнилась песня, в которой были слова: «В первый день января не бывает чудес у любви!» Не бывает чудес у любви… А чудес, наверное, вообще не бывает.

Вон в том скверике ее возлюбленный Дима однажды написал на снегу: «Я люблю тебя, Таня!» Сколько снегов сошло после той зимы?! Исчезла надпись, исчез из ее жизни Дима. Он появился когда-то под Новый год как подарок, и расстались они тоже незадолго до Нового года. Не бывает чудес. А раньше Таня в них верила.

Таня вышла на Арбат, прошла своим любимым прогулочным маршрутом, и все это время она мысленно разговаривала с Димой. Ей хотелось верить, что он помнит о ней. «И каждый Новый год, с тех пор, как мы расстались, я загадываю одно желание – чтобы Дима иногда вспоминал меня, – вздохнула Таня, – нет, я не прошу, чтобы он ко мне вернулся, я только хочу, чтобы от нашей любви что-то сохранилось, например, память. Мне невыносимо думать, что от нее ничего не останется и она исчезнет, как та надпись на снегу».

Этот январь был снежным, и зима в этом году не спешила отступать. Таня уже как-то отчаянно скучала по весне, а она все не приходила. И март выдался холодным. О том, чтобы переехать за город и поселиться в Сергино, оставалось только мечтать. До тепла еще было так далеко.

Таня скучала – в выстуженной Москве было решительно нечем заняться. С подругами они сейчас встречались редко, девочки были заняты своими делами: Ляля погружена в очередной любовный роман, Ева и Лена загружены работой. Таня тоже старалась много работать, может быть, даже слишком.

В ту субботу она решила в кои-то веки устроить себе выходной – погулять по городу, посидеть в любимой кофейне с книгой.

…Она сидела за столиком у окна. Чашка кофе, хороший роман – что может быть лучше? Таня читала, иногда поглядывала в окно, наблюдая за жизнью большого города: потоки машин, спешащие пешеходы.

В кафе в этот час было оживленно и людно. За соседним столиком галдела стайка пестрых девиц. Слева расположилась пара: он и она. Молодые, красивые, но что-то с ними было не так. Оба смотрели в свои телефоны, отчего возникало грустное ощущение, что друг другу они совсем не интересны.

Таня приподнялась, чтобы заказать очередную чашку кофе, и вдруг увидела, что шумные девицы за соседним столиком уходят, а к нему идут мужчина и женщина. Узнав в мужчине Дмитрия, Таня вздрогнула. Дима! Она не видела его несколько лет. Димина спутница – юная, яркая, модная – держала Диму под руку. Дима с девушкой уселись за столик в метре от Тани.

Тане захотелось исчезнуть, раствориться – все что угодно, только бы они ее не заметили. Почему-то ей была невыносима мысль о том, что Дима увидит ее. Встать и уйти? Но тогда он точно заметит. Вот ситуация… Между тем спутница Димы громко сказала, что отлучится на пару минут, и попросила его заказать ей фруктовый десерт. Димина девушка гордо пересекла зал – походка модели, надменный взгляд королевы. Красивая. Его студентка, наверное.

Оставшись один, Дима обвел зал скучающим взглядом и, конечно, – о нет! – увидел Таню. Его глаза расширились от удивления:

– Татьяна?

Через секунду Дима уже сидел за ее столиком.

– Надо же, Таня, это ты!

Он говорил с ней слегка виноватым голосом. Немного даже как доктор с безнадежно больным пациентом. Таню это не то чтобы задевало, но ей было неприятно.

– Как ты, Танюша?

– Хорошо, – она попыталась улыбнуться, чтобы ее жалкое «хорошо» прозвучало убедительно. Наверное, не получилось.

– А ты, Дима?

– Нормально, – сказал он теперь уже с такой очевидной виноватой интонацией, что стало ясно – как раз у Дмитрия все просто замечательно.

Она призналась, что искренне рада за него. Он обрадовался.

Они помолчали, а потом Дмитрий сказал, что часто вспоминает прошлое.

– Я тоже, – призналась Таня.

– Ты счастлива, Таня? – вдруг спросил Дима.

Таня неловко улыбнулась – это сложный вопрос.

– Знаешь, я хотел сказать одну вещь, – вздохнул Дима, – ну, в общем, надо было тебе тогда уводить меня и все…

– В каком смысле? – не поняла Таня.