«Святой Глеб»

– Они тут идут? – спросил Воронцов.

– Я как-то не припомню. Тучи, бывают, собираются, но их сдувает ветер, дующий низко над землей. По идее ему до них не добраться. Может, он дует и там – наверху… не интересовался. Я вовлечен в другие дела, и бассейн у меня без воды.

– В жару в нем было бы приятно плескаться с голыми девушками, – предположил Воронцов.

– Не только в жару! – воскликнул Максим. – Я бы поплавал с ними и в холодной воде, в почти замерзающей… прижал бы к бортику и засадил.

– И что тебе мешает?

– Здесь подходящую девочку не найдешь, – ответил Максим. – Следовало привозить с собой, но я поленился: с моей постоянной у меня разлад, а кого-то искать, уговаривать… с шлюхами я не сплю. У меня на них не встает… и в молодости не вставало. Будь я, как все, я бы не мучился. Взял бы проститутку, заплатил ей за неделю, она бы спросила: «мы уезжаем?». Уезжаем! Улетаем! Там у меня полно наркоты, и если ты желаешь, я тебя не обижу. – Максим презрительно фыркнул. – С такими девицами я не сношаюсь.

– Среди шлюх хватает и здоровых, – сказал Воронцов. – Когда я подбираю себе уличную девушку, я смотрю ей в зрачки и четко определяю, сидит ли она на чем-нибудь нашем. Пусть бы и сидит – презерватив меня охранит.

– Презерватив не оградит от судьбы, – проворчал Максим. – А грехи у нас тяжкие – снисхождения нам не дождаться.

– Поговорим о грехах, – кивнул Воронцов.

– Зачем?

– Это отвлечет тебя от женщин, – ответил Воронцов.

– Не отвлечет, – пробормотал Максим. – Меня, знаешь ли, чрезмерно приперно.

ВЫШЕДШИЙ из деревни Кирилл Суздалев идет с Анной в подъем по направлению к виднеющимся на возвышении нескольким особнякам.

Разговор никто не начинает. Руки и у него, и у нее засунуты в карманы джинсов; прибито шагающая Анна кисти рук не задействует, а развинченный Кирилл оттопыривает ими то один, то другой карман. Со стороны деревни слышится низкий собачий лай. Анна Виноградова испуганно оглядывается. Кирилл задирает подошву и смотрит, не вляпался ли он в испражнения.

– Эта женщина, у которой мы живем, еще ничего, – сказал Кирилл. – Поглядывает на мужчин.

– На тебя? – спросила Аня.

– На Глеба. Семьи она с ним не создаст, но в кровать затащит. Глеб перед ней не устоит. Он бы, конечно, предпочел тебя. Из-за дружбы со мной он к тебе не притронется.

– И я что-то потеряю?

– Тебе ни к чему об этом задумываться, – ответил Кирилл. – Ты со мной, и все прочие парни существовать для тебя не должны. Глебу бы я тебя уступил… на один раз. Обратно бы не взял.

– А ты меня прогони, – промолвила Аня. – Посмотри, как я отреагирую.

– Станешь на меня орать, затем перейдешь на слезы, разжалобить меня – плевое дело. Это Глеб у нас сила… угодник божий. Я в книге вычитал.

– О святых? – спросила Аня.

– В словаре атеиста. Старое издание – невесть как оказалось на полке. Думаю, из отцовских, хотя книги я от него вроде бы не перевозил… с отцом я тебя знакомил?

– Не издевайся. Ты не знакомил меня ни с кем из родни или друзей. Кроме Глеба. Он тебе ближайший друг, но я бы провела время и еще с кем-то. Например, с твоими родителями.

– Они у меня милейшие старики, – сказал Кирилл.

– К ним ты меня не ведешь, – вздохнула Аня. – Они обо мне и не знают. Ты на мне не женишься.

– Чего? – удивился Кирилл. – Разговор зашел о свадьбе?

– А почему нет? Я, что, убогая, на мне, что, позорно жениться, я молодая красивая женщина, которая тебя любит, и тебе бы…

– Мне?! – воскликнул Кирилл. – Мне долго тебя выслушивать?! Не послушать ли нам тишину?

ГОТОВЯЩИЙСЯ к отъезду Андрей Воронцов протирает тряпкой лобовое стекло стоящего за забором особняка черного «Ауди». Провожающий гостя Максим, дыша чистым воздухом, нарочито втягивает через ноздри его свежесть; Воронцов бросил тряпку на землю, Максим ее поднял и швырнул в салон машины. Заскрипевший зубами Воронцов налил кровью глаза, но Максим постучал себя по животу, и Воронцов натужно улыбнулся. Под рубашкой у Максима слегка выпирает засунутый за пояс ствол.

– Где ты раздобыл машину? – спросил Максим.

– Ее подогнали мне добрые знакомые, – процедил Воронцов. – Вскоре они получат ее обратно.

– Ты их не обманешь. Бросишь ее на станции?

– У взлетной полосы, – ответил Воронцов. – У привокзальной пивной. У филармонии. К чему тебе детали?

– Левое заднее у тебя подспущено.

– Успел проколоть? – съязвил Воронцов. – Хочешь меня задержать, чтобы не страдать в одиночестве? Ты не заблуждайся – женщину я тебе не заменю. Я для тебя человек посторонний, сомнительный компаньон по грязному бизнесу… Борису ничего не передать?

– У твоего Бориса кликуха «Злобный», и слов поддержки он от меня не услышит. Скажи ему, что у меня все чудесно. Подпорти ему настроение.

– Настроение у него стабильно, как пекло в пустыне. Помимо наркобизнеса, он держит бордели, и тебе бы с ним помирился. В знак примирения он бы прислал тебе обалденную подружку.

– Шлюхи меня не волнуют, – сказал Максим.

– А ты бы представил, что она не шлюха, – садясь в машину, посоветовал Воронцов. – Проверил бы возможности воображения – внушил бы себе: она – скрипачка, она – окулист… а швея? Ты бы залез на швею?

– Когда-нибудь залезу, – проворчал Максим. – Встану у убыточной фабрике, и буду всех зазывать на шашлыки, как убогий… сводить вас в ресторан я не потяну, в квартире у меня родители, и поэтому мы потрахаемся на природе. Ты двери-то закрыл?

– Попрощавшись с тобой, я и стекла подниму, – ответил Воронцов.

– Кондиционер у тебя работает. Задохнуться ты вроде не должен.

– Я и тебе этого не желаю, – сказал Воронцов. – Честные женщины, Макс, до добра не доводят – остерегайся. Ну что? Счастливо оставаться?

– Езжай. Объезжай препятствия, но старайся не свалиться в кювет.

– Тебе того же, – кивнул Воронцов.

Андрей Воронцов уезжает, и Максим отворачивается к забору, делает медленный разворот вокруг своей оси, глядит на дорогу и непонятно кому показывает средний палец.

Точно не им – проходящие мимо особняка Анна с Кириллом не обращают внимания на вертящегося к ворот наркодельца и не видят его жест; Анна на Максима все же взглянула.

Что было в ее глазах, он не разглядел, но ее статная фигура его заинтересовала. Раздев девушку взглядом, Максим посмотрел на вышагиваюшего отдельно от нее Кирилла и не признал того человеком, способным ему помешать.

– Вы сегодня обедали? – спросил Максим.

– Кто? – удивился Кирилл. – Мы?

– Ничем горячим я вас не угощу, но мой холодильник и мой бар к вашим услугам. Вы, девушка, накроете на стол, а ваш молодой человек откроет для нас пару бутылок. Для всех нас.

– А вы будете сидеть и смотреть? – спросил Кирилл.

– Я же хозяин. Вы, разумеется, не слуги, однако! Если бы я пригласил вас с обещанием перед вами расстилаться и вам прислуживать, вы бы посчитали меня подозрительной личностью.

– Ну, а так… что у нас получается? – спросил Кирилл.

– Получается, что мне просто тоскливо, – ответил Максим. – И в паршивом настрое я осмеливаюсь пригласить к себе незнакомых… внешне приличных людей.

– Это ваш дом? – указав на особняк, спросила Аня.

– Да.

– Вы в нем один? – спросила она.

– Будь у меня компания, я бы вас не позвал, – ответил Максим. – Вы мне не доверяете? Тогда останьтесь со мной, а вашего друга пошлите на разведку с указанием тщательно обследовать комнату за комнатой. Он, уверяю вас, никого не найдет.

– Плохо, – промолвила Аня.

– Что? – не понял Максим.

– Ошивайся у вас народ, я бы зашла с более спокойным сердцем, – сказала Аня.

– А сейчас не зайдете? – спросил Максим.

– Можно и зайти, – пробормотала Аня. – Зайдем?

– Как скажешь, – промолвил Кирилл. – Я, в принципе, нагулял аппетит и чего-нибудь бы поел, раз предлагают. Но не всухую.

– Хочешь надраться? – спросила Аня.

– Желудок требует еды, но после нашего разговора я охотно накачу и без закуски. Правила вашего дома допускают, чтобы гость нализался в хлам?

– И гость, и хозяин, – ответил Максим. – Никаких вопросов.

– Прекрасно! – воскликнул Кирилл. – Самое время затуманить рассудок. Ты с нами или как?

– Я могу вернуться назад… к Глебу, – сказала Аня.

– Девушку мы возьмем с собой, – сказал Максим. – Ее присутствие облагородит нашу попойку и поможет нам не потерять человеческое лицо. Вблизи с ней наши бесы до конца наружу не вылезут.

– Только по пояс, – усмехнулся Кирилл.

– Это немало, – сказал Максим.

– Вот-вот, – сказал Кирилл. – Мы сумеем оценить, какие же они уроды.

НА КОФЕЙНОМ столике бутылки и неприметная еда, в кожаных креслах трезвый Максим Капитонов и крепко выпивший Кирилл Суздалев, напротив него на кожаном диване разминающая сигарету Анна Виноградова, позади которой уводящая наверх лестница; кресло Максима стоит справа от дивана, колючие глаза владельца особняка бегают по смотрящей перед собой девушке, жалкий вид Кирилла ее удручает.

Из сигареты высыпался почти весь табак. Увидев это, Максим участливо подносит Анне зажигалку. Девушка с благодарностью кивает и кладет сигарету на столик.

– У меня своя фирма, – заявил Кирилл. – Бизнес! Такие дома позволить себе я еще не могу, но я раскручусь и выйду на обороты, о которых ты и не мечтаешь, при том, что ты знаешь толк в нынешней жизни. Ведь мой дом – абстракция, а твой – правда… стоит.

– И твой будет стоять, – сказал Максим.

– Думаешь?

– У тебя сильная хватка. Ты и бутылку не выронишь, и выгоду свою не упустишь – упрекнуть себя тебе не в чем.

– А меня упрекают, – проворчал Кирилл. – Не сам, так она… моя мрачная девушка. Тебе налить, чтобы ты развеселилась?

– Ты уже наливал, – сказала Аня.

– И ты пила! Не вино, а виски!

– Что наливали, то и пила, – сказала Аня. – За тобой мне не угнаться, но нашего хозяина я опередила… он-то совсем не пьет. Одну рюмку выпил и ко второй не притрагивается. Ты подносишь бутылку, а он говорит: спасибо, у меня есть. И тебя это не удивляет. А меня весьма… чего вам не пьется?

– Я не слишком люблю пить, – ответил Максим.

– А зачем вы нас позвали? – спросила Аня.

– Пообщаться.

– Но вы же постоянно молчите.

– Я жду подходящего момента, – сказал Максим. – По-моему, и вы ждете.

– А я ничего не жду, – пробормотал Кирилл. – Чего ждать: надо подходить и брать, а не то или загнешься или то, чего ты ждал, перестанет тебя волновать – взять горы. Откладывай я наши с Глебом поездки, мы бы никуда не поднялись, но я его торопил, и теперь у нас на счету шесть обыкновенных гор, четыре средних и четыре сложных – естественно, в рамках любительского альпинизма. У нас же это хобби. Непокоренные вершины нам по ночам не снятся.

– Вы и здесь из-за горы? – спросил Максим.

– На днях мы на нее пойдем. Не завтра – не с бодуна… я бы пошел и завтра, но Глеб увидит мое состояние и наложит вето. Испугавшись не за себя – за меня… он мой друг!

– Он живет где-то поблизости? – спросил Максим.

– Святой Глеб живет в полнейшем блаженстве. Он не переживает из-за карьеры, из-за женщин… я – иной случай. И со мной женщина! Она-то меня и расстроила… поэтому я тут и напиваюсь. На этой бутылке все не закончится?

– В каком смысле? – спросил Максим.

– У тебя еще есть? Нам не пора собираться?

– Из моих запасов ты выпил десятую часть, – сказал Максим. – Звучит оптимистично?

– Я произвел подсчеты и, если ты не возражаешь, планирую уравнять количество выпитого и прочего… которое я, вероятно, не осилю. Но я поборюсь! Чего-то я выпью… у тебя.

– Пей на здоровье, – недобро улыбнулся Максим. – Не будь себе в тягость.

ОБХВАТИВ руками подтянутую к лицу ногу, опившийся Кирилл дремлет в кресле. Ерзающей на диване Анне он отвратителен, и она бы, уйдя, бросила его здесь одного, но ее останавливает сдерживаемое желание кинуться в омут короткой и, по-видимому, болезненной связи с таинственным господином, так элементарно напоившим мужчину, которого она все еще любит.

Довлеющие над Анной сомнения почти преодолены.

Отлепившийся от дальней стены Максим Капитонов, подойдя, встает у Анны за спиной. Он дует на ее волосы и снисходительно глядит на Кирилла.

– Твой молодой человек умеет себя вести, – промолвил Максим. – Последнюю бутылку он пил тихо – без криков и пьяных признаний. Он должен меня услышать, если я ему что-то скажу. Если он меня слышит, он уже сейчас должен подать голос.

– Он не подает, – сказала Аня.

– Не шути, – не открывая глаз, пробурчал Кирилл. – Не смешно… я вас слышу. В тайне от меня я запрещаю вам договариваться.

– Мы к нему прислушаемся? – спросил у Ани Максим.

– Я бы вышла на воздух, – сказала она. – У вас есть балкон?

– Конечно. Ступай по лестнице, а затем иди направо или налево. Балконы и там, и там.

– Я пойду, – вставая, сказала Аня.

– Направо? – спросил Максим.

– Поднявшись по леснице, я как-нибудь определюсь, – пробормотала Аня.

– Иди направо, – сказал Максим. – С того балкона более красивый вид.

– Ладно… уговорили. Пойду направо.

Анна Виноградова, словно на эшафот, поднимается по лестнице, Максим Капитонов подступается к Кириллу и начинает его активно расталкивать.

– Просыпайся! – сказал Максим. – Давай, не спи! Руки в ноги и сваливай отсюда! Вечеринка объявляется закрытой!

– Завершенной? – пробурчал Кирилл.

– Она завершилась твоей победой. Тебе больше незачем здесь задерживаться.

– А моя девушка? – спросил Кирилл.

– Твоя девушка уже ушла, – ответил Максим. – Если ты поспешишь, ты встретишь ее за забором.

– За забором? Аня вышла за забор… вошла за забор? А мы где?

– Мы в моем доме. В моем! Ты сам его покинешь или мне тебя вышвыривать?

– Что я… что за вообще… я встал. Видишь, я иду. Калитка не закрыта? Я помню, мы входили через нее.

– Перед тобой все открыто, – сказал Максим. – Дверь, калитка – держись прямо. Не виляй… вздумаешь упасть, падай. Просыпаться не вздумай.

Мало что осознающий Кирилл Суздалев с короткими остановками выходит из комнаты. Прошедший за ним Максим удостоверяется, что он ковыляет в правильном направлении и его можно предоставить самому себе.

Анна наверху, желаемое манит, приплясывающий Максим доходит до лестницы, стремглав восходит и, помедлив на площадке, решает идти к правому балкону, где он и находит оперевшуюся на поручень девушку.

Шаги Максима она слышит, но не оборачивается. Приблизившийся и прижавшийся к Анне владелец особняка начинает ее беззастенчиво лапать.

– На что ты смотришь? – спросил Максим.

– Ни на что… я все это уже видела.

– Ты в хандре. Тебе нужен всплеск.

– А Кирилл? – одышливо спросила Аня.

– Ушел, – ответил Максим. – Твой надравшийся мачо поручил тебя мне.

– Ты меня тоже потом… кому-нибудь передашь?

– Я не такой, – сказал Максим. – То, что мое, то мое… тебе хорошо?

– Не знаю, – ответила Аня. – Будь что будет…

– Доверься судьбе… и мне. Ты не пожалеешь.

Придавив девушку к тонкому поручню, Максим Капитонов расстегивает и стягивает с нее джинсы – с пуговицами на своей ширинке Максим возится дольше.

К овладению безропотной Анной он приступает с неумеренным напором; следует считанное количество могучих телодвижений, и поручень не выдерживает.

Анна Виноградова летит с балкона. Подавшийся вперед и замахавший руками Максим удерживается на краю.

Он удивленно смотрит вниз. Не веря в произошедшее, отводит глаза от лежащей на траве Анны и приглядывается к остаткам обломанного поручня.

– Пластмасса, – пробормотал Максим. – Декоративность.

ЗА МИНУТУ до падения мнущийся метрах в десяти от особняка Кирилл Суздалев для осмысливания ситуации напрягает голову и склоняется к уходу; подумывает вернуться, преодолевает рвотные позывы, приходит к заключению, что лучше всего уйти – окидывает особняк прощальным горестным взором, видит на балконе Анну с Максимом и, не успевает он понять, чем они занимаются, как поручень ломается и Анна падает на землю.

С выпученными глазами Кирилл отворачивается от дома и смотрит в другую сторону. На деревья, на растения, на сливающиеся деревья и растения; Кирилла затрясло – теперь его вырвало.

Из особняка вышел Максим Капитонов.

– Ты протрезвел? – спросил Максим. – Пойдем к ней, посмотрим чем можно помочь.

– Без меня, – выдохнул Кирилл.

– Она же твоя женщина, – удивился Максим. – Тут не так высоко, она могла и выжить.

– Это невозможно, – дрожащим голосом промолвил Кирилл. – Мне ни к чему здесь оставаться.

– Чего ты боишься? – спросил Максим. – Увидеть ее труп? Или тебя пугает то, что я пристрелю тебя, как свидетеля? Дорогу сюда позабудь. Если эта девочка жива, я сам отвезу ее в больницу, если нет, что-нибудь придумаю с телом, возможно вызову легавых… скрывать мне нечего. Облокотилась и рухнула – несчастный случай… подробности им знать не нужно. И ты о них никому никогда не расскажешь. Мстить мне не пробуй – уничтожу. А себя грызи беспощадно: твоя вина больше моей.

По завершению разговора с Кириллом, Максим пошел к телу Анны, ну а Кирилл побрел к воротам – после визуального осмотра лежащей на боку девушки Максим его не окликнул: Анна мертва. Владелец особняка сокрушен. Лишь рядом с ней он начинает ощущать первые укусы происходящего в нем надлома.

По велению необъяснимой блажи Максим Капитонов отходит от Анны и спрыгивает в пустой бассейн, где он ковыляет по дну и уныло выбрасывает руки, уплывая в безрадостное для себя будущее.

НА УЗКОМ диване в лежачем положении теснятся свесивший одну ногу Глеб и отжатая им к стене Дарья Новикова; подтянув до подбородка одеяло, она уткнулась глазами в свежие царапины на спине переспавшего с ней мужчины, который смотрит куда-то, но не на нее, что по ее представлениям нетактично: после секса он с ней не разговаривает, а перед ним погнушался выпить – на столе стоят две широкие рюмки и непочатая бутылка портвейна.

– Тебе не говорили, что ты жутко холодный? – спросила Новикова.

– Как жаба? – переспросил Глеб.

– Жабы и то не молчат. Квакают себе, общаются… после занятия любовью женщине требуется внимание, человеческая теплота, забота, мягкий разговор, а от тебя ни слова не дождешься. Я и твоего дыхания не слышу. Ты дышишь ровно и тихо… словно бы ничего и не было. Страсти я от тебя не жду… физически ты не устал?

– Мы можем повторить, – сказал Глеб. – Через пять минут я те же пять минут гарантирую.

– Твоя молодость позволяет тебе над всем насмехаться. Мужчины моложе тебя мной еще не владели, но с твоими сверстниками я спала. Они доставляли мне примерно такое же удовольствие. Не нулевое… весьма большое. В постеле ты не хуже их.

– На комбайне я им не соперник, – сказал Глеб.

– Со мной разделяли кровать не только крестьяне… и рабочие. Я привлекала и интеллигентных людей. За мной когда-то ухаживали! Приглашали на свидания, приносили цветы.

– Цветов у вас целые поля, – промолвил Глеб. – Прямо в цветах вы никому не доставались?

– Случалось и в цветах, – пробормотала Новикова. – Еще при муже.

– Похоже, вы не хранили ему верность.

– А он мне хранил? – воскликнула Новикова. – Я-то к ночи всегда возвращалась, а он где-то прошляется и с утра кричит на меня: «заткнись! Я не выспался, а мне на работу! Башка у меня гудит, на тебя я смотреть не могу – подай мне костюм и исчезни. Не дай бог хоть пылинку найду!».

– На работу он ходил в костюме? – спросил Глеб. – Деловой человек?

– Дремучий работяга. Слесарем он что ли, или токарем… костюму лет пятнадцать, а носит. Пытается выделиться.

– Я вам сочувствую, – сказал Глеб. – В любви вы несчастны.

– Ну, а ты? – спросила Новикова. – Ты счастлив?

– Разумеется. Я ведь с вами – не с кем-нибудь.

– А если без шуток?

– С вашего позволения я начну одеваться, – сказал Глеб. – Мне следует проведать моих друзей.

– Разве они пришли? – спросила Новикова.

– По дому никто не ходит. Они не в комнате – вероятно, на улице. Обнимаются у всех на виду.

НЕ ОТОШЕДШИЙ от потрясения Кирилл Суздалев сидит на крыльце деревенского дома – он не замечает ни бродящей у его ног кошки, ни оказавшегося перед ним Глеба, который, проходя мимо Кирилла, мягко хлопнул приятеля по затылку. Лежание в постели Глебу приелось, и он рад возможности побыть вне стен; кошка к нему не подходит, взятая двумя пальцами и поднесенная ей рыбья голова ее отпугивает – Глеб выбрал голову среди остального мусора: у крыльца валяются и щепки, и гнутые гвозди, и обертки от конфет; на крыльце, как на троне, над всем этим восседает Кирилл.

– Как погуляли? – спросил Глеб. – Ну и глаза… ты что, напился? С Аней?

– Аня уехала, – пробормотал Кирилл.

– На чем? Кажется, ты не помнишь. Вы с ней разругались, и ты так залил горе в вине, то есть в водке, что оно потонуло. Ему не выплыть.

– Мы пили виски, – сказал Кирилл.

– С ней вдвоем?

– В компании, – ответил Кирилл.

– Где-нибудь в кабаке? – спросил Глеб. – Молчишь… А откуда здесь взятся кабаку, в котором разливают виски? Я навязчив… ты голову бы поднял: уехала и уехала. Подумаешь, горе.

– Не горе, но и не пустяк, – сказал Кирилл.

– Это ты сейчас говоришь. Раньше я не видел, что ты относишься к ней с неким придыханием. Скорее она к тебе.

– Ко мне… не к тебе.

– Кто-то к кому-то, – усмехнулся Глеб. – Не ко мне.

– Она тебе нравилась? – спросил Кирилл.

– Хмм… почему в прошедшем времени? Если я к ней что-то чувствовал, мои чувства не изменятся от того, что она уехала от тебя. Куда уехала, не сказала?

– Я не интересовался, – пробурчал Кирилл. – Упустил время спросить. Она и сама, наверное, не знала… моя Аня. Любившая меня девушка.

Прошло четыре года.

ГОРОДСКАЯ зима, дым из труб. Машина Максима Капитонова с сидящими внутри Акимовым и Алимовым стоит в промышленной зоне, привлекающей к себе съезжающиеся и настроившиеся стрелять группы людей, имеющих в выражении лиц такую же противоположность, как и у приехавших сюда сейчас – прислонившийся к машине Максим холоден. Акимов и Алимов издерганы.

– Если нас тут не перестреляют, куда мы отсюда поедем? – спросил Алимов.

– Искать тех, кто нас стопроцентно пристрелит, – ответил Акимов. – Я бы порекомендовал конюшню.

– Где лошади?

– Их выгуливают около нее. Мы подлетим на машине и посшибаем всех лошадей, кому бы они ни принадлежали. А они нередко принадлежат авторитетным людям, которые плохо на это реагируют.

– За своих лошадей они нас положат, – промолвил Алимов.

– Им и гнаться за нами не придется – мы выключим двигатель и, как обычно, останемся в машине сидеть. Сейчас-то мы в безопасности, а у конюшни нас бы искрошили. Макс бы за нас не вступился.

– Никто бы не стал впрягаться, – сказал Алимов. – За подобный дебилизм мы должны отвечать самостоятельно.

– Здесь иное, – заявил Акимов.

– Ну…

– Здесь с нами Макс. Чтобы убить нас, нужно сначала убить его, а убивать Макса «Дод» не посмеет. Внутри нашей структуры Макса сдвинули вниз, но если его прикончит человек из другой структуры, этого человека найдут очень быстро, а стирать в пыль будут медленно… и мучительно… да и вообще. Мы завалились не в ту степень.

– Не в ту? – спросил Алимов.

– Разбора ничего не предвещает. Слегка поговорят, посмеются и разъедутся, а мы тут напрягаемся… домысливаем!

– Мрачно все себе представляем, – кивнул Алимов.

– Таково наше нутро. Такими же были наши отцы и деды.

Показавшиеся джип и мерседес не выводят Максима из хмурых раздумий – у него нет ни страха, ни позитивного предвкушения; машины встают у противоположного тротуара, и из мерседеса вылезает тревожно улыбающийся «Дод»: он ждет, что Максим к нему подойдет и, не дождавшись, идет к нему сам.

– Я в шоке, Макс, – сказал «Дод». – Это точно ты мне звонил? Со мной говорили твоим голосом, но ты ли?

– Я, – ответил Максим. – А если бы не я, ты бы не заметил – мы не настолько часто беседуем, чтобы ты запомнил мой голос.

– Мы с тобой фактически и не разговаривали. О чем нам, Макс, говорить? И вдруг ты звонишь и предлагаешь встреться в глухом месте, где можно друг друга попугать и при желании положить… я бы этого не хотел, но место назвал не я, а ты. От собственного имени?

– Здесь я представляю только себя, – сказал Максим. – Наша группа товарищей вопросов к тебе не имеет, а у меня к ним найдутся, и мне было бы проще порешать их при вашем содействии. Ты ухватываешь?

– Кажется, ты надумал попереть против своих, – промолвил «Дод».

– Безнаказанно отбирать у меня мой кусок я не дам: они зря считают, что этот кусок уже не моим зубам. Пока меня не трогали, я грыз и грыз, на чужое не замахивался, но, когда грызть мне стало нечего, я почувствовал голод и злость. Ты слышал, как они со мной обошлись?

– Это ваше внутреннее дело, – сказал «Дод». – И ты, Макс, не горячись: вашего шефа тебе не одолеть. Он и тебя замочит, и нам за контакты с тобой предъявит. А мне вдобавок вставят и мои – за то, что я согласился на встречу и ни с кем не посоветовался… у тебя все?