Энэр

– Любой правитель захочет тебя либо заиметь в холуи, либо уничтожить! – поделился Михалыч размышлениями и поправился: – Ну если не любой, то большинство. А наш – точно.

– Я в холуи ни к кому не пойду! – отрезал Кузя.

– Да кто бы в этом сомневался?! А вот каким образом им вздумается тебя уничтожить, это представить трудно и страшно.

– Наши об этом догадываются, а другие же не знают. Думаешь, что наши сюда доберутся?

– Шила в мешке не утаишь. Я уверен, что здесь их полно, – начал Михалыч, но осёкся и огляделся, словно в хате кто-то мог быть…

– Картошку посадили, лук, морковь, – продолжил Михалыч, словно о том и говорили, – на хлеб гроши найдём. Мэшко, зять тётушкин, ферму держит. Я помогаю ему. Молока-сметаны-брынзы вдоволь…

«Мэшко» прозвучало совсем по-украински с ударением на «о», а «э» было схоже с «ы».

Угостившись блинами, Кузя и Михалыч пошли на ферму.

– А ну! – попросил Михалыч, показывая взглядом на навоз.

Кузя ступил в навоз обеими ногами и вышел – кроссовки и костюм остались чистыми.

– А ну! – повторил Михалыч.

Кузя ступил вновь, а Михалыч склонился к ногам.

– Оно не касается! – наконец выдал он.

Кузя снова вышел.

– А ну пошли в подсобку, – попросил Михалыч, и они пошли.

В подсобке оказались молочные канистры, большой холодильник, печь, электроплита, длинный стол, покрытый нержавейкой, и прочая утварь. Михалыч взял стакан и, налив воду, предложил Кузе опустить палец – между пальцем и водой оказалась видна тонкая прослойка воздуха.

– Та-ак! – задумался Михалыч, и пришла новая идея.

Он взял вместительную канистру и, наполнив её водой, закрыл и предложил Кузе. Кузя взял канистру одной рукой и поднял её над собой, а потом, расставив ноги, вытянул руку с канистрой в сторону.

– Та-ак! – повторил Михалыч задумчиво. – Так, значит, сила не передаётся, а защита передаётся?!

– Да, – подтвердил Кузя.

– И всякий раз надо проводить испытание, чтобы в чём-то убедиться?!

Поставив канистру на пол, Кузя только пожал плечами, не зная, что ответить.

– Нет, ну должна же быть какая-то инструкция! – возмутился Михалыч.

– Инструкция?! – переспросил Кузя… и обомлел: перед его глазами мелькнуло слово «Инструкция», сразу раскрывшееся списком…

– Инструкция!!! – прошептал Кузя поражённо, и список исчез.

– Что? – глядел Михалыч удивлённо, уловив интонацию собеседника.

– Инструкция! – ответил Кузя, и она вновь раскрылась списком.

– Инструкция? – переспросил Михалыч, но на его голос реакции не последовало. – Что там?

– А ты не видишь?! – показал Кузя пальцем перед собой.

– Не-ет! – Михалыч разглядывал палец.

Кузя принялся выхватывать случайные строчки:

– Средства защиты, средства поражения, короб…

На слове «короб» Кузя удивился, и «короб» раскрылся текстом. Кузя принялся читать… Всё было написано по-русски, но Кузя ничего не мог понять.

– Что там? – поинтересовался Михалыч.

– Михалыч, я вообще ничего не понимаю!.. Какой-то пакетик надуть!..

– Ты про защиту читай! – посоветовал Михалыч.

Кузя послушался. Снова сказав пару раз: «Инструкция», остановился на средствах защиты, которые раскрылись списком. Выбрав случайное «Щит», опять стал читать развернувшийся короткий текст. На этот раз оказалось доступно для понимания, и Кузя читал, едва двигая губами. Прочитав, понял, почему едкая жидкость Змея так и не коснулась его.

– Так вот оно-о! – прошептал обрадованно и выбрал «Зеркало».

– Ну ты посиди здесь, – тихо порекомендовал Михалыч и пошёл на выход.

Михалыч отбрасывал навоз, когда Кузя подошёл к нему:

– Михалыч, – Кузя протянул ложку, – брось в меня!

Тот взял ложку, а Кузя отошёл на пару шагов. Михалыч бросил ложку Кузе в грудь, но ложка отскочила и полетела обратно, а затем, ударившись в плечо Михалыча, упала в навоз.

Друзья посмотрели друг на друга с удивлением и восторгом.

– Читай-читай! – снова указующе посоветовал Михалыч немного погодя и, вернув грязную ложку принесшему, продолжил работу.

                                                    * * *

– У меня голова кругом идёт! – признался Кузя, возвращаясь с Михалычем домой. – То ли я такой тупой, то ли написано для профессоров!

– А ты не берись за всё подряд! – поучал Михалыч. – Если непонятно – откладывай. Цепляй, что понятно.

– Так ведь даже то, что понятно, так заумно, что винегрет в голове!

– А ты подумай, что римскому легионеру дали бы инструкцию к ППШ. Что, он сразу разобрался бы?

– Точно! Как понять автомат, если о порохе ни слова?!

– Там, может, такой «порох», что и учёные не поймут! Скажи спасибо, что это есть! Дерзай! Наверно, не для детей писано!

Михалыч обедал, а Кузя не стал переводить добро. Он сидел на сене и снова читал.

Многие разделы открывались новыми списками подразделов, внушая опасение, что так можно читать бесконечно. Кузя приучился причмокиванием через нос открывать желаемую строку. Он вновь открыл «Средства поражения» и стал выискивать глазами «Луч», который заинтересовал его ранее. Во внушительном списке мельком выхватывались: «Болид», «Центурион»… Кузя прокрутил список и отыскал желаемое. Высветилась масса подразделов, среди которых попала на глаза строка «Меч». Её чмок, наконец, обрадовал, поскольку появился небольшой текст с рисунками.

Прочитав текст, Кузя выполнил, как было показано: сжав руку в кулак, повернул его до упора в сторону ладони. По команде «Меч» засветился тонкий оранжевый луч метровой длины, исходящий от запястья, что и было описано.

«Не только разрывает, но и сращивает валентные связи?! Вот ведь, лоботряс, во что вылилось!» – восторженно восхитился Кузя, высматривая, на чём бы испробовать.

Он взял соломину и провёл по ней лучом – отрезанная часть соломины упала. Кузя осмотрел оставшуюся часть: на ней не было никаких следов огня, что можно было ожидать по цвету луча.

Вспомнив, что внизу под лестницей лежат старые газеты, Кузя спустился и взял одну.

Разрез получился дугой, но чистым, словно ножницами, при этом края так же не были обгорелыми.

– Вот так, джедаи!!! – обрадовался Кузя, любуясь лучом.

Настя забралась на сеновал к Кузе.

– Что делаешь? – вякнула она мягко с улыбкой, взглядом предлагая иное.

– Читал, – ответил Кузя, откладывая газету, и обнял девушку.

Они снова слились в долгом поцелуе.

Михалыч, пообедав, тоже пошёл на сеновал. Он уже знал про отношения Кузи и Насти, поэтому, слегка подтрунив над ними, улёгся отдыхать.

Михалыч быстро заснул, а Кузя и Настя снова слились.

Однако их снова прервали: Елена, выйдя во двор, позвала Настю. Та, оторвавшись от Кузи, недовольно вздохнула, но беспрекословно пошла.

Кузя ещё раз полюбовался оранжевым лучом, убедившись при этом, что он срабатывает даже от мысленной команды, а отключается даже от обратного движения кулака, и снова взялся за чтение, но всякий раз неудачно натыкался на непонятное.

                                                    * * *

Вечером зашли на огонёк две тётушкины дочки с мужьями и детьми.

Беседа перешла в застолье, застолье – в пьянку… Всем было весело, лишь Кузя чувствовал себя незваным гостем, хотя радушия было в достатке.

Дочки и зятьки стремились его споить, и Кузя не отказывался, будучи уверенным, что это напрасно.

Михалыч и Елена много раз просили не наливать Кузе, но зятьки (Мэшко и Сашко) не унимались, выпивали, добавляли и прибавляли, пока сами не свалились.

Елена была навеселе, но не настолько, как двоюродные сёстры. Она попросила Кузю проводить их с Настей до фермы, пояснив, что коровы не доены, и Кузя согласился.

Коров было много. Оказалось, что Настя уже имела опыт доения. Она сразу принялась доить, снова напомнив Катю, а Елена занялась доильным аппаратом. Аппарат, явно самодельный, был рассчитан на доение одной коровы. Кузя, имевший слабость к различным механизмам, посмотрел, как обращалась с ним Елена, и взял на себя эту миссию. Елена подмывала вымя, а Кузя ставил присоски и командовал аппаратом. Елена, чтобы не стоять в ожидании, стала доить другую корову, тогда и подмывание Кузя взял на себя. А потом и сам попытался доить, чтобы не стоять без дела, но коровам его «мужская хватка» не понравилась.

Довольные коровы улеглись спать, а женщинам работы ещё хватало: сепарирование, мойка, закладка брынзы. В этом они уже отказались от помощи Кузи, предложив ему поспать на топчане за печью, но Кузе спать не хотелось, и он вышел наружу.

                                                    * * *

Звёздное небо разлилось от горизонта до горизонта. Присев на поленницу, Кузя любовался им. Он вспомнил, как Иван пел что-то о звёздном небе, и силился восстановить в памяти слова, которые уже слышал когда-то ранее. В мыслях крутилось «зоряна, ясная», Кузя думал, что «зоряна» означает «зарю». Как ни старался, а вспомнить другие слова не смог, тогда он лёг на поленницу и стал просто любоваться.

Так прошло некоторое время, и вдруг слова поплыли сами по себе. Кузя слушал слова то чётко, то расплывчато, но они очень подходили этому звёздному небу.

Мысленная песня закончилась просто мелодией, спать не хотелось, и Кузя вызвал инструкцию.

Инструкция раскрылась списком, но читать почему-то не хотелось, и Кузя решил просто прочесть список до конца. Список прокручивался взглядом, и читать непонятные слова тоже надоело – стал просто прокручивать его.

Длинный список дошёл до конца, явив последнюю строку: «Бо».

Обомлев, Кузя смотрел на эту строку и не решался чмокнуть на ней. Он строил догадки, что же может скрываться там, – с надеждой, со страхом, что надежда не сбудется, – и всё медлил…

Он вспомнил звёзды, вспомнил, как он плыл в потоке, вспомнил голос, читающий стихи… но какие там были стихи, он, уже и ранее пытавшийся вспомнить их, не знал, – лишь отдельные фразы всплывали в сознании: «спортивный костюмчик», «на Земле», «в далёких горах» и другие.

Собрав силу воли, подумав почти подсознательно: «Будь что будет!», он чмокнул на последней строчке…

Звёздное небо поплыло перед ним и стало приближаться. Звёзды медленно росли, становясь всё ближе, всё ярче. Прошло какое-то время, и показались туманности… Кузя приметил, что звёзды движутся, сливаясь в поток, и догадался, что это тот самый сон. Тот самый сон – невероятный, чудесный, волшебный – круто изменивший его судьбу…

Кузя любовался звёздами в ожидании чуда… и чудо явилось голосом Бо!!!

– Я на Бога смотрю по-иначе: не склонившись в поклоне, а прямо. Принимаю всё то, что назначил, но вакутою прусь упрямой.

Затем последовали слова, которых Кузя словно и не слышал, возможно, занятый тогда своими мыслями: «…Утром солнцем обласканный щедро, но измученный долгою жаждой, восхваляю за вёдро с надеждой ненапрасности пытки каждой».

Звёзды поплыли поперёк, и казалось, что они и впрямь смотрят, а голос продолжал: «Днём из тучи политый в избытке, продолжаю движенье по лужам в грязной обуви, мокрый до нитки, уповая, – кому-то нужен».

Впереди показалась туманность и смутный облик…

– Весь дрожа от промозглейшей стужи, веря в то, что иду не напрасно, редкий снег получая на ужин, утверждаю, что жизнь прекрасна!

Смутный облик вырос до человека в сверкающей одежде, и Бо поманил рукой…

                                                    * * *

Когда «фильм» закончился, Кузя лежал на поленнице, безмерно поражённый…

«Бо!.. Ведь ты зачем-то дал мне это!.. Зачем?!.. Мало ли таких, кто был убит извергами?! Ты почему-то удостоил меня!.. За что?! За какие заслуги?!..»

– Кузя! – позвала Настя вполголоса, перебив мысли.

«Как хорошо, что я успел досмотреть до конца!» – обрадовался Кузя и отозвался.

– Я, наверное, уеду скоро, – сообщил Кузя Елене, возвращаясь с фермы.

– Я не знаю, что и сказать, – призналась Елена, – может, это и хорошо. Хотя Мышко хотел тебя попросить сторожем быть вместо Жовтопупа. Тот вечно пьяный, а тебя горилка не берёт.

– А как же я?! – вякнула Настя.

– А ты будешь ждать! – приструнила Елена.

В хате все спали. На кровати, на лавках, на печи… Даже сени были заняты.

На сеновале Михалыч спал один, и вернувшиеся полезли туда.

Кузя, взяв Елену и Настю за руки, разместился на сене между ними, и вскоре заснул.

Ночью Кузя проснулся оттого, что Настя гладила его свободной рукой. Она нежно водила пальчиками по груди, а потом опустила руку ниже. Кузе было очень приятно оттого, что юная девушка проявляет к нему такое внимание, но прежняя мысль сверлила в голове.

Настя коснулась губами, и Кузя задышал отрывисто…

                                                    * * *

«Нет!!! Это не Катя!!! – барабанила мысль, когда проснулся снова. – Катя была скромнее!»

Рассвело. Было слышно, как ушли гости, а Кузя лежал с закрытыми глазами. Спустя некоторое время Елена высвободила руку и, прошуршав по сену, потрепала Настю за ногу. Было похоже, что Насте хотелось остаться, но под настоянием матери она последовала за ней.

Их шаги затихли во дворе, и Кузя вызвал инструкцию.

Сразу бросилась в глаза новая строка «Лог» – она была самой первой, и раньше её, без сомнения, не было. Кузя помедлил и чмокнул на ней. Открылось изображение, вытянутое в полосу, где в одной части был мужчина зрелого возраста, а в другой части – молодой парень. Зато между ними был динозаврик, жующий траву.

Кузя пристальней вгляделся в мужчину, и изображение увеличилось, оставив в поле зрения только его. Это было обычное европейское лицо, может быть, примечательное только добродушным выражением. Кузя перевёл взгляд, и изображение передвинулось в другой конец, явив парня.

Кузя вглядывался в него всё пристальней и пристальней, аж мурашки побежали по телу… Как цунами растёт, приближаясь к суше, так и в Кузе росло чувство радости – там, во сне, лицо Бо светилось какими-то чудесными переливами тумана на тёмном фоне, а здесь, на фотографии, он выглядел обычным человеком, каких тысячи в любом городе. Он казался сверстником, но взгляд был каким-то взрослым. Кузя долго смотрел на него и лишь потом перевёл взгляд на динозаврика. Динозавр предстал во всей красе, и Кузя только тогда понял, что он чудовищно огромен и жуёт не траву, а деревья. Мелкие пташки, огрызки деревьев, падающие изо рта, удивлённое на один глаз выражение динозавра – всё говорило о том, что это реальный снимок, а не монтаж. Кузя приметил и какие-то вертикальные струны позади людей, которые могли быть частью какой-то конструкции или стропами.

Михалыч заворочался и будто застонал.

Кузя убрал инструкцию и пожелал: «Доброе утро!»

– Если бы! – ответил Михалыч замученным голосом.

– Перебрал?! – пожалел его Кузя.

– Да ну их в баню! Им бы только пить и пить! – пожаловался Михалыч и вдруг обрадовался, осенившись: – О! Ты же можешь…

Кузя приложил руку к запястью Михалыча, и тот выдал блаженно: «О-о-о!»

Так он полежал немного, а потом поднялся бодрый и довольный:

– Мне бы так, как ты! Ну ничего, спасителем будешь!

– Да! – согласился Кузя. – Наверное, быть мне спасителем.

– Ты о чём? – Михалыч тотчас стал серьёзен, догадавшись, что в ответе кроется что-то большее.

– Я ухожу, – ответил Кузя.

– М-м! – опечалился Михалыч.

Кузя рассказал ему о своём открытии и пожалел, что друг не может это увидеть.

– Да! Конечно, всё это неспроста! – согласился Михалыч и рассудил: – Конечно, с твоими возможностями можно попытаться что-то сделать… Остановить кровопролитие, например.

– Сейчас покажу! – оживился Кузя.

Он резво поднялся, спрыгнул вниз, схватил попавшую на глаза чурку и вернулся к Михалычу.

– Смотри! – заговорщически произнёс Кузя и провёл рукой поперёк чурки, поставленной на попа.

– И что? – не понял Михалыч.

– А вот что! – последовал ответ с поднятием верхней части чурки.

Михалыч видел, что чурка была цела, когда Кузя принёс её, а тут простым движением руки чурка разделилась, при этом срез оказался таким гладким, словно его долго и упорно шлифовали.

– Да-а!!! – произнёс Михалыч, осторожно потрогав срез. – И что ты этим будешь делать?

– А я им все стволы срежу! – всплеснул Кузя радостью.

– А ну! – ответил Михалыч и поспешил вниз.

Кузя последовал за ним.

В огороде стояла старая банная железная печь. К ней и привёл Михалыч Кузю.

– Давай! – скомандовал Михалыч.

Кузя тотчас взмахом располовинил её. Он хотел пройтись ещё, но Михалыч остановил: оказалось, что ему нужны эти половинки для подставок.

– И когда? – поинтересовался Михалыч.

– А прямо сейчас! – ответил Кузя. – Еда мне не нужна, непогода не страшна, а бегать я могу быстрее машин!

– Попытка не пытка, и спрос не беда, чем чёрт не шутит?! Что, даже в дом не зайдёшь?

– Я уже сказал им… – ответил Кузя и, подумав, попросил: – Дай я Ивану позвоню. Вдруг по пути будет.

Михалыч отыскал нужный номер и подал фон Кузе.

Иван оказался в дороге. Он ответил, что в сторону конфликта не ездит. Немного поговорили и распрощались.

За разговором Кузя и Михалыч пришли в сени, где Кузя достал и подал Михалычу пистолет – последний из имевшихся.

– Я видел, что он выпячивался в твоём кармане, – признался Михалыч.

– Тогда постарайся, чтобы у тебя не видели, – посоветовал Кузя.

Михалыч спрятал пистолет под матрац. У Кузи остался единственный фон, из купленных на рынке. На нём не было денег, но можно было принять сообщение. Михалыч записал номер фона Кузи, а Кузя записал номера Михалыча и Ивана.

– Так и не зайдёшь? – намекнул Михалыч.

– Нет, – решил Кузя.

Михалыч смутно догадывался о причине. Они обнялись, и Кузя пошёл.

– С Богом! – догнало пожелание.

«Наверное, так», – согласился Кузя.

Глава II

Выпадали молодцу всё шипы да тернии

Невесть откуда появился заманчивый белый диванчик. Он пытался привлекать взгляды изумительной чистотой и манил к себе мягкостью, но – всё напрасно. Лишь один, проплывавший мимо, остановив на нём взгляд, хрипнул: «Вот здесь!» – и поплыл дальше… Кому он это сказал?.. И о чём?.. Этого не понял никто – поскольку никого и не было. И чьи взгляды пытался кто-то привлекать?! И было это до того или после?!…

Зато где-то далеко-далеко – в необозримых закоулках пространства и времени – таинственные космические корабли бороздили просторы вселенной…

Но что нам до них, если здесь по-обычному светило солнце?! Светило, пыталось радовать, но всё напрасно, поскольку на душе, как в противовес погоде, было пасмурно.

Кузя шёл по дороге. Машины мчались мимо, но не пытался остановить: почему-то хотелось идти пешком. Его мысли метались от одного к другому, но то и дело возвращались к Катеньке и детям. При иных обстоятельствах постарался бы отбросить гнетущие мысли, но, оставшись наедине с собой, уже не принуждал себя. Слёзы наворачивались на глаза, и ему не хотелось, чтобы кто-то их видел.

Случайная машина притормозила, но Кузя махнул рукой: «Езжай!», и машина поехала дальше.

Чтобы сбить своё унылое настроение, перешёл на лёгкий бег.

Обочина была неровной, попадались камни, но ощущение бега было, как по упругой поверхности. Поначалу Кузя огибал крупные камни, но оказалось, что они сами уступают дорогу: наступив рядом с таким камнем, убедился, что он ничуть не помешал, а, напротив, отскочил. Тогда Кузя стал заботиться лишь о том, чтобы камни не летели под колёса.

От фуры, промчавшейся рядом с Кузей, по траве, растущей за обочиной, прошлась «ударная волна», но Кузя эту волну едва почувствовал и принял факт к сведению.

Кузя прибавил темп, но настолько, чтобы не вызывать подозрений. Машины больше не останавливались. Лишь одна поприветствовала сигналом. Активное движение отодвинуло мрачные мысли, уступив место более живым.

«Интересно, сколько я смогу так бежать? – подумал Кузя. – Ведь должен же когда-нибудь устать!»

Но, сколько ни бежал, усталости так и не было, лишь дыхание участилось. Было огромное желание выложиться по скорости до предела, но благоразумие сдерживало.

Тонкий сигнал донёсся из кармана, и Кузя затормозил.

«Завтра в ту сторону», – написал Иван.

Кузя обрадовался – не тому, что проедется бесплатно, а тому, что ещё раз услышит «зоряна ясная». Он прикинул оставшееся расстояние и пошёл пешком.

«Значит, с Михалычем уже созвонился», – пришёл вывод.

Солнце клонилось к горизонту. Кузя уже не шёл, а плёлся, подумывая, не заночевать ли в поле, поскольку в поле лучше, чем в городе, до которого оставалось чуток. Сомнения развеяло новое послание: Иван написал свой адрес.

«Ура!» – обрадовался Кузя приглашению в гости и вновь перешёл на энергичный бег.

                                                    * * *

Иван открыл дверь квартиры и с распростёртыми объятьями встретил Кузю. Галина стояла позади: чернобровая, очаровательная, истинная украинка. Иван познакомил их, хотя было очевидно, что необходимости в этом нет.

– Ми тольки вас и ждали! – пропела Галина приятным голосом.

Иван пригласил Кузю за накрытый стол, а Галина ушла на кухню.

В центре стола стоял графин, окружённый вазами, салатницами, тарелочками, на которых ожидало обилие всего. Кузя присел на диван, а Иван на стул.

– Ты пьёшь? – тихо уточнил Иван, увидев взгляд Кузи.

– Если только чисто символически, – сладил Кузя.

– По пятьдесят грамм с Галой! – Иван подмигнул и пояснил: – Мне-то нельзя.

Кузя согласно кивнул и поинтересовался:

– А как выпал такой рейс?

– А я договорился с другим. Я всегда в эту сторону езжу, а он в ту. Вот мы и поменялись.

– Это ради меня?!

– Десантура выручать должна!

Галина позвала Ивана с кухни, и тот охотно пошёл.

Кузя остался один, но скучать не пришлось. Иван вскоре вернулся, неся деревянный поднос с горшочками. Кузя поднялся и помог расставить горшочки на пустые тарелочки.

В комнату вошла Галина, неся полотенце, и удивилась, что горшочки уже расставлены:

– Они же горячие!!!

– Да?! А я и не заметил! – весело парировал Кузя.

Иван и Галина сели за стол на стулья, а Кузя занял диван. Иван наполнил три стопочки и попросил Галину:

– Ну скажи, дорогая.

– За знакомство! – ласково предложила Галина и отпила половину.

Кузя повторил и опустошил. Иван лишь пригубил.

Галина, взяв пустую тарелку, принялась накладывать салаты, а Иван, в приятном предвкушении, взялся за крышку горшочка.

– Ах!!! – воскликнул он и выпустил крышку.

Керамическая крышка, рухнув на пустую тарелку, расколола её.

– Я же говорила, что горячие! – назидательно выдала Галина.

– Вот, зараза, и правда горячие! – согласился Иван.

– Ну простите! Это я виноват! – снова весело признался Кузя.

– Да это к счастью! – махнул рукой Иван.

– Нет! А как же вы руками-то поставили?! – в прежнем удивлении молвила Галина.

– Он может! – ответил Иван, убирая разбитую тарелку. – Их этому учили! Правда, Кузьма?!

Кузя хотел было машинально согласиться, но вдруг почувствовал, что не склонен врать, и даже возникает какое-то дурное ощущение от близости лжи, хотя мигом нашлось оправдание для неё, облачённой в одеяние шутки.

– Я ещё и не то могу! – похвалился он, при этом подумалось: – «Вот бы там была возможность склеить!»

– Он ещё и колёса на ходу подкачивает! – добавил Иван, обращаясь к Галине.

Так за шутками приятно текло время, всё больше сближая людей.

Наконец Иван отодвинул горшочек, и Галина попросила: «Давай нашу!»

Иван запел песню про Галину, а потом подхватила и Галина – про Ивана. Высокий и чистый голос Галины навеял предположение, что её род деятельности как-то связан с искусством и культурой, а Иван впечатлял удалой игривостью исполнения. Кузя когда-то слышал эту песню, но никак не думал, что она так чудесно подходит этой паре.

Потом пара спела другую песню… третью…

– А вы не поёте? – пригласила Галина Кузю к участию.

Кузя не знал, какая песня ему нравится больше, и признался:

– Я вот недавно ту песню хотел вспомнить, которую ты, Иван, пел в машине…

– Ну давайте! – довольно согласился Иван и подмигнул Галине.

– Нич яка мисячна, зоряна, ясная, видно, хочь голки збирай, – начала Галина, а Иван продолжил и опять с игривостью, какой не было в машине…

Они пели то вместе, то раздельно, и было ясно, что это испонение давно сложилось у них, и так пропели до конца. Кузя старался запоминать, но под конец всё перемешалось.

Они спели ещё разок, но в этот раз начинал Иван, потом парой подпевала Галина, а повторял только Кузя.

– Ну вот и спелись! – радостно констатировал Иван, пожимая руку.

                                                    * * *

Следующим утром Иван с Кузей пели в машине одну песню. Кузя поинтересовался, не надоело ли Ивану.