Месть ласточек. Деревенские рассказы

Иван Карасёв

Месть ласточек. Деревенские рассказы

Ласточки

Балкон нашего деревенского дома представляет собой второй этаж веранды и полностью повторяет её форму. Размера поэтому он немалого – примерно двадцать два метра квадратных, и на нём, любуясь открывающимся взору пейзажем, легко может распивать чай и не только компания из 5-6 человек. Тем более, что он имеет свою крышу с двумя скатами, и во время непогоды процедура чаепития становится даже более приятной – дождь вовсю барабанит по крыше, а не по тебе, что приносит дополнительное удовольствие. Ведь стоит только протянуть руку наружу, и капли воды застучат по ней. На балконе можно и прикорнуть после обеда, там для этого имеется раскладушка с матрацем. Но нет лучше времени для балконных посиделок, чем вечерние часы, когда именно с этой точки в полной мере ощущаешь красоту наших, попадьинских закатов. Неудивительно, что балкон стал любимым местом отдыха, когда одно только созерцание природы приносит душе покой и блаженство.

Но вот однажды под стрехой крыши балкона поселились ласточки. Две птички с клиновидными, расходящимися почти под углом в 90 градусов хвостиками. Мы обнаружили их гнездо, прилепленное снизу к вагонке выступающей части крыши, приехав в очередной раз в Попадьино на лето. Года за два до этого пара ласточек уже пыталась устроится под крышей нашего дома, но тогда всё закончилось неудачно, сильная буря оторвала гнездо от чердака, и птенцы погибли. В этот раз ласточки оказались более удачливыми строителями – их домик, похожий на миниатюрную небелёную глинобитно-саманную хатку, перевёрнутую вверх ногами, успешно выдержал все удары стихии и простоял целое лето.

Мы были рады гостям и с большим удовольствием наблюдали за их жизнью. С характерным щебетанием подлетая к гнезду, ласточки сначала зависали в воздухе, интенсивно маша крыльями, а потом как бы заныривали в своё жилище. Поначалу они пугались нас, и в наше присутствие подлетали, зависали и поворачивали обратно. Но очень скоро привыкли и почти не обращали на людей внимания, что забавляло ещё больше. Лишь иногда, вспомнив о об «опасности» в нашем лице, прямо перед гнездом они внезапно разворачивались и улетали. Но птенцов кормить надо, и ласточки возвращались, опять натыкались на нас и вновь разворачивались. Так могло продолжаться несколько минут, но потом, набравшись храбрости, птички всё же по очереди залетали к себе домой. Только наша старая кошка, любившая походить по перилам балконного ограждения, пугала их по-настоящему. Однажды после безуспешных попыток прогнать животное птицы, видимо, позвали на помощь соседей, и целая эскадрилья из 7-8 ласточек кружилась вокруг, то приближаясь, то удаляясь от кошки. Но та на них не обращала внимания, впрочем, как и на птенцов в гнезде, о существовании которых, похоже, не подозревала. Мы так хотели, чтобы ласточки, продолжали свою тихую и мирную суету вокруг гнезда, что даже старались не пускать кошку на балкон.

Так, раз за разом мы радовались «явлению» ласточек. Красивые птички порхали перед глазами, и эта картина прекрасно дополняла нашу сельскую пасторальную идиллию. Мы настолько привыкли к ласточкам и, можно сказать, привязались к ним, что даже обычное во второй половине лета сезонное уменьшение количества нашего главного летнего врага – комара стали относить за счёт этих птичек, они, дескать, крутясь постоянно перед балконом и, ловя на лету насекомых-кровососов, создают своего рода барьер. Как говорится, блажен кто верует. И даже растущая на карнизе балкона кучка прямо под выходом из гнезда нас не расстраивала, главное, что она не пахла.

Время шло, птенцы росли, и вот они, расправив крылья, уже стали покидать тесное жилище. Оно превратилось лишь в базу, в которую родители, возможно, приносили еду, чтобы подкармливать своих четырёх питомцев. Но они и сами уже были способны найти себе пищу. Теперь уже не две, а шесть изящных птичек кружились перед нашим балконом. Мы только радовались этой жизнеутверждающей картине.

Только как-то раз мы уехали из деревни на три дня. Наша поездка оказалась насыщенной, там было всё – немного дел, а в основном, отдых и развлечения. Как всегда бывает в подобных случаях, после интенсивного отдыха хотелось провести некоторое время дома уже спокойно, без лишних телодвижений, без обязательных походов с детьми в аквапарк или на реконструкцию рыцарских турниров, без длительных вечерних сидений в гостиничном баре. Тишины и спокойствия жаждали мы, поэтому хотелось ощутить уют своего дома. Ну и конечно, не мешало опять расслабиться в шезлонге на балконе, наблюдая за тем как там далеко за озером закатные лучи солнца пробивают тонкие ряды вечерних облаков, а ближе, прямо перед нами, порхают ласточки.

Приехали довольно поздно, пока разобрали вещи, накормили детей и поели, на балкон уже было идти не время – наступил час комара, точнее, два часа после заката солнца, когда эти насекомые становились полноправными хозяевами всей территории вокруг дома, и никакие фумигаторы и прочие средства не помогали бороться с ними – год выдался особенно комариным.

Проснувшись на следующее утро и, едва протерев глаза, я увидел молодую поросль ласточек, топтавшихся на изголовье балконной раскладушки. Мысленно улыбнулся: «Вы тут, никуда не делись, красавчики!» Через несколько минут я вышел на балкон делать зарядку – занятие не самое приятное, но полезное для здоровья и самодисциплины. И тут моему взору предстала обратная сторона медали под названием «Ласточки под крышей дома твоего». За четыре дня нашего отсутствия на балконе птички обжили его, они, видимо, давно нацеливались на это место, но мешало присутствие людей. Здесь было гораздо комфортнее, чем на соседнем клёне, ветки не качались на ветру, сверху не капал дождь. В общем, всё, что надо для жизни и жизнедеятельности маленьких птичек, даже комары сюда залетали. В результате изголовье раскладушки и часть пола были изгажено редким и, кажется, дорогостоящим видом удобрений под названием «гуано», говорят, для Чили это заметная статья экспорта. Но у нас количество оказалось не товарным, да и необходимости в этом не имелось. А вот прекрасное времяпрепровождение наше на балконе становилось очень проблематичным.

«Ну нет, друзья, так мы не договаривались!» – сказал я и, вооружившись веником, ведром с водой и шваброй, приступил к ликвидации последствий экологогенной или орнитогенной, не знаю, как правильней выразиться, катастрофы. Моя возня с уборкой и последующие экзерциции с подниманием ног и рук, отжиманием от пола и т.д. насторожили ласточек, они уже не осмеливались залетать на обжитое место. Но стоило мне покинуть помещение, как они осторожно начали отвоёвывать пространство. Сначала самые смелые сели на перила, потом добрались до шезлонгов, столика и раскладушки и, как ни в чём не бывало, продолжили свою обычную беззаботную (корма в этом году хоть отбавляй) птичью жизнь со всеми вытекающими последствиями.

Мы не могли превратить отдых в деревне в постоянное дежурство по балкону, там, конечно, хорошо, но есть и другие интересы и дела. Тогда я вспомнил о кошке и о том, что она была не против полюбоваться видами с балкона.

Наша кошка (кстати, так её и зовут, другие имена не прижились) – существо очень своеобразное, своенравное и бесполезное. Даже гладить себя она, как правило, лишь разрешает, ты гладишь её и видишь – она твои ласки терпит, отдаёт тебе дань за бесплатную кормёжку. После того, как её шерсти касалась человеческая рука, кошка обязательно вымоет это место, послюнявив предварительно сначала правую лапу, потом левую. Тут уже видно, что она испытывает явное удовольствие от ликвидации последствий прикосновений человека. Она с нами живёт своей жизнью, что в городской квартире, что в деревенском доме. Люди для неё – лишь объекты жизнеобеспечения, они дают еду, причём просит пищу она очень интересно – обязательно где-нибудь под ногами снующих по кухне хозяев ложится на спину, складывает на груди поджатые передние лапки, а задние прижимает к бокам и лежит. Весь её вид так и говорит: «Я умру прямо здесь и сейчас, если мне не сервируют третий завтрак!» Иногда, исключительно по желанию кошки, ей предоставляют место, чтобы полежать на коленях или на груди, в зависимости от обстоятельств. Правда, порой люди позволяют себе её ругать, но это в случае, если ей вдруг хотелось изменить место, где коты всегда что-то закапывают, или если кошку посещает непреодолимое желание поточить когти о дорогую мебель при наличии специально сделанных для этой цели жёстких канатиков, обвитых вокруг опор антресоли. В любом случае, наказание имеет место крайне редко, но, тем не менее, кошка тогда обижается и долго не удостаивает людей своим лежанием на коленях. Кошка вообще, как уже было замечено выше, очень своенравная. Однажды мы взяли у соседа двух щенков, чтобы и детям дать порадоваться и заодно довести щенят до нужной кондиции, пока племянница нашего знакомого не пристроит малышей будущим хозяевам. Памятуя о характере нашей кошки и отдавая себе отчёт в последствиях, так сказать, откорма собачат, решили держать их во дворе. Я построил из подручных средств просторную будку, где два щенка и поселились. Они быстро обжили весь двор. Видя такое осквернение её территории, кошка отказалась выходить из дома, и вовсе не потому, что боялась двух маленьких чёрных клубочков на ножках, нет, опыт показал, что она могла их хорошенько напугать. Просто на её территории поселили этих никчёмных существ, которые только бегали, прыгали, играли, ели и гадили (что правда, то правда, очистка участка от собачьего дерьма превратился в заметную и важную часть нашей жизни). И поскольку кошка отправляла свои естественные надобности за пределами дома и придомовой территории, нам пришлось по нескольку раз в день на руках выносить её для проведения данных мероприятий.

Но вообще-то наше домашнее животное и по жизни, и по происхождению исключительно комнатное. В деревне её гоняют все местные коты. Даже привычные для котов функции она выполнять не может, в городской квартире она как-то увидела мышку и … испугалась. Обе бросились наутёк, в противоположные стороны. То есть создание, повторюсь, абсолютно бесполезное, лишь в аптекарских дозах разрешающее себя погладить. И на балкон-то она приходила не облизываться, глядя на птичек, а посмотреть на другую жизнь. Потому что в чём – в чём, а в любопытстве ей не откажешь. Стоит только заняться чем-то новым, необычным, как кошка обязательно придёт, сядет на безопасном расстоянии и будет долго наблюдать за происходящим. Так она присутствовала, например, при всех стадиях строительства площадки для теннисного упражнения «стенка». Не имея возможности построить и поддерживать в надлежащем состоянии теннисный корт, мы решили соорудить хотя бы «стенку». Вот кошка и наблюдала, как мы ровняем щебёнкой и песком площадку, пилим лаги и несущие бруски (обработка их антисептиком ей понравилось меньше – воняло), выпиливаем по размерам щиты для стенки и пола, прикручиваем их к брусу.

На любопытстве кошки и был построен мой расчёт. Я открыл все двери, так тщательно закрываемые до того момента, подождал немного. Кошка не преминула объявиться. Посмотрев в мою сторону, она поняла, что проход разрешён, а путь свободен, и степенно двинулась на балкон. Обследовав всю его территорию и поняв, что в глобальном отношении там ничего не изменилось, она легко, несмотря на свои очень почтенные для котов пятнадцать с лишним лет, запрыгнула на перила и уставилась на гнездо. Она, наконец, заметила его и новый предмет усилил её природную тягу к познанию. Ласточки, хоть гнездом уже и не пользовались, заметно занервничали и не только ретировались с балкона, но и перестали приближаться к нему, предпочитая отсиживаться на клёне. Кошка посидела-посидела, потом спрыгнула и, полежав по дороге на одном из шезлонгов, покинула запретную ранее зону.

Птички же, выждав положенное время, потихоньку стали возвращаться на балкон. Я снова открыл двери кошке. Она снова посидела на перилах, так продолжалось несколько раз, пока ласточки, казалось бы, не сдались окончательно. Но это было только впечатлением. На следующее утро меня вывел из полусонного состояния звук кошачьих когтей, скребущихся о дверь нашей комнаты. «Ох, ты нехорошая!» – подумал я (тут в угоду автоцензуре я слегка изменил тональность выражения), встал и пошёл открывать дверь. Наше животное способно среди ночи дать нам понять, что пришёл час кормить её, поэтому одной из главных забот перед отходом ко сну наряду с чисткой зубов и прочим моционом всегда остаётся наполнение кошачьей миски. Из всей посуды нам важнее всего она! Таков наш девиз.

К моему удивлению, кошка ринулись не вниз показывать мне, где находится её миска (это на случай, если я за ночь забыл местонахождение последней), а к балконной двери. Я начал понимать. И, действительно, на правом краю перил сидели в ряд, на одинаковом расстоянии друг от друга, совсем как солдаты в строю, четыре птенчика. Они вернулись-таки, для начала, из осторожности, только на перила. Звук открываемой двери мгновенно вспугнул их. Кошка заняла свою привычную позицию и просидела там долго. Больше ласточки не возвращались. Так наша кошка впервые в жизни сделала что-то полезное для семьи, только сделала она это, не будем обольщаться, лишь потому, что самой захотелось.

Балкон стал пустоват без ласточек, но и нежелательные последствия их пребывания там тоже исчезли, и только кучка птичьего помёта диаметром сантиметров двадцать, образовавшаяся на карнизе над верандой, только она напоминала о недавних наших гостях. Да и то после первого сильного дождя я вылил на неё пару вёдер воды, уничтожив все следы пребывания ласточек. Наше «сожительство» не состоялось.

Месть ласточек или империя контратакует

В предшествующем рассказу году мы боролись с ласточками за право пользования собственным крытым балконом. И победили, мы победили, во всяком случае, так думали. Балкон очистили от птичьего помёта и продолжали сидеть там вечерами, любуясь нашими попадьинскими закатами. Я даже описал это в рассказе «Ласточки». Прошёл почти год, наши изящные соседки попытались устроить гнездо на прежнем месте, но я отстоял свою территорию, сбросив при помощи швабры их конструкцию, она была лишь в зачаточном состоянии. «Устраивайтесь в другом месте!» – крикнул я громко удивлённым птичкам, когда они не нашли свою стройку. Правда, их, скорее, впечатлил стандартный инструмент советской уборщицы, которым я грозно размахивал. Полетали-полетали и убрались куда-то. Я вздохнул спокойно – проживём лето без дерьма этих симпатичных тварей божьих. Через пару дней мы вернулись на наши невские зимние квартиры. Учебный год ещё не закончился.

И вот примерно дней сорок спустя мы вернулись в Попадьино. Каждый, кто имеет дачу, особенно деревенскую дачу, знает, какое это нелёгкое дело – развернуть всё хозяйство после длительного отсутствия. Надо выкосить разросшуюся траву, чтобы достающая до рук крапива дала пройти к входной двери, вымыть запылившиеся и затоптанные в суматохе сборов в обратный путь полы, перенести в дом и разложить там по своим местам содержимое забитого до отказа багажника. Штука эта, кстати, нервирует меня ужасно, особенно при запихивании в неё всего необходимого при поездках в деревню. У неё «умные» сервопривода, которые не позволяют крышке заднего люка машины полностью опуститься, если что-то хоть чуть-чуть мешает, они, эти детища технического прогресса, видят всё! И надавить нельзя! Ведь тогда можно сломать устройство с искусственным интеллектом. Короче, современные автомобили это вам не «Жигули», тут при помощи лома и какой-то матери ничего не добьёшься. Но я отвлёкся, извиняюсь, крик души, сколько раз я материл про себя этот не захлопывающийся из-за какого-нибудь торчащего рукава детской рубашки багажник. Ты ему говоришь: «Закрывайся, тебе ничего не мешает!». А он боится на лету задеть краешек тряпки и ни в какую. Раньше было проще – поднажал и щелчок, замок закрылся.

В длинном списке дел по прибытии на дачу есть небольшенькая строчка – вынести шезлонги и раскладушки на балкон. Перед отъездом мы забиваем ими всю свою спальню, так что к кровати просто не пробраться, а комната напоминает баррикаду девятьсот пятого года. Так и вчера, разделавшись с самыми первоочередными вопросами нашего жизнеобеспечения, я решил расставить уютные креслица на балконе. Поднялся на второй этаж, пробрался к стеклянной балконной двери, выковырял из нагромождения наваленной друг на друга мебели первый попавшийся шезлонг и … остановился. Снаружи, прямо под дверью, на неведомо кем принесённой кучке из нескольких веточек как на заранее заботливо приготовленном смертном одре лежала мёртвая птичка. Вокруг неё – агломерация пятен помёта, как карта Парижа – одно большое пятно, а к нему прижалась куча маленьких. От поноса, что ли, сдохла? «Та-а-ак, начинается! – чуть не взорвался я от злости, глядя на эту картину, – вы тут теперь ещё и кладбище устроили!» Тело усопшей показал всем – Юля подтвердила, это, действительно, птенец ласточки (опять они!), ещё пушистый слёток. Ладно, сдох и сдох, отнёс его в дальнюю канавку, прикрыв место захоронения всё теми же веточками. Свидетельства последних часов жизни крылатого существа уничтожил при помощи спецсредств. Но один вопрос не давал покоя: «Откуда же он прилетел, вроде, гнезда нет, под стрехой крыши веранды, как в прошлом году, точно нет, с другой стороны дома тоже».

И только на следующее утро я получил ответ на волновавший меня вопрос. Проделывая упражнения утренней зарядки, лёг на спину головой к ограждению балкона и увидел разгадку – над балконной дверью прилепилось ласточкино гнездо. Стандартный проект НИИ Орнитоархитектуры – вязаная из травы полукорзина, склеенная какой-то глиной из супермаркета «Всё для птиц». Тем же дефицитным материалом она пришпандорена к вертикальной стенке прямо под началом крыши балкона. «Боже, второе нашествие ласточек! Они контратакуют! Вот это наглость! Причём невиданная! Не получилось там, под стрехой, снаружи, так они здесь обосновались! А что, в следующем году в дом залезете, то бишь в нашу спальню? А как же личная жизнь? Право на её неприкосновенность? А потом ещё и ложе супружеское отберёте да швейцаром работать заставите?» В моём воспалённом мозгу пронеслись картины Апокалипсиса в одном, отдельном взятом доме – загаженный балкон, кучки помёта, разбросанные там и сям по всем комнатам и мы сами с мокрыми тряпками подтирающие за господами-птицами. Нет, так не пойдёт. Однако что ж, получается, они всё-таки наступают, отхватывают себе всё больше территории? Мало нам травы, упорно стремящейся отобрать у нас мощёную плиткой террасу, мало муравьёв, взявших по всем правилам военной науки наше жилище в осаду, так ещё и эти теперь! Первой мыслью было уничтожить заразу на корню, то есть на стене, снова разметелить шваброй их воровской притон до основания. Я уже занёс было руку со своим оружием возмездия, но остановился на полпути, а вдруг там яйца? Эти-то не причём, ещё не родившиеся, то есть не вылупившиеся. Хотя из них ведь такие же подлые заср…ы вырастут. Жалко, да и их безмозглых родителей тоже, глупышек этих с крылышками. Ну как так можно не помнить, что там, на крытой площадке второго этажа их ждёт опасность в виде двух, а то и четырёх-пяти страшных созданий, способных радикально удлиняться при помощи каких-то палок! Ведь уже два раза обжигались! Ну что тут поделаешь, как быть? Нет, чувство жалости в сторону, когда речь идёт о борьбе за существование! Или мы, или они! Я решительно двинулся к гнезду, но тут прямо перед глазами порхнула ласточка, словно почувствовав, какая судьба ожидает её домик. Давит, врагиня, давит на слабость человеческую. Отступил на время, решил посоветоваться с Юлей.

Поразмыслив, приняли решение перевести незваных гостей в разряд квартирантов по линии благотворительности, надо оставить их в покое, пока, до поры до времени. Да и дерьма они за время нашего отсутствия не так уж много произвели, это не то, что обосновавшееся на балконе их прошлогоднее свежевыведенное потомство, тогда весь пол, все шезлонги и раскладушка за три дня были загажены. Отмывал потом, наверное, часа два. А тут только пятнышко диаметром сантиметров тридцать, ерунда, можно потерпеть, коли там потомство готовится. На том и порешили с Юлей, посмотрим, что там происходит и что-нибудь предпримем или наоборот, оставим как есть.

Но подошло время испытать наше вынужденное сожительство. После обеда, завершив все срочные дела и оставив несрочные на потом, мы комфортабельно устроились под сенью балконной крыши. Приятное тепло (не холодно и не жарко), вид на озеро и заозёрное поле на горке, которое почему-то местные зовут Болдино (никакого отношения к болдинской осени Пушкина не имеет), тишина, нарушаемая лишь птичьим щебетанием. Однако идиллией это оказалось не для всех. Наши незваные постояльцы сильно заволновались – гнездо надолго оставлять не хотели, а два гиганта со странными прямоугольными плоскостями цвета «металлик» на коленках (вы, наверное, догадались о чём речь – на балконе писать особенно приятно) наводили на пташек жуткий страх. Они подлетали к нам, чуть залетая под крышу, но в какой-то момент зависали, судорожно маша крыльями, и, издав нечленораздельный писк-крик, совершенно отличный от только что спокойных, размеренно-деловитых птичьих голосов, делали боевой разворот на 180 градусов, который у военных называется простым словом «драп». Писк, видимо, означал что-то вроде «Атас, там опять эти!» А может, конечно, они нас пугали таким необычным звуком, вроде наводившей ужас на необстрелянных бойцов сирены у немецких «юнкерсов». У птиц, как известно, душа – потёмки. Это продолжалось, наверное, не меньше часа. Ласточки кружили перед домом, потом снова и снова пытались незаметно, как им казалось, пробиться к желанной цели. Пару раз они проскакивали-таки через наш непреднамеренный заслон, но до гнезда не долетали. Сначала птичка свернула, едва Юля вслух констатировала пролёт, потом я неудачно пошевелился, и звук скрипнувшего шезлонга спугнул пташку. Мне стало жалко ласточек, говорю жене: «Давай уйдём?» Она в ответ: «Хватило ума построить дом в опасном месте, так пусть привыкают к опасности!» Наконец, когда я ушёл вниз покормить голодного Матвея, птички прорвались к заветной цели через наш обескровленный левый фланг и стали осмеливаться пролетать к гнездышку мимо одиноко смакующей эту картинку Юли. Я вернулся, что там Юлин гуляш с пюре разогреть в микроволновке – долго ли? Матвей, конечно, сам способен, он и готовить кое-что умеет, но хочется ребёнку, чтобы за ним поухаживали.

Теперь ласточки между нами начали проскакивать. Но при этом надо было не шевелиться, ибо малейшее движение пугало их. Всё-таки мысль о том, что же в гнезде не отпускала нас. «Не вопрос», – заявила Юля. Она принесла камеру и засняла на видео их подлёты и отлёты. Получилось неплохо, только немного размазано, уж больно быстро двигаются эти твари! Затем подняла аппарат на вытянутой руке, держа его за ножки штатива, и вслепую зафиксировала гнездо, там, действительно, лежали яйца. «Её моё! – чертыхнулся я, – это же сколько их терпеть ещё придётся! Империя контратакует!» Да до конца лета, наверное. Выходит, первое потомство сдохло по неизвестным причинам, так они вторую кладку наладили! Ох уж эти птахи с мальтузианским уклоном! «Ладно, потерпим, но как только птенчики начнут летать, я вас отсюда выдворю! Ведь я ваши не светские манеры знаю!» Однако привыкайте, время от времени буду выходить к перилам балкона и нагло стоять во весь рост, что ж, любишь с горочки кататься, люби саночки возить. В смысле терпи нас, мы тоже тута живём!

Хотя таким образом мы лишь утешаем себя, ведь стоит только птенцам вылупиться и начать отправлять естественные потребности, как под балконной дверью образуется приличная лужа из неприличного материала. Ибо пока эти твари летать не умеют, они немного высовывают из гнезда свой миловидный хвостик, откуда падают совсем не миловидные капли кислотных осадков естественного происхождения. Ласточки вернулись, и на этот раз им удалось нам отомстить.

Попадьино

В Псковской области не меньше шести тысяч деревень. Считается, что по их количеству она занимает второе место в России после Тверской. Но Тверская область больше и по площади, и по населению. Людей на Псковщине живёт примерно, как в Ярославле, например, да и то половина жителей приходится на две местные «столицы»– Псков и Великие Луки. Есть ещё городки поменьше, а в деревнях осталось уже совсем мало народа – меньше 200 тысяч. Хотя когда-то на псковских просторах, лишь немного уступающих по размерам такой европейской стране как Чехия, людей числилось в три раза больше – миллион семьсот тысяч человек, из них больше полутора – на селе.