Змея в изголовье

– Что это? – Амина наклонилась к блеснувшему предмету и тут же отпрянула, узнав отцовское кольцо. – Так, значит, все ложь! Это все же отец послал тебя? Говори, он?! Я узнаю этот перстень! – Она выхватила из лежавших у изголовья ножен отточенную джамбию, вскочила и напряженно встала у стены, яростно сверкая глазами. – Не подходи! – недобро процедила она.

– Постой! – Саид протянул к ней руки: – Послушай меня.

– Этой ночью я уже послушала! Лжец, ты обманул меня! Ты воспользовался моей слабостью!

– Все не так, как ты подумала! – Голос молодого воина был негромок, напевен, и самый бдительный слушатель не услышал бы в нем и тени неуверенности. Правая рука воина, подобно кобре с раздутым капюшоном, покачиваясь, скользила перед глазами девушки, заставляя ее неотступно следить за отвлекающим движением. – Твой отец не мог послать меня, даже если бы очень захотел. Тебе не хуже моего известно, что кади не распоряжается храмовыми стражами. Лишь аджавид Джемаль мне указ. По его слову я искал тебя. Он велел найти тебя и сопроводить к нему. Верь мне, я говорю правду.

Глаза девушки неотступно следили за рукою-коброй. В эти мгновения Саиду ничего не стоило сделать легкий полушаг вперед, перехватить запястье вооруженной руки, жестко, как учили, ударить ребром ладони, выбивая оружие, а затем скрутить девушку, точно пойманную лань, и доставить мудрейшему Джемалю, как и было приказано. Вчера он так бы и сделал. Но вчера осталось позади, даже когда душа его, переродившись, обретет новое тело, он не сумеет заново прожить прошедшую ночь.

– Послушай меня, я никогда никого не любил. Поверь, ты первая и единственная для меня, сколько бы Творец Небесный ни отмерил мне лет или дней. Мы с тобой пойдем в Бир-эс-Сабу! Я знаю где, неподалеку отсюда, стоит полуразрушенная старая башня, там есть источник. Воды, правда, немного, но для нас двоих хватит с избытком. Я знаю, где можно выйти на караванный путь, раздобыть еды и еще одну лошадь. Затем я спрячу тебя в башне, а сам вернусь в святилище и во всем откроюсь мудрейшему Джемалю. Я скажу ему, что больше не могу быть хранителем, ибо нарушил запрет и не достоин этой высокой чести. Конечно, он не будет этому рад, но вряд ли повелит лишить меня жизни. Скорее всего, отправит в изгнание. И я тут же примчусь к тебе! Если же нет, – Саид тяжело вздохнул и опустил голову, понимая, что изгнание – решение отнюдь не самое вероятное, – если я не вернусь спустя три дня, отправляйся в Бир-эс-Сабу одна. Дойти будет нелегко, но я научу тебя, как не сбиться с пути.

Девушка вернула кинжал в ножны.

– Ты говоришь правду?

– Я мог обезоружить тебя и скрутить в любой миг, но не сделал этого. Верь мне, о цветок души моей!

– Зачем тебе возвращаться в храм? Ты мог сгинуть в песчаной буре, как и я. Если мы не появимся, все так и решат. Пойдем в Бир-эс-Сабу сейчас, нынче же.

– Я не могу так, – уперся Саид. – Я повел себя недостойно и должен понести наказание. А ты должна жить. Ты должна быть счастлива, несмотря ни на что!

Он подошел к своему коню, лежащему, поджав ноги, у самого входа, и начал выводить его из временного убежища. Тренированное животное с негодованием заржало, возмущаясь теснотой и неудобством вынужденной ночевки. Саид ласково похлопал его по серой от пыли шее. Конь недовольно фыркнул, но, тряхнув гривой, избавляясь от песка и пыли, успокоился.

Воин осторожно выглянул наружу и возблагодарил Творца, что тот дал ему вовремя найти убежище: ночная буря засыпала дно ущелья толстым слоем песка. Местами, там, где «драконий след» шел извивом, песок набился выше человеческого роста. Довольно пологого склона, позволявшего еще вчера без особого труда подняться вместе с конем ко входу в пещеру, сейчас попросту не было видно. Буровато-серая песчаная масса, подгоняемая легкими порывами ветра, струилась, обтачивая камни. Саид пожалел, что у него нет с собой пики и нечем промерить безопасный путь.

– Нужно подождать, – он повернулся к Амине. – Сейчас идти опасно, к вечеру весь песок унесет, тогда и пойдем.

– Но если ты нашел меня, что помешает другим прийти искать сюда же? – Она прислушалась. Над ущельем доносились недовольные крики чернокрылых змееедов. – Пожалуй, они укажут погоне, что мы здесь укрылись. К тому же у нас заканчивается вода. А там, в старой башне, о которой ты рассказывал, она есть.

– Да, без воды будет туго, – согласился молодой воин, понимая, что если на двоих воды из его фляги худо-бедно хватит, то конь – не верблюд-дромадер, его на день без питья оставлять нельзя. – Ладно, я попробую разведать путь. Сидите пока здесь.

Он снял с седла длинную веревку, сплетенную из конского волоса, обмотал один конец ее вокруг запястья, другой же закрутил узлом вокруг седельной луки.

– Если вдруг что, тяни изо всех сил. Иди сюда, ложись прямо на спину коню – так, на рывке мне вас не сдернуть и не увлечь за собой.

Саид еще раз, будто желая насмотреться, долгим взглядом поглядел на красавицу. Ему очень хотелось вновь сжать ее в объятиях, покрыть страстными поцелуями ее лицо и все тело. Но он резко отвернулся, отгоняя искусительное наваждение, – следовало действовать, и действовать безошибочно. Амина безмолвно повиновалась и схватила веревку, так что длинные ее ногти впились в ладони.

Саид осторожно, тщательно нащупывая каждый шаг, каждое новое место, куда должна была ступить нога, вышел из пещеры. Но тут крючконосая птица, выставив для атаки острейшие когти, метнулась ему прямо в лицо. Он крутанулся, сбивая ее рукой в полете, но тут же вторая бросилась ему на затылок. Саид отскочил в сторону, уклоняясь от разъяренного карачуна, и тут же с головой, как в воду, ушел в зыбучий песок, продолжая держаться за натянутую веревку.

Свет померк перед его глазами, и грудь сдавило в немом крике. Он попробовал хоть немного подтянуться, держась за веревку, однако такая легкая на вид, почти невесомая пыль лежала на нем вязкой грудой, не давая шевельнуться. «Неужели все?» – подумалось Саиду. Он чувствовал, как последние глотки воздуха уходят из груди. Успел подумать, что, в общем-то, прожил жизнь достойно, а в конце ее был счастлив. Если суждено было понести наказание за свое преступление, возмездие не заставило долго ждать. В этот момент ему вдруг стало как-то радостно: он представил себе, что скоро душа его воплотится в новом теле. Однако до того мига он будет умолять Всевышнего пустить его охранять Амину, дабы ни человек, ни иблис не смели угрожать ей… Он еще силился поднять руку, но как ни старался, не мог сделать этого. А сверху слышался надсадный девичий крик:

– Нет! Не умирай!

Девушка тянула веревку что есть сил, но без всякого результата. Взбудораженный криками арабчак, нелепо пятясь, выкарабкался из пещеры, стал на дыбы, отпугивая кружащих змееедов, и сам завалился на бок, сопровождая падение недовольным ржанием. Новая куча песка сорвалась с козырька над пещерой. Саид услышал только глухой толчок сверху и, не ведая, на что и рассчитывать, постарался как можно экономнее выдыхать оставшийся в легких воздух.

Он не видел и не мог видеть, как Амина, сделав правильные выводы из падения коня, змеей выползает из пещеры и, лежа на песчаной груде, обеими руками копает песок в том месте, где исчезала в серой массе прочная веревка. Ее счастью не было предела, когда скакун, неторопливо поднявшись, нащупал каменистое дно и начал медленно, осторожно тянуть вперед, вытаскивая хозяина из песчаной ловушки, будто застрявшую в теле занозу.

Когда горячие легкие пальцы коснулись лица Саида, он было подумал, что уже попал в царствие небесное, однако в этот миг его неожиданно хлестнули по щеке, затем по другой.

– Очнись, очнись, хабиб! Очнись, счастье мое!

Саид с трудом приоткрыл запорошенные глаза. Над ним склонился не ангел, но и тысяче ангелов он предпочел бы ту, что увидел сейчас.

– Хвала Аллаху, ты жив!

Убедившись в столь отрадном факте, Амина с удвоенной энергией принялась откапывать молодого воина.

– Ты спасла меня, – прошептал Саид, с трудом размыкая уста. – Я уже подумал, что умер.

Глаза красавицы блеснули.

– Да, ты умер и рожден вновь. И эта жизнь не принадлежит храму, она принадлежит мне. Отдохни немного, и мы нынче же отправляемся в Бир-эс-Сабу!

Солнце поднималось все выше, и Саид с досадой глядел на него. Если бы не его нелепое падение, если бы имелся второй конь, они бы давным-давно уже добрались до развалин старой крепости. Но так, ведя коня в поводу, сильно не разгонишься, а значит, они прибудут туда еще не скоро. А солнце припекает все жарче, и воды в кожаной фляге все меньше. Во что бы то ни стало надо отыскать место для привала, иначе… О том, как может быть иначе, он даже и думать не хотел, а уж делиться с Аминой своими опасениями и тревогой и подавно.

Он шел, украдкой облизывая пересохшие губы, стараясь не сбавлять ход, всем своим видом демонстрируя спокойствие и уверенность. Разыскивая место, хотя бы минимально подходящее для привала, он рыскал усталым взглядом по окрестным холмам. Тени от предметов становились все короче, вздымаемый порывистым ветром песок хлестал по лицу, и едкий пот заливал глаза. На счастье, песчаная равнина, казавшаяся бесконечной, сменилась каменистой, и ноги больше не тонули по щиколотку при каждом шаге. Саид молил Бога о каком-нибудь самом крохотном гроте, хотя бы расщелине, над которой можно было бы растянуть широкий дорожный плащ. До старой крепости оставалось немного, но это «немного» еще нужно было пройти.

– Потерпи немного, свет очей моих! – Саид повернулся к Амине. – Скоро у нас будет тень и вода, у меня в запасах есть немного муки – испечем лепешку прямо на камнях. Знаешь, какая это башня? – начал он, чтобы отвлечь возлюбленную от мрачных мыслей. – Ее разрушил сам Искандер Великий. Говорят, в ней скрывался последний владыка Египта. Но укрыться от любимца удачи ему было не суждено. Надеюсь, что нам повезет больше.

– И я надеюсь, – печально отозвалась Амина. Ей, выросшей в уюте под кровом любящего отца, впервые пришлось столкнуться с суровыми испытаниями, и теперь все ее тело ломило от усталости, пальцы рук саднили, и сама идея перехода через пустыню больше не казалась привлекательной.

– Потерпи, любимая, еще немножко потерпи. – Саид отбросил носком сапога пригревшегося на камне скорпиона и вновь поднял глаза. Развитое с детства чувство близкой опасности будто подстегнуло его, он всей кожей ощутил чей-то пристальный недобрый взгляд. – Всадники!

Над вершиной одного из утесов мелькнули фигуры верховых.

– Двое, – испуганно подтвердила Амина.

– Вероятно, трое – один чуть в стороне, настороже. Это наблюдатели, – коротко выдохнул молодой воин, кладя руку на эфес своего дамасского шамшира.

– Чьи?

Саид горестно скривил губы. Определить издали, что за неведомые верховые попались им на пути, было почти нереально. Судя по одежде, они не были франками, но, впрочем, он слышал, что многие франки, родившиеся и выросшие в этих землях, тоже порою рядятся под местных жителей.

– Кто бы это ни был, встречаться с ними нам не стоит. Хорошо, если их только трое, – прикидывая, что он может противопоставить незваным попутчикам, пробормотал Саид.

Возможностей было немного. Если им, паче чаяния, попался навстречу отряд султана или кого-то из вельмож, достаточно показать им перстень кади и объявить, что они здесь по воле лучезарного повелителя. С разбойниками хуже, но и тут есть шанс. На пожитках скромных путников особо не разбогатеешь, а вот приговорить себя к смерти, пролив кровь одного из хранителей, пожелает не всякий. От Красного моря до Средиземного любому известно, что воины пустыни никому не спускают обид и скоры на расправу. Так что можно попробовать договориться.

Куда хуже, если оттуда, с вершины, за ними наблюдали туркопилье – местные жители, поступившие на службу к франкам-крестоносцам. Таким ничего не свято. Предавшие свой народ и веру, они опасны для вчерашних соотечественников куда более, чем заморские рыцари. От тех порою можно ждать милосердия и снисхождения. Эти ограбят и убьют за стертый динар. А тут не динар – тут такая красавица! И, что уж совсем плохо, всякий, имеющий при себе оружие, для них враг безо всяких оговорок.

– Они нас заметили, – жестко отрезал Саид, вытаскивая саблю из ножен. – Если их будет трое, даст бог, я с ними управлюсь, если больше, заклинаю тебя небом и нашей любовью – скачи прочь, я задержу их. А если все будет нормально, прокричу совой – дам знак с этой самой скалы.

– Но, а если… – начала Амина.

Однако юноша не слушал, он глядел на гребень скалы, куда один за другим выезжали одоспешенные всадники. На значках их длинных пик красовался вышитый алый крест в окружении черных птиц, лишенных клювов и лап.

– Скачи! – резко крикнул Саид, прерывая разговор на полуслове, и хлопнул коня ладонью по холке. – Их тут десятки, и это туркопилье!

Саид крутанул шамшир, будто для того, чтобы разбудить клинок перед кровавой трапезой. Недолгой и, вероятнее всего, последней.

– Торопись! – крикнул молодой воин, оглядываясь, и тут же прикусил губу от досады. Кто бы ни вел предателей туркопилье, он хорошо знал свое дело. Позади них из-за каменной гряды выезжал еще один отряд, и у правого плеча каждого всадника красовался нашитый на груди просторной белой туники дышдаши – красный, будто кровавый, матерчатый крест. По слухам, доходившим до святилища, такой нашивали на свои плащи франкские рыцари – последователи некого древнего героя, прозванного, должно быть, по недалеким отсюда землям Галаады Галахадом. Они твердят, что их вождь якобы совершал подвиги в далеких франкских землях, а затем отправился сюда с неведомой, но высокой целью.

Теперь эти головорезы рыщут везде, где только могут, разыскивая тайное наследие своего вождя – какую-то драгоценную чашу, якобы дарующую вечную молодость, исцеление от ран и несметные богатства. За всю свою жизнь он ни разу не слышал, чтобы старики упоминали хоть о чем-то, похожем на такую чашу. Но высокомерные франки и слышать ничего не желали.

Вера заменяла им знание, а сила – разум.

Будь Саид один, он бы еще потягался с этими песьими детьми, доверившись собственной ловкости и быстроте конских ног. Однако в таком положении рисковать было невозможно. Стоит ли говорить, что туркопилье куда более ловкие наездники, чем его возлюбленная, и, как положено волчьей стае, считают жертвой всякого, кто от них бежит. А значит, сейчас главное – не показать испуга. Он свистом подозвал коня, испуганные глаза девушки смотрели на него с надеждой, будто молодому воину было по силам творить чудеса, поражать недруга взглядом и низвергать серный дождь на вражьи головы.

– Попробую договориться, – скороговоркой бросил Саид. – Умоляю, соглашайся со всеми моими словами, это нужно для нашего блага! Я родом из твоего селения и похитил тебя у отца, мы с детства любим друг друга, он был против. Едем в Бир-эс-Сабу…

Больше ничего молодой хранитель сказать не успел – туркопилье были уже совсем близко. Саид чуть согнул колени, понижая центр тяжести и всем своим видом показывая, что готов принять бой и продать свою жизнь по непомерно дорогой цене. Высокий немолодой воин с орлиным носом и черными, тронутыми сединой бровями – должно быть, командир отряда – выехал чуть вперед навстречу храбрецу. Верхнее чутье позволяло ему отличить истинного воина от пастуха с оружием в руках. И там, где в другой раз он бы немедля дал приказ истыкать дерзкую тварь стрелами и проехал бы дальше, не повернув головы, он готов был выслушать бедолагу, почти наверняка обреченного на смерть.

– Кто ты такой?! И что делаешь в этих местах?! – высокомерно кривя губы, крикнул он.

– Я Саид из Аль-Нузы, направляюсь со своей невестой в Бир-эс-Сабу.

– Невестой? – Горбоносый командир заинтересованно глянул на Амину, и та поплотнее запахнула на себе украшенный золотыми монетами тонкий платок. – Кажется, ты вздумал обмануть меня, молокосос! Вы держитесь вдали от караванных путей. Девушка явно не дочь погонщика верблюдов, да и ты на хорошем коне, в хороших доспехах и с отличным клинком. Но где же ваше сопровождение? Или ты хочешь сказать мне, что вы дерзнули идти через пустыню вдвоем? Для этого нужно быть отчаянным глупцом, а ты на такого не похож.

– Спасибо на добром слове, мухареб. Ничто не укроется от твоего зоркого глаза. Но я не обманываю тебя. Я похитил возлюбленную из дома ее отца, ибо тот хотел выдать ее за другого. Спасаясь от погони, нам пришлось забраться в эти земли. И сейчас мы действительно направляемся в Бир-эс-Сабу, чтобы найти там праведного шейха, дабы тот провел обряд.

– А ты ловкач! – рассмеялся командир. Слова его уже звучали несколько добрее. – Однако что мне теперь делать с тобой? В недобрый час вы решились на побег. Ты воин и потому сам поймешь: не для того мы забрались в такую глушь, чтобы кто-то мог сообщить Басризу и его шакалам о нашем пути. Я могу дать тебе умереть с оружием в руках, а твоя невеста… – Он еще раз внимательно и не слишком почтительно оглядел Амину. – В Акре сейчас множество знатных франкских дам, я отвезу ее туда и из уважения к твоей доблести, если ты ее проявишь, устрою к какой-нибудь из них в услужение. Что скажешь?

– Смерть лишь продолжение жизни, а смерть с оружием в руках почетна для воина, – спокойно и уважительно отозвался Саид. – Однако зачем тебе нужна моя кровь? Ты не хочешь, чтобы я сообщил о вас Басризу? Мне нет до него дела. Я никогда не видел его и не слышал о нем ничего хорошего. Но я вижу тебя, ты доблестен и мудр. Мне все равно уже не вернуться домой – отец Амины не простит мне нашей свадьбы. Я хорошо знаю эти места, отменно владею оружием и конем. Я готов стать под твою руку и служить верой и правдой.

– В моем отряде служат только христиане!

– Я мало знаю о вере франков, – не спуская глаз с горбоносого лица предводителя крещеных сарацинов, проговорил Саид, – однако наверняка у вас найдутся те, кто сможет научить меня вашему закону.

– Ты так легко готов отречься от веры предков?

– Мулла велел Амине забыть о нашей любви и смириться с волей отца. Если служитель вашего бога благословит нашу любовь, я готов сражаться за него, не щадя жизни.

– Что ж, твои слова мне по нраву. Пожалуй, я возьму вас под свою защиту. Тем паче что хороший проводник в этих краях не помешает.

– Эй, эй! – послышалось сзади. – Не слишком ли быстро ты обещаешь защиту, Тигран?! Не забывай, здесь я командую!

Командир туркопилье почтительно, хотя и недовольно, склонил голову. Саид обернулся на голос. Позади легковооруженных всадников на мощных боевых конях красовалась тройка рыцарей, окруженная парой десятков оруженосцев и сквайров. Прозвучавшая только что фраза была произнесена на грубой помеси франкского наречия с аравийским, на котором разговаривали в нечестивом Иерусалимском королевстве. Однако суть ее Саид все же понял. Но вот дальнейший разговор продолжался на франкском. Высокий широкоплечий рыцарь в алой котте с вышитым серебряным львом, с необычайно светлыми глазами цвета стали, сдвинув брови, что-то говорил предводителю туркопилье, тот отвечал, почтительно склонив голову. Речь собеседников была непонятна, однако Саид чувствовал, что рыцарь недоволен. Наконец тот, кого сероглазый назвал Тиграном, обратился к юноше:

– Сэр Ричард Торквудский полагает, что ты соглядатай Басриза и что женщина с тобой – лишь коварная уловка, достойная этого трусливого шакала.

– Разве я таился, стараясь проследить ваш путь? Мы с любимой шли, не скрываясь. Это вы увидели нас, а не мы вас.

– Я говорил ему об этом. Он требует доказательств.

Лицо Саида помрачнело, однако, быстро нашедшись, он сунул руку за кушак, чтобы выхватить перстень кади. Десятки луков взметнулись, и стрелы легли на тетивы, целя во влюбленную пару.

– Не делай резких движений, – хмуро процедил Тигран. – Иначе даже я не смогу спасти тебя.

– Позволь, я достану?

Горбоносый воитель кивнул. Саид медленно, чтобы не вспугнуть лучников, вытащил перстень с султанской тугрой.

– Это знак власти ее отца, – он указал на Амину. – Без него тот не может ни снарядить погоню, ни вынести приговор. Разве оказался бы он у меня, если б мы были лазутчиками? Да и оружие. Куда разумнее посылать на такое дело старика с посохом, нежели молодца с саблей.

Эти слова заставили рыцарей задуматься, они начали о чем-то переговариваться между собой, и, выслушав вердикт, Тигран перевел:

– Твои слова разумны. Что ж, покажи, насколько ты хорош в бою, стоит ли принимать тебя под свое знамя.

Саид улыбнулся и, стараясь как-то спрятать охватившую его радость, склонил голову. С тех ранних детских лет, когда один из уккалей, просвещенных служителей, забрал его у родителей и отвез в святилище, всякий день он проводил в военных упражнениях. И уж наверняка немного бы нашлось в этих землях воинов, способных противостоять ему в открытом бою. Тигран скомандовал одному из своих бородачей спешиться и обнажить клинок.

– Твоя задача победить, – пояснил он новобранцу. – Но если ты убьешь моего человека или даже серьезно ранишь его, я сам отрублю тебе голову.

Саид подтвердил, что услышал, и в тот же миг отпрянул – сабля противника свистнула совсем близко у его лица. Должно быть, у бородача не было приказа щадить противника. Туркопилье рубанул еще раз. Удар был сильным, быстрым, но, по мнению молодого хранителя, чересчур широким. Он вновь сместился и тут же оказался чуть сбоку от противника. Маневр Саида не остался незамеченным, и воин Тиграна повернулся вслед за ним, рубя сверху наотмашь. Саид подставил саблю и, едва заметно спуская по заточенной стали клинок противника, прорвался вперед, совсем близко к неприятелю. Еще мгновение – и он прижал запястье вооруженной руки туркопилье локтем к своему боку, перехватил саблю в левую руку и с явным удовольствием огрел противника навершием рукояти по затылку. Бородач выронил оружие и без чувств рухнул наземь.

– Да, это было ловко, – резюмировал Тигран. – Ты держал оружие в левой руке – позор для моего воина. – Он кивнул одному из ближних всадников: – Оттащи падаль. А ты, Саид из Аль-Нузы, забери его доспехи, оружие и коня. Он же сам пусть бежит следом, держась за стремя. Останется жив – его счастье.

– Но это же верная смерть! – ужаснулся Саид.

– На все воля небес, каждый день в мире умирают люди. Мне нет до этого дела.

Закончив с этой расправой, предводитель туркопилье обратился к рыцарю серебряного льва. Тот было кивнул, выслушав его слова, однако его спутник, рыжеволосый, на гербовой котте которого был изображен объятый пламенем камень, что-то произнес с недоброй ухмылкой, и сэр Ричард, насмешливо подняв брови, согласился.

– Тебе предстоит еще один бой, – пояснил Тигран. – На этот раз можешь не сдерживать удар.

Саид приготовился к схватке. Он ожидал появления какого-нибудь невероятного гиганта вроде того, которого Дауд поразил из своей пращи. Но его новый противник был совсем не таков. Саид даже удивился выбору франков. Впрочем, как для последователей учения Пророка, так и для франков-христиан этот боец был явно чужим. Оттенок его кожи был необычно смуглым, но гораздо светлее, чем у нубийцев, скорее каким-то желтоватым. Но более всего удивляли глаза – раскосые, узкие, хищные, как у каракала. До этой последней минуты Саид не замечал его, тот будто прятался в тени за спиной рыжеволосого предводителя. Но едва прозвучала команда, он оказался перед Саидом, почтительно ему поклонился и представился:

– Фудзивара Какубо.

– Саид из Аль-Нузы.

Он оглянулся на Амину, улыбнулся ей, подбадривая, словно говоря, что все идет хорошо и скоро ужас недоброй встречи будет позади. Незнакомец его не пугал. Казалось, в нем вовсе нет ничего угрожающего. Разве что манера двигаться бесшумно, очень мягко, по-кошачьи. Ни тебе воинственных криков, ни демонстрации мощи и ловкости владения оружием. Впрочем, он слышал, что такие вот дикари, пришедшие откуда-то с Востока, выступили против султана, захватили Дамаск и разбили войско правоверных у Яффы. А значит, пренебрегать его боевыми навыками не стоит. Он с опаской поглядел на чужестранца: тот стоял как ни в чем не бывало, будто и не собираясь обнажать меч. Но во всем его облике не было и намека на нерешительность. Во взгляде читалась внимательная расслабленность.

Рыцарь что-то крикнул, видимо, командуя начинать. Не дожидаясь перевода, Саид ринулся в атаку. Отточенный клинок свистнул и рассек воздух на том месте, где лишь мгновение назад стоял желтолицый. Противник исчез! Более того, молодой воин почувствовал, что воля незнакомца втягивает его, будто в воронку. Он дернулся, разворачиваясь на месте и уходя вниз так, чтобы подсечь ноги странного поединщика. Однако тот вдруг оказался у него за спиной, ухватил за ворот дышдаши, резко дернул вниз, оголяя плечи и грудь, так что руки молодого хранителя оказались в западне собственных рукавов. В руке странного бойца мелькнул кинжал, и Саид услышал, как коротко вскрикнула Амина.

– Стой! – резко скомандовал Ричард Торквудский и тронул коня вперед. – Останови его, Генрих!