Люби ближнего, как самого себя

Человек разумный принимает ограничения и обучается благодаря им создавать и творить в сотрудничестве с Богом. Самонадеянный горделивый глупец просто расточает самого себя и мир, приходя к концу полностью обнищавшим и отвергнутым в лучшем случае. В худшем – погибает.

Христианин, у которого чувства, как сказано в Писании, "навыком приучены к различению добра и зла", будет повиноваться разуму, между тем как страстный человек, стремящийся к наслаждению, может по словам Аристотеля быть удерживаем лишь страданием, подобно животному, несущему ярмо. Более того, философ говорит, что "разумный человек не может быть невоздержным"46.

Подобным образом рассуждает и апостол Павел. Поначалу он говорит так: "по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих" (Рим.7:22-23). Апостол освобождает от обвинения существо души и плоти человеческой, толкует Иоанн Златоуст47, всю же ответственность переносит на порочную деятельность. Т.е. ответственность лежит в воле человека: если человек не хочет зла, то душа свободна, а если он не делает зла, то и тело свободно. Далее Златоуст поясняет, что душа, тело и воля в сущности не одно и то же. Душа и тело – творения Божии, а воля есть движение, рождающееся из нас самих, которое мы направляем, куда хотим. Воля сама в себе есть природная способность, данная от Бога. Но та же воля есть нечто и наше собственное и зависит, как говорит и Аристотель, от нашего разума. "Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные – жизнь и мир… А если Христос в вас, то тело мертво для греха, но дух жив для праведности" (Рим.8:6,10). Таким образом апостол Павел подтверждает мысль Аристотеля о невозможности невоздержания для того, чей ум помышляет духовно, благочестиво любя себя. Помышления духовные открывают нам новый закон Духа. "Потому что закон духа жизни во Христе Иисусе освободил меня от закона греха и смерти" (Рим.8:2). Хотя апостол немного ранее закон Моисеев называл духовным (Рим.7:14)48, но здесь он говорит уже о законе Духа. Златоуст49 показывает, что отличие этих законов большое и бесконечное, т.к. один закон дан Духом, а второй даёт Самого Духа Святого. Потому апостол и называет его также законом жизни в противоположность закону греха, а не закону Моисея. Благодать Духа, умертвившая грех, и делает борьбу лёгкой для нас.

Когда благодать пережита таким образом, тогда закон перестаёт быть законом, так как человеку не нужно бороться, чтобы сделать то, что требует закон. Но когда благодать теряется, закон приобретает свой повелительный характер. Закон показывает отделение человека от исконно благой своей природы, созданной Богом, и бессилие человека самому преодолеть это отделение. Поскольку человек болезненно осознает, что он не тот, кем должен быть, и неспособен стать им, закон порождает беспокойство, вину и отчаяние. Христианское благовестие – это свидетельство о принятии благодати и о принятии Богом тебя самого. Было уже сказано о темной и светлой стороне каждого человека, о высшей и низшей душе, о разумном влечении и о чувственном, о помышлениях плотских и духовных. И мы говорили о том, что всё то, что есть благое в нашем влечении – это и является основой благочестивой любви к себе. Но теперь мы можем сказать, что всё это наше естество в его единстве Бог принимает, как одно целое.

Это означает, что благочестивая любовь к себе не про то, чтобы выглядеть нравственно порядочным человеком. Мы должны отказаться от своей внешней моральной добродетели как от орудия самооправдания, как от источника самоуспокоенности или лени, как от жезла, которым можно бить себя. Мы можем пойти дальше и сказать про неуместность внешнего показного благочестия. На это есть как минимум две причины.

Во-первых, наши моральные поступки не заслуживают и не зарабатывают спасения. Они не являются заслугами перед Богом, но имеют значение. Нельзя заставить Бога больше любить тебя. Но благочестиво любя себя, можно стать ближе к Богу. Посредством добрых дел мы стремимся к реальным благам, к самим себе, друг к другу, к Богу.

Во-вторых, наши морально-похвальные поступки не имеют значения из-за соизмеримости любви к себе и любви к Богу. Благочестивая любовь к себе выражается в глубоко близких, особых и личных отношениях с Богом. Это означает, что суждения, которые составляют основу традиционного христианского благочестия, неполны, когда они изолированы от истории этих отношений любви и от конкретного человека. То, что происходит между Богом и человеком, может пробудить понимание и любовь к закону:

"Как сладки гортани моей слова Твои! Лучше мёда устам моим. Повелениями Твоими я вразумлён; потому ненавижу всякий путь лжи" (Пс.118:103-104).

Человека привлекает добро, которое является целью благочестия. Желаемое добро превосходит внешнее благочестие, как стадию поиска добра. Внешние правила благочестивого или морального поведения преследуют сверхморальную цель – участие в божественном. Закон, понимаемый как требование изменить самих себя, не может нас мотивировать. Но закон, понимаемый как наша природа, является влечением любви, к которой мы стремимся. Это стремление к воссоединению – дар, благодать, потому что это наше стремление к Богу, данное нам Богом. Благочестивый поступок является не только актом послушания вечному закону, человеческому или божественному. Это ещё и внутренний закон нашего истинного существа, нашей созданной Богом природы, который требует, чтобы мы осуществили то, что из него следует. Неблагочестивое действие – это не столько нарушение одной или нескольких точно сформулированных заповедей, сколько действие, которое противоречит раскрытию талантов человека и ведёт к распаду.

Благодатное целомудрие или целостность объединяет в себе веру и дела. Она направлена на то, чтобы человек научился благочестиво любить себя. Эта целостность, устраняющая разрыв между разумом и природой человека, возможна, когда человек не подавляет существенную часть своей личности, а наоборот, развивает её в направлении добродетели. Такое сочетание мудрости и добродетели делает возможной творческую и благодатную свободу во Христе. Только приобретая в себе эту свободу, христианин может развиваться, реализовывать себя, умножая свои таланты. Важно заметить, что свобода у человека проявляется, как спонтанная активность, а не как принуждение. Это результат того, что через самопознание человек возвращается к своей Богом созданной природе и в сотрудничестве с благодатью Бога творит спонтанно нечто новое. Мы помним, что любить заставить невозможно, и заповедь Господня о любви не говорит нам о том, что ты обязан любить, но предлагает такую возможность. Если ты хочешь, ты можешь любить.

Небольшой и несовершенный, но всё же пример спонтанности – это дети. Ведь и Христос нам ставит детей в пример50. Они способны чувствовать и думать на самом деле по-своему, эта непосредственность выражается в том, что они говорят, и в том, как себя ведут. Я уверен, что та привлекательность, какую имеют дети для большинства взрослых, объясняется именно спонтанностью детей. Непосредственность глубоко трогает каждого человека, если он ещё не настолько мёртв, что уже не способен ощутить её. В сущности, нет ничего привлекательнее и убедительнее спонтанности, кто бы её ни проявлял: ребёнок или любой другой человек.

И самая главная черта спонтанности51 – это проявление любви. Неспособность действовать спонтанно, выражать свои подлинные мысли и чувства, и вытекающая из этого необходимость выступать перед другими и перед самим собой в какой-то роли – под фарисейской маской – это источник чувства слабости и неполноценности. Сознаем мы это или нет, но мы ничего так не стыдимся, как отказа от себя, а наивысшее достоинство, наивысшее счастье испытываем тогда, когда думаем, говорим и чувствуем подлинно самостоятельно.

В заключение, в данной главе нужно сказать, что в Церкви необходимо одинаково почитать закон и свободу, уважать консервативные правила и поощрять творческое новаторство. Церковь находится, в совокупности, в стадии роста. В ней есть духовные младенцы и взрослые, и каждому здесь есть место. Поэтому и существует, и действует оксюморон в церкви – закон свободы. Это как альфа и омега, начало и конец, и каждый из нас где-то в пути. Или на пути к благочестивой любви к себе.

В следующей главе мы как раз рассмотрим, какой отказ от себя является созидательным для нашей личности, а какой разрушает нас. В третьей же части данной книги мы продолжим наше рассуждение о свободе и покажем, как оно влияет на самореализацию тех наших талантов, которые нам вверил Господь, ожидая их умножения.

Отвергнись себя и возьми крест свой

"Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих"

(Ин.15:13)

В главе "Читаем Библию…" мы начали с вами рассуждать о том, какая разница между самопожертвованием и самоуничтожением. Как было показано, многократно эти понятия смешивались и, соответственно, интерпретировались превратно. Говоря о самопожертвовании в евангельском понимании, я подчеркнул свободу выбора такого пути и цель – истинное приобретение себя, т.е. благочестивая любовь к себе. В этой главе мы продолжим рассуждать об истинном смысле самопожертвования и о том, какую пользу человек приносит себе, ограничивая себя. Как, отдавая себя, мы приобретаем себя.

Главным примером самопожертвования для нас может быть – Сам Христос. Господь жертвенно заботится о нас: "лучше для вас, чтобы Я пошёл; ибо, если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам" (Ин.16:7). Вознесение на Крест имеет огромную пользу для мира: "когда Я вознесён буду от земли, всех привлеку к Себе" (Ин.12:32). Для чего Христос добровольно подвергается смерти? Не для того, чтобы просто быть униженным. Есть конкретная и благая цель: "Христос для того и умер, и воскрес, и ожил, чтобы владычествовать и над мёртвыми и над живыми" (Рим.14:9).

Как мы можем последовать примеру Христа, чтобы нам не спускаться в самоуничтожение? Один из важных мотивов, это то, что "мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мёртвых славою Отца, так и нам ходить в обновлённой жизни" (Рим.6:4). То есть наше самоотвержение не к смерти человеческого существа стремится, не к разрушению, а наоборот к жизни: "ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью" (2Кор.5:4).

Об этой обновлённой жизни мы и будем рассуждать. Ведь желать этой жизни для себя – это благочестиво любить себя.

Я уже упоминал Аристотеля, мысль которого обладает для нас авторитетом, так как его размышления неоднократно использовали святые отцы. Философ считает, что тот человек наиболее благочестиво любит себя, кто любит разум. Так говорит и Священное Писание: "Кто приобретает разум, тот любит душу свою; кто наблюдает благоразумие, тот находит благо" (Прит.19:8). Когда христианин владеет собой, в нем господствует разум. Когда мы видим, что человек не может совладать с собой, тогда мы говорим, что он не владеет разумом. Разум – главная отличительная черта человека. Какая же разница между благочестивой любовью к себе и нечестивой? Разница настолько велика, говорит Аристотель, насколько жизнь разумная различна от жизни, подверженной страстям. Из этого философ делает заключение, что поскольку добродетель – это величайшее благо, то нравственный человек должен благочестиво любить себя. Таким образом, он сам будет стремиться ко благу и другим принесёт пользу. А тот, кто следует неразумным влечениям – не должен любить себя, так как принесёт вред и себе и другим52. Мы об этом рассуждали и ранее, когда говорили, что благочестивая любовь к себе любит именно своё стремление ко Благу, а не разрушительные страсти. В каждом человеке одновременно есть и благое влечение и неразумное. Но любить нужно благое.

Далее Аристотель утверждает, что добродетельный человек, преследуя благую цель, пойдёт даже и на то, что может пожертвовать свою жизнь. Благочестиво любящий себя готов отбросить и деньги, и почёт, и вообще все кажущиеся блага, из-за которых борются люди, чтобы сохранить себе истинное благо или, как говорит Аристотель – прекрасное:

"Он предпочтёт непродолжительное, но сильное ощущение долгой, но пустой жизни и скорее захочет жить прекрасно один год, чем многие года – бесцельно; он предпочтёт одно прекрасное действие многим незначительным. Это случается с людьми, жертвующими своей жизнью. Они выбирают великое и прекрасное для себя" 53.

Таким образом, Аристотель говорит, что самопожертвование для людей, благочестиво любящих себя, будет совершенно естественным поступком, нацеленным не на потерю себя, а наоборот, на высшую степень приобретения для себя – вечного блага.

Как относится к самоотдаче человек, который подвержен страстям, по слову Аристотеля, т.е. тот, кто нечестиво любит себя? Для такого человека что-то давать, отдавать, чего-то лишаться, жертвовать безвозвратно означает ждать взамен вознаграждения, материальной платы. Если же ничего не получает взамен, что предполагают рыночные отношения, такой обязательно почувствует себя обманутым, обедневшим. Поэтому подобные люди по большей части отказываются давать.

С другой стороны, такие же христиане, которые не понимают смысла самопожертвования в свете благочестивой любви к себе, считают, что нужно давать именно потому, что это причиняет страдание. Добродетельность этого акта для них в том и состоит, что они идут на жертву. Евангельская норма "блаженнее давать, нежели принимать" (Деян.20:35) сужается в их скромном понимании до самоуничтожения: лучше терпеть лишение, чем испытывать радость54.

Для людей, благочестиво любящих себя, давать – это наивысшее проявление могущества. Когда я отдаю, я ощущаю свою силу, свою власть, своё богатство. И это переживание моей Богом данной жизненной силы и моего могущества наполняет меня радостью. Меня переполняет ощущение благодати, ощущение силы, переливающейся через края, и от этого мне радостно. Отдавать много радостнее, чем получать, – не потому, что это лишение, а потому, что, отдавая, я ощущаю, что живу в любви с Богом и моим ближним. Чтобы испытать подлинное счастье, мы должны научиться забывать о себе. Счастье требует присутствия кого-то ещё. Это как объятия: получить удовольствие можно, только разделив его с другим55.

Способность "отдавать" – значит "быть богатым"56. Не тот богат, кто много имеет, а тот, кто много даёт. Скряга, ревниво оберегающий своё богатство от каких бы то ни было потерь, на самом деле с духовной точки зрения – нищий, как бы велико ни было его состояние. И Евангелие это подтверждает, напоминая о богаче, который не знал куда деть своё богатство57. Богат тот, кто способен отдавать. Он чувствует, что способен подарить себя другим.

Давать – это не только про материальное, но и про духовные ценности. Что же отдаёт один человек другому? Он делится с ним самим собой, своей жизнью, самым ценным, что у него есть. Это отнюдь не значит, что он обязательно должен жертвовать жизнью ради другого, – просто он делится тем, что есть в нем живого: своей радостью, своими интересами, своими мыслями, знаниями, своим настроением, своей печалью – всеми проявлениями своей жизни. Наилучшим образом это можно увидеть в рождении и воспитании детей. Мать дарит ребёнку свою плоть и кровь, кормит молоком и отдаёт всю себя на воспитание малыша. Отец тоже молодец, не забываем об этом.

Итак, делясь своей жизнью, человек обогащает другого, увеличивая его жизненную силу и тем самым также и свою. Ведь этот процесс взаимный. Он отдаёт не затем, чтобы получить: отдавать – само по себе для него радостно. Но, отдавая, человек непременно привносит что-то в жизнь другого, и это "что-то" так или иначе возвращается к нему. Отдавая, мы невольно, и что важно не специально, побуждаем другого, в свою очередь, тоже отдавать. Таким образом, мы оба разделяем общую радость жизни.

Обращаясь к народу Израиля и говоря об одном из грехов, Моисей сказал: – "Ты не служил Господу Богу твоему с веселием и радостью сердца, при изобилии всего" (Втор.28:47). Радость сопутствует благочестивой любви к себе. Это не пиковое переживание страсти, которое внезапно возникает и так же внезапно прекращается, это скорее ровное эмоциональное плато. Радость – это не исступлённое, сиюминутное греховное пламя. Радость – это ровное горение благодатной жизни.

Евангелие – Благовествование – указывает на то, что центральное место в христианстве принадлежит веселью и радости. В Новом Завете радость – это результат отказа от обладания, тогда как печаль сопровождает всякого, кто цепляется за собственность:

"Ещё подобно Царство Небесное сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил, и от радости о нем идёт и продаёт всё, что имеет, и покупает поле то" (Мф.13:44).

"Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твоё и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною" (Мф.19:21).

"Сие сказал Я вам, да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна" (Ин.15:11).

Апостол прямо так и наставляет: "Всегда радуйтесь" (1Фесс.5:16). По замыслу Творца мы должны стать тем, кем мы можем быть. Это следует понимать в том смысле, что нашей Богом созданной природе потенциально присуще добро. И добро в данном случае это то, что всё более и более приближает человека к богоподобию. Зло же – то, что препятствует нам достигать этого богоподобия. Радость – это добро, а уныние – зло. Радость – это добродетель, а печаль – грех58.

Таким образом, радость – это то, что мы испытываем в процессе приближения к цели стать самим собой. Ведь только став самим собой, мы можем наконец начать благочестиво любить себя.

Теперь давайте рассмотрим ещё одну сторону самоотречения. Это задача стать ненужным. Иоанн Креститель однажды отвечал своим возмущённым ученикам на вопрос, почему все идут за Христом, а не за ним, их учителем. Пророк сказал очень важные и радостные слова про Христа:

"Имеющий невесту есть жених, а друг жениха, стоящий и внимающий ему, радостью радуется, слыша голос жениха. Сия-то радость моя исполнилась. Ему должно расти, а мне умаляться" (Ин.3:29-30).

Задачей Иоанна Крестителя была проповедь о пришествии Спасителя в мир. Когда он с этой миссией справился, он стал уже не настолько востребованным. Все шли ко Христу. Учеников Иоанновых это расстраивало, и они прониклись даже завистью, по словам Иоанна Златоуста. Но у пророка это умаление вызывало радость, так как он выполнил то, что от него ждал Бог. Радость быть ненужным. Давайте рассмотрим, что это за радость. Ведь если ты постоянно нужен, то ты оказываешься бесполезен. Если ученики постоянно нуждаются в учителе, то учитель плох, так как не может научить их. Вообще смысл практически любой профессии – стать ненужной. Родитель должен стремиться к ненужности, врач, тренер, руководитель, производитель телефонов, машин… и даже священник. Либо ты стремишься к ненужности, либо твоя деятельность лишена для людей смысла. Если для тебя смысл – приобретение материальных благ, то тогда всё остальное теряет смысл и твоя деятельность – бесполезна. Научи пациента быть здоровым – стань ненужным. Сделай так, чтобы ученик развивался без тебя – стань ненужным. В этом смысл – закрыть потребность в тебе. Потому что нужность противоположна полезности. Если ты нужен, ты бесполезен! Если я постоянно нуждаюсь в сапожнике, то он плох, так как не может нормально починить мою обувь. Я хочу такого сапожника, о котором я забуду. Но сначала отправлю к нему всех друзей. Ведь в жизни всё взаимосвязано. И если я хочу, чтобы в моей деятельности был смысл, то я буду продолжать стремиться к ненужности. Но эта ненужность – это не потеря себя. Становиться ненужным – это в каком-то смысле – самоотречение, но при этом ты всегда приобретаешь больше, ведь твоя деятельность по-настоящему становится полезна. Такое самоотречение основано на благочестивой любви к себе, к ближнему и к Богу. Поэтому мы не можем это назвать потерей себя, а наоборот – это обретение себя.

Далее подумаем, как человек может потерять себя. Это своеобразная вторая сторона монеты самопожертвования. Потерю себя мы называем самоуничтожением, в отличии от евангельской самоотверженности. Достоевский даже дьявола так и называет: "Страшный и умный дух, дух самоуничтожения и небытия"59.

На протяжении веков некоторые превратно понимаемые христианские постулаты успешно использовались управленцами для своей или государственной выгоды. На пути приобретения благочестивой любви к себе человек может легко запутаться. Чтобы этого избежать я и решил написать эту книгу. Так людям часто могут предъявить претензию на то, что они обязаны стать жертвой, мотивируя это целесообразностью добродетели, но на самом деле руководствуясь желанием манипулировать, подавлять и управлять.

Отец Нектарий Морозов в своей книге "Путь к свободе" рассуждает о том, что ни в коем случае нельзя идти на поводу у манипулятора. Он приводит пример, что можно пройти два поприща с тем, кто требовал пройти одно, снять с себя последнюю рубашку, когда попросили отдать верхнюю одежду (Мф.5:39-41), но всё это – только ради Христа, ради заповеди Его, а ни в коем случае не потому, что мы подчинились чьему-то влиянию, стали игрушкой в чьих-то руках, утратили самих себя, деперсонализировались!

Обязательно нужно различать, что есть смирение и что – безволие, бесхребетность, готовность отдать в себе на попрание не своё гордое "Я", но и то лучшее, что в тебе есть, – образ и подобие Божие. Смирение требует мужества, смирение – подвиг. Если мы хотим понять, каково оно, то идеальный его образец мы найдём во Христе. А подчинение манипулятору – совсем другое. Тут ни подвига, ни мужества, ни добродетели, тут малодушие и трусость, желание избежать душевного труда – это движение по линии наименьшего сопротивления60.

Христианину важно это понимать и знать, что его любовь абсолютно свободна и никто не вправе ею меркантильно пользоваться. Я люблю только потому, что хочу любить61. И если моей любви не принимают в таком виде, в котором я способен ею поделиться – я спокойно ухожу. "С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним. Тогда Иисус сказал двенадцати: не хотите ли и вы отойти?" (Ин.6:66-67).

Когда грех понимается как горделивое самоутверждение, а добродетель – как "покорное самопожертвование", и когда такое мышление было историческим рассуждением мужчин-богословов, следующая за этим жертвенная этика позволяла власть имущим угнетать женщин и слабых.

Рассуждая о самоуничтожении, нужно сказать об особенности человеческого характера. Некоторые в этом вопросе делят людей на мужчин и женщин. Причём мужчинам приписывают склонность к высокомерию и агрессивности, а женщинам – смирение и покорность. Следуя таким взглядам, женщины имеют тенденцию отдавать себя другим до такой степени, что теряют себя62. Такие стереотипы небезосновательны для устаревшего патриархального общества. Но сегодня можно предположить, что такая классификация уже неуместна. Для людей по природе раздражительных и по статусу влиятельных, мужчины это или женщины – смирение и кротость будет подвигом самопожертвования. Для людей же по природе склонных к смирению и покорности, отстоять собственную честь и достоинство, не потеряв ценности своей личности – будет не меньшим, а может и большим подвигом самоотречения. Это будет своеобразная самоотверженная любовь к себе. Самоотверженная – потому что ты поступаешь не так, как легче и хуже, а идёшь против себя. Ведь порой легче не бороться и сдаться, легче уступить злу, чем оказать сопротивление. Сопротивляться злу – это не творить ответное зло, но совершить подвиг добродетели. "Не будь побеждён злом, но побеждай зло добром" (Рим.12:21). Благочестиво постоять за свою честь и достоинство, отстоять свою ценность – это и будет добром, это будет благочестивой любовью к себе. Это будет в глубоком смысле самопожертвованием.

Человек, в силу разных обстоятельств жизни, лишённый здорового чувства ценности собственной жизни, не может вполне исполнять заповедь любить ближнего, как самого себя. Если человек не ценит себя, то и его жертва не будет иметь ценности. Это как в пословице: "на тебе Боже, что мне не гоже". Пожертвовать можно только тем, что имеешь, что ценно для тебя и только тогда, отдав себя, ты приобретаешь большее благо.