Реликтовая популяция. Книга 1

– Отсюда надо уходить, – решил Свим и пояснил: – Здесь кровля ненадежная, одна дерновина. Они там, наверху, по ней ещё немного потопчутся, и начнут сюда проваливаться. Нас присыплет, а то и придавит ненароком.

– Куда уходим? – деловито осведомился хопс.

– Лучше всего в сто пятидесятый. Подальше отсюда. Веди, К”ньюша!

– А мой мешок? – спохватился Камрат. – Я же его там оставил. В мешке бренда…

– Помолчи о бренде! Мешок у меня. Держи, – выродок сунул мальчику мешок прямо в руки. – Возьми Свима за руку и не отставай!

– Я его лучше сам держать буду, – и Свим вновь вцепился в рукав куртки мальчика.

– Не дави так…

Шум боя стал слышнее. И как бы подтверждая предположение Свима, сверху глухо рухнула куча земли и с нею вниз кубарем скатилось не менее десятка разъярённых разумных. Они словно не заметили перемены поля сражения и продолжали ожесточённо рубиться, непостижимым образом различая в темноте чужих и своих.

– Крысы! – сквозь зубы процедил Свим.

– Они, – пригнулся К”ньец, как бы готовясь к прыжку.

– Что за день такой неудачный? – продолжал бубнить Свим. – Встречи с этой дрянью нам ещё не хватало.

Они остановились у стены и стояли, прижимаясь к ней, потом медленно и осторожно ступая, чтобы не привлекать к себе внимания, пошли вдоль неё. Так они успели сделать всего несколько шагов.

– А-ах!!

Еще несколько выродков, обвалив бóльшую половину кровли, упали вместе с нею в нижнее помещение или бывшее когда-то подземелье, и незамедлительно продолжили выяснение отношений друг с другом.

Вопреки первому предположению по звукам, доносившимся до того, мечей у них, похоже, не было, вооружение состояло по большей части из длинных ножей из мелерона, но некоторые неплохо владели чигирами – палками с тяжелыми, из мелерона же, но протравленного, шарами-набалдашниками. Чигиры ставились под сомнение как честное оружие и их в некоторых бандеках уже запретили, но в Сампатании Теском и кугурум ещё не наложили на них свои запреты.

Дыра, пробитая упавшими выродками, позволила сиянию полной луны, поднявшейся уже высоко над горизонтом, хотя и сумрачно, но заглянуть в провал и осветить пространство. Стали заметны детали, до того невидимые в темноте. Одеяние у всех крыс не отличалось разнообразием – короткие серые плащи под цвет шерстки, перепоясанные едва ли не у самых ног узкой бечевой. Пожалуй, в такой одинаковости им трудно было ориентироваться, чтобы узнавать принадлежность к той или иной враждующей стороне. Зато ясно было, что дерутся две группы: те, кто решил, наверное, мстить тем, кто относился к противной стороне – жертвам. Впрочем, такое относительное деление, как оказалось на поверку, не помогало выявлять, кто есть кто. Дерущиеся визжали, пищали и перекликались, дабы узнать своих, или показаться своим и не стать пострадавшим от своих.

Люди и хопс собирались продолжить своё продвижение, но тут кто-то их крыс заметил затаившиеся у стены три посторонние тени. Заметил и намерился приобщить их к общему побоищу.

Обычно выродки, даже в пылу выяснения отношений между собой, на людей, при отсутствии угрозы с их стороны, не нападают, если ими не руководят и не направляют их действия люди же.

Только не крысы!

С ними человек, а они с ним враждовали во все времена, когда грызуны были ещё дикими. Выродки-крысы, став разумными, получив разум из рук человека, не изменили, а лишь усугубили противостояние роду человеческому. Уступая людям в физической силе, в умственных способностях, росте и мастерстве ведения боя, но вооруженные холодным оружием, они представляли опасного противника, берущего числом, – а вид их, наделённый врожденной хитростью, изворотливостью и необычайной плодовитостью, процветал. Экологическая катастрофа, ударившая по млекопитающим и птицам, насекомым и земноводным, обошла стороной крыс и даже прибавила им приспосабливаемости в новом мире.

Кланы, а особенно гурты крыс-выродков, во всех бандеках пользовались дурной славой. Неистребимая врождённая, быть может, эволюцией злоба толкала их против любого, будь то даже такие же крысы. Они постоянно нападали на людей, на кланы и гурты выродков-не крыс, себе подобных. Бесконечная борьба со всеми на сотнях фронтах истощала их силы. Кроме того, путры – выродки и хопперсуксы – под водительством людей и сами время от времени намеренно прореживали численность озлоблённых разумных грызунов. Не будь этого, Земля давно бы лишилась иных обитателей, кроме крыс.

Выбитые, казалось под корень, кланы и гурты непостижимым образом воскресали, будто из воздуха и вновь бросались в бесконечную битву.

Вот и сейчас гурт или нечаянно встретившиеся два гурта выясняли отношения, а заметив людей, многие из них решили напасть и на них.

– Понте кальке!

Свим, прикрывая широким телом мальчика, был наготове, и первый бросившийся на него выродок поплатился жизнью, так и не до кричав до конца призыв убивать негодяев. Ещё один, молотя перед собой чигирем, подсунулся под тяжелые меч и руку дурба. С подпорченной шкурой он отскочил назад и завертелся волчком от боли и ненависти к обидчику, не давшему себя убить, внося в сумятицу схватки еще большую неразбериху.

В провале, как понял из выкриков крыс Камрат, больше провалилось жертв, чем мстителей. Раненный и убитый Свимом относились как раз к мстителям. Неожиданная помощь воодушевила группу, на которую было произведено нападение, и она поспешила добить оставшихся обидчиков. Они перестроились, в результате чего люди и хопс остались у них за спиной.

– Бежим! – крикнул К”ньец, оценив ситуацию.

Они друг за другом юркнули в низкий пролом в стене, пронеслись вдоль какого-то захламленного коридора, выскочили на поверхность уже в нескольких кантарах от схватившихся в рукопашной крыс.

Луна освещала округу мутно-мертвенным светом. Можно было оглядеться и выбрать дорогу. К”ньец запетлял между рухнувшими стенами, деревьями и кустами, уверенный, что бегущие за ним люди не потеряют его из вида и не отстанут. Земля гасила топот его копытец, хвост в основании поднялся и изогнулся дугой.

Ступени вниз… поворот, ещё поворот… Уютная каморка, подобная оставленной, чуть меньше, но с таким же очагом и запасом хвороста…

Здесь они остановились, перевели дух.

Отдышавшись, Свим сказал, покачав головой:

– Всё-таки что-то произошло в бандеке.

– Тебе бы сказали, – возразил К”ньец, разводя огонь. – Ты же новости слушал?

– Слушал. Но Центр может ещё не знать.

– А ты уже знаешь?

– Было бы всё в порядке, мы бы давно спали… – Свим зевнул во весь рот. – Спать хочу! Спать! И вам советую поспать.

Глава 9

Камрат проснулся в полутьме.

Вчера, когда они сюда прибежали, он о сне не думал. Прошлый день что-то изменил в нём и он, сидя у небольшого пламени очага, пытался разобраться – что именно. Ничего определённого не выяснил и незаметно уснул.

Ему снились крысы и Свим, нанизающий их на свой громадный меч из зеркального мелерона. И что интересно, это были выродки, но стоило им попасть на лезвие, как они тут же начинали мельчать до обычных диких крыс, что водились и в Керпосе, где с ними активно (и безуспешно) боролись: травили ядами, вылавливали специальными крысоловками и уничтожали, убивали при случае, чем попало. Стены города также участвовали в избиении крыс, однако они в городе никогда не выводились.

Неприятный сон, и мальчик постарался забыть его.

Он повернул голову. Рядом лежал К”ньец. Хопс свернулся во сне как дикая кошка, лишь ноги, доставшиеся ему в наследство неизвестно от кого, расположились словно отдельно от него – прямые и неестественно вывернутые.

Ноги хопса оканчивались целиковыми копытцами, покрытыми какой-то ворсистой кожицей, она-то, наверное, смягчала удары ими о землю и обеспечивала почти бесшумное передвижение К”ньеца. Во всяком случае, на обычной дороге, по турусу, так оно и было. Вот Свим шагал, и его тяжелая поступь в вечных сапогах была слышна на десятки берметов, а К”ньеца будто и не было рядом с ним. Впрочем, вспомнил Камрат, когда они шли через лаз и вчера, когда они убегали от крыс, перестук его копытец по твёрдому каменному покрытию полов отчётливо прослушивался.

Хвост не украшал хопса. Ни видимой мощи в нём, ни пушистости, ни длины особой. Вот тигровые выродки имели великолепные хвосты: толстые, длинные, живые. У К”ньеца же кончик хвоста вытерт до кожи, рисунок блеклый, пятнами. В общем, у К”ньеца, в отличие от других выродков из кошачьих, хвост наверняка не являлся для него предметом гордости или особого внимания и ухода и не был действенным помощником для выполнения каких-либо функций. По-видимому, помехой в жизни хопса он и не был, но пользы от него выродок, пожалуй, имел немного: насекомое со спины согнать, или вот, как сейчас, прикрыть им часть ног.

Мальчик долго рассматривал достопримечательности и нелепости, с его точки зрения, хопперсукса, машинально отмечал мелкие детали, бросающиеся в глаза – потёртость шёрстки на коленях, вывернутых в другую сторону, чем у людей; отличие ворсинок, некоторые из них были несоизмеримо длинными и нелепого окраса, похоже, лишними, не вылинявшими после зимы. На левом копытце наметилась лёгкая стоптанность. Что значит естественное, а не вечное. Камрат вот свои сапоги носил столько, сколько себя помнил, и всё это время они оставались такими, какими были с самого начала, чуть раздаваясь с его ростом.

Подумав о своих сапогах, он вдруг некстати вспомнил о покинутом, разваливающимся от ветхости, доме в Керпосе, где вырос и жил с бабкой Калеей.

Окружающая тишина, чуть нарушаемая дыханием Свима, и мысли о доме навеяли на мальчика тоску. Хорошо бы сейчас проснуться там, дома…

Благодаря воспитанию бабкой он не понимал и никогда не обращал внимания на скудость и унылость их житья. Вокруг многие так жили. Он не знал, откуда бабка достаёт еду, если практически она всегда находилась в доме и к раздаточным не ходила, и что она оставалась там делать, когда позволяла ему оставить её в покое, а он тут же убегал из дома и носился по городу. Всё другое время они общались. Своеобразно – в процессе хапры.

Словесные разъяснения бабки Калеи, что собой представляет хапра, остались вне восприятия мальчика, ибо слышал их практически ежедневно, но пропускал мимо ушей.

– Хапра, – монотонно и с неизменной остановкой после произнесения этого слова, говорила бабка, – это кодекс поведения метунов (Камрат так и не узнал, кто такие метуны) в любой обстановке. Кодекс объединяет видение, знание и умение! Если ты правильно видишь, знаешь об увиденном, и умеешь использовать знания, то всегда найдёшь наилучший выход из любого положения, в которое ты попал, каким бы безнадёжным и запутанным оно не было… Хапра – путь аккумулирования видения, знаний и умений с постепенным раскрытием способностей управлять всей триадой успеха в бою… Хапра – путь к непобедимости…

Она говорила ещё о чём-то, а руки её, узкие в ладонях, с длинными смуглыми пальцами мелькали то над головой мальчика, то опускались к плечам, проходились вдоль спины, касались груди и ног… От рук исходили тёплые приятные волны, как от солнечных лучей, они проникали в естество мальчика так глубоко, что Камрату казались сквозными. У него внутри происходили какие-то странные изменения, он их ощущал, а спросил бы кто о них, мальчик ничего не смог бы ответить о существе этих изменений. Быть может, только сказал бы или дал понять – от бабкиных нашёптываний и пассов в нём словно расправлялась неведомая пружина в каждой малой его части и придавала необыкновенные силы.

Хапра вне зависимости от настроения бабки или внука производилась или исполнялась ежедневно. Камрат даже не помнил начального этапа обучения. По его представлениям, он всегда был связан с хапрой, возможно, со времён, когда ещё ни ходить, ни говорить не умел, да и, быть может, не соображал, раз в памяти его ничего не осталось, кроме как воспоминаний о хапре. Её тихая без суеты процедура вошла в его жизнь обязательной составляющей, дарящей редкие минуты одуряющей благости, как самой Камее, так и её неспокойному вне хапры внуку: он обычно стоял перед нею умиротворённым, никуда не стремящимся убежать, и чувствовал блаженное удовлетворение от слов и мелькания бабкиных рук. В серых глазах Камеи поблескивали огоньки, лицо затуманивалось, на нём расправлялись глубокие морщины, и Камрату чудилось отсутствие вокруг них двоих кого или чего бы то ни было.

Он и бабка – и весь остальной мир вне!

– Ну вот, – говорила Камея по окончании хапры каждый раз одно и то же. – Сегодня ты запасся новыми знаниями, умением и способностью видеть явное и скрытое, тайное и простое…

После таинства хапры следовали правила ведения боя. Занятие весёлое, но оно требовало места, где можно было бы не только нанести удар, а и успеть отклониться, а если надо, пропустить соперника мимо, дать ему продвинуться по инерции хотя бы на шаг и напасть на него с неудобной для того стороны. Потому-то единственная комната их дома всегда была очищена от ненужных вещей.

Вначале бабка показывала что-нибудь новое, Камрат старательно повторял. И у него каждый раз получалось всё правильно. Потом они на время забывали о времени и почти праузу, а то и две имитировали, порой очень жёстко, настоящий бой: рукопашный, с кинжалом, палкой вместо меча.

В конце бабка не хвалила, а лишь говорила:

– Теперь ты и это увидел, и знаешь, и умеешь… На сегодня всё. Можешь отдохнуть. Я тебя не держу.

Иногда бой протекал с комментариями со стороны Камеи. Мальчик нападал или защищался, используя накопленные приёмы и знания, а бабка, отбиваясь от него, подсказывала, наставляла, поправляла. И так сложилось, что даже в драках с мальчишками руками или палками, он словно слышал её негромкий голос – поправляющий, подсказывающий: сделай так-то и так-то.

Искушённый в бесчисленных наставлениях бабки и правил ведения боя, Камрат вчера, при виде крысиной возни – первой настоящей схватки не на жизнь, а на смерть, увиденной им, – не мог точно определить, что это перед ним происходило, поскольку несовершенство их движений и действий поразили его несказанно. Его так и подмывало подсказать, поправить неправильную постановку ног, нерациональное размахивание мечом, кинжалом или чигиром. Создавалось впечатление – участники схватки не видели ничего вокруг, кроме своего непосредственного противника; если же к ним подступал кто-то со стороны, они пропускали его удар…

К его удивлению и огорчению, манера поведения Свима при отражении атаки крыс ничем примечательным или хотя бы манерой поведения не отличалась от выродков. Но в бою так нельзя поступать! Бой не дуэль, в нём нужно знать расположение своих сторонников, где и как располагаются противники, успешна ли стычка или проиграна… И следует всегда думать и искать возможность переломить схватку в свою пользу…

Ничего вчера такого Камрат не увидел, поэтому разочаровался и в схватке, и, что было всего горше, в Свиме.

Его даже пробила дрожь от мыслей, навивавших печаль, словно он взвалил на себя непомерную ношу невысказанного отношения ко всему происходящему с ним: и дорога впереди дальняя, а на ней всякого чего будет, и Свим, хотя и дурб, и в росте не меньше бермета, и грозен будто бы с виду, но боец так себе, а переучивать его поздно, так что никакой он ему не защитник, а в меру опытный спутник… без которого дальше не уйти, да и нет желания уходить.

Сюда бы бабку Калею. Она бы этих крыс…

Она бы с ними и связываться не стала, а сумела бы найти способ так их обойти, что они никогда не узнали бы об её, и, естественно, о тех, кто с нею был, существовании.

Отвлёкся он от своих дум и переживаний, ощутив чей-то пристальный взгляд. Приподнял голову и встретился с взглядом хопса, изучавшего его так же тщательно, как это он проделал чуть раньше с его ногами и хвостом.

– Почему не спишь? – спросил К”ньец и грациозно-тягуче потянулся всем телом, лишь ноги не участвовали в утреннем кошачьем моционе.

– Не знаю, – отозвался Камрат, не представляя даже, что можно сказать на вопрос выродка.

И правда, кто может знать, почему иногда хочется спать, а почему – нет, даже если устал. Может быть, выродкам такое непонятно?

– Тебя вчера напугали крысы? – по-видимому, у хопса были свои предположения о бессоннице мальчика.

– Нет, – покривил губами Камрат. – А чего их бояться?..

– Ну как же. Бросаются на всех, некоторые даже мечами размахивают. Убить могут.

– Не могут.

К”ньец ударил по полу хвостом.

– Ещё как могут. Ты, наверное, не понимаешь ещё, что подобные гурты, малаки, да и бандиты запросто могут напасть и убить. Так оно и есть…

– А зачем им убивать кого-то?

Хопс, похоже, такого вопроса не ожидал, задумался. Слегка мерцающие в полусумраке его глаза сузились. Затем важно, наверное, от кого-то услышанное, произнёс:

– Такова жизнь, малыш. Что поделаешь. Такова жизнь.

Камрат и в этот раз не нашёлся что сказать. Всё-таки, подумал он, с выродками трудно разговаривать.

– Проснулись? – раздался голос Свима, сидящего у стены за спиной мальчика. – Вот и хорошо! Утро наступает. Давайте-ка решать, каким образом нам добраться до Примето.

К”ньец повёл ушами и обратил свои немигающие глаза на Свима – что тут, мол, решать?

Свим пояснил:

– Появление на дороге целого дума тескомовцев и так, как ты знаешь, не подарок. Пока через их патрули пройдёшь, душу вывернут. Но, а если они и вправду ищут малыша и его бабку, то попадаться им на глаза и вовсе не следует… Опасно!

– Наверное, – мяукнул К”ньец. – Малыша могут…

Камрат промолчал, лишь напрягся всем телом: что-то предложит Свим? Был начеку и готовился к самому худшему – вдруг придётся расстаться со спутниками и идти одному. А что? Кто они такие, чтобы брать его с собой и при всякой встрече с тескомовцами объясняться перед ними или прятаться от них? Сказал же Свим – опасно!

– Думаю те двое, что видели тебя, малыш, на улице Керпоса, – продолжал говорить дурб, в его голосе не было ничего настораживающего мальчика, – хорошо запомнили, как ты выглядишь. На то они и тескомовцы, дабы уметь запоминать и прилично передавать словесный портрет нужного разумного. Кстати, ты должен знать, что описать человека проще, так как тескомовцы – люди. Людям хуже удаются описания путров.

Свим поднялся и подсел ближе к мальчику, но прежде обратился к выродку:

– Нам, К”ньюша, наверное, лучше всего свернуть надо куда-нибудь сразу после Ритола. Там есть, припоминаю, старая турусовая дорога. Правда, очень избитая. Там, наверное, турус всё ещё не живой.

– Я знаю. На ней тескомовцы, по всей видимости, уже патрули поставили, – предположил хопс. – Дорога всё-таки. Избитая она или нет, но по ней можно ходить.

Свим кивнул.

– Я о том же. Просто после Ритола параллельно старой дороге есть торные тропы до самого Пертока. По ним можно было бы спокойно пройти, минуя патрули. Но вот отсюда, от Крема, я никаких дорог обходных или троп не знаю.

К”ньец согласился и, подражая Свиму, по-человечьи кивнул головой, вызвав у мальчика улыбку – столько было важности и смешного, в том числе, в этом кивании.

– Их никогда здесь не было, – подтвердил выродок.

– Я знаю дорогу, – неожиданно для себя изрёк Камрат, и оторопел от высказанного, даже рот приоткрыл.

Он никак не мог понять, почему так уверенно высказался о дороге. А в памяти уже прорисовывалось нечто, подтверждающее её существование – да, он знает эту дорогу. Она идёт вдалеке от Туклы, обходит Перток, пролегает по самому краю Заповедника Выродков и в итоге выводит на турусовую дорогу между Фастом и Примето.

– Та-ак! – протянул Свим, не столько удивлённый, сколько заинтригованный заявлением мальчика, и запустил толсто палую ладонь в волосы и подёргал их, словно проверил на прочность. – А это… То, что ты сказал… Как понимать?

– Не знаю, – как всегда отозвался Камрат, но тут же сообразил, что негативная реакция на его незнание со стороны Свима последует немедленно. Его не удовлетворит такое объяснение, а потому надо что-то добавить к сказанному. Мальчик поспешил сбивчиво поправиться: – Не так я сказал. Я до сейчас… ну, я не знал о ней ничего, пока вы не стали о ней говорить, а сейчас знаю. Мне, наверное, когда-то о ней говорила бабка Калея, вот я… и вспомнил. Неожиданно… Правда… Она начинается…

– Не спеши, малыш! Подумай ещё. К”ньюша, ты тоже напрягись. Вдруг вспомнишь что-либо о дороге, также как это вдруг сделал Камрат.

К”ньец фыркнул, встряхнул головой и машинально произвёл лапиной умывальное кошачье движение.

– А ведь точно, – будто удивляясь самому себе, сказал он, наконец. – Пранек, ты помнишь его?.. Он как-то вскользь упоминал о пути в сторону от Туклы. Мне его сведения в те времена были ни к чему. И я могу лишь предполагать. Ты же знаешь сам, троп и дорог вне турусовых и основных, тех же троп и дорог, великое множество. Так почему бы Крем может быть исключением?.. Это мы с тобой ходим там, где дороги охраняются Тескомом, а сколько разумных ходит помимо них. Кто их считал? И людей, и путров всевозможных, и дорог с тропами тех же? Никто. Никто не знает и всех путей, ведущих от города к городу. Чаще всего кому-то известны один-два пути. И этого достаточно, чтобы не попадаться на глаза тескомовцам. О такой дороге, я думаю, и вспомнил малыш.

Свим выслушал выродка со вниманием, а высказался по другому поводу:

– К”ньюша, с чего это ты стал так много и подробно говорить? Монолог вот закатил непомерной длины. Это Камрат на тебя так плохо действует? – засмеялся он своей шутке. Выродок в ответ фыркнул неодобрительно. – Но ты позабыл о тескомовцах на шарах, они-то уж хорошо знают пути-дороги от города к городу. У них, поди, и схемы есть.

– Не уверен, – К”ньец прижал к голове уши – знак полного несогласия с собеседником. – Они летают не везде…

– Всё, всё! – воскликнул Свим, предваряя всякие возражения или новые рассуждения. – Подробности оставим на дорогу. Сейчас завтракать и в путь! Малыш нас выведет…

– Но я не знаю, где она начинается! – в отчаянии выпалил Камрат.

– В каком смысле – не знаешь? Это тоже надо понимать как-то по-иному? – глаза Свима приморозили мальчика своим свирепым взглядом к полу.

– Как хочешь, так и понимай! – отчаянно воскликнул Камрат. – Я её вижу, но не знаю, от какого места она начинается. Я же даже рядом с ней никогда не был… Там… Там такое… одно большое дерево… Я вижу его и – всё!

– Где там? – закипал Свим праведным гневом, этот мальчишка опять преподносит нечто неразумное, чего он воспринять не может. Или опять хочет выкрутиться?..

– Ну как ты не можешь меня понять? Это дерево вот здесь, – Камрат от безнадёжности убедить дурба словами стукнул себя кулаком по голове. – Я его вижу! Вижу… Там дерево… Ведь я не знаю даже, где мы сейчас находимся, и даже где этот Крем, о котором ты всё время говоришь!

Мальчик выдохся, руки его покорно опустились.

– Вот что, Камрат, – мурлыкающим и успокаивающим голосом пропел хопс. – Мы сейчас выйдем на дорогу по направлению к Тукле и ты, я уверен, увидишь то самое дерево. Будет ли оно находится от Крема, а мы сейчас в нём, на расстоянии двадцати берметов или в пяти свиджах, не важно. И мы свернём рядом с тем деревом на нужную тропу… Так, Свим?

Дурб лишь с удивлением покачал головой. Рассудительность К”ньеца поражала. Находясь под его опекой вот уже почти два года, выродок никогда не проявлял подобных качеств: говорить в нужный момент и, главное, убедительно и верно, да ещё с кем – с мальчиком, ребёнком человека.

– К”ньюша прав, – сказал он кратко.

Они ступили на дорогу из Крема спустя две праузы.

Солнце, багровое и огромное, поднималось на востоке – тяжело и неприветливо. Точно покидало своё ночное ложе с неохотой, не видя ничего хорошего в своём появлении над погибающей природой Земли. Над руинами, над толпами разумных выродков, теснящих из года в год, из века в век своею численностью сокращающуюся популяцию людей, до того неразумно царствующих на планете несколько десятков тысяч лет. Над бессмысленно сражающимися между собой и тех и других неизвестно из-за чего, бредущих по дорогам и тропам неизвестно куда и зачем.

Глаза бы их не видели! Лучи бы их не достигали! Тепла на них жалко и света!..

– День будет тёплым, – определил по солнцу дневную погоду К”ньец и поёжился от утреннего ветерка – происходил он из тех кошек, у которых извека не было хорошей шерсти для защиты от холодов.

– По дороге согреемся, – с деланым оптимизмом пообещал Свим.

– Х-хорошо бы, – Камрат тоже замёрз, пока они выбирались из хаоса покинутого древними города.

За спиной остались не менее трёх свиджей, когда Камрат, уже отчаявшийся увидеть нужное дерево, радостно закричал:

– Вот оно! То дерево!

Шедшая впереди них ватага выродков из лис, путров пятнадцать, оглянулась и быстро перестроилась, ожидая то ли нападения, то ли собираясь напасть самим. Роста они были небольшого, зато воинственности у каждого хватало на двоих. Отбиться от них можно, но затевать драку на дороге, никому не позволено.