Полная версия
Реликтовая популяция. Книга 1
Утро прибавляло света и отодвигало вдаль видимый окоём. И он долго оставался пустым.
И вдруг там, впереди, на кромке горизонта обозначилась тёмная полоса.
– Лес! – уверенно определил значение полосы хопс, оглянувшись на бегу к друзьям. С тревогой продолжил: – Свиджа четыре, не меньше…
– Полторы праузы, – оценил Свим, не сбавляя скорости. – Если не выдохнемся совсем.
– Раньше, – не согласился выродок. – Надо раньше.
– Конечно, надо. Но как? Четыре свиджа не перепрыгнешь. Не на шарах, а ногами идём. А уже через блеск-другой они, эти шары, тут появятся… Чтоб меня полюбила Маркоса! Хоть в землю закапывайся.
– После ночного заморозка? Самим не справиться, – выродок всерьёз принял реплику человека. – Надо искать нору. Здесь должны быть дикие.
Свим не стал комментировать предложение хопса, лишь в сердцах отмахнулся:
«Какие там норы!?» – говорил весь его вид.
Они молча пробежали не меньше свиджа, когда К”ньец обратил внимание на небольшую рощицу, шагнувшую им навстречу из-за невысокого увала. Она располагалась в стороне от натоптанной тропы, но зато до неё бежать надо было значительно ближе – едва ли две трети свиджа.
Свим не колебался.
– Туда! – приказал он и первым свернул с тропы.
Продвигаться сразу стало несравнимо труднее – трава, кочки, – скорость упала, тем не менее, рощица приближалась. Отчётливо стала видна её заросшая передовыми кустами окраина, за ней высились плотно растущие молодые деревца.
Хрипы вырывались из груди друзей, когда они в изнеможении повалились наземь под первым кустом рощицы.
Хопс и мальчик отдышались быстро, Свим же кашлял и всхлипывал долго, он отплёвывался кислой слюной и никак не мог вздохнуть полной грудью.
Камрат лежал на спине, раскинув руки. Разогретый бегом он не чувствовал утреннего холода. Ему казалось, если бы была возможность, он вот так мог бы пролежать вечность. Лежал бы и лежал и ни о чём не думал.
– Хватит валяться! – сурово заявил отдышавшийся Свим, словно сделал одолжение мальчику и выродку, оставаясь так долго у кромки зарослей. – Пора бы двигаться дальше. Мы ещё сможем пересечь этот лесок и на противоположной его стороне…
– Тихо! – прервал его К”ньец. – Замрите!
Свим ещё крутил головой, а Камрат уже слышал тонкие заунывные звуки, исходящие сверху. Он поднял голову и сквозь ажурную густую сеть ветвей увидел шар, плывущий прямо над ними.
Оболочка шара, травчатая снизу и тёмно-зелёная выше, раздутая почти до идеального шара, была испещрена чёрными пятнами, выказывая цвета и символы Тескома Сампатании. А чтобы никто не мог ошибиться в его принадлежности, на крутых боках красовались две крупные надписи – «Теском», заключённые в вертикальные ромбы с подставками – щит и стена страны, а с гондолы свешивалось зелёное полотнище с тем же словом.
Из-за края гондолы виднелись головы двух наблюдателей, тех, кто занимался поиском непосредственно на местности, проносящейся под шаром. Не менее двоих, как знал Свим о поисковых рейдах шаров, сейчас невидимые, стояли и рыскали по окрестностям трубами, позволяющими видеть дальше. Не будь этой рощицы, беглецов уже давно бы заметили, беги они, не беги.
Действия тескомовцев, после обнаружения искомых, тогда свелись бы к известным действиям. Либо к сообщению наземным патрулям и, таким образом, сами по себе ничем не угрожали бы беглецам, либо, если они могли обнаружить своё превосходство, то совершили бы посадку, чтобы попытаться самим задержать искомых.
И в том, и другом случаях ничего хорошего для тех, кто скрывается, не приходится ожидать. Так что намного спокойнее и, главное, безопаснее, когда тебя, убегающего и сознательно скрывающегося, никто, тем более догоняющие, не видят. В таком положении оказалась и команда Свима.
Шар удалился на безопасное расстояние.
– Это Его провидение! – зашептал срывающимся голосом хопс, благодаря Всевышнего выродков за спасение. Одна лапина у него с раскрытой ладонью при этом сделала плавное движение на отлёт от тела, словно К”ньец собирался произнести возвышенную речь, а другая – упёрлась кулаком в бок. – Это укрытие мог сотворить только Он! Благодарю Тебя, о Биолог, Дарующий Разум и Жизнь!
Переживший утренний стресс, Свим, не верящий ни в каких богов и потусторонние силы, поскольку был человеком и многоимённым, Перворазумным на планете, находил отдушину в построении одного и того же сочетания слов, смысл которого не был понятен Камрату:
– Только так, а не иначе… Не иначе, только так…
Знай Камрат, что и сам Свим не смог бы объяснить, о чём это он такое говорит, то, возможно, глубже проникся необычностью случившегося, так как сам он не видел ничего особенного в цепочке недавних событий и их последовательности. Вначале они спрятались, а уж после этого появился шар с тескомовцами, которые, естественно, никого не нашли и полетели себе дальше.
Другого развития происшествия мальчик и предполагал. И не потому, что его как будто полудетское восприятие не могло оценить значимости момента. Напротив, такое счастливое совпадение – найденное как раз во время укрытие, – воспринимаемое взрослыми чуть ли ни как откровение, то хотя бы приятной неожиданностью, для него оно случилось по всем правилам и потому показалось в меру занятным эпизодом, равным встрече с мышами и ночным эпизодом со стадом коров.
– Ищут основательно, – невесело подвёл черту Свим, когда удаляющийся шар превратился в едва заметную точку на мглистом небосклоне. – И знают, где искать!
– Да, – вяло промяукал выродок. – Днёвки не получится. Отсюда надо уходить. Если они идут за нами, то сюда заглянут точно.
– Так оно и будет… Ладно. Давайте-ка уйдём отсюда… Через лесок. Может быть, на другом краю он выходит к другим зарослям, а не к полю.
Свим тяжело поднялся и двинулся вглубь лесного островка. Камрат и К”ньец последовали за ним, стараясь ступать по его следам. Мальчик полностью сосредоточился на том, чтобы его длина шага соответствовала шагу Свима, так что, когда тот резко остановился, Камрат с ходу уткнулся ему в спину как раз в пояс, едва не разбив об него себе нос.
– Что? – К”ньец обошёл мальчика и поравнялся со Свимом. – А-а… Могли бы догадаться.
Между взрослыми протиснулся Камрат, желая увидеть нечто, остановившее их.
– Ух ты! – непроизвольно воскликнул он.
Они вышли к древнему чудом сохранившемуся строению из нежно-розового материала. Его два этажа венчала малахитовая двускатная крыша с загнутыми концами над карнизом. Среди голых ещё ветвей деревьев здание больше напоминало картинку, написанную сочными чистыми красками, но небрежно вставленную в незамысловатое обрамление. Однако всё в этой давней постройке радовало глаз своими пропорциями и необыкновенной цветовой, словно игрушечной, гаммой.
Чуть позже стали заметны следы времени, пролетевшего над чудным творением людей прошлого. Невысокое крыльцо с выщербленными ступенями и изъеденными перилами подводило к настежь раскрытым дверям, от которых остались только узкие полоски, прикреплённые к петлям. По сторонам от двери зияли окна с остатками резных козырьков. На втором этаже темнели провалы ряда окон. Правый угол строения почти до уровня подоконников первого этажа был разворочен, вывернутые неведомо кем или чем кирпичи аккуратной грудой лежали рядом. Подступы к дому поросли низким кустарником. Вокруг никаких следов или тропинок – дом, по-видимому, давно никто не посещал.
– Красиво здесь было когда-то, – со вздохом сказал Свим. Оглядевшись, добавил: – А вокруг когда-то, наверное, был сад… Да деревья уже не те растут, хотя, быть может, в тех же границах…
Он опять вздохнул.
Не часто, но встречались ему подобные сооружения, для которых время как будто остановилось, а природа позабыла о них. И если бы не разумные, считающие своим долгом, в кавычках, оставить о себе память, кто знает, сколько бы они вот так ещё простояли, освещая округу своим совершенством.
Умели древние и вне городов красиво строить и без страха перед кем-либо наслаждаться жизнью… Свим захотел представить, как это могло быть, но тщетно. На то они и Дикие Земли, чтобы человек здесь чувствовал себя временным гостем.
Приминая и ломая сухие стебли прошлогодней травы, спутники обошли дом вокруг. От фасада до противоположной стены в нём насчитывалось восемь окон, также лишённых рам. Задняя глухая стена на том же уровне, что и передняя, имела пролом в диаметре не меньше бермета. Видимо, что-то случилось внутри, какие-то силы вытолкнули часть стены наружу и разбросали кирпич на большое расстояние. Его хорошо можно было рассмотреть – литые бруски из розового камня, лежащие на площадке перед тыльной стороной дома, почему-то совершенно не поросшей растительностью – твёрдая прибитая земля. Лишь выделялся небольшой квадратный участок – два на два шага, поросший чахлой травкой с жиденькими метёлочками, прижатыми к земле, словно их придавили чем-то тяжёлым.
Посудачили о стенах, кровле, прочности кирпича и кладки, сделали некоторые предположения о причине возникновения пролома в задней стене и развороченного угла, колупнули сапогом землю, лишённую растительности. При этом Свим хмыкал, К”ньец фыркал, а Камрат, подражая взрослым, ковырял вместе с ними почву и не знал, для чего ему это надо. Затем они опять вернулись к фасаду дома. Постояли перед ним.
– Пора идти, – напомнил хопс.
– Да… – Свим двинулся было по направлению от дома, но остановился. – Пойду, поднимусь наверх и посмотрю. Сверху виднее, что там нас ожидает.
Он по-хозяйски неторопливо стал подниматься по ступеням крыльца.
– Стой, где стоишь! – раздался сверху громкий голос.
– Та-ак, – протянул Свим своё любимое словечко. – Это почему же? – крикнул он и поднял голову.
Не увидев никого, ещё раз повторил вопрос.
– Убирайся! А то…
– А что будет?
Невидимый обладатель голоса, по всему, на окрик ожидал от Свима и его спутников какой-то иной реакции. Испуга или других хотя бы слов. Но испуга не было и даже, по сути дела, был сделан вызов. И теперь там, наверху, послышались голоса нескольких разумных – они о чём-то спорили.
– Кто вы? – миролюбиво поинтересовался Свим.
Ему не ответили.
– Ну, тогда прощайте!
– Ещё чего? – громкий окрик заставил Свима приостановиться. – Раз попались, так стойте, где стоите! Мы тут решим, что с вами делать.
Наверху кто-то сдавленно и злорадно засмеялся.
Свим обернулся к своим друзьям. На его молчаливое вопрошание с поднятым пальцем кверху, К”ньец отрицательно мотнул головой – никого не вижу. Он с Камратом тоже слышал голоса, но так же как Свим за окнами не видел говорящих. Из чего Свим резонно сделал вывод – раз они не могут увидеть тех, кто решил позабавиться на их счёт, то и засевшие в доме навряд ли, хоронясь, внимательно следят за ним и его товарищами.
Он обменялся с выродком молчаливыми знаками, после чего хопс, едва раздвинув тонкие кошачьи губы, негромко сказал мальчику:
– Когда я досчитаю до трёх, беги к дыре с той стороны дома. Побежишь вдоль левой стены. Я побегу по правой. Там встретимся. Раз… два… три!
Последнюю цифру он продублировал толчком в спину мальчика, и они разбежались, выполняя намеченный план, а Свим одним прыжком взлетел до верхней ступени крыльца и бесшумно нырнул в дверной проём.
Хопс и мальчик одновременно добежали до пролома в стене. Встретились. Хопс сделал знак молчания, хотя Камрат не проронил ещё ни одного слова с того момента, когда Свим стал пререкаться с неизвестными и обмениваться жестами с выродком.
К”ньец прильнул к стене и выставил уши, едва не доставая нижнего края дыры в ней. Уши его стали поворачиваться влево-вправо независимо друг от друга, очаровав мальчика своей подвижностью. Он тут же попытался подобным образом пошевелить своими ушами, но безуспешно. Он вытягивал шею, двигал подбородком и челюстью, мотал головой – уши не шевелились, будто их прибили намертво.
Что там услышал К”ньец, мальчик так и не узнал, зато приказанию его не удивился, так как не зря же они сюда бежали, оставив Свима одного на той стороне дома.
– Полезем через дыру. Вначале я, потом – ты, – скороговоркой пояснил хопс задуманное. Он присел, сильно толкнулся ногами вверх, и сразу перепрыгнул оставшуюся часть стены. Выглянул из дыры и поманил мальчика: – Давай руку! Быстрее! И тихо!
Камрата не надо было подгонять. Оставаться одному вне дома он не собирался.
Внутри, в бывшей когда-то комнате, было ещё темно, сыро и мозгло. Пахло затхлым и кислым. Тянул сквозняк. Из комнаты вглубь здания протянулся коридор. Перед ним когда-то была широкая дверь, от неё осталась дверная коробка, истёртая и изъеденная временем до состояния мочала. Из коридора были слышны крики и приглушённый стук сражающихся.
– Будь здесь! Никуда не уходи! И тихо! – распорядился хопс и побежал в темноту коридора помогать Свиму.
Камрат перевёл дыхание, прислушался.
Дерутся.
Почему К”ньюша призывал к тишине? Сами там такой шум устроили. Подождав, он заскучал и решил тщательнее осмотреть комнату, хотя голые обшарпанные стены хранили только надписи – процарапанные на твёрдой поверхности панелей – на известных и неизвестных мальчику языках. Прочесть некоторые из них, а точнее сказать, осмыслить их замысловатые намёки он не успел. Словно из далёкого далека до него долетел гулкий зов Свима:
– Малыш! Иди к нам! Не бойся!
Камрат передёрнул плечами. Вот ещё! Он и так ничего не боялся. Да и чего бояться?
И почему это Свим всё время ему о таком напоминает?
Глава 13
Он вошёл в большое помещение – зал – с потолками, уходящими под самую крышу. Мальчику трудно было делать какие-либо предположения о назначении такого громадного помещения. Он никогда ещё не видел ничего подобного. В Керпосе особо старых зданий, построенных из вечных материалов, не существовало – город возник хотя и давно по человеческим меркам, но обстраивался и обзаводился защитными стенами сравнительно, уже с историей самого человечества, недавно, во всяком случае, позже постиндустриальной эпохи и после падения городов-спутников. Административные постройки в городе предназначались сугубо функциональному использованию, собрания горожан обычно проводились на центральной площади, а собирать их под крышу одного строения никому не приходило в голову. Зачем, если даже в середине зимы можно установить такую погоду и температуру воздуха, чтобы не чувствовать холода и не испытывать неудобств от состояния неба над головой – ни дождей, ни снегопадов, ни збунов.
На уровне второго этажа шла, местами обвалившаяся, узкая галерея – её ограждали тонкие ажурные перила с тремя лесенками, ведущими на неё с первого этажа. Сверху, вдоль стен, выше и ниже галереи, свисали с наполовину ободранной изоляцией фальшивые кабели, змеились провода – всё говорило о попытке кого-то в своём представлении воссоздать древнее жилище человека из невечных материалов.
Но не это бросилось в глаза мальчику в первую очередь.
Посередине зала, на высоте всего каких-то трёх берметов висела и матово поблескивала чудом сохранившаяся люстра, слепок с древнейших образцов. Её поддерживала толстая чёрная от времени цепь в руку толщиной. Звенья её покрылись бахромой ржавчины, пыли и копоти.
Люстра пережила историю и как повидавший воин, с трудом пробившийся сквозь ряды врагов – веков, воздействий разумных и диких, ветров, продувающих покинутый дом – несла на себе отметины давних и недавнего, но пока что успешного боя: вмятины, натёки, обрывки каких-то верёвок, не ухоженность. От славных времён остались широкий и толстый обруч и шар, от которого к обручу тянулись цепи, не такие мощные, как подвесная, опорная, но достаточно прочные, чтобы выдержать тяжесть массивного обруча до настоящих дней.
Камрат засмотрелся на люстру. Он что-то помнил или ему показалось – нечто подобное он уже видел, и оттого по телу растекалась приятная волна. На его лице появилась мечтательная улыбка. Ему вдруг пригрезилась невероятное и яркое. Будто люстра цела, блистает идеальной чистотой и играет в бликах огня, заливая сверкающий красотой зал ослепительным светом…
– Эй, Камрат! Закрой рот! – хохотнул Свим, вдребезги разбивая возникшую в голове мальчика иллюзорную сценку былой жизни в этом зале, о которой можно фантазировать бесконечно. Стёрлось и смутное воспоминание о чём-то важном.
Свим стоял с ещё обнажённым громадным мечом, а перед ним лежал обезглавленный выродок из бобров, голова его укатилась далеко от тела. Толстый плоский хвост поверженного вздрагивал – ещё жил. Другой выродок, неизвестно от кого произошедший, лежал ничком, разрубленный почти пополам.
У ног дурба сидел человек, маленький, щуплый, лысый, но с дремучей бородой, снежно-белой пеной прикрывающей нижнюю часть его лица, вплоть до ушей и затылка. Вначале эта пушистая поросль показалась мальчику широкой белой разлохмаченной повязкой. И он удивился было тому, как быстро Свим сделал раненому человеку перевязку.
Человек сидел без движений. Глубоко запавшие его глаза уставились в одну точку. Тощие узловатые руки, оголённые по плечи, он безвольно бросил на колени подвёрнутых под себя ног. Одежда на нём: почти новая вечная куртка-безрукавка и прорванные во многих местах меховые штаны самодельного производства, покрытые, словно звёздочками с пушистыми лучиками. На ногах обычные грубые вечные башмаки, потрёпанные, но подошва толстая, не снашиваемая.
– Попробуй поговорить с ним, малыш. Он, сдаётся мне, говорит только на ландук-прен.
Камрат внимательно посмотрел на старого человека и почувствовал к нему жалость с какой-то подсознательной долей уважения, природа которого ему самому была не ясна. Какое уж тут уважение? Подле человека громадный нож, придавленный сейчас не менее громадным сапогом Свима. Таким ножом можно убить не только любого разумного, но и крупного дикого.
– А о чём с ним говорить?
– Ну, – Свим нерешительно пожал плечами. – Спроси его, кто он, что здесь делает, почему они решили на нас напасть? Мы же ничем им не угрожали. Да и… вообще поговори с ним.
– Ладно, спрошу. Но вы с К”ньюшей отойдите от нас. Видите, как он дрожит. Боится.
– Это ты зря, малыш. Страх ты его преувеличиваешь. Да и раньше надо было бояться. – Не сводя с бородатого настороженного взгляда, Свим поднял его нож, выпрямился, взвесил оружие в руке, оценил с оттенком удивления: – Могуч! А ты – боится. Ты тут с ним, малыш, поосторожнее… Нет! Встань-ка лучше поближе ко мне, вот сюда, к ноге. Он этой штукой – Свим поиграл ножом бородатого, – хорошо владеет.
– Ты кто? – без охоты и неуверенно спросил Камрат старика на ландук-прен.
Его неуверенность исходила не от страха быть непонятым, а из-за возможного незнания спрашиваемого восточного диалекта ландук, вопреки уверениям Свима.
И его опасения вначале как будто подтвердились. Бородатый вздрогнул, глаза его вспыхнули ярче. Но он не ответил, лишь пошевелил губами, будто что-то проговорил про себя.
– Он, наверное, не понимает, – разочарованно посмотрел на Свима мальчик.
– Всё он понимает. Поверь мне, малыш. Когда ты его спросил, он забеспокоился. И недаром, думаю. Спрашивай ещё!
– Ты кто?.. Что здесь делаешь?.. – с расстановкой, чеканя каждое слово, вопросил Камрат старика. – Почему…
И тут человека словно прорвало. Он заговорил, захлёбываясь, без интервалов между словами и предложениями:
– Выдумаете еслинапалитоможете счиатьчтопобедили сейчас придутлюдиидругие исвами сделаюттакоеочём вынедумалиишкурусдерут и…– Он совсем захлебнулся, истратив весь воздух в лёгких, замолчал и уронил голову в белое жабо бороды.
– Он угрожает нам, – перевёл Камрат. – Говорит о каких-то людях и… о других. Говорит, они придут и спустят с нас шкуру.
– Во, каков! А ты говоришь, боится и не понимает. Узнай, кто эти, другие и сколько их?
Камрат повторил вопрос для старика. Белобородый помолчал, шумно дыша через широкий нос, потом не без злорадства в голосе членораздельно произнёс:
– Когда вас подвесят за ваши интересные места вот здесь, на кольце, – он показал на люстру, – тогда всех сверху увидите. И мы вас как следует рассмотрим. Узнаем, откуда вы сюда набежали. Кемеш, – старик указал пальцем на стену, там появился портрет строгого на вид, но с приятными чертами лица, человека, – любит таких, как вы лечить!
– Это серьёзно, – выслушав мальчика, в задумчивости проговорил Свим и взглянул на обрывки верёвок на толстом кольце. – К”ньюша, ты слышал? Как думаешь, пугает или правду говорит?
– Он не соврал. Их тут, по запаху, обитает десятка три или больше. Люди и путры. Банда.
– Та-ак! – озадачился Свим. – Хорошенькая у нас днёвка получилась. Что будем делать? Уходить?
Сверху раздался какой-то звук, похожий на рыдания.
– Кто там? – встрепенулся Свим и показал пальцем в сторону, откуда доносился плач.
Белобородый долго двигал всей бородой и ответил после повторного вопроса мальчика.
– Он говорит… – Камрат засомневался, ещё переспросил у старика, что-то уточняя. – Там у них Ф”ент. И ещё он добавил слово – быкель. Я не знаю, что оно означает.
– Зато я хорошо знаю. К”ньюша, проверь! И… поосторожнее там.
Хопс, постукивая копытцами, взбежал по ступенькам ближней лесенки. Ступеньки скрипели даже под его весом, а когда по ним поднимались люди, какой же здесь стоял скрип?
К”ньец наверху постоял, прислушался, поводя ушами, личина его заострилась. Наконец, двинулся вдоль галереи, заглядывая в темнеющие провалы, некогда, возможно, перегороженные дверьми, а сейчас их лишённые. Перед одним из них выродок постоял дольше, чем у первых, потом осторожно шагнул за порог и вскоре вышел. На его лапинах тяжело свисало конечностями и хвостом какое-то существо. Хопс, пока спускался по ужасно скрипучей лестнице, беспрерывно и громко, напоказ выдавая своё неудовольствие, фыркал и отворачивал нос от находки.
Положив существо перед человеком, К”ньец демонстративно отступил на несколько шагов от них и отвернулся, будто всё, что должно сейчас произойти к нему не имеет никакого отношения.
Свим склонился над принесённым путром. Это оказался выродок из лисьих, закованный в цепи. Они были наброшены как на лапины разумного, так и на ноги.
– Вот тебе, малыш, и перевод того словечка, которого ты не понял, – нахмурившись, произнёс Свим и приложил ладонь к носу Ф”ента. – Холодный.
– Это быкель?
– Да, малыш. Он у них раб. Давно что-то я о таком не слыхивал… Ладно. Ты спроси у него, почему на него навесили цепи, а я постараюсь сбить их с несчастного.
Камрат присел на корточки перед лежащим во всю длину выродком. Ф”ент ростом едва ли достигал полубермета и находился явно в истощённом состоянии – в нём не хватало трети веса для выродка такого роста. Цепи, снятые не без труда Свимом, оставили следы: стёртая до кожи шёрстка, язвочки на запястьях, шее и лодыжках.
Долгое время казалось, что быкель никак не может понять слов Камрата, и тому приходилось задавать ему вопросы и на ландук, и на ландук-прен, и на хромене – официальном языке бандеки.
Грустные светлые глаза Ф”ента бессмысленно уставились в одну точку, которая находилась вдалеке за спиной мальчика. Облезлый хвост ещё сохранял клочьями бывшую пушистость и слегка дрожал. Выродок не отреагировал даже тогда, когда Свим снял с него цепи и опять приложил ладонь к его носу.
– К”ньюша, ну-ка подержи его за голову. Я ему сейчас волью немного коввты, сразу в себя придёт.
– Это собака! – Неприязненно отозвался К”ньец и опять отвернулся.
– К”ньюша! – рявкнул Свим.
Хопс вздрогнул и под строгим взглядом человека подошёл и приподнял голову Ф”ента личиной вверх.
– Так. Он, К”ньюша, такой же разумный, как и мы с тобой, – проговорил Свим уже тише, – и имеет право на помощь, потому что нам он ничего плохого не сделал, а быкольство – самое противное, что может быть среди разумных.
Отчитывая хопса, Свим отстегнул от пояса меньшую флягу, открыл её, вытянул шею и понюхал содержимое, комично скривился от паров, пахнувших в его нос. Прижав пальцами громадной руки рот выродка, он без особых усилий раскрыл его и плеснул в него из фляги немного желтоватой жидкости. Подождал, пока выродок глотнёт её.
– А-а!.. Ах-ха!.. – Ф”ент замотал головой и попытался приподняться на ноги. Заскулил.
– Сейчас пройдёт… Ну, ну… Вот хлебни воды из моей сарки, – Свим опять раскрыл задыхающемуся выродку рот и влил в него воду из питьевой фляги.
Ф”ент проглотил воду жадно. В его взгляде появилось осмысленное выражение.
Бородатый молча наблюдал за действиями пришельцев, цокал языком и осуждающе покачивал головой.
– За что тебя посадили на цепь? – спросил Камрат, видя как разумный оживает и даже с любопытством посматривает по сторонам и на незнакомцев.
Ф”ент в ответ жалобно заскулил. Хопс оставил его голову в покое, отшагнул и отвернулся – всё-таки лисий выродок был из собачьих, и К”ньецу противно было смотреть на хныкающего пса. Он имел твёрдое убеждение, воспринятое с молоком матери – такие, как Ф”ент, то есть собаки, всегда прикидываются такими вот беспомощными и несчастными, если им выгодно так выглядеть.