Семь минут вечности

Эхехех, значит, этот мир всего лишь хаотично-структурированная фантазия угасающей активности моего умирающего мозга после очередной гибели: и монитор, и клавиши, и семья, и работа, и все и вся… Так я верю, знаю, ощущаю, мыслю и с этим ничего не поделать – когда мозг угаснет, тогда вся эта забавная канитель-сансара и закончится.

Любое знание основано на вере кому-либо или чему-либо. Поэтому вопрос: «вы верующий?» – не корректен. Верующие все, если всё же эти все существуют, а не снятся мне. Впрочем, даже если снятся. Более корректней спрашивать: «во что/кого/чему/кому вы верите и блюдёте деятельную верность?». Типа, Бог один, а вот каков Он, все представляют по-разному. Для таких случаев и существует Символ Веры, Жизненное Кредо, Принципы, основная линия партии, самого себя, которой каждый неуклонно верен. Такое Кредо есть у всех, только не все его сформулировали не только для остальных, но часто и для себя. Но, даже не имея таковой формулы, они верующие и верные, внутри каждого имеется стержень, кредо, даже если его нет, это и есть его стержень. Верит ли кто в плоскую или сферическую Землю, Творца или случайную эволюцию – за всем стоит бездоказательная парадигма веры, убеждения, и верности этим убеждениям. Так и моё знание, убеждение, что мир сей это порождение моего мозга, иллюзия, основаны на вере-убеждении, что я уже умер или даже вообще не жил, если Аз Есмь Дух, Сознание. Верующий в меня, в моё Кредо, кредитор, доверяющий и тем со-верный мне, спасён будет – станет трансерфером посмертия. Если наши Кредо совпадают, то мы доверяем друг другу, даём кредиты друг другу, авансируем.

Так и возникло в моём мире учение о том, что Брама спит и видит наше бытие во сне и поэтому Он создатель этого мира. В осознанном (активном) или бессознательном (пассивном) сне пребывает Брама, зависит от того, кто, какое моё «Я», аватар, исповедует данную концепцию. Так или иначе, в любой конфессии[16] другая конфессия[17] легко находит ереси, не согласующиеся с их миропониманием. Такое вот расщепление моего сознания происходит за эти семь минут, пока мой мозг умирает. О, как долго тянутся эти семь минут, если я всё же умер, а не просто изначально мёртв и вечно сплю.

Вечный Сон не существующего существа, ибо если я проснусь, то ни меня, ни мира не станет. Хотя меня и нет, если я всё же вижу вечный сон, не имеющий ни начала, ни конца. Ни альфы, ни омеги. В таком случае, вообще ни о каком «в начале» и разговору нет. Как и «в конце». В начале было, в конце будет – здесь не катит. Здесь вечное есть и вечное несть[18]. И никуда от него не сбежать. Даже если уснуть во сне, и в том сне тоже уснуть и всё глубже засыпать, как отражение зеркала в зеркале бесконечно засыпать, всё глубже и глубже. Так и забыл я себя, расщепившись на миллиарды миллиардов, неисчислимое множество мелких и не узнающих себя осколков, привидевшихся существ и веществ.

Все эти писатели, учителя, бандиты, гении, тупицы, камни, блохи, деревья, галактики – моё хаотично-структурированное порождение фантазии. Как же я болен! Как мне собраться в одно? И как мне это одно стереть?

Как же выпилиться, вычеркнуться из этого мне видящегося мира, из самого себя? Все мои удачные попытки суицида снова возвращают меня в бытие. Или в то, что я воспринимаю как бытие и именую таковым. Может всё-таки мне нужно дожить до того, когда всё само закончится, активность мозга через семь минут угаснет и всё, это кино закончится, сон прекратится, хотя я и не проснусь. Никогда уже не проснусь. Но и сны больше не будут сниться. Утешительно страшно.

В своём умирании, угасании я придумал, что жизнь это игра и надо играть, веселиться, забавляться, шустрить, юлить и выкручиваться. Чтобы хоть как-то оправдать и осмыслить, т. е. наполнить смыслом, своё сновидение. И я играю, точней играл. Или всё же играю, даже когда уклоняюсь ото всего, убегаю в затвор, в одиночество, за тонированные стёкла, в раковину, под медицинскую маску, скрижали Заветов. И всех прячу под эту маску, чтобы и их не видеть и не обонять. Для этого придумал ковид-19, изоляцию, карантин, чтобы спрятаться наподольше от призраков. Только суетные люди любят выходить из комнаты. Нормальные же, то есть Божьи люди, любят сидеть дома безвылазно, поститься и молиться. Всё, что снаружи, одна суета и грязь, даже так называемые добрые дела, потому что все они замешаны на обжорстве и празднословии.

Я постоянно придумываю что-то такое, какие-нибудь эпидемии, пандемии, войны, катастрофы, чтобы сократить численность глюков, именуемых людьми, населением. Мне они чужды, потому что они это я в каких-то иных аспектах, они это последствие расщепления моего сознания и каждая щепоть настолько далека от других щепотей, что мы часто не понимаем даже языка друг друга. Друзья, блин!

Сократить численность моих клонов, копий, которые совсем не похожи на оригинал. Да и от оригинала остался ломоть, крошка, соринка. Копии копий без оригинала. Соединиться в одно не получилось, не придумалось как-то. Вот и сокращаю. Должен остаться только один я. И тогда я всё вспомню и проснусь, исчезну.

Так зачем я пишу эту очередную предсмертную записку, если мир исчезнет вместе с моим исчезновением? Ну, так сомнения в вере никто не отменял, если есть эти кто. А вдруг мир это не мой глюк? Вдруг, если у меня получиться умереть и сгинуть, мир не сгинет? Вдруг, дети мои не сгинут до поры до времени, а то и вовсе? То пусть знают, что я убил себя не потому, что их не любил, но потому, что не верил в своё бытие и в их реальность. А любить-то любил и переживал за них, за то, как им жить, как на жизнь зарабатывать, как пару им себе найти, как поститься и питаться только полезной пищей, чтобы не болеть, не сгинуть и быть вечно.

Кроме того, мир сей, скорее всего всё-таки пребудет, даже после моей кончины, уж таким я его сделал и даже в книжечках об том пометочка имеется: «И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал» (Быт.2:2). А это значит, что, несмотря на то, что Аз погрузился в Шаббат, День Седьмой, т. е. умер, мир не исчез, но продолжил быть даже до тех пор когда воскрес и так далее. Хотя, пока я был мёртв, в мире столько говна приключилось: грехопадение, потоп, Вавилон, Содом, Гоморра и прочее. Они, конечно, списали всё на меня, но это просто карма, причины и последствия выбора их коллективного бессознательного, чаще всего.

В связи с чем данную записку прошу считать, в случае реальности мира вне моего в нём присутствия, так же и завещанием, имеющим юридическую силу и всё моё наследие, каковое будет признано моим, завещаю моим детям. Все гонорары за произведения искусств пусть они вместо меня получают. Мой домик в деревне не берегу лесной речушки (не прокладывайте туда, сюда, асфальтированной дороги, дабы не засрали местечко благое), однако, пусть будет домом-музеем Создателя этого мира, но детям моим и их детям и детям их детей до бесконечности, чтобы всегда разрешалось, в случае надобности, в нём дневать, ночевать и молиться, а то и вовсе быть в нём пожизненными работниками-экскурсоводами и хранителями моего наследия, пожизненно и династически. Даже можете назвать мою хибарку Храмом, а то и Церковью, не побоюсь этого слова. Очень уж это смахивает на указание Моисея относительно детей брата своего Аарона и вообще колена Левитова. Всё повторяется. Странно, что Моисей не позаботился о трудоустройстве своих детей и детях сестры своей Мариам. Или всё-таки позаботился, но об этом мало известно, по крайней мере, гоям, люмпенам и плебеям? А мне вспоминать не досуг, как там без меня эти евреи быт свой налаживали от имени моего.

Меня больше занимает моё убеждение, что, как пел Саша Васильев:

«Ты самый желанный, самый любимый,

Твой портрет в желтой прессе на первой странице

И ты понимаешь – тебе это снится…

Нам всем это снится»[19]

Точнее, это пел я, расщепившись на Сашу Васильева и группу «Сплин» в числе прочих. И всё вокруг, точнее я, расщепившись на всё вокруг, только подтверждал постоянно, что мой мир это иллюзия, хаотично-структурированная фантазия угасающей активности моего мозга после очередной гибели, сон во сне. Мне только одно не понятно: почему сам по себе я такой тупой и бездарный, в то время как в своих аватарах гениален до нельзя? Аномалия какая-то. Может Саша всё-таки прав совсем в другой песне:

«Значит всё наяву, ничего не приснилось»[20]

Простите, если вы есть, но я вас стираю вместе с собой. На моих часах сейчас три минуты четвёртого ночи[21], а это значит – пора. Что-то всё-таки смерть разрешит, раскроет, объяснит – угаснет всё или вспыхнет новыми красками, но что-то я получу от смерти.

Ухожу из этого мира, если вы реальны, то встречу вас там. Хотел бы встретить. Если не реальны, то рано или поздно туман рассеется, и всё равно пропадёте, тогда уж лучше теперь, с сомнением в реальности быть невыносимо. Если Бог есть, то и для вас там у Него есть местечко, а если бы не было, тогда бы я приготовил его вам, для этого и ухожу, если вы реальны. И если я реален. Скорее всего, никто не реален, а жаль. А я бы так хотел любить вас, жить для вас и умирать для вас ещё много, много, много, много, много раз. До свидания. До побачення. Либо прощайте.

Явь и Навь

«Ай-яй-яй! Моя жизнь мне снится!»[22]

01:01

Хочешь увидеть Рай, взгляни на звёзды в ночном небе, предложил как-то святой. По-своему он прав, но в меру своего невежества. Звёздное ночное небо по большей части – Ад. Смотря кто смотрит. Звёзды – те самые семь минут, которые были моими снами за всё время вечности. Абсолютно все. Звезда или галактика, это мир, созданный мозгом первого существа, моим мозгом, у которого ещё не было так называемого материального носителя, как у света без солнца. Первомозг Первосущества – истинный Дух, Одно, невещественное, неовеществлённое.

Чтобы некоторым моим аватарам понять меня саму, нужно прибегнуть к условным числительным, ввести какой-то отсчёт, первоначальный пункт. Например, так: в первый мой шаббат, когда я впервые умерла, почила от всех дел своих, отдалась Танатасу, после того как представила, следовательно, создала первый свой сознательный сон, он же Явь, первый мир, в моём посмертном сне мой мозг, как моё неосознанное, на что я мало уделяла внимания осознанно, замечала мимоходом, создал второй мир, второй сон, он же Навь.

Явь была безвидна и пуста и создана мной, осознанно, я сама стала всем, а это не так много, от меня не убыло нисколечко. Навь была создана так же мной, но не осознанно, пока я отдыхала и вовсе ни о чём не думала, вырубилась напрочь. Мой мир, моё Царство это Явь. В него мои аватары начинают движение, когда растут в осознанности, пробуждаются от сна греховного. Осознанность это Любовь, Благо, то есть Я. Приятно познакомиться. Или неприятно, там поглядим – увидим.

В Нави моё бессознательное придумало себе носитель – мозг, который якобы управляет всем телом. Это не так в Яви: здесь всем управляет Сердце. В Нави сердце это всего лишь насос, гоняющий кровь к мозгу и ко всем прочим органам, которые так же претендуют на власть, но мозг им свергнуть не удаётся. Поэтому они часто выходят из строя раньше мозга. Традиционно мы, мои аватары, путаем Явь (Ян) и Навь (Инь).

Как физический орган сердце всегда и только насос. Духовное сердце это часть сознания, его над-логическая, сверхлогическая сторона. Никаких иных сердец у любви нет. Только невежды полагают, что сердце в груди не только насос.

Кто выключает мозг, перестаёт жить умом, выгодой, расчётом, инстинктами и начинает жить сердцем, чувствами, состраданием, милостью, всепрощением, у того после остановки сердца мозг не активен и не вправе генерировать очередной сон в следующие семь минут. Он же уже не был капитаном при жизни, но был как бы высажен на берег ещё до начала шторма. После остановки сердца, как органа, эти аватары в течение семи минут создают свой мир сердцем, как чувством. Это их первый мир. После чего, на седьмой минуте, погружаются в сон без сновидений, отдыхают, как я отдыхала в первый свой выходной, шаббат. Боже, как давно это было.

Но если у них, как и у меня, остались бессознательные теневые желания, ведь яблоко от яблони падает не дальше ног Адама, то в эту седьмую минуту, когда Сердце, как Любовь, почиет от всех дел своих, Мозг, как бессознательное, всё же воспользуется этой лазейкой и создаст очередную Навь. И в небе загорится очередная галактическая карусель со всеми этими движухами, страстями и суетами, то есть адским пеклом колеса сансары ЖКТ и ЖКХ.

Семь минут это семь дней творения, включая день покоя, минуту молчания, внутренний круг, плавно перетекающего в вечность. После чего начинается восьмая минута, день воскресный, начало работ, жизни, приключений, внешний круг. Все персонажи нового мира, включая микробов, блох, мышей, слонов, динозавров так же, умерев, создают свой мир и так далее. В этот миг на бескрайнем небе зажигается новая звезда. Ни на одной из ваших ракет не долететь ни до одной, даже самой близкой звезды-галактики, потому что между мирами великая пропасть[23]. Поэтому все сказки про полёты на Марс или зонды в глубинном космосе всего лишь сказки. Из одной иллюзии в другую можно попасть только через смерть, а не на ракете. Даже в диапазоне видимости, то есть в рамках кажущейся досягаемости.

Явь и Навь на плоскости этого мира, в котором мы теперь, переплетены. Здесь будды, машиахи, то есть проснувшиеся, осознающие, осмысляющие, которые уже не могут не быть будильниками другим, живут рядом со спящими аспектами самих себя. То есть меня самой, ведь все это я, Любовь, заблудившаяся или найденная.

Вы стояли на плоскости с переменным углом отражения[24], поэтому и можете видеть звёзды по ночам и наблюдать закон приводящий пейзажи в движение, повторяя слова лишённые всякого смысла, ну, вы поняли. Миры, созданные Сердцем, в ночном небе глазами не увидишь, мозгами не поймёшь[25]. Явь Царства Небесного видна только чистым сердцем даже днём[26]. То есть кто свят, тот видит в Небе миры Яви даже днём. Кто же живёт неосознанно видит в ночном небе миры Ада, Нави. Иначе говоря, если вы не наблюдаете в солнечный денёк на небе кроме солнца никаких других звёзд-галактик без помощи телескопов, видео и фотоматериалов, особенно Хаббл-NASA[27], но наблюдаете без проблем звёзды-галактики по ночам, значит, вы видите адские пекла, порождённые больным сознанием усопших.

Святой, предложивший посмотреть на звёзды и увидеть там Рай, мог видеть их даже днём, но он забыл, что не все так могут и он сам не всегда так умел. Вот волхвы сумели, разглядели одну такую звезду-галактику Рая, хотя их там мириады, и попытались жить осознанно – случайному земному мальчугану из бедняков на днюху подарили полезные в любой семье вещицы, а не полезли на ракету вавилонской башни, чтобы лететь к этой самой звезде. Чаще на том же самом месте, как правило, слепые видят другую звезду, себя любимого. Для таких ночных доморощенных астрономов будильник советского периода возвестил как быть обязано и вопрошает их же:

«На нашем месте в небе должна быть звезда;

Ты чувствуешь сквозняк оттого,

Что это место свободно?»[28]

Торчок, или – Курение убивает

«И вот мне приснилось, что сердце моё не болит»[29]

01:10

В сетях-авоське интернет нынче весьма популярно мнение сие:

«Есть предположение, гипотеза,

согласно которому, которой,

после остановки сердца, смерти,

мозг работает ещё семь минут,

и за это время Вы переживаете

всю жизнь снова, как во сне,

потому что во сне время растягивается.

В таком случае, вдруг Ваше здесь и сейчас

в этих самых семи минутах.

Откуда Вы знаете, живы ли Вы,

переживаете ли муторно

старые воспоминания?»

Не так всё. Не всегда так. Не только переживаете уже бывшее, а иногда живёте заново, создаёте новую материальную реальность, вселенную. И вот об этом я и хочу вам рассказать.

Кому это «вам»?! Ведь никого, в сущности, нет, кроме меня, моего умирающего мозга и семи минут. И кто же такой «Я» в таком случае? Начнём с того, что меня зовут Сергей, или Эдик, или чёрт с богом знают как, но ни бога ни чёрта помимо меня нет. Я ли это? Скорее всего, меня так только подзывают, если хотят вырвать из толпы, обратиться ко мне, вызвать на диалог, стрельнуть сигу, прикурить, или послать, например, за «Клинским» (пиво такое было). Или чем там здесь виски с джином запивают, текилой или абсентом? Итак: меня подзывают, интересно, кто, если никого нет, наверное сам себя и подзываю – Сергей… и я алкоголик, и наркоман, разумеется. Ну, в общем, вы поняли – торч, кароч, анонимный. Хотя уже не анонимный, да уже и не торч.

Ладно, прохладно, пора начинать детализировать. Сей уж ни в мале мой стайл[30] – бухать, дуть и ширяться[31], всё в пошлом прошлом, сам по себе я нынче и вовеки не такой, понеже[32] мой лексический и целеполагаемый рюкзачок давнёхонько опередил все пожелания-притязания и приказания величавее быти[33], посему изображать из себя самого себя прошлого неукоснительного резона не обретаю[34].

Впервые я выпил лет в 10 от роду. Символично: отметил завершение первой прожитой декады в условиях данного уровня развития бытия. Не намеренно. На поминках дяди, после похорон, точнее, на поминальной трапезе после погребения. Тако сие канонично нарекается, но тогда этого множайшие[35] и краем уха ведать не ведали. Дядя, как я узнал позднее, работал в КГБ и застрелился у себя в кабинете, оставив записку: «Не могу больше врать», наверно выдохся, врать надо уметь, это искусство. Честно признался: не могу, мол, как бы того ни хотел. В честь него меня, кстати, и назвали, уж больно батя дружен был с дядей, дяде было приятно, тогда он ещё мог врать, а может даже и лгать, это более высокое искусство.

А я тем временем подбежал молодецкою поступью к столику, где отец с мужичками восседал, захватил стакан с вожделенною влагой и выпил… Аз же думах[36], что вода сие, ибо прозрачна, а там водяровка[37] оказалася по какой-то не ведомой мне тогда для моих синаптических нейронных связей оказии. Аз же наблюдательный мальчуган бых[38] и заметил, что «плохие напитки» разливаются не в стаканы, а в стопки, малюсенькие такие стаканчики, сиречь иже рюмки суть[39]. А это был большой гранёный стаканище, доверху изобилующий водоподобной жидкостью… Се отец себе налил для аппетита. Его-то стакан я и схватил. Чей же ещё я мог сцапать, он же рядом с папой стоял, а не с чужими дядями.

Тут же из меня изрыгнулось употреблённое в тарелку отца. Мужики загоготали и предложили медком заелеять слизистую гортани, дабы охолодить орало мое воспылавшее, эдакой вослед оплошности. Тут же схватилася мною лжица, торчащая из баночки с медом и сунулась во уста. Лжицы слизав содержимое и проглотив с упованием… Ну, я же думах, что сие суть мёд, ибо жёлтенький, кто ж знал, что это горчица. Меня снова вырвало в туже тарелку. А мужики всё гоготали, весёлая у них панихидка сморозилась. Разве что отец адекватно (ли?) среагировал – откупорил пепси-колу, офонтанил ею мой рот-орало, велел выплюнуть и выпить пару глотков шипучки сей. Выпил. Это намного приятнее. Так я впервые выпил пепси. Ну, и водки тоже. Мне понравилось. Пепси понравилась. Водка нет. Горчица тоже нет.

Как часто бывает – первые впечатления обманчивы. Точнее, первые впечатления – правдивы, только в дальнейшем они какое-то время кажутся обманчивыми, а потом приходит старость… точнее, зрелость и мудрость, и тогда понимаешь, что первое впечатление самое верное. Первое верное, в отличие от популярной песенки в 80-х:

Вот она первая,

Верная, неверная,

Первая моя любовь[40]

Так вот, когда детство стало проходить, а мудрость, то есть зрелость, ещё не пришла, мне померещилось, что первое впечатление ложно, и я решил проверить на практике, что же именно мне не понравилось в водке и горчице. И только ради науки и эксперимента, в свои уже 13 лет, всего года три спустя, я скинулся с одноклассниками на пузырь к «голубому огоньку»[41], приготовление к которому осуществлялось всем нашим 8-б классом и было намечено провести который 28 декабря в нашем классном кабинете истории, № 18. Глотка по три тут каждому досталось и мы изображали из себя в уматинушку поддатых, хотя и ни в одном глазу не было, ну, разве что в полглаза. Огненной воды причащались в туалете из горла по кругу, там же курнув, возвращались в кабинет скреплённые общею тайною, таинством, друзьями навек. Сейчас уж и не вспомнит никто кого как звать.

Но этим не ограничилась встреча Нового 1985 года, как нам говорили, нашей эры. От какого-такого события отсчёт вёлся, было не понятно: кто такая или что такое наша эра, и почему до неё была не наша, а чья? С 31 декабря 1984 на 1 января 1985 мы так же бухнули в том же составе, но уже по-взрослому – разливали по рюмкам и закусывали салатами, которые девчонки приготовили, они шампанское пили из бокалов. Ну, прям, все взрослые. А всё сие действо проходило в квартире нашего одноклассника – родители позволили нам потусить всю ночь у них, а сами ушли к соседям.

И мы потусили, точнее, я потусил паче сих. Пулял стопку за рюмкой и рюмку за стопкой одну за одной. Всё были парами, один я один. Посему я не был один, а со мною была Поллитровна. Ну, или 0,5. Как минимум.

Все подружки… пардон, дружбаны все по парам по углам разбрелися, щупались по диванам, креслам или танцевали в тусклом свете цветомузыки под Сергея Минаева и Томаса Андерса с Дитером Боленом[42] («Мальчик Луи», «Ты мой хлеб, моя соль» и пр.) и немного под ансамбль «Joy» («Valerie», «Touch By Touch», «Night of the Nights» и т. п.[43]). А мы, с моей Поллитровной, глядя на весь этот бедлам-беспредел, блюли целомудрие и становились единым целым – я в ней и она во мне суть.

В общем, соединились мы чересчур тесно, почти слиянно, поэтому пришлось произвесть разделение вновь, и я выблевал её, Поллитровну, за дверь на кухне, ибо ватерклазет был кем изнутри заключён, и туда же, за дверь, возлёг отдохнуть.

Почивал я за дверью, лишённый чувств, до тех самых пор, пока меня ни хватились. Девчонки обрели меня на кухоньке, где же ещё было мне быть, водрузили на табурет у холодильничка, напоили горячим сладким кофием и накормили пирожным бизе со сливками. Тут у меня возникли ассоциации и произошёл анамнесис[44], первых моих впечатлений от встречи с пепси, водкой и горчицей. Тогда и возникло второе впечатление, как бы более верная версия: пепси мне не так сильно нравится, ибо похожа на кофе, а вот водовка да. Тут же возникло желание подтвердить возникшую мысль, и я потребовал у девчонок горчицы и водовки. Пацаны поддержали не здравое моё предложеньице и приторочили свои стопарики под разливаемую жидкость. Вместе с горчицей был предложен холодец, так же собственного девчонками изготовления. Так и оказалось, что горчица мне так же по нраву как водовка паче меда и сот. То есть слаще мёда и тех шестигранных ячеек, где этот мёд складируют пчёлки. И вновь я насоединялся с Поллитровной до того, что обнаружил себя запертым на балконе, на снегу у клетки с кроликами, у одноклассника родаки[45] разводили их на балконе для еды и общенья с живой природой своего чада, живодёры. Тут же обнаружил, что замёрз до кончиков пуговиц на ширинке, молний тогда не было на штанах. По крайней мере, у меня не было, как минимум. Произблевавшись на клетку, я достучался до небес, то есть до тех, кто типа танцевал внутри квартиры, под «Металлику»[46] уже, и меня запустили в тепло… или выпустили из холода? В Украину с Украины… на Украину из Украины… В общем, оттуда сюда или отсюда туда.

Так я подсел на следующий наркотик, первым было пепси, подсел на водовку и горчицу со свиным холодцом. Но и пепси я не изменял, запивал ею «Пшеничную» или «Столичную» по 6 рублей 20 копеек за коюжду. Не часто, но точно по праздникам, мы скидывались с пацанами по 3 рубля и просили родителей того, у кого встречали НГ-1985 или ещё чьих, купить нам, детям до 16 не продавали, а нам всем было по 14. Точнее всем было по 14, а мне 13, я самый младший был в классе. Может поэтому и без пары? Или, скорей всего, потому что промоушен у меня не ахти, малобюджетный.

В 16 же лет меня впервые доставили к наркологу. Но я всех убедил, что всё под контролем и я больше не пью. Да и не пил никогда, только-только в среду попробовал.

Первый срок я мотал за самодельный героин из мака.

Второй тоже за тоже.

И третий.

И четвёртый…

Нет, пятого не было. И не будет уже. Ибо!

Подробно рассказывать скучно, всё одно и тоже, никакого разнообраза, зверь такой. Повторяющийся дотошно в точности эксперимент, приводил к аналогичным результатам: если я варю мак, то меня сажают за употребление и распространение. Если результат не меняется, то закономерность выявлена и далее уже нет смысла в повторении и ожидании иных показателей, становится скучно и требуется сменить лабораторию или хотя бы химикаты.