Как стать контрабандистом

«Утешил», – подумал я, – «Просто опрокинул бочку бальзама на мою истоптанную душу».

– Если хотите, то можем привлечь ваших правозащитников, – воодушевлённо добавил адвокат.

– Вы это серьёзно?

– Да. У нас о них много пишут.

– Вот если бы меня в России как здесь судили, то они сами бы объявились и нашли массу причин плюнуть в Путина и его кровавый медведевский режим. А так бесполезно. Они просто не поверят, что это возможно, да ещё в такой демократической стране.

– А кого они тогда защищают?

– У них очень странный выбор. Думаю тех, на кого указывают аналитики CIA или из иных подобных контор. Кто платит, тот и заказывает кошачий концерт.

– Cat's concert?

– I'm so sorry, – я ругнулся про себя. У них кошачий концерт ближе всего означает кто в лес, кто по дрова. Тут я вспомнил азбучное и коряво переделал под нашу национальную особенность, – He who pays Russian human rights top activists calls the caterwaul94(Кто спонсирует руководство правозащитников, тот и заказывает кошачий концерт).

– They have the gold; they make the rules (У кого золото, тех и правила), – он хмыкнул, а потом подвёл черту, – Тогда обойдёмся без вашей странной русской политики. Осталось десять минут. Сходите, выкурите сигарету. Сам когда-то курил и знаю, что в таких случаях сильно помогает.

– Да, вы правы, – вздохнул я и нажал кнопку вызова вертухая.

Первая сигарета проскочила совершенно незаметно, стоило только подумать о странной русской интеллигенции, из которых и состоят наши правдолюбцы и правдоборцы. Мы единственная страна мира, где выведена каста бесполезных людей, которые крикливо мнят себя незаменимой прослойкой между народом и культурой95.

Спокойно докурить вторую сигарету мне не дал Костик. У него что, нюх на повышение содержания халявного никотина? Или врождённая способность появляться вечно не вовремя? Я глубоко вздохнул и вдруг понял, что что-то нехорошее случилось. Я перестал реагировать на его запах изо рта. Всё, значит, уже опустился до его уровня. Надо срочно линять отсюда, а то точно местным стану.

Мы вернулись в зал суда. Там все уже заняли свои места и громко переговаривались. Мелькнуло перекошенное лицо Лося. Увидев меня, он отвернулся и демонстративно отошёл в дальний угол.

– Боится, значит, уважает, – моментально развеселясь, промурлыкал я себе под нос. Оглядевшись, я заметил очень даже приятную картину, – Нет уже превосходства на лицах приглашённых, тарам-парам. Внушает веру день текущий… не стал свиньёю власть имущий… и я своей свободы ждущий… ля-ля… как глист худющий… в общем, валю-ка я сейчас домой!

Хорошим признаком явилась и нарушенная традиция появления судьи. Он остановился у стола и стал внимательно разглядывать таможенников. Остановившись на Лосе, он укоризненно покачал головой, вздохнул и только после этого принялся устраиваться в кресле.

«Наш боров показал свой норов», – с нарастающим удовлетворением, отметил я, – «Вдруг даже в нём очнулась совесть? Каких только чудес в этом заповеднике не бывает».

Судья долго разглядывал листок бумаги, а затем приступил. Костик заворожено уставился на судью и затаил дыхание.

– Не томи, соблюдай синхронность, а то потом запутаешься.

– Подожди, – и он стал чиркать на листке бумаги.

Я повернулся к адвокату. Он сидел спокойно с лёгкой улыбкой и покачивал головой в такт словам судьи.

Я не удержался и зашипел Костику:

– Попроси его делать паузы, а то тут я один как посторонний ёрзаю.

Наконец Костик облегчённо вздохнул:

– Общие и особые причины ареста существуют… ты будешь находиться под стражей…

– Oпа, здравствуй, жо…

– Есть дополнительные причины… тебя подозревают в уклонении от налогов в особо крупных размерах… по всем ранним поставкам… все эти преступления были совершены… таким же образом и по той же причине, что и в случае с обнаруженной контрабандой…

– Судья опять в ударе. Может и Саддама тоже я?

– По полученным данным… ты единственный в Финляндии человек, который мог влиять на эти грузы… это подтверждает версию о твоей виновности.

– Мне что, повесится или так сойдёт?

– Следствие по делу не закончено… расследуемая группа преступлений… очень серьёзная… и ожидаются тяжёлые последствия, если тебя признают виновным.

– Разбежались…

– Есть причины подозревать, что ты… будешь мешать следствию… давить, нет надавливать… на информированных людей… прятать и уничтожать доказательства… которых пока ещё у следствия нет.

– Он хоть понимает, что читает? В тюрьму без доказательств?

– Данные, которые у тебя конфисковали… их ещё не изучили. Поэтому подписка о невыезде не может быть… достаточной мерой… она будет препятствовать успешному следствию… достаточно будет… только твоё пребывание в тюрьме.

– Вот бы следователей и засадил… для активизации мыслительных способностей.

– Изучение документации поможет найти… нет узнать, есть ли другие участники… или есть ли в деле другая информация.

– Есть. Моя полная невиновность.

– Нет, имеется в виду другая информация… о других неизвестных нам пока преступлениях.

– У вас, когда вы стадом, крыши сносит капитально.

– Твоё здоровье… за ним надо аккуратно следить… но, учитывая тяжесть обвинений… твой арест не создаст тебе… лишних неудобств.

– Ага, курорт, блин! Профсоюзная льгота.

– В полицейской тюрьме ты будешь содержаться до 3 декабря 2008 года… после этого будешь переведён в тюрьму Миккели… или раньше… по разрешению следствия.

– Ещё две недели? Да я тут с голодухи двинусь!

– Твоё дело не может быть вынесено на рассмотрение ранее, чем через две недели. Арестанту и его адвокату, а также следователю или обвинителю дадут возможность выступить по делу.

– Благодетели…

– Это решение нельзя обжаловать. Всё. Суд закончен. Мне также надо идти. Охранник тебя проводит, – с этими словами Костик встал и пошёл пожимать руки оживившимся таможенникам.

Я повернулся к безмолвно сидящему адвокату и язвительно произнёс:

– Невероятно, не правда ли?

– Да. Судья сейчас дал предельный срок для предъявления обвинения. И это только на основании подозрений. Неординарный случай.

– Да я просто счастлив, что мой случай такой неординарный, – с сарказмом ответил я, – Вон мой охранник рукой машет. Мне пора.

– Мы опротестуем это решение. И начнём жёстко требовать от следствия реальных и убедительных фактов… да, ваша семья передавала приветы, и они послали со мной вещи, сигареты. Я передам через охрану.

– Спасибо, – у меня ком застрял в горле, и пропало всякое желание разговаривать, – Хочу только одно отметить. Ваше правосудие явно требует коренных изменений. До свидания.

– Правосудие у нас не идеально. Особенно на окраинах. Я приеду на ваш ближайший допрос, – последнее он крикнул мне уже вдогонку.

Я повернулся к нему и, стараясь беззаботно улыбнуться, махнул рукой.

Похоронное настроение сначала прервал вертухай, который принёс огромный пакет с вещами и отдельно два блока сигарет. Не успел я его разобрать, как загрохотало окно раздачи и в него по очереди стали засовывать свои головы разъярённый Лось и злорадствующий Костик. И они на два голоса принялись вопить, перебивая друг друга.

– Ну и о чём ор? – зло спросил я, – Ни хрена я вас не понимаю. Радоваться должны, фантасты-засадители. Идите лучше пивка вмажьте… с судьёй на пару.

Лось что-то рявкнул и исчез из окошка.

– Он подаст на тебя в суд, – выдвинулся вперёд Костик.

– Опоздал. Он уже закончился.

– Он подаст на тебя в суд за оскорбление! Ты назвал его расистом.

– Этого? Да с какого перепугу? – тут я действительно удивился.

– Сегодня на суде.

– А… обвинение по национальному признаку? Так это он подсуетился? Герой! Скажи ему, а разве я не прав? Единственная полноценная улика – владелец российского паспорта! Остолбенеть можно.

– Он сегодня напишет заявление в полицию.

– Скажи своему гневливому, – бессмысленность этой перепалки стал меня утомлять, – Вы тут свободные люди в родной деревне. А я вашим полицаям просто покажу протокол первого суда. Мне адвокат сегодня привёз русский перевод.

– Он предупреждает в последний раз.

– Лучше бы его мать предупреждалась, тогда проблем у нормальных людей было меньше.

– Он честный следователь и хорошо делает свою работу, – Костик неожиданно сбавил тон.

– Да уж, версий нашинковал много. А с вертолётами даже слишком. Доказательств только нет.

– Мы докажем, – тут Костик опять взвился и затряс головой, – Это будет серьёзное обвинение.

– Слушай, толмач, лучше побереги голову, а то попортишь ненароком казённое имущество. Хавка потом за края цепляться будет. Да и микробы набегут.

Костик дёрнулся и заехал затылком по краю. Потом аккуратно убрал голову в коридор.

– Запомни, я и так сижу в тюряге исключительно по вашей милости. Он, что влажно мечтает меня в тундру на кичу бросить? Раскорячится с натуги, – я демонстративно повернулся к ним спиной и занялся своими вещами, – Всё, господа. Представление окончено. Я от вас устал. Гуляйте. Встретимся на допросе.

Раздача с грохотом захлопнулась. По ней ещё пару раз от души вмазали кулаком.

– Карл Густав Маннергейм никогда не был великим полководцем, но зачем же дверь ломать?! – громко перефразировал я слова гоголевского городничего, – Знайте, он был простым русским разведчиком. Позор финскому шпиону!

За дверью затихло. Мне вроде бы даже полегчало и немного отпустило. Я вытащил из ещё неразобранной кучи большую шоколадку, отломил солидный кусок и засунул в рот. Нет ничего лучше при стрессах. Доказано и проверено.

– Ещё две недели с такими… – я к ним даже определение не смог достойное подобрать, – Да от них шиза липнет, как зараза. И выйду я отсюда много-много худым и мало-мало больным на всю голову. Как там было у Герберта Уэллса? «В Стране Слепых и кривой – король».

Всё правильно. Так и должно произойти. Местная президентша всю свою сознательную жизнь активно боролась за права сексуальных меньшинств. Теперь своей неженской дланью рулит уже второй срок. Вот вам и наглядное доказательство торжества тотальной нетрадиционной мозговой ориентации. И мне это приходится отхлёбывать по полной.

Я встал лицом к двери и заголосил, перевирая слова и мелодию. Выкладывая всю накопившуюся злобу:

Не спите, товарищи, все по углам,

Педрилы в ночи наступают.

Врагу не сдаётся наш гордый «Напряг»,

Назад их в анал посылает!

Неожиданно включился переговорник и внятно захрипел:

– Не шумите. Ваша еда будет готова только через час. Если есть просьбы, то лучше воспользуйтесь интеркомом. Мы не всегда можем вас услышать.

– Спасибо, – ошалело ответил я.

Явно кто-то новенький в сегодняшней смене. Может, я его, такого говорливого, сегодня на пару лишних чашек тёплого чайку раскручу? Хоть подслащу своё поражение.

Но вечер наглядно показал, что моя сегодняшняя фамилия Обломов. Бессонную ночь я провёл в мысленных дебатах с прокурором и судьёй. Точнее в абсолютно бессмысленных, но мозг упорно требовал разрядки, да и сна не завалялось ни в одном глазу.

Ясно одно. Следователям выгодно просто имитировать работу. Время потихоньку идёт. Реальные преступники спокойно зачистят все концы. Так внезапно появившийся российский отправитель скоро, а может и уже, растворился на наших широких просторах. Официальный покупатель этих панелей, а это сто пудов, какая-нибудь очередная безналоговая бумажная фирмочка-ширмочка с далёких тропических островов с красивыми кошками или попугаями. Никаких копий банковских платежей на покупку или продажу этих панелей у меня также нет. Да и вообще у меня нет никакой информации об этой поставке, кроме неясного телефонного звонка.

Все кончики, за которые можно потянуть, либо исчезли, либо исчезнут в ближайшее время и останутся только подозрения, о которых так много сегодня говорилось. Тогда и будет слово таможни против моего слова. Из совершенно безобидных фактов следаки слепят двусмысленную картину преступления. Не так уж и сложно исказить даже очевидное. Было бы желание. Особенно у судьи.

Всем европейцам с детства вдолбили: «There are no good news from Russia» – из России хороших новостей нет. Один только вопрос. А зачем им весь этот балаган нужен? Слили бы весь этот тухляк втихаря. И замылили премией. Или здесь глухари пока ещё не водятся?

Очередное, уже утреннее обмусоливание прервал вертухай. Он недобро осмотрел клубы сизого дыма и сообщил:

– К вам приехала семья. Ждёт встречи с вами.

Он препроводил меня до комнаты свиданий и открыл дверь в маленький чулан, отгороженный стеклом от основной комнаты.

– У вас есть час. Микрофон я включил. Соблюдайте чистоту, – с этими словами он захлопнул дверь.

Я сел на скамью перед стеклом. Глубоко вздохнул и сказал:

– Ну, со свиданьицем, мои дорогие.

Жена была очень бледной, с тёмными кругами под глазами. Сын выглядел усталым, но возбуждённым.

– Что же ты наделал? – вместо приветствия запричитала жена. Голос её дрожал, – И что с нами будет?

– Я наделал? – от неожиданности я даже привстал, и появилось стойкое желание шарахнуть кулаком по стеклу, – Нет, и это мать моих детей! Да я только на первом суде узнал, в чём меня местные горлопаны обвиняют. При этом ничего кроме идиотских подозрений… – Я осёкся. Из глаз жены тихо текли слёзы. – Мусь, ты это, извини. Я сам скоро свихнусь от всех этих непоняток. Ну не знаю я, за что меня здесь держат. Честное слово, – и тут так мне стало самого себя жалко, что я тоже чуть не захлюпал носом. И обиженно я добавил, – И челюсти, собаки, развалились.

Минут десять мы старательно успокаивали друг друга. Потом я спохватился и спросил:

– А как вы сюда добрались?

– На машине. Алекс позавчера права получил. Мы решили, что так нам будет удобнее.

– Но я же не успел зимнюю резину поставить.

– Да? – на лице сына проявилось понимание, – То-то я смотрю, что она никак не хотела ровно ехать. Да и на парковке меня занесло.

– Надеюсь, никого не зацепил?

– Да так, чуть-чуть. Боковое зеркальце… слегка поцарапал. Но я его на место поставил.

– Что ты сделал?

– Ну, на кнопки оно теперь не реагирует, я его рукой подправил.

Я вздохнул и понял, что лучше не углубляться. Веселее точно не станет. Dodge машина здоровая, в полторы тонны весом. Уж как-нибудь стерпит начинающего ездюка. Будем верить, он это настоящий American driver – proof car.

– Колёса срочно поменять, на газ особо не жать, лишние кнопки не нажимать. Помни, что там движок в 3,5 литра. Не самокат. Полицейских не давить, с места аварии не сбегать. Выйду, со стервятниками из страховой сам разберусь. Жаль, что машина зарегистрирована на компанию.

– Всё сделаю, – сын явно облегчённо перевёл дух, – Я уже нормально вожу, только вот про колёса забыл. Но, ладно, давай по делу.

Я опять вздохнул. Машина сейчас далеко не главное.

Сын пристроился поближе к микрофону, взъерошил волосы и стал загибать пальцы:

– У нас всё нормально, об этом не беспокойся. У мамы на работе отнеслись с пониманием и оформили эти дни как отпуск за свой счёт. Из таможни вообще никакой информации получить невозможно. Они всё засекретили. Мы с адвокатом считаем… – он сделал паузу, чтобы я получше оценил услышанное, – … они эту секретность будут тянуть вплоть до суда первой инстанции. Иначе у них возникнет масса проблем. Дело уж очень грязное.

– Просвети меня, сирого, а что вчера такое было?

– Просто судебное слушание о продлении содержания тебя под стражей.

– Уяснил. Дальше.

– Единственное, что у тебя не отключили, так это факс. За эти дни на него накидали столько, что не разобрать.

– И не надо. Это и так ясно. Там таможенники рассылочку моим клиентам сделали. С просьбой выслать негатив. Представляю, как они все наложили в штаны. Хоть и таможню здесь боятся меньше налоговой. Выйду, вот тогда и буду расхлёбывать. Если найду кого к тому времени. Рабская европейская психология. Пока мне сказать нечего. Только ещё больше пугать. Zugzwang96.

– Что?

– Цугцванг. Это из шахмат. Положение, когда любое действие ведет к ухудшению собственной позиции.

– Похоже. Но мы тебя скоро вытащим. Обязательно. Не волнуйся.

– А что адвокат?

– Обещает, что добьётся твоего освобождения не позднее третьего декабря. Раньше просто нельзя из-за вчерашнего решения. Да, он вчера нам вечером звонил и спрашивал о том, когда у тебя будет следующий допрос?

– Не знаю. Как узнаю, то попрошу следака с ним связаться.

– Без адвоката сразу отказывайся от допроса.

– Назрело, согласен. Пусть и он приобщится к этому идиотскому действу.

– Мы ему за это деньги платим.

– Надеюсь, в нём не взыграет финская солидарность?

– Он из семьи шведов.

– Но у него финская фамилия.

– Дед у него вообще из норвежцев. Это долго объяснять. Сам же говорил, что шотландец из семейства Learmonth в России больше известен как Лермонтов.

– Понял. Он как еврей чистых русских кровей, или как я русский всех национальностей.

– Он не еврей.

– Да нет, это просто такое кошерное определение. Ну, типа шмок, поц.

– Кто?

– Никто. Так, с языка сорвалось. Казачок такой засланный. С подбритыми пейсами. Я тут после своего первого адвоката что-то слишком подозрительным стал.

– У меня местный адвокат был законченный негодяй, – подала голос Муся, – Он меня постоянно уговаривал раскрыть твою преступную сеть. Угрожал, что иначе тебе много дадут… а я вообще ничего о твоих делах не знаю. А ещё он говорил, что у мужа от жены никогда нет никаких тайн…, – она опять всхлипнула.

– Видно тебе холостяк попался, – хмыкнул я, но сразу спохватился, – Мусик, ты успокойся. Я скоро выйду, и всё наладится…

Мы немного посидели молча.

– Алекс, тебе надо связаться со всеми российскими фигурантами по этому делу. Выяснить, как такое могло произойти.

– Уже. Главного пока нет. Он где-то на Крите уже около месяца. Достраивает свою виллу. А его директор обещал помочь и сделать всё возможное. Они сами там все в растерянности. Да, мне звонят твои друзья и спрашивают, могут ли чем помочь.

– Ничем, к сожалению. Просто передавай им мои благодарности и держи их в курсе событий. С определёнными корректировками. Знание усугубляет скорбь.

В комнату к моим заглянул охранник и показал на часы.

– Мы к тебе в следующую субботу приедем, – они встали и вышли.

Меня охранник выпустил только минут через десять. Он держал в руках огромный пакет и задумчиво разглядывал меня:

– А сколько вы здесь пробудете?

– Не знаю. Судья что-то говорил о 3-м декабря. А что?

– Интересно, зачем вам на две недели 4 блока сигарет?

– Пепел – лучшее удобрение для конопли97.

Я забрал пакет у остолбеневшего охранника и неторопливо пошёл в камеру обрастать новыми вещами. Как там британцы трепались про запас, который карман не тянет? Что-то такое в стишках98.

Бессонная ночь сказалась, и я заснул среди так и неразобранных вещей. Очнулся я от того, что охранник стучал ключами по раздаточному окну и громко ругался.

– Нам вечно снится рокот козлодрома… – с этими словами я забрал завтрак и опять завалился на нары. Но то доброе, что я видел во сне уже ускользнуло. Жаль, может другим больше везёт. Сон в тему, любовь в руку. Значит, пора вставать. Надо пережить наступающие выходные…

К вечеру воскресенья меня начало сильно мутить от шоколада. Дорвался с голодухи до сладенького. Стали наползать навязчивые мыслишки о квашенной капустке и таких крепеньких бочковых огурчиках. Видно, запахами навеяло. Да и желудок стал чаще напоминать о себе неприятными и всё усиливающимися резями. Нарастающие с субботы вонь и сторонние шумы чмошников, прибывающих «в состоянии нестояния», отошли на второй план. Что-то не до того стало. Крепко цапануло, хоть стой, хоть вой.

Все попытки дозвонится до охраны, успеха не принесли. Там у них горячая пора, и отвлекаться по мелочам никто не думает. Только поздно вечером хлопнула кормушка и вертухай очень недовольно спросил:

– Какие-то проблемы?

– Желудок болит.

– Меньше сладкого есть надо.

Я молча показал ему вставные челюсти и пощёлкал ими как кастаньетами:

– Спасибо за совет. Можно попросить обезболивающего?

– Завтра у новой смены. Сегодня мы все заняты, – он захлопнул кормушку.

– И тебе, добрый самаритянин, весёлой ночки. Главное, чтоб твой кофе в мочеточнике застрял. Горячим навек.

Я свернулся калачиком и принялся осиливать первую попавшуюся под руку книгу. Постепенно стихающий шум способствовал. Так и заснул далеко за полночь.

Утром, от осторожного поедания серой водянистой каши, меня отвлёк стук в дверь. Я чуть не поперхнулся от такого новшества и рявкнул:

– Come in!

В двери показалось смутно знакомое лицо. Точно, Вася-Василёк, что руководил у меня дома обыском.

– Не помешаю? – участливо спросил он.

– Нет. Но могу поделиться, – не менее любезно ответил я, – Тут ещё много осталось. А что в такую рань? Служба зовёт? Или обыск в камере надо проводить?

– У вас сегодня допрос.

– Правда? А где мой переводчик?

– Он нас ждёт в машине.

– Странно, обычно он сюда первым прибегает.

Василёк криво улыбнулся, но ничего не ответил.

– У меня проблема. Надо челюсти посмотреть.

– Вам запрещено иметь и телевизор, и видео.

– Какой телевизор? Мне есть нечем… – я придержал язык. Вот так с утра и бывает, когда мысли на автопилоте. Вместо false teeth (вставные челюсти) я ляпнул jaws (пасть, челюсть), а чувак видно ярый поклонник Стивена Спилберга и его прожорливой акулы, – Мне к доктору надо. Починить вот эти челюсти, – я продемонстрировал ему зловещие трещины.

– Это не ко мне.

– А к кому?

– К охране, наверное.

– Они и обычные таблетки сутками несут, а тут не только ногами, но и руками надо работать.

Василёк развёл руками и выдал:

– После допроса мы составим рапорт о ваших проблемах. Он поступит руководству. А оно уже решит, кто и что будет с вами делать.

– После допроса?

– Да, только после допроса. Где-нибудь через две недели получите ответ, – его голос посуровел.

– Тогда две недели никаких допросов не будет. Разрешите мне позвонить адвокату?

– Зачем?

– Сообщу о том, как здесь заботятся о заключённых. Как раз в пятницу на суде об этом много говорили.

– Я сам позвоню, – он развернулся и вышел из камеры.

– А как насчёт таблеток?

На такой животрепещущий вопрос мне скрипом и грохотом ответила захлопывающаяся дверь.

– Да что вы все в последнее время стали такими чёрствыми? – горько произнёс я, – А мог бы и чайком побаловать. Кексик там притаранить. Навести, так сказать, мосты доверия. Совсем нет никакой подготовки. А ещё не последней сволочью99 гордится!

Вернулся он через полчаса. Исподлобья оглядел меня и мрачно выдавил:

– К врачу вас записали только на послезавтра. Допрос будем проводить?

– Нет. Без зубов и без адвоката не будет никакого допроса.

– Вы хотите вызвать своего столичного адвоката? – Василёк посмотрел на меня подозрительно.

– Имею полное право. Страна, сами говорите, демократическая, а мне адвокат по закону положен.

– Вы, правда, хотите вызвать своего адвоката? – он особо выделил слово «своего», чем меня сильно позабавил, – Это же очень дорого. А результат будет тот же.

– Хочу. А вот вашего free of charge public advocate (бесплатного адвоката) можно и extreme penalty (высшую меру) отхватить. Даже за переход улицы в положенном месте на зелёный свет.

Василёк побагровел, но уточнил:

– Допрос будет только после посещения доктора?

– Да.

– На допрос надо обязательно пригласить вашего адвоката?

– Да.

– Значит, вам есть что скрывать, – оставил Василёк за собой последнее слово, и неожиданно лягнул дверь ногой.

– Да что вы мне мебель ломаете? – уже не сдерживаясь, шепеляво возопил я по-русски, – Мотай к себе домой, там и куролесь до посинения. Чуможник.

Василёк захлопнул дверь и в коридоре громко выдал длинную неприличную тираду. Славненько пообщались с очередным сыскуном. Да и слово интересное на язык залетело100. Зато может зубы криво-косо починят. И мой тюремный рацион перестанет включать в себя только кашку-какашку на сырой водице и порошковый молочный напиток нулевой жирности. Появятся силы для продолжения борьбы.

Два последующих дня вынужденного поста прошли в прямо-таки в библейской благости. Долгий и вынужденный, он придал телу лёгкость необыкновенную и застил мозги пеленой милосердия. Не хватало только свирели или арфы для придания пасторальной законченности.