Бегущий в Лабиринте (сборник)

Ему не потребовалось объяснять свой замысел – Томас и так все понял.

– Ясно. Я готов, – оборвал он товарища.

Они отступили назад к самому краю пропасти и встали в центре коридора вплотную друг к другу, повернувшись к гриверам лицом. Всего пара дюймов отделяла их сейчас от падения в бездну, в которой не было ничего, кроме бездонного неба.

Собственная смелость – единственное, что они теперь могли противопоставить гриверам.

– Надо действовать синхронно! – крикнул Минхо. Его голос почти утонул в оглушающем лязге барабанящих по камням шипов. – По моему сигналу!..

Почему гриверы двигались цепочкой, можно было только догадываться – вероятно, их стесняли не очень большие размеры коридора, не позволявшие наступать широким фронтом. Но как бы то ни было, они катились один за другим, оглашая Лабиринт громким лязганьем и душераздирающими завываниями, с твердым намерением убить. Расстояние в дюжину ярдов сократилась до дюжины футов, и до столкновения с монстрами оставалась лишь пара секунд.

– Приготовься, – твердо скомандовал Минхо. – Стой на месте… еще рано…

Ожидать хотя бы лишнюю миллисекунду для Томаса было невыносимо – хотелось закрыть глаза и больше никогда не видеть ни одной из этих тварей.

– Давай!.. – заорал Минхо.

И как раз в тот момент, когда первый гривер выставил клешню, готовясь нанести удар, Минхо и Томас бросились в разные стороны к противоположным стенам коридора. Судя по жуткому визгу, который издал первый гривер, ранее опробованная Томасом тактика сработала и на этот раз. Чудовище сорвалось с Обрыва. Странно, но его предсмертный вопль оборвался мгновенно – вместо того, чтобы слышаться еще какое-то время по мере падения гривера в бездну.

Врезавшись в стену, Томас в долю секунды развернулся и увидел, как второй гривер, не успев остановиться, как раз переваливался через край пропасти. Третий монстр попытался упереться густо утыканной шипами «рукой» в каменный пол. Раздался оглушающий надсадный скрежет металла, от которого у Томаса свело скулы. Но сила инерции оказалась слишком велика, и уже в следующую секунду чудовище сорвалось вниз, вслед за двумя первыми, тоже не издав ни единого звука во время падения – пересекая край Обрыва, гриверы словно растворялись в пространстве.

Четвертый и последний монстр успел вовремя затормозить, вонзив в землю шипы, и теперь балансировал прямо на краю пропасти.

Инстинкт подсказал Томасу, что делать. Он метнул взгляд на Минхо, кивнул и бросился вперед. Оба парня подскочили к гриверу и, выставив вперед ноги, изо всех сил толкнули монстра в спину, отправляя того в бездну навстречу смерти.

Томас быстро подполз к самому краю утеса и, вытянув шею, попытался разглядеть падающих чудовищ. Невероятно, но те исчезли – в зияющей внизу пустоте от них не осталось и следа. Ничего.

Разум не мог постичь ни глубины этой бездны, ни того, что стало с омерзительными чудовищами. Последние силы покинули Томаса; он улегся на землю, свернувшись калачиком.

И заплакал.

Глава двадцать вторая

Прошло полчаса.

Ни Томас, ни Минхо не двинулись с места.

Томас перестал плакать; теперь его волновало другое: что теперь о нем подумает Минхо и не расскажет ли другим, как он позорно разревелся. Но слез юноша сдержать не смог – его покинули последние остатки выдержки, а боль в израненных руках и крайняя степень усталости лишь усугубили душевное состояние. Несмотря на амнезию, Томас не сомневался, что это была самая драматичная ночь в его жизни.

Он снова подполз к краю Обрыва и вытянул шею, чтобы еще раз посмотреть на рассвет. Теперь он предстал во всей своей красе: темно-фиолетовое небо постепенно становилось светло-голубым, на бескрайнем плоском горизонте появились первые проблески оранжевого солнца.

Томас заглянул в пропасть: каменная стена Лабиринта переходила в горную породу утеса, который исчезал где-то очень-очень далеко, словно в бесконечности. И даже в стремительно усиливающемся свете Томас не мог разглядеть, что находится внизу. Складывалось впечатление, будто Лабиринт выстроили на некой структуре на высоте нескольких миль над землей, что казалось невероятным.

Этого не может быть, – думал он. – Просто обман зрения.

Томас со стоном перевернулся на спину – малейшее движение причиняло боль, словно снаружи и внутри его тела не осталось живого места. Утешало лишь то, что Ворота скоро откроются и они смогут вернуться в Глэйд.

Юноша посмотрел на Минхо – тот сидел, прислонившись к стене коридора.

– Поверить не могу, что мы еще живы, – сказал Томас.

Бегун кивнул, ничего не ответив: его лицо не выражало никаких эмоций.

– Как ты думаешь, другие могут появиться или мы всех порешили?

Минхо хмыкнул.

– Главное, продержались до рассвета. В противном случае на наши задницы вскоре свалился бы еще десяток тварей. Если не больше. – Он сменил позу, кряхтя и морщась от боли. – До сих пор не верится. Серьезно. Мы продержались целую ночь. Раньше такое никому не удавалось.

Томас мог гордиться собой и собственной смелостью, но сейчас испытывал лишь облегчение и невероятную усталость.

– Почему у нас получилось то, что не получалось у других?

– Хрен его знает. Это все равно что спрашивать у погибшего, что такого он сделал не так.

Томасу не давало покоя и кое-что другое: почему предсмертный скрежет гриверов мгновенно смолкал, стоило им пересечь край пропасти, и почему он не увидел, как они летели вниз. В этом было что-то очень странное и пугающее.

– Они будто испарились – после того, как пересекли край Обрыва.

– Точно. Поначалу это просто с ума сводило. Пара глэйдеров выдвинула гипотезу, что в пропасти исчезают и другие вещи, но это совсем не так. Гляди-ка.

Минхо взял камень и швырнул его с Обрыва. Томас проследил за ним глазами: камень продолжал лететь вниз, оставаясь в поле зрения, пока не превратился в еле заметную точку и не исчез.

Томас повернулся к Минхо.

– И что это доказывает?

Бегун пожал плечами.

– Но ведь камень не исчез, а спокойно падал.

– Тогда что произошло с гриверами?

Интуиция подсказывала Томасу, что в загадке Обрыва скрывается что-то очень важное.

Минхо снова пожал плечами.

– Мистика какая-то. Но у меня сейчас слишком болит голова, чтобы думать об этом.

И тут Томаса как током пронзило – он вспомнил про Алби. Мысли об Обрыве мгновенно улетучились.

– Надо скорее возвращаться и снять Алби со стены.

С большим трудом он поднялся на ноги.

Видя недоумение Минхо, Томас вкратце объяснил товарищу, как подвесил Алби на стеблях плюща.

– Вряд ли он еще жив, – проговорил Минхо, удрученно глядя под ноги.

Томас не хотел в это верить.

– Откуда ты знаешь? Пойдем.

Пошатываясь, он заковылял по коридору.

– Потому что никому еще не удавалось…

Минхо умолк, но Томас догадался, о чем тот подумал.

– Не удавалось, потому что гриверы успевали убить бегунов еще до того, как вы их находили. Если я правильно понял, Алби получил только укол иглой и ничего больше, верно?

Минхо встал, и они с Томасом медленно побрели к Глэйду.

– Не знаю. Просто раньше мы с таким не сталкивались. Были случаи, когда парней жалили в дневное время, но они успевали получить сыворотку и потом проходили через Метаморфозу. А тех шанков-горемык, которые застревали в Лабиринте ночью, мы потом так и не находили – разве что спустя несколько дней, и то редко. Так вот, все они погибли такой чудовищной смертью, что ты и представить себе не можешь.

При этих словах Томас невольно передернулся.

– Думаю, после всего, что мы пережили, я и не такое могу представить.

– По-моему, в твоих словах есть разумное зерно… – Минхо с удивлением посмотрел на Томаса. – Мы ошибались! Вернее, надеюсь, что ошибались! Знаешь, мы всегда считали, что существует какая-то точка невозврата – когда использовать сыворотку уже бесполезно. Просто потому, что все покусанные, которые не успевали вернуться до заката, неизменно погибали.

Минхо явно был в восторге от собственной мысли.

Когда они свернули в очередной коридор, бегун опередил Томаса и теперь шел бодрым шагом. Но и Томас не отставал, удивляясь, насколько хорошо он запомнил путь в лабиринте коридоров – иногда юноша смещался к нужным поворотам даже раньше, чем Минхо успевал показать дорогу.

– Так ты говоришь, сыворотка? – произнес Томас. – Я слышал о ней пару раз. Что это за сыворотка такая и откуда она берется?

– Это самая настоящая сыворотка, шанк. Противогриверная сыворотка.

Томас издал саркастический смешок.

– А я-то решил, что успел узнать все об этом убогом местечке! Почему она так называется? И, кстати говоря, почему гриверов называют гриверами?

Они продолжали идти по бесконечным коридорам, сворачивая в новые и новые проходы, но теперь никто из них не забегал вперед – товарищи шли рядом.

– Не знаю, откуда пошли все эти названия, – начал Минхо, – но сыворотку присылают те, кого мы называем Создателями. Она появляется каждую неделю в Ящике вместе с остальными предметами первой необходимости. Так было испокон веков. Сыворотка эта вроде лекарства или антидота. Разлита прямо по шприцам, поэтому готова к использованию в любой момент. – Минхо изобразил, как втыкает иголку себе в руку. – Колешь эту хреновину в раненого – и он спасен. Правда, потом человеку приходится переживать все прелести Метаморфозы, но зато он поправляется.

Минуты две прошли в полном молчании, в течение которых Томас переваривал новую информацию. За это время они успели сделать еще пару поворотов. Томас размышлял над Метаморфозой и тем, что за ней скрывается. И еще по непонятной причине он думал о той девушке.

– Странно, – озвучил мысль Минхо. – Мы раньше никогда об этом не задумывались. Если Алби все еще жив, то на самом деле нет причин, по которым сыворотка его не спасет. Мы почему-то вбили в свои тупые головы, что как только Ворота закрываются, покусанному – каюк, и ничто ему не поможет. Хочу своими глазами полюбоваться на этого висельника на стене. Сдается мне, ты меня дурачишь на фиг.

Юноши продолжали двигаться дальше. Минхо выглядел почти счастливым, но у Томаса на душе было неспокойно – его мучила мысль, которую он боялся высказать вслух и всячески от себя отгонял.

– А если до Алби добрался другой гривер – после того, как я отвлек на себя первого?

Минхо бросил на него ничего не выражающий взгляд.

– Я только хочу сказать, что надо поторопиться, – сказал Томас. Он очень надеялся, что неимоверные усилия по спасению Алби не пропали даром.

Они постарались идти быстрее, но каждый шаг отдавался болью в теле, поэтому, несмотря на спешку, юноши вскоре снова пошли медленнее. В очередной раз свернув за угол, Томас заметил движение где-то вдали. От неожиданности у него чуть не подкосились ноги, а сердце учащенно заколотилось. Впрочем, он моментально сообразил, что перед ними появилась группа глэйдеров во главе с Ньютом. Он с облегчением вздохнул: впереди высились открытые на день Западные Ворота.

Они вернулись в Глэйд.

Ньют, прихрамывая, побежал им навстречу.

– Что произошло? – спросил он почти рассерженно. – И как, черт возьми…

– Я все объясню позже, – перебил его Томас. – Сейчас надо спасти Алби.

Ньют побелел.

– О чем ты? Он что, жив?

– Подойди сюда.

Томас отошел вправо. Задрав голову высоко вверх и глядя в густые заросли плюща, он отыскал глазами место на стене, где, привязанный стеблями за руки и ноги, висел Алби. Не говоря ни слова, Томас указал рукой в нужном направлении.

Впрочем, он не совсем верил в успешный исход: да, Алби висел на том самом месте и выглядел целым и невредимым, но совсем не шевелился.

Но вот Ньют заметил висящего в плюще друга и поглядел на Томаса. Если раньше Ньют выглядел удивленным, то теперь казался просто шокированным.

– Так он… жив?

Дай-то бог, – подумал Томас.

– Не знаю. Был жив, когда я его подвесил.

– Когда ты его подвесил… – Ньют покачал головой. – Так. Ты и Минхо – немедленно внутрь, пусть медаки вас осмотрят. Вид у вас хуже некуда. Когда освободитесь и отдохнете, все мне расскажете.

Томасу хотелось задержаться и узнать, в порядке ли Алби. Он было открыл рот, но Минхо схватил его за руку и потащил за собой ко входу в Глэйд.

– Надо обработать раны и выспаться. Шевелись.

Томас понимал, что Минхо прав. Он еще раз посмотрел вверх на висящего на стене Алби, а затем направился к Воротам.

Путь до входа в Глэйд и потом до Хомстеда показался бесконечным. Разинув рты, на Минхо и Томаса отовсюду смотрели глэйдеры, и на их лицах читался откровенный ужас, словно по площади шли восставшие из могил мертвецы. Томас понимал: подобная реакция вызвана тем, что они совершили нечто невообразимое, но такое внимание окружающих смущало.

Увидев впереди Галли – тот стоял скрестив руки и сверлил Томаса взглядом, – Томас чуть было не застыл на месте, но все-таки продолжил идти как ни в чем не бывало. Собравшись с духом, он ответил Галли долгим твердым взглядом, и когда расстояние между ними сократилось до пяти футов, тот опустил глаза.

Томас сейчас чувствовал себя настолько хорошо, что это его даже немного беспокоило. Впрочем, не слишком сильно.

Следующих пяти минут он почти не запомнил: два медака сопроводили их в Хомстед, а затем отвели наверх, где Томас украдкой заглянул в приоткрытую дверь и увидел, как кто-то кормит находящуюся в бессознательном состоянии девушку. Он едва совладал с порывом зайти в палату и спросить о ее состоянии. Потом их с Минхо препроводили в отдельные комнаты, наложили повязки на раны – по ощущениям Томаса, было очень больно, – дали поесть, попить и предоставили спальные места.

Наконец-то он остался один. Юноша лежал на самой мягкой подушке во всем Глэйде – и медленно погружался в сон, не переставая при этом думать о двух вещах. Во-первых, из головы не выходили слова, которые он прочитал на спинах обоих жуков-стукачей, – ЭТО ПОРОК. Они вновь и вновь возникали у него перед глазами.

И еще он думал о девушке.

Через несколько часов, показавшихся днями, в комнату вошел Чак и принялся тормошить Томаса. Поначалу юноша никак не мог понять, что происходит, но когда рассмотрел, кто его разбудил, недовольно застонал.

– Дай поспать, шанк.

– Я решил, что тебе захочется узнать…

Томас потер глаза и зевнул.

– Что узнать? – Он уставился на Чака, не понимая, отчего тот так довольно улыбается.

– Он жив, – сказал мальчик. – С Алби все в порядке – сыворотка подействовала.

Сон как рукой сняло. С души словно камень свалился: Томас и сам поразился тому, насколько рад был услышать добрую весть. Впрочем, радость была омрачена уже следующей фразой Чака.

– Он как раз входит в Метаморфозу.

Словно в подтверждение его слов из дальней комнаты раздался душераздирающий вопль.

Глава двадцать третья

Алби не выходил у Томаса из головы. То, что они спасли ему жизнь и вернули из ночного Лабиринта, казалось невероятной победой. Но стоила ли она таких мучений? Сейчас бедняга испытывал жуткие страдания и проходил через то же самое, что и совсем недавно Бен. А если спасенный превратится в такого же сумасшедшего? В голове Томаса навязчиво роились тревожные мысли.

На Глэйд опускались сумерки.

Томас больше не мог выносить нечеловеческие вопли Алби прямо у себя под боком, поэтому упросил медаков отпустить его из Хомстеда как есть – не отдохнувшего, всего в ушибах и бинтах. Впрочем, от стенаний вожака глэйдеров невозможно было скрыться – тот продолжал оглашать округу истошными криками. Томасу очень хотелось взглянуть на человека, ради которого он рисковал собственной жизнью, но Ньют решительно отверг просьбу. «Тебе станет только хуже». Он был непреклонен. Да и Томас был слишком слаб, чтобы вступать в словесную перепалку – проспав несколько часов, юноша по-прежнему чувствовал себя невероятно разбитым.

О том, чтобы заняться чем-то полезным, не могло быть и речи, поэтому остаток дня Томас провел, сидя на лавке неподалеку от Могильника и предаваясь отчаянию. Первоначальное ликование по поводу того, что удалось пережить кошмарную ночь, поутихло, и теперь он с болью в сердце размышлял о своей никчемной новой жизни в Глэйде. Несмотря на то что каждая мышца тела болела, а само оно от макушки до пальцев ног было покрыто синяками и ссадинами, физическая боль не шла ни в какое сравнение с эмоциональным потрясением из-за пережитого минувшей ночью. Теперь все встало на свои места: Томас больше не питал иллюзий по поводу выживания в Лабиринте. Ему словно поставили окончательный диагноз – рак в терминальной стадии.

Неужели кого-то может устраивать такая жизнь? – недоумевал он. – И каким негодяем нужно быть, чтобы поступить так с нами? Теперь юноша гораздо острее понял одержимость глэйдеров во что бы то ни стало найти выход из Лабиринта. И дело тут не в самом факте побега: впервые Томас почувствовал жгучее желание отомстить негодяям, которые отправили его сюда.

Впрочем, подобные мысли приводили Томаса лишь к осознанию безвыходности положения, которое он испытывал уже не раз: если Ньют и Алби за два года исследований не смогли разгадать тайну Лабиринта, маловероятно, что разгадка вообще существовала. Но тот факт, что глэйдеры не сдавались несмотря ни на что, говорил об их характере красноречивее любых слов.

И теперь он оказался в их рядах.

Такова моя участь, – подумал он. – Жить в огромном лабиринте в окружении мерзких чудовищ.

Горечь разъедала душу, словно яд. Крики Алби – теперь, на расстоянии, они звучали тише, но все-таки слышались достаточно отчетливо – растравляли лишь сильнее. Каждый раз, слыша их, Томас невольно зажимал уши ладонями.

Хотя он и не помнил своей жизни до того, как очнулся в Ящике, юноша был уверен, что последние двадцать четыре часа – самые худшие с момента его появления на свет.

День незаметно подошел к концу. Солнце скрылось за высокими стенами, и вскоре Глэйд огласило уже привычное Томасу громыхание запирающихся на ночь Ворот. Когда совсем стемнело, Чак принес ему еду и большой стакан холодной воды.

– Спасибо, – сказал Томас, чувствуя прилив теплоты к мальчику. С максимальной быстротой, на которую были способны израненные руки, он принялся поддевать с тарелки куски говядины с лапшой и запихивать их себе в рот. – Как раз то, что мне сейчас нужно…

Томас сделал большой глоток воды, затем снова принялся жадно поглощать пищу. Лишь теперь он осознал, как сильно проголодался.

– Как можно так есть? Просто отвратительно, – сказал Чак, устраиваясь на скамье возле Томаса. – Все равно что наблюдать, как изголодавшаяся свинья пожирает собственный кланк.

– Прикольная шутка, – хмыкнул Томас. – Тебе стоит выступить с ней перед гриверами в Лабиринте. То-то они поржут.

Он тут же пожалел о своих словах. Судя по обиженному выражению лица Чака, реплика задела мальчика. Впрочем, обида исчезла с его лица так же быстро, как и появилась.

– Кстати, хотел сказать – в Глэйде сейчас только о тебе и говорят.

Томас выпрямился на лавке, не зная, как отнестись к подобной новости.

– С чего бы это?

– Гм… Дай-ка подумать. Во-первых, вопреки запрету, ты ночью удрал в Лабиринт. Во-вторых, выяснилось, что ты, оказывается, прямо Тарзан какой-то – ловко скачешь по зарослям плюща и подвешиваешь людей на стенах. И в-третьих, ты стал одним из первых, кто умудрился продержаться за пределами Глэйда целую ночь, да еще и укокошил четверку гриверов. Так что ума не приложу, почему тебя обсуждают все кому не лень!

Томас почувствовал прилив гордости, который, однако, быстро сошел на нет. Ему стало даже неловко из-за того, что он посмел радоваться в такой момент: Алби лежит в постели и истошно кричит от боли, мечтая лишь об одном – умереть.

– Идея отправить их к чертовой бабушке с Обрыва была не моей, а Минхо.

– А по его словам – все наоборот. Он заметил, какие номера ты выделывал с отскоками в сторону, и после этого ему пришла мысль повторить то же самое на краю Обрыва.

– Номера с отскоками? – переспросил Томас. – Да такое любому идиоту под силу!

– Ой, да ладно тебе. Не скромничай. То, что ты сделал, просто невероятно. Сделали вы с Минхо, в смысле.

Внезапно Томас почувствовал злость. Он швырнул на землю пустую тарелку.

– Тогда почему мне сейчас так дерьмово, Чак? Может, ответишь?

Томас попытался прочитать ответ в глазах мальчика, но ничего не увидел. Чак лишь наклонился вперед, сцепив руки замком и опершись ими о колени, и понурил голову. Потом он еле слышно пробормотал:

– Потому же, почему нам всем тут дерьмово.

Несколько минут они сидели молча. Бледный как покойник, с выражением непередаваемой скорби на лице, к ним подошел Ньют и уселся на землю напротив. Несмотря на унылый вид Ньюта, Томасу было приятно его присутствие.

– Думаю, худшее уже позади, – сообщил Ньют. – Бедняга поспит пару дней, а когда очухается, будет в норме. Хотя, конечно, поорет малость.

Томас не вполне понимал, через какие испытания приходится проходить Алби – сущность Метаморфозы оставалась для него загадкой. Он спросил как можно более непринужденно:

– Кстати, Ньют, а что там все-таки происходит? Нет, серьезно, я не совсем понимаю, что это за Метаморфоза такая.

Ответ Ньюта его ошарашил.

– Думаешь, мы понимаем? – воскликнул тот, всплеснув руками и тут же снова опустив их на колени. – Все, что мы знаем, черт возьми, – если тебя уколет гривер своими погаными иголками, надо срочно сделать инъекцию сыворотки, иначе кранты. Как только пострадавшему дают сыворотку, он начинает извиваться, трястись, блевать; все тело покрывается волдырями и зеленеет. Такое объяснение устраивает, Томми?

Томас нахмурился. Не хотелось расстраивать Ньюта еще сильнее, но ему нужно было получить внятный ответ.

– Слушай, я понимаю, что видеть лучшего друга в таком виде – удовольствие не из приятных, но я лишь хочу понять, что там на самом деле происходит. Откуда пошло название – Метаморфоза?

Ньют поежился и, вздохнув, ответил:

– Во время Метаморфозы возвращается память. Не вся, а только обрывки, но все-таки настоящие воспоминания о том, что происходило до того, как человек попал в эту паршивую дыру. Каждый переживший Метаморфозу впоследствии ведет себя как псих, хотя обычно все проходит не так плохо, как у Бена. В общем, тебя как будто дразнят прошлой реальной жизнью, а потом снова ее отбирают.

Мозг Томаса лихорадочно заработал.

– Ты уверен? – спросил он.

Ньют недоуменно посмотрел на него.

– Что ты имеешь в виду? В чем уверен?

– В причине депрессии. Поведение меняется, потому что они хотят вернуться к нормальной жизни – или потому, что осознают, что их прежняя жизнь была ничем не лучше новой, нынешней?

Пару секунд Ньют пристально смотрел на Томаса, затем отвернулся, видимо, над чем-то серьезно задумавшись.

– Шанки, пережившие Метаморфозу, никогда об этом не рассказывают. Они просто делаются… другими. Отталкивающими, что ли. В Глэйде есть горстка таких. Я терпеть не могу находиться рядом с ними.

Ньют говорил отрешенным голосом, бессмысленно уставившись в одну точку где-то в лесной чаще, но Томас и так знал, о чем тот думает: Алби уже никогда не будет прежним.

– И не говори, – поддакнул Чак. – А худший из них всех – Галли.

– А о девчонке есть новости? – спросил Томас, решив сменить тему. Его мысли то и дело возвращались к новенькой, к тому же он был не в настроении обсуждать Галли. – Я видел там, наверху, как медаки ее кормили.

– Ничего нового, – ответил Ньют. – По-прежнему в долбаной коме или что-то вроде этого. Время от времени бормочет что-то невнятное – то ли бредит, то ли ей что-то снится. Пищу принимает исправно, и вроде внешне с ней все в порядке. Но все это очень странно.

Последовала долгая пауза, словно все трое пытались найти разумное объяснение появлению девушки. Томас в который раз задумался о необъяснимом ощущении знакомства с ней. Правда, сейчас это чувство немного притупилось – возможно, из-за того, что слишком уж много свалилось на него за последнее время.

– Как бы то ни было, в ближайшее время придется решать, что делать с Томми, – нарушил тишину Ньют.

Томас просто обалдел, не зная, как реагировать на подобное заявление.

– Делать со мной? Ты о чем?

Ньют встал.

– Ты всех тут на уши поставил, шанк. Одна половина глэйдеров решила, что ты Бог, а другая мечтает сбросить твою задницу в лифтовую шахту ко всем чертям. Придется многое обсудить.

– Например? – Томас и сам толком не знал, что больше беспокоило: отношение людей к нему как к герою или желание некоторых отправить его на тот свет.

– Терпение, – сказал Ньют. – Утром все узнаешь.

– А почему не сейчас? – Томасу подобная таинственность была не по вкусу.