Белые гондолы. Дары Отступника

Мой друг крутит "снаряд" в руках, прощупывает каждую выпуклость, но ничего не происходит. Наконец, он ставит его на стол и уходит заварить свой любимый зеленый чай "Те Гуань Инь". Студент осторожно берет артефакт и тоже пытается найти деталь, которая сдвинется под пальцами. Я без сил падаю в кресло.

Наконец, тоже бросив попытки "завести" древний прибор, студент говорит:

– Да, как видно, механизм все еще работает, а кнопки заржавели или заизвестковались внутри. Потрясающая штука, правда? Как думаешь, это галлюцинация или настоящая объемная картинка, вроде голографии?

– Не похоже на галлюцинацию. Ведь очертания предметов комнаты чуть-чуть видно было.

Маркони ставит чашки с чаем на стол:

– А мне больше всего понравилось, как художнику, момент, когда ты, Давид, темный такой, исчез, так славно мерцая, и прямо рядом, тоже мерцая, вот такой залитый светом, как сейчас, появился. Это было очень красиво!

Студент, прихлебнув чая, говорит:

– Слушайте, это ведь не игрушки. Это, наверное, единственные в мире дошедшие до нас в рабочем состоянии технологии древности! Это же такая ответственность на нас с вами!

Маркони внимательно смотрит на него:

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Рывок прогресса и все такое?

– Прогресса, да. А какого прогресса? Куда попадут эти вещи, стоит только нам их обнародовать? Как думаете?

Я чувствую, как мурашки бегут по моей коже:

– В военные лаборатории…

– Именно так и будет. Вообще, это же приборы из допотопного мира, наверняка просто. Вот вам и "допотопные технологии", в смысле – отсталые. Знали бы все, кто так говорит, о чем они говорят....

Студент подходит к окну:

– Не зря, не зря Господь похоронил все это под миллионами тонн ила, песка, глины, которые стали теперь камнем. Сейчас мир в каком-то относительном балансе военных технологий, а что будет, если одна из сторон получит колоссальное преимущество? Страшно представить даже.

Маркони берет печенье:

– Ну уж ладно, может так широко не размахиваться в прогнозах?

Студент резко поворачивается к нему:

– Если Господу Богу было так угодно, что эти предметы попали к нам в руки, надо распорядиться ими так, как правильно. Хотя, конечно, жалко с ними расставаться.

Я смотрю на чистое уверенное лицо студента:

– Что ты имеешь в виду, "как правильно"?

– А что с этими всеми механизмами стало тысячи лет назад? Их смело с лица Земли, и все.

Маркони берет еще одно печенье:

– Окажись эти штуки в хороших руках, столько пользы они принесли бы… И потом, ну даже если попадут они в руки военных, так самолеты уже давно летают…

– Летают, да не так. Тут скрыта какая-то колоссальная энергия. Маленький металлический бублик, а двигает огромный камень, и без звука.

Студент помолчал немного, и снова говорит:

– Сказано: Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их. Слушайте! Давайте, друзья, пойдем узким путем!

Я спрашиваю Александра:

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что не будем ни отдавать эти штуки, ни обнародовать. А закопаем где-нибудь поглубже. Как говорится, от греха подальше.

Мы помолчали. Все это время одна мысль не давала мне покоя. Я говорю студенту:

– Ну хорошо, допустим, но как же Лиана? Вот, погляди на записку еще раз, с этим-то как быть?

Все молчат. В душе я согласен с Александром. Как журналист, которому приходилось встречаться и разговаривать со многими людьми, я имею вполне сформированное мнение о военных в целом, и об ученых, которые всю жизнь работают на военную промышленность. Я вспоминаю слова Юнуса: "Половина моей жизни – непрекращающаяся детская игра". Вот и ученые играют под грифом "совершенно секретно" и под оправданием "безопасности своего государства". И большинство из них уверено в необходимости, а некоторые – в богоугодности этой работы. Я попробовал представить человечество много тысяч лет назад, до Всемирного Потопа, общество, в котором была преодолена гравитация, где технологии превосходили наши, современные. Но общество, развращенное, вероятно, настолько, что его пришлось наказать так, что "разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились". Ведь были и там такие же ученые, которые сначала просто играли своим талантом или даже гениальностью, работая над удивительными технологиями и приборами. Потом другие ученые создавали на основе их изобретений военные машины. А может быть и так, что только одно поколение этих выдающихся долгожителей (ведь жили допотопные люди по несколько сотен лет, судя по Библии) достигло таких непостижимых даже для современного человека высот, что могли бурить гладкие тоннели в граните, плавить камень, или преодолевать гравитацию тяжелых предметов так же просто, как и легких.

Тут я вспоминаю, как на объемной, записанной древним прибором сцене в ангаре, Лиана, мое самое дорогое на свете существо, лежит в тени высокого борта гондолы, скорчившись на полу. Я встаю:

– В общем так. Сначала вернем Лиану, а потом будем действовать по ситуации. Ну, если, конечно, кто-нибудь согласится мне помочь сегодня…

Тут и Маркони и семинарист одновременно уверяют меня, что помогут. Архитектор говорит нам:

– Слушайте, уже скоро вечер, а у нас еще нет никакого плана, что делать. Но у меня, пока я чай заваривал, возникла кое-какая идея. Может, бредовая, конечно…

Он берет листок бумаги из ящика своего рабочего стола и рисует какую-то схему:

– Давид, тебя где будет встречать тот парень? У завода? Ага, внутри, за забором? Так. А Лиану он вернет, когда получит оба предмета? Ага. А ход, через который вы выбрались, насколько узкий? Совсем узкий? Понятно. А он сразу наружу выводит? А, в подвал… Хорошо.

Маркони что-то бормочет, рисуя на своем листочке, потом продолжает:

– Нас трое, так? Я не могу сказать точно, конечно, но велика вероятность, что Лиану держат в пещерке за Головой. Согласны? Ведь где же еще? Только там. Они могут предполагать, что ты, Давид, приведешь все-таки полицию. Значит, они должны думать о путях отхода. Если их двое, то логично было бы одному встречать тебя сверху, а другому быть внизу, сторожить Лиану. Хотя, что ее сторожить, Голову-то она сама никак не отодвинет… Так вот, если полиция, как они могут рассуждать, начнет облаву сверху, тот парень, что внизу, отодвинет Голову и улетит на своем катере по тоннелю, даже если внизу сотня полицейских его поджидает. Просто протолкнет всех их Головой, как шомполом по тоннелю. Ужасно, конечно, но для него это выход. А если верхнего поймают, то что с него возьмешь? Только то, что он проник на территорию завода ночью. Подержат денек и отпустят. Правильно я думаю?

Я вслух восхищаюсь логикой архитектора. Он снова что-то рисует и рассуждает дальше:

– Так вот, один из нас идет на встречу с парнем на пустыре. И как-то заговаривает ему зубы. В это время остальные двое на гондоле плывут к Голове и отодвигают ее сами, если она закрыта. Давид, там, вообще, можно к гондоле подойти поближе из пещерки?

– Да, можно на руку Головы залезть.

– Ага, это хорошо. Значит, отодвинули мы Голову, показали им артефакты, и Лиана вышла из пещерки на руку для обмена. Так? То, что мы зашли снизу и немного сбили их планы должно пошатнуть их уверенность в себе и придать нервозности. Логично? И тут самое главное! Та-дам!

Маркони делает эффектную паузу и театрально улыбается. Мы глядим на него во все глаза. Он берет в руки древний цилиндрик и похлопывает по нему:

– И тогда мы "включаем" полицейский катер! Это их на время введет в замешательство, ну, хоть на полминуты. Мы хватаем Лиану и быстренько улетаем на гондоле! А, ну как вам мой план?

Я обдумываю слова друга. Все это очень рискованно, но и вправду, логично. Я спрашиваю его:

– Во первых, как мы попадем в док?

– Как попадем? Не знаю… У кого-нибудь там есть знакомые?

– У меня есть знакомый администратор, но он сейчас, наверняка, в камере сидит. Больше никого, кроме Лианы.

– Которая тоже "в камере"… Извини, Давид, дурацкая шутка.

Тут студент говорит нам:

– Слушайте, давайте перелетим просто на какой-нибудь доске, с помощью нашего волшебного "браслета". На Остров! А потом по тоннелю как-нибудь до дока доберемся…

Я представляю троих мужчин, летящих на доске по воздуху. Но тут меня осеняет:

– Да! Но только не на Остров, а сразу в ангар! Часть ангара же без крыши. Просто так туда не слезть, высота большая. А нам перелететь – без проблем.

Я продолжаю:

– Во-вторых, если мы включим полицейских и сирену, то будет же видно и гондолы, и нас с Максом, и ангар! Они же поймут, что это запись! Ведь они же уже не раз, наверное, пользовались этой штукой.

Маркони резонно замечает:

– Когда поймут, уже поздно будет. Ты помнишь, что иллюзия такая сильная, что все предметы как бы пропадают. Мы же будем готовы к этому, Лиану стянем в гондолу и вперед! И артефакты с нами!

Студент восхищенно говорит:

– Отлично придумано! Я просто уверен, что с Божьей помощью все получится!

Гордый своей идеей Маркони заявляет не совсем к месту:

– Не зря у меня в предках были хитрые иезуиты!

Мы не можем сдержать смеха. После стольких испытаний и загадок здоровый хохот действует на меня, как освежающий ветер на путешественника, измученного переходом через пустыню. Уже начинает темнеть, и нам скоро надо собираться в путь. Тут я чувствую, что страшно проголодался и предлагаю всем перекусить. Маркони вскакивает:

– Ну, бефстроганов я вам не обещаю, но яичницу с помидорами сделаю!

– Из десяти яиц, пожалуйста!

Архитектор открывает холодильник:

– Вам повезло! Я только вчера купил яйца, как раз десяток!

Когда наши желудки ощутили, что готовы обеспечить нас достаточным количеством калорий, мы складываем артефакты обратно в сумку и собираемся уходить. Тут студент спрашивает:

– Постойте, а как мы разделимся? Кто в тоннель, кто на завод?

Маркони кладет ему руку на плечо:

– Ты уж с Давидом там, внизу, был, опыт есть. Хотя мне тоже страсть как хочется приключений, но… наверное, лучше я наверх пойду. Попробую задержать парня наверху подольше. Да, кстати, давайте одновременно начнем. Предлагаю в одиннадцать двадцать, согласны? Объясните-ка мне еще раз, где там дыра в заборе?

Канал еще открыт, мы садимся на гондолу. На Озере Маркони выходит, чтобы пересесть на другую, которая проплывает через виток с Головой. Он стоит на платформе и машет нам, пока мы не скрываемся в витке тоннеля, ведущего в Док.

Глава 27. Лиана на камне

Добравшись до станции "Док", мы поднимаемся наверх. До закрытия станции еще остается меньше четверти часа. Еще полчаса нам придется ждать, пока разойдутся по домам последние "прекрасные гондольерши" и остальные служащие дока. Мы проходим кубистическое здание станции. Сразу за ним возвышается над уровнем земли огромная полукруглая крыша ангара с гондолами. Если бы зимой в наших краях шел снег, эта покатая крыша была бы любимой горкой для саночных детских развлечений. Ангар так широк и длинен, что вместил бы даже Ноев ковчег. Правда, легендарное судно, тысячи лет назад окаменевшее и полузасыпанное землей на горе Арарат, наверняка не влезло бы в ангар по высоте. Мы проходим вдоль крыши, попутно осматривая тротуар и довольно замусоренный газон в поисках подходящей доски.

Наконец, бесконечно длинная крыша ангара заканчивается, мы подходим к открытому участку, который забран высоким забором. Как мне объяснял Маркони, эту часть ангара оставили открытой для естественной вентиляции и выхода влаги. Мы обходим забор, но ничего подходящего для полета тут тоже нет. Сев отдохнуть на длинную бетонную скамью, с которой можно разглядеть ряды гондол за серой решеткой забора, мы нервно считаем минуты. Студент говорит мне:

– Высота приличная, метров десять.

– Да все пятнадцать будут.

Время идет, скоро одиннадцать, а мы еще ничего не нашли. Вокруг нас – никого, редкие прохожие выбирают более освещенные части дороги. Я кладу руку на холодный бетон скамейки, и тут меня осеняет:

– Скамейка!

– Что?

– Так вот на ней и полетим.

Студент встает:

– На вид тяжеленная. Бетон же.

– Голова потяжелее будет, раз в сто, наверное. Хорошо, что она на асфальте стоит, а не вкопана. Главное, чтоб не развалилась по дороге. Вот тогда мы станем классическими жертвами итальянской мафии: утопленные в канале с куском бетона в обнимку. Садись поудобнее. Давай для баланса, ты с одного края, я с другого.

Я достаю "браслет" из сумки. Студент крестится, затем крестит меня и скамейку тоже. Потом садится на край и скрещивает ноги под скамьей так, чтобы придерживаться еще и за массивную опору. Я сажусь напротив. Потом медленно нажимаю на "браслет", направив его вниз. Через несколько секунд скамейка под нами начинает слегка подрагивать. Рука чувствует установившуюся связь "браслета" с бетоном под нами. Я вижу, как студент хватается за скамейку, когда она приподнимается над асфальтом. У меня возникает мысль: а не использовал ли барон Мюнхгаузен нечто подобное, когда вытягивал себя за косичку из болота вместе с лошадью? Медленно поднимая руку, я переношу нас со скамьей через забор. На мгновение мы зависаем на пятнадцатиметровой высоте над водой, но уже через десять секунд наша скамейка, чудом не придавив нам скрещенные под ней ноги, с глухим стуком встает на пристань. Студент переводит дух:

– Ты прямо как крановщик: поднял, перенес, поставил. А кстати, я вот подумал: а зачем вообще нам нужна была скамейка или доска? Можно же, наверное, просто так лететь. Я бы за тебя зацепился, и вперед? Куда нам теперь скамейку-то девать?

– Хм, ты прав. Может и можно просто так, я не пробовал. Смешно, завтра будет о чем подумать рулевым, когда утром эту скамейку обнаружат перед гондолами. Ладно, пошли скорее, никого, вроде, нет.

– А какую гондолу возьмем?

– Даже не знаю… Пойдем в сто двенадцатую, я с ней уже как-то сроднился.

Мы быстро шагаем к Лианиной гондоле, стараясь ступать как можно тише. Подойдя, я отодвигаю барьер перед лодкой и отвязываю ее от пристани:

– Хмм, куда бы сесть, чтобы обзор был получше?

– Садись на корму, а я спереди. Если что увижу, сразу крикну. Лодка длинная, сзади рулить удобнее.

Я смотрю на часы, уже почти одиннадцать. Александр встает на колени на пол гондолы, повернувшись лицом вперед. Сидя на месте Лианы, я чувствую, как ноет сердце, одновременно и тревожно и с какой-то надеждой. Надеждой на то, что вот уже сейчас я ее увижу, и освобожу от этого нескончаемого кошмара: опасные гонки, бандиты, плавающие головы. Хотя, захочет ли она сама этого освобождения, когда скорость и риск – это ее страсть и, может быть, даже, призвание?

Я поднимаю большую лодку над водой, но тут же вижу, что лучше держать ее не слишком высоко, а едва касаясь воды килем. Иначе высокие загнутые нос и корма могут сломаться о потолок тоннеля. Студент зажигает фонарик, и мы медленно вылетаем из "стойла". Когда ряд белых силуэтов остается позади, я осторожно поворачиваю и влетаю в виток Канала. Станция тускло освещена лампочкой сторожа. Студент, помня о нашей прогулке на надувной лодочке, сразу выключает фонарь. Я нажимаю на "браслет" чуть посильнее, колонны станции на секунду сливаются в одну темную полосу. Мгновенно мы пролетаем станцию и остаемся в полной темноте тоннеля. Александр быстро включает фонарик, показав неожиданно хорошую для семинариста реакцию. Я немного сбавляю скорость. Уже через несколько минут мы вылетаем в Озеро. Прятаться с такой большой белой лодкой бесполезно, остается надеяться, что сторож не смотрит в окошко своей будки. Вывернув руку с "браслетом", я влетаю в нужный виток. Еще несколько минут, и мы будем у Головы.

Впереди показывается слабый свет. Студент снова выключает фонарик, я почти останавливаю лодку. Мы уже видим неровный шар Головы, из-за которой пробивается немного света из пещерки. В воде вокруг, к счастью, никого нет. Я медленно отпускаю рычаг, гондола мягко опускается на воду. Я смотрю на часы: у нас есть еще пять минут, чтобы отдышаться перед тем, что нам предстоит. Но напряженные нервы, вместо того, чтобы слегка расслабить свою хватку, наоборот, еще с большей силой сжимают мое тело и сознание. Не в силах больше ждать, я направляю гондолу вперед, прямо к свету. Голова слегка отставлена от входа в пещерку, настолько, что в образовавшуюся щель может пройти один человек. Я вижу черный катер, какого-то высокого человека на досках, а неподалеку от него, Лиану, сидящую на деревянном ящике.

Не знаю, как описать, что я чувствую в этот момент. Наверное, то же самое переживает динамитная шашка с зажженным фитилем, который уже почти весь прогорел. Тут я кричу:

– Эй!

Эхо заполняет пещеру и просачивается через щель внутрь, к Лиане и ее похитителю. Мужчина быстро оборачивается на звук, достает из кармана пистолет, что-то говорит Лиане. Та встает. На ней не гидрокостюм, а синие джинсы и красная куртка без рукавов, под которой надет темный свитер. Мужчина включает большой фонарь и направляет на щель. Меня сразу ослепляет, я зажмуриваюсь. Я ничего не вижу, но слышу быстрые шаги и голос:

– Вы что тут делаете? Вас ждали наверху!

Я отвечаю, пытаясь восстановить зрение:

– Да какая вам разница, мы все привезли!

– Покажи! Оба предмета!

Я беру в одну руку цилиндр, а в другую "браслет". Поднимаю их над головой. Мужчина светит мне прямо в лицо, я вижу только пятно света, во много раз ярче солнца. Он говорит:

– Давай их сюда!

Я безуспешно щурюсь и отвечаю, вытянув руку:

– Выведите девушку! Пусть она встанет на ладонь, вот туда!

Я чувствую, как дрожит мой голос. Судя по лучу фонаря, мужчина стоит прямо за Головой, выглядывая из за этого огромного камня. Если он захочет воспользоваться оружием, то ему ничто не может помещать это сделать…

Но минуты идут, а мы все еще сидим в гондоле, выстрела не раздается. Вдруг луч фонаря перестает травмировать мое зрение. Я открываю глаза и вижу, что мужчина пропускает перед собой Лиану. Она проходит на огромную ладонь, прижимаясь всем телом к камню, и останавливается совсем близко от меня. Снизу, с гондолы, я смотрю ей в глаза. Она отвечает мне взглядом, он искрится радостью. Я не вижу у девушки в глазах страха, который был бы вполне естественен в присутствии вооруженного похитителя. Стройная, темноволосая, в яркой красной куртке, она стоит на узкой каменной площадке, и из-за ее плеч на нас злобно глядят глаза огромного каменного истукана. Неделю назад он плыл за ней, поднимая волну в черном тоннеле, таком же древнем, чем он сам. А теперь она бесстрашно стоит на его ладони, как будто подставленной специально для того, чтобы девушке было удобнее спрыгнуть с нее к нам, на белую гондолу.

И тут я нажимаю на цилиндр.

Глава 28. Над городом

Мгновенно стены пещеры раздвигаются, Голова с Лианой пропадают, Мощный луч фонаря превращается в еле видимую световую полоску, вроде призрачного лунного света из зашторенного окна пыльной комнаты. Перед нами появляется мой двойник, Макс и Лиана сидят на полу. Мужчина кричит из-за невидимой уже Головы:

– Эй, что это за шутки!

Второй Давид уже падает на пол гондолы от удара Макса. Я слышу, как Лиана, одетая в гидрокостюм, кричит:

– Ой, Давид, ты в порядке? Макс, ты, что, совсем с ума сошел из-за своих денег?

И тут же раздается сдавленный крик настоящей Лианы:

– Давид, что это такое?

Не удержавшись на узкой полоске камня, не увидев ни под собой, ни справа, ни слева никакой опоры, от неожиданности и шока она теряет равновесие и падает к нам в гондолу. Лиана снова тихо вскрикивает, от боли. И в этот момент напротив нас останавливается все тот же полицейский катер. Звук сирены оглушает всех, разносясь по пещере. Полицейский кричит в мегафон:

– Выходите, прятаться бесполезно! Вас хорошо видно! Быстро выходите из гондолы!

Я понимаю, что сейчас прогремит выстрел, и что у меня нет ни единой лишней секунды. Я быстро поворачиваю "браслет" вниз, к гондоле и нажимаю на него. Моих рук почти не видно, да и тела тоже, я чувствую себя так, как будто душа уже отделилась от тела. Вид моего двойника дополняет это странное до безумия ощущение. В этот момент с ужасом я понимаю, что не вижу выхода из пещеры, потому что вокруг нас сейчас – ангар Дока… Мужчина с камня кричит какие-то угрозы, а гондола, повинуясь всемогущему древнему прибору, начинает двигаться вперед. И вместе с ней двигается и ангар, и полицейский катер, и ряды гондол спереди и сзади нас.

Но еще мгновение, и наваждение пропадает. Снова стены заливает ярчайший луч фонаря, а на нас надвигается черный вход в тоннель. И надвигается стремительно. Тут раздается выстрел, потом еще один. Я машинально пригибаюсь, а моя рука дергается вверх. Гондола взлетает из воды. Со страшным треском сломав свой изящно загнутый высокий нос о потолок, лодка влетает в тоннель. Доля секунды, и ломается корма. С оглушающим скрежетом гондола летит впритирку под самым потолком тоннеля, заливая все вокруг снопами искр. Я вижу Лиану, она сидит на полу, закрыв голову рукой, наверное чтобы не загорелись волосы. Другой рукой она машет мне и что-то кричит. Через скрежет я разбираю:

– Вниз! Дави-и-ид! Вниз!

Только тут я соображаю, что мы действительно можем загореться, если пролетим так еще полминуты. Я опускаю руку, и сажаю гондолу на воду. Но делаю это тоже неаккуратно, на этот раз чуть не утопив нас всех. Гондола ударяется о воду и погружается в нее по самые борта, залив пол ледяной водой. Я снова поднимаю "браслет", но не справляюсь с закруглением тоннеля и с треском обдираю борт. Лиана снова машет мне и кричит:

– Стоп, Давид! Останови!

Я разжимаю руку. Гондолу сильно качает на волнах, поднятых моим неумелым вождением. На носу студент, похоже, что тоже невредимый, отряхивает куртку от щепок и пыли. Лиана встает и пробирается ко мне на корму. Даже в полной темноте я вижу, как искрятся ее глаза. Она наклоняется и щелкает каким-то выключателем. Спереди и сзади гондолы загораются прожектора. Лиана садится вплотную ко мне. Ее лицо совсем близко, она шепчет:

– Давид, ты..

В эту секунду с той стороны, откуда мы улетели, до нас доносится рев двигателя. Лиана быстро шепчет:

– Давид, дай скорее мне "браслет". Ты нас разобъешь.

Я передаю ей прибор, чувствую, как дрожат мои руки. Рев двигателя сзади нас, в тоннеле, неожиданно затихает. Лиана сжимает в руке "браслет", гондола, подрагивая, начинает набирать ход, потом немного приподнимается над водой. Я гляжу назад и вижу, что на черных стенах сзади нас появляется слабый отблеск. Еще несколько секунд, и он становится сильнее. Я кричу Лиане:

– Догоняют!

Лианино лицо сосредоточено. Она быстро говорит, не отрывая взгляда от носа гондолы:

– Не догонят! Пересядь на пол, Давид! Скорее!

Я пересаживаю к ее ногам. Свечение сзади нас все набирает силу. Но Лиана тоже все сильнее давит на подрагивающий в ее руке "браслет". Мимо проносится светлое пятнышко станции. Скорость такая, что стены справа и слева от нас, и вода, и потолок сливаются в одну единую вибрирующую субстанцию. Я замечаю, что преследующий нас свет начинает немного затухать. "Да, думаю я, где им угнаться за нами, когда гондолой управляет профессиональная гонщица!" Лиана, все так же напряженно глядя вперед, быстро говорит мне:

– Давид, впереди Озеро! Что мне делать?

Озеро! И правда, что делать? Снова нырнуть в какой-нибудь из тоннелей? Или вылететь вверх, над Островом? Лиана уже кричит:

– Давид! Что делать!

Но уже поздно, мы вылетаем из тоннеля в огромный котлован Озера. Лиана, видимо, уже приняла решение без меня. Она поднимает гондолу над водой. Сделав изящную плавную дугу, в воздухе мы огибаем Остров с часовней и устремляемся наверх. Студент перегибается через борт, провожая взглядом проплывающий внизу синий купол с золотыми звездами. Воздух вокруг нас теплеет, становится менее влажным. Вот мы уже несемся над бульваром. Сегодня полнолуние, серо-голубое небо лишь немногим темнее, чем в ненастный день. Чудом не обломав уши у памятника ослу, гондола поднимается над электропроводами. Неужели мы оторвались от преследователей? Я гляжу во все глаза назад. Но нет! Судя по всему, они успели увидеть нас, вылетающих из котлована. Из-за ажурной изгороди, окружающей котлован, на большой скорости поднимается темный крупный продолговатый предмет. Сделав круг над крестом часовни и, судя по всему, заметив нас, он поворачивает в нашу сторону. Вокруг нас свистит ветер. Я кричу Лиане:

– За нами катер!

Она быстро оборачивается посмотреть, что там. Потом локтем нажимает что-то рядом со своим сиденьем. "Наверное, выключила фонари, чтобы в темноте оторваться", – догадываюсь я. Студент с расщепленного носа лодки, ставшего значительно короче, на четвереньках переползает к нам на так же грубо укороченную корму. Он шепчет мне в ухо: