Тёмная сторона зеркала (P.S.)

Введение.

Разбитая скамейка, изрисованный всякими глупостями, в том числе и нецензурными, забор, совсем ещё новенькая и блестящая детская площадка, и недавно уложенный асфальт. Экскурсия по двору подходит к концу.

Во двор заехал самосвал. Высыпал песок, где вздумалось, и на том спасибо. Кто по сознательней, в общем они сколотили вокруг этой, будь она не ладная, свалившуюся не с неба, но с самосвала кучи песка, аккуратненький заборчик. И им, тоже, спасибо.

Этот заборчик, его теперь каждую весну красят. От песка, осталась одна куча, и мусора и того, о чём совесть не позволит, назвать это мусором. Грязь! С утра, дворник обходит это место стороной, оно и понятно, брезгует. Днём, его разве что не обходят, всякие там дворняжки, частые гости нашего с вами двора. Под вечер, оно становиться камнем преткновения перед навострившей все свои чувства в сторону светлой и счастливой жизни, молодой и по-прежнему считающей себя ещё молодой порослью. Будущей опорой и надёжей всего нашего общества. Основное действие первой сцены, происходит не вдалеке от детской песочницы.

Супружеская пара, как сейчас можно сказать, немного навеселе, возвращалась, по всей видимости, с хорошей пирушки. В чём была суть самой вечеринки, и насколько сильно зашкаливал на ней градус веселья, всё это можно было только лишь предполагать, но точно было и то, что молодые люди по-прежнему продолжали находиться в игривом состояние, и всем своим видом требовали продолжения банкета, хотя время уже было позднее и мероприятие в котором они принимали участие, судя по всему, обещало долго жить. Казалось бы, во всём случившемся нет ничего удивительного, и подобные этой занятные парочки достаточно частое явление на наших улицах, но всё же у этой парочки, была одна очень щепетильная изюминка, если конечно так можно отозваться о ребёнке, который еле волочил своими крохотными ножками, за своими развесёлыми родителями.

Мальчишка, мягко сказать был не в восторге от, по всей видимости, ждавшей его перспективы и в дальнейшем следовать прихоти своих неугомонных родителей. Его лицо было сильно измучено, а глаза буквально смыкались на ходу, проще говоря, во всём его виде, отчётливо проявлялась глубокая усталость, и это совсем не удивительно, ведь ребёнку с его неокрепшим организмом, сложно вынести многочасовую попойку и бремя нахождения в большой шумной кампании, даже если и учесть, что он, несомненно, сам не принимал во всём этом действии прямого участия, а оказался лишь несчастным свидетелем устроенного взрослыми праздника.

Сомнений быть не может! Ребёнок всем своим видом старался обратить на себя внимание, пытаясь хоть как-то воззвать к благоразумию своих непутёвых родителей, что впрочем, не увенчалось никаким успехом, и его раззадоренные мамочка с папочкой, с превеликим удовольствием абстрагировались от его капризов, где нужно отметить вполне обоснованных и справедливых, что не всегда бывает в этом эмоциональном возрасте, и счастливые от наступившей долгожданной свободы от забот над своим любимым чадом, не преминули возможности завязать разговор с встретившимися на их пути знакомыми, такой же молодой парочкой, только без ребёнка. И теперь уже, весело перебирая перипетии недавно прошедшего веселья, обе парочки окончательно отстранилась от ребёнка, вверив его самому себе на поруки, что, несомненно, не может служить примером для молодых родителей, и подобное отношение к своему малышу, следует отметить в высшей степени порицания.

Мальчишка же в это время, отчаявшись достучаться до затуманенного алкоголем разума своих папочки и мамочки, и уже окончательно утратив всякую надежду на скорое избавление от причиняемых ему мук, проявил своенравие, и оставив своих родителей наедине с приятелями, на что они даже и не обратили своего внимания, с насупившимся видом отправился в сторону вожделенных сейчас для него дома и кроватки. И неизвестно, куда бы он забрёл, так же как и неизвестно, чем бы вся эта история закончила, если бы внимательные жители двора, в котором и происходила вся эта история, и которые пристально следили за её развитием, не остановили мальчика в наступившем у него порыве возмущения, и не обратили внимание его родителей на их недолжное поведение. Что удивительно, так эта парочка ещё осмеливалась себя оправдывать, и когда её уже буквально принудительно отстранили от развесёлого разговора, и буквально вынудили обратить внимание на своего малыша, занявшись им, а не своими второстепенными, и прямо скажем не слишком то и высокими побуждениями, у мамочки с папочкой, хватило ещё и наглости, а может и сумасбродства, боюсь что подобному поведению сложно дать достаточно точную характеристику, так вот отступившись перед попытками оправдать себя в лице жителей двора, и подчинившись скорее их нравоучениям, чем проснувшемуся в себе рассудку, парочки хватило стыда, чтобы обвинить в своём неудавшемся вечере, своего же малыша, где молодая мамочка, абсолютно искренне обвиняла его, в том что ему и не стоит жаловаться, ведь в то время как его родители не жалея себя по полной программе отрывались на вечеринке, он якобы спокойно свернулся калачиком, где-то в стороне от них, и мол ему и нечего теперь жаловаться, а наоборот стоит пожалеть их, которые сутки не смыкали глаз, и уж кто-кто, а если кто-то и должен был из них устать, так это родители, а не малыш.

Безусловно, история в крайней степени возмутительна, и не скрою, что во мне она вызвала бурю негодования и непонимания, проще говоря, я позволил себе высказаться не в самых лицеприятных тонах относительно этой молодой парочки, хотя может кто-то и не будет столь категоричен, и для кого то эта история покажется не больше, чем очередной забавный случай с подвыпившей семейкой, а совсем не поучительной, и совсем не стоящей того, чтобы заострять на ней своего внимания, но это мы уже оставим на их совести, как впрочем, и моя совесть не позволила мне оказаться безучастным к этому случаю.

Находясь под впечатлением от услышанного рассказа, меня настигли раздумья. А ведь и вправду, современная молодёжь, находясь под влиянием окружающих её соблазнов, и вступающая в взрослую жизнь, при этом внутри себя ещё оставаясь детьми, находясь под влиянием гаджетов, социальных сетей и прочих ново инновационных технологий, легко ввергающая себя во всё новые и новые эти вновь входящие в нашу с вами жизнь зависимости, но при этом оставаясь верными прежним устоявшимся социальным нормам, продолжая создавать семьи и растить детей, и при этом, будучи ещё не оперившимися в столь деликатном вопросе, как воспитание юного поколения, зачастую не уделяет должного внимания столь существенному аспекту семейной жизни, и предпочитает скрыться от возложенных на неё обязанностей, за беззаботной и столь увлекательной завесой, во многом обрекая своих ещё юных чад на бремя отрешённости и одиночества, и во многом оставляя их наедине с собой, ограждая их от всего буйства красок и разнообразия ещё неизведанного ими мира, за частоколом воображаемой жизни, что каждый ребёнок, с присущей ему фантазией и выдумкой рисует внутри своего сознания, и что ещё неизвестно, как отразится на его дальнейшей жизни. Безусловно, кто из нас в детстве не представлял себя бесстрашными героями стародавних былин, и кто из нас с вожделением не ввергался во власть своего воображения. Но все мы отчётливо разделяли окружавшую нас выдумку, от происходящей реальности, и признаться, происходящая реальность, с её озорными играми, с постоянным познанием чего то нового, с атмосферой всеобщего внимания и заботы, меня устраивала куда больше, чем порой проникающая в гости к моему сознанию, надуманная и завлекающая жизнь, формирующаяся исключительно возможностями моего воображения. Но так было в моём детстве, и стоить отметить, что тогда время было не в пример сегодняшнему, и уж нашим то родителям, и вправду было о чём позаботиться и помимо нас, но к чести их, это никогда не становилось причиной оставлять нас без внимания, и они постоянно находили способ, как выйти из возникших трудностей, не ущемив не нашей свободы, ни нашего душевного равновесия, да и ко всему прочему, вряд ли мы могли даже представить себе, что наши родители бы ещё и ставили нам в вину, собственные же недостатки. Но это тогда, а вот сейчас, абстрагируясь, не в пример нашим родителям, от собственных чад, мы возможно обрекаем их на, как бы грубо это не прозвучало, участь социальной неполноценности, заключая их с детства в рамки того созданного нашими детьми мира, который не имеет ничего общего со сложившейся реальностью, и от которого, ребёнку, так сложно будет отстраниться в его будущем.

Конечно, всё выше сказанное можно списать на излишнею эмоциональность автора, через чур близко к сердцу принявшего на свой лад когда-то услышанную им историю, либо ещё на какие либо причины, побудившие его столь опрометчиво откликнуться на, пожалуй что, столь банальный и обыденный, случай из нашей с вами жизни. Так тогда то и не стоит на этом заострять своего внимания, в конце то концов, это ведь наши дети, к тому же они нас по-прежнему любят, и значит мы всё делаем правильно. И раз уж на то пошло, давать советы родителям воспитывающим своё чадо, это дело конечно не благодарное. Хотя здесь не стоит забывать и о том, что их ребёнку уготовлена участь стать частью нашего общества. И вот в этом то уже, на мой взгляд, не следует на столько превозносить собственное Я.

Так вот, оставив ребёнка наедине со своим воображаемым миром, разве мы можем быть уверенны в его безопасности, разве мы сможем проконтролировать всё с ним там происходящее, и наконец, разве мы сможем предугадать, кем он из него выйдет? И вообще, что это за такой мир? Может быть это сказка, может быть это стародавняя былина, а может и быть, что это миф?!!

Тёмная сторона зеркала.

Всё это произошло из ничего и ничем всё это обернётся. Таков суровый закон мироздания и в этом и есть его природа. Сначала была темнота и сначала была пустота, и всё то, что мы знаем, всё это произошло от этого, и от этого нам никуда уже и не деться, так же как и без этого, без этого не было бы и нас. И мы, мы дети этого, и под стать всем детям, мы оставляем своего родителя, отправляясь в дорогу за своей правдой. И мы живём каждый со своей правдой, и для каждого из нас в этой правде и заключается вся его жизнь, для каждого из нас из этой его правды и состоит предстающий перед нами мир, и у каждого из нас есть свой мир. И как без нас, не было бы этого мира, так и без этого мира, не будет уже и нас. Уходя от своих родителей, мы разрываем с ними свои прежние отношения, и то что связывает нас с ними, с этой поры не больше чем крепкий сон, приходящий в гости тёмными ночами, он проходит для нас мимолётно, а наша память запечатлит в себе лишь только скудную часть от посетивших нас сновидений. Только то, чему суждено было подарить нам яркие впечатления или пробудить в нас сильные переживания, по-прежнему остаётся для нас связующим звеном между нами и нашими родителями. Но это для нас. У наших родителей всё иначе, у них всё перевёрнуто вверх дном, то что для нас во сне, для них это всё на Яву, и они ждут не дождутся, когда же наконец в нашем мире вновь настанет ночь, когда же наконец мы приклонимся перед её непререкаемым господством, и когда же наконец с наступлением нашего сна, их постигнет долгожданное счастье пробуждения ото сна своего. И нет таких родителей, которые бы не желали очутиться в одном с нами мире, как нет и таких родителей, для которых не было бы желанным, чтобы этот мир был бы одним с ними миром, но правда и в том, что нет таких родителей, которые бы не желали, чтобы это был их мир. И так же и темнота, она на протяжении всей нашей жизни незримо сопутствует нам, навещая нас с наступлением ночи, в тот час, когда нами овладевает сон. И темнота, она так же желает, чтобы мы вернулись в её мир. И она терпеливо ждёт этого, и пока этого не случилось, она навещает нас по ночам, и только по ночам она пробуждается ото сна, и только по ночам она живёт на Яву, а то что днём, то что днём, это для неё всё только сон, но для нас, для нас всё то что днём, только всё это и есть на Яву, и без этого, без этого нам остаётся только темнота. Таков суровый закон мироздания. Всё произошло из ничего и ничем всё это обернётся и в этом и есть правда.

Повесть.

Мальчик, неподвластным нашему разуму образом, очутился, несомненно, по раззадоренной весёлым нравом, прихоти одного из всемогущих Богов, на бреге, усыпанном мелкой крошкой гладкого овально видного белого щебня, на бреге, распростершемся до самого края обозримого нами света, распростёршегося до туда, где земля сплетается в своих объятиях с нескончаемым небом, и где находят завершение её необъятные границы. И то, как там очутился мальчик, об этом, нам уже никто и не скажет, но несомненно это было по прихоти Богов, и несомненно, иначе и не могло быть.

Мальчик, был самым обычным ребёнком. Его пухлые щёчки раздавались румянцем, а его широко раскрытые глаза, жадно впитывали все краски, доселе неизведанного им мира. Он, несомненно, был таким же неуклюжим и забавным малышом, каким бывает каждый в его возрасте. И, несомненно, таким же был и ты, и в этом ты смог бы найти много общего с этим мальчиком, и если приглядеться к его внешности, его манерам и его поведению более пристальней, то в этом всём, ты найдёшь много общего с собой. И этот мальчик, теперь уже напоминает тебе, самого себя, и от всего этого ты ещё больше проникаешься к нему симпатией и заботой, и если приглядеться к этому мальчику совсем пристальней, то он уже напоминает тебя больше, чем кого либо другого, и ты уже и не сможешь сказать, что этот мальчик и ни есть ты.

И с этого самого брега, на глазах у мальчика, возносились, задевая, своими недосягаемыми вершинами, беспрестанно парящие в небесах нежные очертания облаков, могучие непреодолимые горы. Их склоны были ощетинены густым покровом хвои. И пронзая путников, что так неосторожно подбирались к её ветвям, своей, словно кинжалы, острой, иглоподобной листвой, хвоя отстраняла их от непозволительной для себя близости. Но и среди заполонившей, своей неприветливой внешностью, хвои, здесь изредка, гордо возвышались, отталкивая настырных колючих соседей, могучими вековыми ветвями, древние одинокие дубы. В шуме резвящейся на бреге волны, то и дело вздымающейся разрушительной стеной, встающей вровень, напротив врезающимися в брег, могучим утёсами, и разбиваясь в брызги о их нерушимые каменные тела, и после чего возвращаясь обратно в лоно Океана, и тогда твоё сознание постигли до боли знакомые напевы, навеянные мальчику ещё с младенчества, напевы, напоминающие мелодии доносящиеся от пасущейся овечьей отары, напевы, что так вдохновенно и незатейливо наигрывают задорные юноши на его родине, и в тон ритма которых, так самозабвенно разносятся в протяжном блеяние, тучные пышно рунные овцы. И теперь мелодия, взбудораживающая, в твоём сознание, воспоминания из беззаботной и счастливой поры, постепенно усиливалась, мысленно подготавливая тебя, к в скором времени, возможно предстоящей для мальчика встречи, позволяющей нам, хоть на немного подобраться ближе к разгадке окутавшей его тайны.

На небольшой горной полянке появилась отара овец. Огромный старый баран, величаво рычал наслаждаясь своей властью и превосходством, над покорно склонившей пред ним выи, его многоголосой паствой. Гордо неся над собой увенчивающую его бессознательное чело сплетённую из рог корону, он с невозмутимым видом направлял послушных овец в глубь поляны. Вскоре вся отара, неторопливо волоча копытами, заполняя, незыблемую тишину, блаженно обволакивающую то дивное место, бессмысленным и назойливым блеянием, то и дело, покусывая друг друга, в борьбе за более сочную лужайку, распространилась, в белоснежном ревущем облаке, по всей поляне.

Непреклонно следуя, за вверенным, на суд его, непрестанно обволакивающего, взора, отарой, с горделиво поднятой головой и купающимся в возложенной на него власти, с видом полного достоинства и невозмутимости, шёл истинный владыка над этими бессознательными животными. Повиливающий над этой неразумной сворой пастух, был сильный широкоплечий юноша. Его стройное тренированное тело, прикрывала лишь, обёрнутая вокруг, овеянных бронзовыми мышцами, атлетичных бёдер, набедренная повязка из хорошо обработанной овечьей кожи, некогда убиенной им бездумной твари. Над его прекрасным светлым ликом, в гармонично переливающихся золотым отливом, словно морская волна, развеянных, под порывами игривого ветра, локонах волос, скрывая под своими, создающими тень, защищающую его тело от пристального внимания небесного светила, широкополыми краями, была водружена, сияющая в ясных лучах солнца, соломенная шляпа.

Подстёгивая, безропотных овец, разносящимися долгим затяжным эхом, по всем горам, ударами тонкого звонкого прута, при каждом взмахе которого, раздавался хлёсткий свист, призывающий тучных и своенравных животных, подчиниться каждому, кто бы не обладал, этим, рассекающим овечью кожу до крови, прутом, пастух стал подгонять их, столь обычными для слуха мальчика, призывами. -Пшли. Пшли. Пшшшлиии…-

Лишь только пространство заполнилось знакомым звучанием родной речи, а чистый и звонкий голос, явил на свет и своего обладателя, подобающего своему голосу, светлого и открытого, молодого юношу пастуха, тревога и взволнованность за судьбу оставшегося одного в незнакомом мире мальчика, потихоньку начинающие подбираться к самому сердцу, постепенно стали растворяться, в становящейся всё больше и больше привычной обстановке, и в конце концов безмятежное спокойствие окончательно проникли в освободившиеся от терзающей неизвестности мысли, будто бы приглашая разделить с ними все прелести постепенно наступающей убаюкивающей меланхолии. Теперь это уже несомненно, несомненно, что мальчика постигла участь, очутиться в заложниках у скверного чувства юмора его товарищей. Видно, его приятели, беспечные забияки, не преминули шансом использовать столь заманчивую возможность, и воспользовавшись окутанным, в сладкий и беспробудный детский сон, сознанием мальчика, перенесли его на этот самый брег. И разве теперь у нас есть повод для беспокойства? Теперь, когда всё похоже становится на свои места, и несомненно, как и у всех бывало в детстве, эти взбалмошные и гораздые на выдумку мальчишки, тихо выжидают за одним из громадных камней, столь часто усеивающих этот берег, или может быть, спрятавшись в тени, вечнозелёной хвой, или ещё где, ведь разум ни одного взрослого человека не превзойдет на выдумку разум ребёнка, в таком щепетильном вопросе, как найти для себя, где бы схорониться. И они теснятся в этом скрытом от посторонних глаз месте, еле сдерживая себя чтобы не взорваться от смеха, при виде всего страха и недоумения вот-вот готового проявиться на лице у попавшего в их остроумную проказу приятеля. И тут то, побуждаемый своим сознанием вернуться, в от рождения близкие и родные окрестности, застигнутый врасплох и всполошённый настолько радикальной сменой обстановки, но подсознательно осознавая случившийся с ним подвох, и не признавая реальность оживающих в его сознание, свирепых сказочных чудовищ, тех самых, что теперь так нещадно восставали в его мыслях из страшных историй, которые он так любил слушать перед сном, тут то, подсознательно чувствуя, а может и ничуть не чувствуя, но веря, веря что он прав, и что всё это не больше чем шалость, и что всё обернётся для него благополучно, мальчик бросается сломя голову, к еле заметной непрерывно возносящейся вверх тропе, возносящейся до самых облаков, пышнобоких небесных кораблей, то и дело причаливающих к горным вершинам, и он вот-вот скроется в густо растущей хвои, и его приятели, те что так самонадеянно с ним поступили, и они тоже, вот-вот выберутся из своего тайника, и конечно они высмеют его за трусость, и конечно они ещё долго будут подражать его поведению, кривляясь перед друг другом, и само утверждаясь за счёт несчастного мальчика, и всё это случится вот-вот. Но всё это случится, если только конечно там и вправду кто-то прячется.

Но там ни кого и не было, и никто не выбрался от туда, и мальчик, всё так же безумный от нежданного чувства наступившей тревоги, всё больше и больше поддаваясь оковам нещадно опутывающей его паники, поспешно проник в лоно нависшего над ним древнего хвойного леса. Он поспешно выбрал для себя путь, прокладываемый этой еле заметной тропой, и его следы теперь рискуют навсегда затеряться на её протяжённом пути, и его следы теперь рискуют затеряться среди непроглядных хвойных ветвей, и он поступил так, как поступил бы каждый мальчик на его месте, и он поступил так, как поступил бы и ты, и на всём этом и стоит его мир, и во всём этом и есть он. А он, он так похож на тебя. А он, разве теперь скажешь, что он, это и ни есть ты? А эта тропа, теперь это тропа стала его путеводителем, теперь она, и только она, проложит для него дальнейший путь. И то, то что будет дальше, это теперь тоже знает только эта тропа, и теперь только эта тропа и знает, чем закончится путь мальчика.

Но сейчас, сейчас, когда он прокладывает свой путь, средь нещадно пронзающих его тело ветвей постоянно бодрствующих древ, томящие разум сомнения, вновь опустились в сознание, нарушая его вновь взбудоражившими разум невесёлыми мыслями, дотоле умиротворенный ход бытия. Причиной всего постигшего, служил развеянный по всей окрестности, духом погибели и увядания, неотвратимо проникающий в грудь, с наполняющими её глубокими вдохами, нестерпимый гниющий запах. Этот разъедающий лёгкие запах, этот запах чувствовал и мальчик, и от этого запаха, тревога с новой силой взыграла в его сердце, и от этого запаха, его мысли всё сильнее и всё сильнее поддавались оковам окутывающего их тумана, и ничего в этом запахе не предвещало ему спасения, и подсознательно, и подсознательно мальчик чувствовал, он не ощущал этого, и он не понимал этого, но он точно чувствовал, что этот запах не сулит ему ни чем хорошим. И чем выше к небесам простирался утомительный его путь, тем всё отвратительней и сильнее, становилось, впивающееся, сквозь его ноздри, и оставляющее, привкус скверной тухлятины на горле, прогнившее дыхание испускаемое этим местом, и теперь то, теперь то даже и мальчик, несмышлёный малыш, теперь даже он стал понимать предвестником чего может быть этот запах, и этим то и веяло теперь в воздухе, и вот что теперь чуял мальчик, и вот что он теперь чувствовал.

Но он ведь всего лишь мальчик, всего лишь нерешительный и застенчивый мальчишка, и разве он виноват, разве он виноват, что судьба разыграла с ним эту жестокую комедию, и разве он виноват, что судьба главную роль в этой комедии оставила именно для него, и что он теперь может поделать, что может поделать маленький мальчик, если сама судьба насмехается над ним, и что теперь может поделать маленький мальчик, если эта комедия, выходит для него драмой. И покорившись неминуемому року, и покорившись беспрестанно текущему, завещанному с начала времён, ходу времени, и покорившись справедливому и непререкаемому суду Богов, и покорившись и всему другому, всему тому, что могло запечатлеться в его маленькой головке, и всему тому, что не за что в жизни не смогло бы поместиться в голове у взрослого человека, но то что комфортно смогло найти себе место в голове у ребёнка, всем страхам и предрассудкам, всем слабостям и переживаниям, и наконец покорившись ведущей его по дороге в неизведанное, но зато настолько твёрдо и уверенно лежащей под его робкими и неуверенными шажочками тропе, мальчик смиренно следовал, по ведущему его пути.

И всякая тропа, да к чему ни будь выведет, не всякая тропа заведёт тебя в тупик, но всякая тропа тебя обязательно к чему ни будь выведет, и пусть даже это будет тупик, но она обязательно тебя к нему выведет. И та тропа, что была у мальчика, и эта тропа тоже к чему-то вела, и с неё уже не было куда свернуть, а мальчик, мальчик забрался по ней уже так высоко, что теперь уже и нельзя было повернуть обратно, да и там, там, что он оставил позади, там уже тоже ничего не было, а вот впереди, впереди всё могло ещё быть, и мальчик поднимался всё выше и выше, он поднимался по тропе, пока её непредсказуемая извивающаяся нить, не привела к раскинувшейся среди могучих каменных стен возносящейся ещё выше к небесам отвесной пико образной скале, и эта скала служили надёжной опорой и нерушимым приютом, для удобно разместившейся небольшой, воспарившей словно птичье гнездо среди белоснежных облаков лужайки. И для мальчика она уже была больше чем лужайка, и для того кто настолько измотан тяжёлым подъёмом на вершину, да и для того, на чью долю просто выпадало в жизни преодолевать долгий и трудный путь, и для них она бы не была просто лужайкой, но мальчик, мальчик то преодолел такой сложный подъём, и мальчику, ведь ему пришлось преодолеть не только подъём, ведь ему пришлось ещё и пережить такие неприемлемые в его возрасте потрясения, и для него это уже больше чем лужайка, и для него она теперь намного роднее чем просто лужайка, и став родной, теперь она ему уже и напоминает родину, и теперь она ему уже и напоминает дом.