bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 7

– Частоплюй! – прошептал Арей.

Убедившись, что чудовище улетело, барон мрака осторожно выглянул. Там, где он только что метался, в земле торчали узкие ледяные иглы. Несмотря на то что они были хрупкими, многие ухитрились вонзиться почти на палец. Там, где сосульки таяли, земля бурлила, точно ее полили кислотой. Кверху поднимался белый дымок. Плечо болело. Арей с усилием стащил с себя куртку. Царапина начинала воспаляться. Та же гадость, которая разъедала землю, разъедала теперь и его кожу.

– Затвердевший желудочный сок… На воздухе он моментально растворяется. Малыш предпочитает втягивать в себя добычу уже частично переваренной, – объяснил Арей. Привычка разговаривать с самим собой выработалась у него как-то незаметно. Хорошее средство от одиночества, когда годами живешь один.

Мечник достал из сумки склянку с желтым жиром охтянки. Вытащил зубами пробку. Обработал рану. В ране что-то шипело, боль была адская, но тревожащая краснота перестала расползаться. Арей заткнул склянку пробкой. Убрал, перед этим благодарно поцеловав кривоватую бутылочку.

Полезный зверек охтянка! Похожа на бобра. Короткие, с треугольным основанием колючки служат как пластины доспехов. Питается корой, живет в глубоких норах. Выживаемость поразительная. Ее жир затягивает любые раны. Как-то Арей поймал охтянку, насквозь пробитую гарпуном. Причем гарпун торчал в ней не меньше года. Когда же мечник увидел ее, охтянка преспокойно подтачивала зубами молодую ольху.

Натянув куртку, Арей продолжил путь. Уже начинало смеркаться, когда его внимание привлекли длинные шевелящиеся борозды. Временами поверх борозд мелькали зубчатые спины. Несколько гробовщиков один за другим шли на малой глубине, изредка сменяясь. Тот, кто прорывал землю, отходил назад для отдыха, землю же начинал рыть тот, что пробивался за ним следом.

Арей хорошо представлял, что означает, когда целые стаи гробовщиков с такой решительностью торопятся куда-то. Он повернул и, переходя с крупного шага на бег, заспешил в ту же сторону, куда тянулись борозды. И он опередил их, хотя и не намного. Когда между деревьев показался просвет, Арей понял, что приближается к лесной дороге. Недалеко от дороги в зарослях неподвижно стояла шишигла и пучеглазо глядела на него.

Арей подошел к ней и преспокойно похлопал ее по носу рукой. Размером шишигла была с некрупного слона. Из пасти чудища торчали громадные зубы. И уж, разумеется, руку такие зубы отхватили бы очень быстро. И не только руку. Однако Арей знал, что мало чем рискует. Шишигла – тварь очень замедленная. В глазах у нее обычно отражается то, что она видела час назад. Через час в них будет отражаться Арей. И тогда шишигла придет в ярость и помчится, круша деревья. Однако Арея рядом с ней уже не будет, поэтому самая большая опасность состоит в том, что можно попасть под шишиглу, разозленную кем-то другим.

Однако сейчас шишигла еще размышляет, и в глазах у нее не Арей, а… трупы.

Трупы?!

Арей выскочил на дорогу и увидел опрокинутую повозку. Рядом с повозкой на костях двух лошадей, спеша обглодать их, возились скелерты, тощие, длинные, покрытые чешуей. Пищали, визжали, ссорились между собой, скаля мелкие острые зубки. Увидев Арея, они зашипели на него. Не вынимая меча из ножен, он пошел между скелертами, расшвыривая их пинками. Скелерты на живых не бросаются. Из тел и костей они собирают себе собственные тела.

Задача скелерта – собрать себе максимально большое тело. Чем больше тело – тем ты успешнее в мире скелертов. Причем размер и форма волнуют их мало. Скелерты не эстеты. Одна нога может быть от лошади, другая от кролика, одна рука человеческая, другая – медвежья лапа. Удивительно, но даже при таком несоответствии конечностей скелерты ухитряются быстро двигаться. В мертвой ткани они восстанавливают нервную проводимость.

Однако Арей помнил, что в глазах шишиглы отражались не лошади. Троих он нашел почти сразу. Точнее, то немногое, что оставили от них скелерты. Зато оружие, не интересовавшее скелертов, уцелело. Возле одного из тел, сильно поджаренного магией, лежал риттершверт, тяжелый рыцарский меч. К концу его клинка в кровавой каше прилипли волосы. Сегодня меч испил-таки крови, вот только хозяину его все равно не повезло.

Арей поднял меч, взвесил в руке, затем осторожно вытер кровь о траву. Хорошее оружие он узнавал сразу. Клинок многослойный, древней гномьей ковки. Рукоять, обвитая тонкими полосами коричневатой кожи, завершалась круглым навершием в форме глаза.

Ящики валялись по всей дороге. Вылетали, когда обезумевшие от ужаса кони тащили опрокинувшуюся повозку. Почти все были грубо взломаны. Кто-то что-то искал, небрежно выбрасывая на дорогу все содержимое. А содержимое было странное: ошейники, цепи, громадные копья, с которыми впору ходить на слона. Большое количество сухарей, два бочонка с солониной и масса инструментов, служащих для подземных работ: бадьи, веревки, кирки. Один из ошейников Арей поддел мечом и, подбросив, поймал левой рукой. Огромный. Разве что на великана подошел бы. Другие ошейники были поменьше. Вообще среди ошейников не замечалось и двух похожих. Казалось, тот, кто их ковал, понятия не имел, какого размера окажутся шеи, и решил подстраховаться. Цепи, прикрепленные к ошейникам, все были тонкие, но прочные.

Из перевернутой повозки донесся слабый стон. Продолжая держать риттершверт в руке, Арей приблизился. Под повозкой, придавленный ею, лежал бородатый мужчина. По крупному перстню на пальце легко опознавался маг, причем маг темный. Перстень истекал слабым красным свечением, которое переливалось в землю, и чудилось, будто земля горит.

– Недобрый день! – сказал Арей.

Называть этот день добрым было бы глупо. Маг умирал. Это было видно по глубокой ране, которую он пытался зажать.

Маг открыл глаза. Посмотрел на Арея и атаковал его боевой искрой. Арей отразил ее подставленной под искру защитной руной, которую еще раньше увидел на клинке риттершверта. Искра скользнула по руне и, отклонившись, попала в голову одного из скелертов. Другие скелерты, сгрудившись, торопливо принялись разбирать его. Каждый норовил урвать себе побольше.

Убедившись, что промахнулся, маг заскрипел зубами и опять атаковал Арея искрами – на этот раз двойными. Двойная красная искра, да еще сразу после одиночной! На такое способен только боевой маг очень высокого уровня! Эти искры Арей уже не стал отклонять мечом. Просто отшагнул в сторону и приник к земле, пропуская их над собой…

Искры ушли в лес. Послышался глухой звук удара, и сразу же ввысь взмыла тонкая злая струйка огня. Мгновенно и яростно она всверлилась в тучи, загрохотавшие многочисленными молниями. Одна из молний ударила в землю всего в метре от повозки. Оба, и маг, и Арей, тяжело дыша, смотрели на грозовую тучу.

– Не делай этого больше! Я не враг, но в следующий раз я отрублю тебе палец, – предупредил Арей. – Ты понял?

Маг засопел, принимая это к сведению.

– Кто вы такие? Кто на вас напал? – продолжал Арей.

Он знал, что скелерты на путников не нападают. Скелерты собрались позже. Значит, напал кто-то другой. Причем не нежить. Вечноголодная нежить, взламывая ящики, не пропустила бы сухари и солонину.

Раненый маг молчал. Только дышал и с ненавистью смотрел на Арея.

– Это Запретные земли! Зачем вы пересекли границу? Вы знали, что здесь граница? – повторил Арей.

Маг едва заметно кивнул.

– Тогда зачем?

Молчание.

Мечник выпрямился.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал он. – В лесу я видел гробовщиков. Скоро они сцепятся со скелертами и конечно прогонят их. Скелерты раненых не трогают, чего нельзя сказать о гробовщиках

Маг продолжал прожигать Арея полным ненависти взглядом. Потом прохрипел:

– Хочу жить. Помоги мне! Все отдам!

Арей остановился.

– Все – это слишком абстрактно. Что именно? – спросил он.

– В повозке есть деньги. Они не нашли их… У возницы под сиденьем прикручен потайной… ящик.

– Деньги мне не нужны, – сказал Арей.

– Тогда что тебе нужно?

– Ничего такого, чего я не смог бы взять сам. Возможно, я захвачу этот меч. Он твой?

Глаза мага зажглись мстительным торжеством:

– Это меч одного из нападавших. Хоть немного, но я за себя отомстил!

– Кто на вас напал?

– Их было двое. Один вскочил на козлы и зарубил возницу. Тем мечом, что у тебя. Я выпустил в него искру, и сразу же другой ранил меня. Он двигался чудовищно быстро. Остальных убил тоже он. Потом я потерял сознание.

Арей кивнул. То, что один может убить двоих или троих, его не удивляло.

– Больше ты ничего не знаешь?

– Ничего.

Мечник оглянулся на ящики:

– Ошейники, цепи, кирки – зачем они?

Кольцо мага пульсировало. Он готовился выбросить в Арея еще одну искру, вложив в нее последние силы. Упрямый. Такой не скажет.

– Ясно, – сказал Арей. – Право на секрет есть право на секрет. Но вернемся к прозе жизни. Что ты можешь предложить мне такого, чего я не смогу взять сам?

Раненый не ответил. Арей присел на корточки. Силой оторвал ладонь, которой маг зажимал рану. Рана была нанесена копьем, причем магическим. Края у нее были оплавлены.

– Я буду жить? – волнуясь, спросил раненый.

– Да, – ответил Арей. – Если отречешься от эйдоса.

Маг облизнул губы.

– Да, – сказал он решительно.

– Что «да»?

– Да… Я знаю, кто ты! Помоги мне, и я отрекусь от эйдоса!

– Я тебе не верю. Ты не сдержишь обещания. Отрекись вперед! – потребовал Арей.

– НЕТ!

– Как хочешь. У меня время есть. У тебя нет.

Несколько секунд раненый глядел на него с лютой ненавистью. На его лбу выступили крупные капли пота. Арей ощутил, что он очень боится. Несмотря на перстень, пульсирующий магией, несмотря на браваду.

– Хорошо, – сказал маг. – Я тебе верю.

– Отлично, – одобрил Арей. – Тогда повторяй за мной и поспеши, а то можешь не успеть! Рана опасна. Времени мало.

Ни разу не сбившись, маг повторил формулу отречения. Истинным зрением Арей видел, как слова отрываются от его губ и, поднимаясь, медленно истаивают. Материальные слова, точно сотканные из дыма. Убедившись, что все произнесено правильно и до конца, мечник протянул руку и, легко погрузив ее раненому в грудь, извлек крошечную песчинку. Она выглядела тускловато, но гнилой не была. Честно говоря, он думал, что будет хуже. У темных магов редко когда можно найти приличный эйдос.

Арей открыл свой дарх, бережно опустил в него эйдос и на мгновение закрыл глаза, чтобы ничего не упустить. По его телу прошла согревающая волна. Дарх умеет благодарить.

– Вот и все, – сказал мечник, закрывая дарх и проводя по нему рукой. Сосулька размягчилась. Обычно острая и колючая, сейчас она от удовольствия стала мягкой, как пиявка.

Заметив, что Арей пытается подняться, маг вцепился ему в запястье. Рука его была удивительно сильной, а пальцы просто стальные.

– Ты получил что хотел! А теперь помоги мне! Спаси меня! – прошипел маг.

Арей вздохнул:

– Помочь тебе невозможно. Даже Троил и тот не сумел бы. Рану нанесли магическим копьем. Но я могу посидеть с тобой до тех пор, пока… И гробовщиков я тоже отгоню. Это все, что я могу.

Пальцы мага сдавили запястье еще сильнее. Арей ощущал жжение от его магического перстня, но не пытался вырвать руку. Понимал, что и в самом деле кое-чем обязан. А значит, может потерпеть.

Маг задохнулся от ярости:

– Ты забрал мой эйдос! Ты… ты…

Арей пожал плечами:

– Я страж мрака. Утешь себя тем, что вряд ли твой эйдос попал бы к свету. Просто он попал бы не в мой дарх. Вот и вся разница.

– Ты обманул меня!

– Ты ведь человек опытный, да еще и маг. Сколько лет ты прожил? Триста? Больше? За это время стоило уяснить, что платить вперед нельзя. Особенно темным стражам.

– Будь ты проклят!

– Я и так проклят, – равнодушно отозвался Арей. – Сомневаюсь, что твое проклятие добавит что-нибудь новенькое… А теперь не трать силы!

Раненый стиснул зубы. Закрыл глаза. Заметно было, что он лихорадочно ищет выход, но в том-то и дело, что его не существовало. Небо над ним твердело. Прожитая жизнь наваливалась каменной плитой. Все жуткое, тщательно забытое, собиралось, лезло из всех углов. Время, останавливаясь, превращалось в вечность. От охватившего его смертельного ужаса не было спасения. Маг выстрелил бы в Арея искрой, но знал, что кольцо израсходовано и магия не скоро восстановится.

Не открывая глаз, маг отрывисто спросил:

– Ты хорошо разбираешься в ранах. Сколько у меня времени?

– Минут десять, – оценил Арей.

Маг все еще не выпускал его запястья. Правда, пальцы, сжимавшие его, слабели.

– У меня был шанс? – спросил он, кусая губы. – До того, как ты забрал мой эйдос? Был или нет? Отвечай!

– Не знаю, – тихо отозвался Арей. – Думаю, ты немало натворил в жизни дурного. Но, быть может, если бы ты сказал «прости», маленький шанс появился бы. Хотя бы крикнул его в последний момент, но от всей души, с искренним раскаяньем. Или хоть прошептал бы. Но тоже от всей души… Просто «прости меня», и все.

Умирающий кусал губы:

– А если я скажу «прости» сейчас?

– Не знаю. Без эйдоса, скорее всего, бесполезно, – пожал плечами Арей, но раненый все равно сказал «прости». Причем не один раз, а множество, повторял очень тихо и жалобно, а на Арея уже не смотрел, точно того и не существовало.

А мечник сидел рядом и слушал. И думал о том, что сам никогда не сказал бы «прости». У него бы просто язык не повернулся. Или это было бы просто формальное слово. А этого недостаточно.

Когда именно умер маг, Арей не заметил. Просто в какую-то секунду рядом с ним возникла сухонькая старушонка. Барон мрака не видел, когда она появилась. И как она сделала последнее движение косой, тоже не заметил. Когда он обернулся, старушонка уже стояла рядом с колесом опрокинутой повозки и хихикала. Это было странное хихиканье, нутряное, словно бы и не связанное с губами и дыханием.

– Привет, Аидушка Плаховна! – сказал Арей.

Старушка умилилась. Аидушкой ее называли немногие.

– О, сюда я, кажись, косу уже посылала! Трудимси? – поинтересовалась она, обозревая дорогу, на которой лежали тела и копошились скелерты.

– Это не я.

– Да ладно, не скромничай! – отмахнулась старушонка и, с намеком взглянув на Арея, пожаловалась: – День-то какой стылый! Чой-то замерзла я.

– «Не послать ли нам гонца за бутылочкой винца? Руки зябнут, ноги зябнут, не пора ли нам дерябнуть?» – понимающе процитировал барон мрака.

Носик у Аидушки стал совсем маленьким.

– Заметь, не я предложила.

– Эх! А вот нету у меня медовухи. Не захватил!

Цокая языком, Аидушка достала высушенную тыкву. Встряхнула. В тыкве что-то булькнуло.

– Эх, тудыть твою растудыть! Что ж ты, совсем зеленый? В походы собираться не умеешь? Лучше б ты меч забыл!.. – сказала она и, отхлебнув, протянула Арею. Тот пригубил. Пойло было крепким.

– Кто это был? – мечник кивнул на мертвого мага.

Аидушка опять качнула тыкву, проверяя, много ли осталось. Осталось, видимо, мало, потому что старушка заметно опечалилась:

– Еще б я помнила! Сам знаешь, разнарядочка поступила и – чик! Еще пить будешь?

– Давай! – согласился Арей.

– Ну не хочешь – как хочешь! – сказала Аидушка, притворяясь глухой. – Ну до скорой до встреченьки!

– Надеюсь, не на работе… – буркнул барон мрака уже в пустоту. Он предпочитал лишний раз не встречаться с Плаховной, хотя и неплохо к ней относился. Просто он смешивал дружбу и работу, а Плаховна не смешивала. В этом между ними была большая разница.

Глава четвертая. Nemo omnia potest scire[1]

«Смотрите, как мы вас защищали до сих пор! 0 угроз блокировано!»

Сообщение антивирусника

– Собака была высосана! В ней не осталось ни капли жидкости! Громадный пес весил… ну, в общем, ничего! – сказал Багров.

Эссиорх кивнул:

– А еще что-нибудь странное ты заметил?

– Она выглядела натурально жутко. В жизни не видел более страшной мертвой собаки. Я даже Ирке ее не показывал. Сразу убрал, – сказал Матвей.

Эссиорх посмотрел на него очень серьезно. Он знал, что когда такое говорит некромаг – это не потому, что у него слабые нервы. Тут что-то действительно серьезное, потому что, отправляясь советоваться, он даже Ирку с собой не взял.

– А в чем именно состояла эта жуть? Поточнее, – спросил Эссиорх.

– Уши у нее были прижаты, зубы оскалены. За несколько мгновений до смерти кто-то сильно напугал ее, так напугал, что страх передается всякому, кто на нее смотрит.

– Раны у нее какие-то были?

– Да, – сказал Багров. – Две ранки на шее. Я разглядел их чудом. Такое ощущение, что кто-то загнал в собаку два шприца и высосал ее досуха.

– Где вы ее нашли? – спросил Эссиорх.

– В Строгино, в районе торгового комплекса, где поворачивают трамвайные пути. Там творится что-то неладное. Нежить оттуда бежит. Мы пытались выяснить, но никто ничего не говорит. Все слишком напуганы. Один обезумевший джинн вселился в турникет в метро и стал захлопывать его с дикой силой. Одну девушку отбросило метра на четыре!

– То есть человек пострадал?

– Да нет, какой там человек! Я же говорю: это была девушка, да еще студент-медик! Еще на лету она оказала себе первую помощь. Отделалась кучей впечатлений и легким испугом, – сказал Багров.

Эссиорх усмехнулся:

– А что мрак? Суккубы и комиссионеры ведут себя обычно?

– Я бы сказал, что они чего-то ждут, но прямых стычек избегают.

– Странно, – задумчиво сказал Эссиорх.

Хранитель стоял у мольберта и писал маслом. С плеча у него свешивался Люль. Эссиорх старался поворачивать голову только в одну сторону, потому что подгузник Люля был вовсе даже не пуст и носом в него было лучше не утыкаться. Звать же Улиту было бесполезно. Всякий раз, как нужно было менять подгузники или утешать плачущее чадо, у Улиты происходило веерное отключение слуха.

– Кто тут папа? – говорила она сразу.

Или:

– Кто тут светлый? Кто? Кто? Кто?

И Эссиорх делал все сам. И очень даже неплохо справлялся.

Сейчас Улита бушевала на кухне. Слышно было, как она швыряет тарелки и как в мойке грохочет водопад, причем настоящий, потому что соседи снизу стучали по батареям как-то приглушенно. Им было не до стука. Их квартира была заполнена водой настолько, что у них едва получалось, вынырнув, захватить ртом воздух.

– Это уже не мойка. Это бойка! – сказал Багров, сосредотачиваясь, чтобы помочь бедолагам.

– А? Что? – переспросил Эссиорх.

– Я говорю: это не мойка! Это бойка! – уныло повторил Матвей. Когда приходится повторять шутку, уже ясно, что она не удалась.

– Я устала! – донесся капризный крик Улиты. – Эй, отец! Я не готова была к материнству! А-а-а! Я хочу жить для себя! Мой ребенок не спит ночами. Он какой-то псих! В кого он такой?

– На этот вопрос лучше не отвечать. Он риторический, – шепотом сказал Эссиорх. – Сейчас она перебьет все тарелки, а потом мы ее накормим и она успокоится! Говорят, после третьего ребенка будет легче, а сейчас мы ждем только второго.

– Вы ждете второго?! – не поверил Матвей.

– Мне кажется, это очевидно, – отрезал хранитель.

В кухне загрохотали выстрелы.

– «Вальтер»! – попытался угадать Багров.

– Нет, «вальтер» поглуше, и звук у него смазанный. Это, скорее всего, ее любимый «глок». Главное, чтобы она не попала в мой мотоцикл. Только его я принципиально не восстанавливаю с помощью магии! – спокойно сказал Эссиорх.

– Э-э… – растерялся Матвей. – Может, мне зайти в следующий раз?

– У нас каждый раз теперь следующий, – сказал Эссиорх. – На самом деле все неплохо. За прошлую неделю я закончил две картины. Одна из них даже стоит красок, которые на нее затрачены. Вот только на байке не выезжал. Гололед, мороз, в шлангах все замерзает…

Он положил кисть, вытер руки полотенцем и, сунув Люля Матвею, попросил:

– Ну-ка подержи мое чадо! Мне надо кое-что принести… Только сделай так, чтобы он тебя не видел!

– Почему?

– Ну потому, что это лишнее… – уклончиво ответил Эссиорх и быстро ушел.

Матвей же остался с Люлем на руках. Младенец Улиты и Эссиорха весил как пушечное ядро. Ел он не просто хорошо, а вообще непрерывно. Когда еды поблизости не оказывалось, сосал собственный кулак. Едва за Эссиорхом закрылась дверь, Люль стал поворачивать голову, чтобы выяснить, как такое может оказаться, что папа ушел, а он на руках у папы. В Люле начало пробуждаться неопределенное подозрение, что его надувают, но это было еще терпимо, потому что явных улик у Люля не было.

Помня предупреждение Эссиорха, Матвей избегал взгляда младенца, поворачивая его так, чтобы спрятаться самому. Несколько раз ему это удавалось. Он расслабился. И тут Люль резко запрокинул голову и, выгнувшись в позвоночнике как кошка, взглянул на Матвея из перевернутого состояния. Глаза его стали медленно распахиваться. Они распахивались, распахивались, пока не стали огромными как мир.

– Ути-плюти-плюти-тють! – неуклюже произнес Багров.

Люль закрыл глаза, захлопнув вместе с ними весь мир, и… одновременно широко распахнул рот. Рот был огромен, как бездна. Лицо его побагровело и…

Крика Матвей не услышал. Пришел в себя он от сильного запаха нашатыря.

– …Плюти-тють! – повторил Матвей слабым голосом. Ему все еще мерещилось, что он держит Люля.

– Ну вот и очухался! Умница! – похвалила Улита.

– Что со мной было?

– Люлечка слегка закричал… – Улита сама понюхала нашатырь, поморщилась и, убрав его, стала обмахивать Матвея случайно схваченной книжкой.

– Я не слышал.

– Еще бы!.. Малыш испугался. Вы, некромаги, люди ночные, чуткие, прямо как летучие мыши. Разовые выбросы энергии вас сразу оглушают…

Убедившись, что Матвей очнулся, Улита перестала обмахивать его книжкой и впервые взглянула на обложку. Название у книги было невинное: «Магнолии в домашних условиях». Однако Эссиорх, как показалось Багрову, отчего-то смутился и, небрежно протянув руку, попытался книжку забрать.

– Это моя, – сказал он.

Улита не отдавала.

– Магнолия, магнолия… Миленький такой цветочек! – бормотала она. – Что-то мне это напоминает! Ах да! «Маг Ноль и Я»… Мага Ноля, значит, почитываем? И что же такого пишет этот маг Ноль, если его читают хранители из Хрустальных Сфер?

Улита схватила со стола соль и, тщательно обсыпав обложку, обдула ее. Прежнее название унеслось с книги вместе с солью. Новое же было такое:

«222 способа, как перевести бегательную энергию ведьмы в созидательное русло».

– И кто тут ведьма, а?.. Ну, читаем дальше! – Улита распахнула книгу в случайном месте: – «Атом может быть мирным только в том случае, если вовремя отбирать у него вырабатываемую энергию… Запишите жену на марафон, научите ее вышивать бисером или собирать рассыпанный горох… Пять гиперактивных карапузов надолго помогут отвлечь…» Так-так-так! Значит, их будет пять! Как пальцев! И как же мы их назовем? Мизинчик, Безымянчик, Большак, Середчик и Указун?.. Жуть какая! Это кто тут бегательный, я? Да ты меня заездил! Ты выпил меня, как вампир! От меня остались одни кости шестидесятого размера!

– Иди сюда, мой маленький котенок! – сказал Эссиорх.

Он посадил Улиту на колени – Багров зажмурился, ожидая услышать хруст костей, поскольку Улита гораздо полнее раскрывала образ бегемотика, чем котика, – и стал ее тихонько раскачивать. Она ругалась, а он улыбался одними глазами и с любовью смотрел на нее. Багров наблюдал за этим с осторожным недоумением. Он еще не понимал того, что сам Эссиорх понял уже давно. Для Улиты путь к свету связан с детьми. Никакие лекции о добре, никакие рассказы о свете тут не помогут. Улита их, конечно, послушает, но потом все равно будет все громить и успокаивать себя шопингом. Дети же непрерывными с ними связанными скорбями, недосыпами, болезнями, капризами, неуспехами в школе будут откалывать от Улиты кусочки ее несовершенства и учить ее терпению.

Бывшая ведьма еще немного поворчала и ушла в соседнюю комнату, где Люль раскачивал детскую кроватку со звуком вскрываемой ломом двери.

– Это хорошо, что она прочитала… К таким вещам надо готовить постепенно! При равномерном и неназойливом повторении мысли людям начинает казаться, что она их собственная! – задумчиво заметил Эссиорх. – А вообще ничего не может быть лучше брака, хотя со стороны любой чужой брак выглядит, конечно, как полный дурдом.

– Любой? – почему-то с острым интересом переспросил Багров.

– Ну почти любой. И вообще: поверь моему опыту. Каждой женщине нужна своя маленькая кухонька, где она сможет воевать с посудой и печь тортики, оставляя там свои негативные эмоции. Освобожденная от кухонного рабства женщина моментально начинает устраивать революцию или разносит себя в клочья каким-либо другим способом.

На страницу:
5 из 7