Легкий как перышко

– В вечер перед Осенним балом, когда футбольная команда старшей школы Уиллоу собиралась обыграть команду Кеноши на другом конце штата, Оливия составляла план большого свидания с Питом. Она уже нашла идеальное платье сливочного цвета, новые сережки, которые будут красиво свисать с ее ушей, едва касаясь загорелых плеч. Но ей все еще не хватало идеальной пары туфель под платье, а времени почти не оставалось. Она объявила своим подругам в пятницу после школы, что поедет в торговый центр в Грин-Бей, чтобы найти их. Прошерстив весь молл и в конце концов вынужденная удовольствоваться не совсем идеальной парой, Оливия обнаружила, что ее новенькая машина, подарок на день рождения, не хочет заводиться. Она раз за разом пыталась запустить двигатель, но ничего не получалось.

Тяжелые грозовые тучи затянули небо. Одноклассник Оливии, узнавший машину на парковке, предложил подвезти ее. Она согласилась. Они отправились в долгий путь в их маленький городок по лесистому загородному шоссе. Голова Оливии была заполнена мыслями о предстоящем бале и возникших трудностях из-за необходимости завтра утром вывозить машину с парковки молла. Капельки дождя превратились в град. Прежде чем Оливия и ее одноклассник поняли, что происходит, в них врезался несущийся навстречу грузовик, водитель которого не увидел их из-за поворота. Ребра Оливии были раздроблены, внутренности лежали на переднем сиденье разбитой машины. Правую руку отрезало – после града ее нашли в двадцати футах от места аварии. Обе ноги придавило приборной панелью, так что Оливия оказалась прижата к сиденью и не смогла бы спастись, даже если бы осталась в сознании и попыталась бы выползти из машины. Когда водитель грузовика смог наконец остановить его и бросился к автомобилю узнать, выжили ли пассажиры, ему пришлось отвернуться – Оливию практически обезглавило. Голова болталась на плечах, держась на паре мышц и кусочках кожи – ее просто срезало с позвоночника.

Через три дня, когда потрясенная семья и горюющий город Уиллоу собрались на похороны Оливии, ее тело лежало в гробу, легкое как перышко, твердое как доска.

Я была так поражена кровавыми деталями и спокойствием, с которым Вайолет оборвала жизнь Оливии словами, что даже не думала о том, сработает ли гипноз. Комната наполнилась странным статическим электричеством. Краем глаза я увидела, что огонь в камине стал выше и ярче, чем раньше. Всего час назад, когда я ходила в туалет, дрова уже потухали и мерцали изнутри красноватым огнем. Это так смутило меня, что я промолчала, когда подруги начали повторять за Вайолет «Легкое как перышко, твердое как доска». И я по-настоящему испугалась, когда все же присоединилась к ним, а неподвижное тело Оливии поднялось, словно невесомое. Меня охватило неприятное чувство, будто кто-то или что-то тайно за нами наблюдает.

– Легкое как перышко, твердое как доска, – торжественно повторяли мы, очень медленно, дюйм за дюймом, поднимая тело Оливии кончиками пальцев. Тут я осознала, что очень хочу, чтобы трюк не удался.

«Это всего лишь игра», – напомнила я самой себе.

Мы встали с колен, когда Оливия поднялась на уровень наших глаз. Мы продолжили поднимать ее до уровня плеч. Ее руки были скрещены на груди, серебристые светлые волосы свисали к земле.

– О господи…

* * *

Именно Кэндис разрушила заклятие. Мы все резко вернулись в реальность, и прежде, чем мы вообще успели почувствовать вес тела Оливии на наших руках, она свалилась на землю с громким стуком и теперь добродушно потирала зад. Меня накрыло облегчение.

– Спасибо, девочки! – с сарказмом заметила она, совсем не пострадав после падения на ковер.

Мы все и раньше играли в эту глупую игру – когда были помладше и сами проходили через это, – но все, кроме меня, были довольны этим маленьким успехом. Казалось, Вайолет так умело заколдовала нас, целиком и полностью, что мы даже не прикладывали усилий, чтобы слова возымели действие.

– Это было поразительно! – воскликнула Миша. Ее лицо озаряла улыбка.

В отличие от моих восторженных подруг, я переживала из-за того, что только что произошло: из-за удивительно реалистичных подробностей, рассказанных Вайолет, и легкости, с которой мы подняли Оливию с пола. Что-то в подвале, а точнее, что-то в Вайолет изменилось. Ее жуткий рассказ был таким реалистичным, словно она вспоминала настоящее событие, а не придумывала его на ходу.

Это было похоже на то, как, наконец, понимаешь, что в пальце заноза: она не причиняет особой боли, но и забыть про себя не дает.

С первого дня Вайолет в школе она мне казалась сдержанной, даже скромной. Однако, выступая в роли рассказчицы, Вайолетт показала, что при определенных обстоятельствах она может стать центром внимания. Не исключено, что она притворялась интровертом в первое время общения с нами, и ей нужно было время, чтобы расслабиться в присутствии малознакомых людей. Я могла это понять – сама стеснялась незнакомцев, – но это не объясняло, откуда Вайолет узнала о «Приусе» на подъездной дорожке. Я не могла расспрашивать ее при Оливии – испортила бы сюрприз, – но играть мне больше не хотелось.

– А кем был водитель? – спросила Оливия. – Я бы с кем попало не поехала из Грин-Бей.

– И ты пропустила деталь: где именно Оливия купила платье мечты? – поддразнила Миша Вайолет.

– Точно. Хорошо бы узнать, где найти это платье, – согласилась Оливия.

Вайолет покраснела, ее алебастровая кожа стала темно-розовой.

– Простите, я не предсказываю будущее, – она глянула прямо на меня и добавила: – Просто придумываю историю.

– Можно, я следующая! – настояла Кэндис, плюхнувшись на колени.

Мы снова сели в наш маленький круг. Подружки жаждали увидеть, сможет ли Вайолет провернуть трюк во второй раз. Предупреждающий голос в голове настаивал: «Не делай этого снова. Только не с другим человеком». Однако я боялась, что мое нежелание участвовать рассердит остальных. С самой начальной школы мне хотелось вернуться в круг друзей Оливии. Я не собиралась все испортить, из-за нелепой игры показав себя боязливой, как малолетка.

– Ладно, всем нужно успокоиться и сосредоточиться, иначе ничего не сработает, – напомнила нам Вайолет и поправила голову Кэндис на подушке, лежащей на полу перед ее коленями.

Она постучала кончиками пальцев по вискам Кэндис и уставилась на потолок, погрузившись в мысли.

– Кэндис Коттон. Что же нам делать с Кэндис Коттон?

Как только в ее голове сформировалась история, выражение лица Вайолет поменялось. Ее взгляд стал увереннее, и она посмотрела на Кэндис, которая, как и следовало, закрыла глаза и скрестила руки на груди – как и Оливия до нее. Именинница же заняла место у ног Кэндис и, повернув руки ладонями вверх, положила два пальца ей под пятки. Та сделала глубокий вдох, готовясь к ужасной истории Вайолет. Ее грудь поднималась на вдохе и опускалась на выдохе.

– Это случилось в октябре. Семья Кэндис была далеко от Уиллоу, неожиданно отправившись в путешествие. Кэндис радовалась возможности показать новый бикини на пляже и впервые в жизни поплавать в океане. В тот день волны были слабыми, поэтому она отказалась от предложения родителей поучиться кататься на серфинге и пошла одна к воде. Сначала Кэндис держалась берега, не уходила слишком далеко от того места, где ее братья строили замки из песка. Вода была теплой и соблазнительной, совсем не такой холодной, как она думала. Кэндис пошла дальше, погрузившись по бедра, и оставалась на месте, пока не почувствовала себя достаточно уверенной, чтобы справиться с сильным течением.

После ее исчезновения братья рассказали родителям, что Кэндис ушла глубже в воду, прямо к волнам, словно у нее была некая миссия. Без страха, как будто бросала вызов океану: приди и возьми меня. Они сказали, что ее накрыла волна, и океан просто поглотил ее целиком, окутав волной и унеся прочь. Тело Кэндис выбросило на берег три дня спустя, в двух милях от того места, где она зашла в воду. В ее волосах запутались вонючие водоросли, а рыбы съели ее глаза и губы.

Я почувствовала, как Кэндис дернулась под моими пальцами, услышав такое ужасное описание своего трупа.

– Когда ее убитые горем родители опознали ее разлагающееся тело в кабинете судмедэксперта, вонь была уже невыносимой. Тело лежало на металлическом столе для аутопсии… легкое, как перышко, твердое как доска.

– Легкое, как перышко, твердое как доска, – повторили мы.

Невероятно, но тело Кэндис, которая была тяжелее и крупнее Оливии, поднялось в воздух так же легко, как и тело ее предшественницы. Приподнимая ее, я не смела смотреть на других девушек из-за страха разрушить их восторг, хотя мое сердце колотилось от ужаса. Мы подняли Кэндис на два фута над землей, когда вдруг она вздрогнула и упала.

– О боже мой, это безумие! – завизжала она, прижимая руки к щекам. Ее глаза светились и слезились от возбуждения. – Я и правда чувствовала, как вы меня поднимаете!

Подруги кипели энтузиазмом, взбудораженные нашим успехом. Я молчала и улыбалась, словно мне весело, но на самом деле молилась, чтобы кто-то достал «Твистер» или предложил заняться чем-то другим – чем угодно. Вайолет стала героиней вечеринки. Тепло, которое я почувствовала после встречи с Генри, полностью испарилось. Конечности похолодели от страха – такое же чувство охватывало меня при просмотре фильмов ужасов. Я очень надеялась, что это ощущение скоро пройдет. Смутившись, я задумалась, одну ли меня пугают гротескные детали, которые Вайолет с такой легкостью вплетает в свои истории. Возможно, она некий социопат, а мы не замечали ее ментального расстройства все эти две недели, отвлекшись на большие невинные голубые глаза и длинные ресницы.

– У тебя так хорошо получается! – воскликнула Миша.

– Да, ничего так, – согласилась Вайолет.

Слова прозвучали так, словно она не пыталась казаться скромной, а просто не хотела, чтобы мы придавали ее таланту рассказчицы слишком большое значение.

– Я даже на пляже раньше не бывала, – сказала Кэндис, – только на озере Виннебаго, а это не считается. Но все было так по-настоящему! Я почти почувствовала соленый запах воды, пока ты рассказывала историю.

– Так весело! Я рада, что ты предложила эту игру, – в восторге заявила Оливия, а потом внезапно указала прямо на меня. – Пусть МакКенна будет следующей!

– Нет-нет, – возразила я, протестующе подняв руки. Я нехотя наблюдала, как другие выслушивали свои истории, но собственную узнать не стремилась. – Это слишком странно.

– Давай, МакКенна! – подначивала меня Кэндис. – Ты должна попробовать. Мы все участвуем.

«Только не Вайолет», – подумала я.

В конце концов пришлось лечь на пол, устроив голову на диванной подушке. Кончики пальцев Вайолет коснулись моих висков – холодное прикосновение к голове, такое легкое, что я едва его почувствовала.

– Оу, – сказала Вайолет, как только прикоснулась ко мне. Кажется, она удивилась. – Это будет тяжело. – Брови Кэндис, сидевшей у моих ног, тревожно поползли вверх.

Миша и Оливия обменялись озабоченными понимающими взглядами.

– Почему? – спросила я, глядя на Вайолет.

– Обычно во время игры идея приходит, как только я кого-то касаюсь, – объяснила Вайолет. – Но с тобой все не так. Мне представляется лишь огонь, но это кажется неправильным. То есть я могу рассказать тебе историю о пожаре. Но не уверена, что это сработает.

Сердце яростно застучало, мне захотелось сесть и немедленно положить конец этой глупой игре. Я знала, что это нечестно: Вайолет новенькая в городе и не могла знать, какими зловещими были ее слова. Для меня вечеринка закончилась. Хотелось позвонить маме и попросить ее немедленно забрать меня, хотя было уже за полночь. Но я не могла. Мне было шестнадцать – уже не ребенок. Я даже не могла собраться с силами, чтобы сесть и освободить Вайолет от задачи рассказывать мою историю. Не хотелось, чтобы Кэндис, Миша и Оливия подумали, будто я трусиха.

– Не рассказывай о пожаре, – наконец произнесла Оливия с нежностью в голосе. Похоже, она знала, какой ужас это у меня вызовет. – Что угодно, кроме этого.

– Нет! Расскажи! – подначивала Миша. – Разве не жутко, если МакКенна умрет, как и…

– Хватит, Миша, – приказала Кэндис, заставляя подругу замолкнуть. – Это просто отстой.

Когда они сцепились взглядами, в подвале на мгновение повисла тишина. Миша не произнесла ни слова, но я почувствовала, как она отступила. Я подняла взгляд на Вайолет и вздрогнула. Она смотрела прямо на меня с таким лицом, что я сразу же поняла: Вайолет отлично понимает, почему мне не хочется слышать о своей смерти в огне. Она знала о Дженни, в этом не было сомнений, – и холодок пробрал меня до костей. Я отскочила от нее, забыв про переживания из-за популярности.

– Я больше не хочу играть, – объявила я дрожащим голосом.

– Все нормально, – заверила меня Кэндис. – Миша может попробовать.

– Ага, давайте я, – вызвалась Миша.

Она с готовностью растянулась на полу и положила голову на подушку. Я села у ее ног, желая оказаться как можно дальше от Вайолет. Я едва обратила внимание на рассказ о смерти Миши, что-то о том, как она подавилась и посинела.

Вместо этого я стала размышлять о Вайолет. Кто она такая на самом деле? Нормально ли иметь такой контроль над подобными играми, так спокойно гипнотизировать своих сверстников? Может, ее огромные голубые глаза замечали намного больше, чем мы думали с первого дня учебы? Знала ли она о наших жизнях больше, чем была готова признать?

Возможно, из-за желания Миши, чтобы игра сработала идеально, мы подняли ее выше остальных и едва дышали. Мы были возбуждены, поднимая хрупкое тело Миши к плечам, потом на уровень глаз, а затем и над головой.

Нашу сосредоточенность нарушило жужжание телефона Оливии на кофейном столике. К счастью для Миши, мы поймали ее прежде, чем она упала с пятифутовой высоты.

– Вау, подруга, ты так высоко поднялась, – сообщила Кэндис Мише, а Оливия бросилась на другой конец подвала за телефоном.

– Это Пит! – прошептал она всем нам. – Они с Джеффом Харрисоном…

Бум! Бум! Бум!

Громкий стук в окошко заставил всех нас подпрыгнуть, и мы тут же услышали шум на втором этаже – родители Оливии бросились на помощь. Оливия разразилась смехом, осознав, что источником стука является красавчик Пит. Он сидел на корточках на заднем дворе с еще одним членом баскетбольной команды – Джеффом Харрисоном. Кэндис драматично схватилась за сердце, словно у нее случился приступ. Я все еще была слишком взвинчена из-за Вайолет, чтобы веселиться, но вздохнула с облегчением, что приехали мальчики. Их нежданный визит означал, что игра, скорее всего, закончилась.

Мы услышали, как дверь наверху открывается, и замерли.

Оливия жестом велела Питу отойти от окна.

– Оливия, что там происходит? – услышали мы голос мистера Ричмонда с верхней площадки лестницы.

– Ничего, папа! – ответила Оливия. – Просто Миша увидела паука.

– Каких же он, интересно, был размеров? – спросил мистер Ричмонд тоном, означавшим, что он догадывается о вранье.

Миша и Оливия подавили хихиканье, прикрыв рты руками.

– Это правда, – крикнула Миша поверх ее плеча.

– Отдохните, девочки, – посоветовал мистер Ричмонд. – Уже больше часа ночи. Завтра тяжелый день.

– Хорошо, папа, – сказала Оливия, явно желая, чтобы он оставил нас в покое.

Она подождала, пока мистер Ричмонд вернется к себе в спальню, кивками отсчитывая его шаги. Потом подтащила стул к окну и открыла его.

– Пит, что ты тут делаешь? – спросила она, стоя на стуле; мы наблюдали за происходящим.

– Мы с Джеффом проезжали мимо, и я решил, что было бы весело заглянуть и поздравить тебя с днем рождения лично, – сказал он, положив руку на сетку, которая их разделяла. Его взгляд прошелся по комнате, оценивая нас. Вайолет нервно покусывала нижнюю губу. Собирая пижаму на вечеринку, она, вероятно, не ожидала, что Пит увидит ее в ней – как и я не ожидала встретить Генри.

– Так романтично, – пробормотала Кэндис, не обращаясь ни к кому конкретному.

– Это очень мило, но вам, ребята, нужно убираться отсюда! Если папа вас услышит, то вызовет копов! – предупредила Оливия.

Пит поклялся тихо уйти – если Оливия сдвинет сетку и он поцелует ее через окошко. Она возилась с сеткой, пока та бесшумно не упала на траву заднего двора. Потом поднялась на цыпочки, чтобы Пит мог наклониться в открытое окно и поцеловать ее.

– Айзек никогда не бывает таким романтичным, – проворчала Кэндис.

Час спустя мы уютно устроились под одеялами, готовясь ко сну. Я расстелила свой спальный мешок на полу и повернулась спиной к подругам, как только те начали дышать глубже, а потом и храпеть.

У меня же не получалось заснуть. Роль Вайолет в игре, включая само предложение поиграть, беспокоила меня. Как она, не поднимаясь в дом ни разу за ночь, узнала, что родители Оливии купили ей красную «Тойоту»? Возможно ли, что кто-то в нашем крошечном городе рассказал Вайолет о Дженни – хотя тема была странной для обсуждения с кем-либо в старшей школе?

Глаза начало жечь от усталости, и я посмотрела на часы на кабельной приставке возле телевизора: половина четвертого. Внезапно я почувствовала, что бодрствую не одна. Повернувшись, я увидела, что Вайолет сидит в спальном мешке и трет глаза.

– Прости, если напугала тебя сегодня, – прошептала она, стараясь не разбудить других.

– Все нормально, – соврала я, потому что так обычно отвечают девушки. Все было совсем не нормально, но после впечатляющего выступления Вайолет было страшновато обидеть ее. Я перекатилась на бок, снова повернувшись к ней спиной. Той ночью я едва сомкнула глаза, не в силах отбросить подозрение, что огонь в камине, столь ярко горевший во время игры, так и не потух окончательно.

Глава 3

Утром Оливия выбежала через двойные двери и завизжала от радости, увидев новую красную машину на подъездной дорожке.

– О боже мой, как же она мне нравится! Очень-очень! – повторяла она, обнимая отца, потом мать, а потом снова отца.

Никто из нас не решился вслух упомянуть о том, как странно, что Оливия получила в подарок именно ту модель машины, о которой Вайолет обмолвилась в истории, рассказанной всего несколько часов назад. Если Вайолет и была удивлена исполнившимся предсказанием, то не показала этого.

Миссис Ричмонд приготовила нам всем блинчики в форме первых букв наших имен, что было немного по-детски, но всем понравилось. Я тихонько ела свою несчастную «М», будучи все еще под впечатлением от нашей вчерашней игры в подвале. К счастью, Генри уехал на встречу с рентгенологом еще до того, как мы проснулись. Я была не в настроении флиртовать и не хотела снова чувствовать себя неловко. Мне хотелось поскорее собрать свой рюкзак и помчаться домой, в безопасность, пока светло.

Выйдя из ванной на первом этаже и направившись в подвал, чтобы забрать сумку, я услышала, как Оливия произносит слова «сестра» и «пожар». Понятно: она рассказывает Вайолет историю из моей жизни. Как ни странно, мне польстило, что Оливия вообще об этом помнит. Все пересказанные ею события случились примерно тогда, когда я перестала быть подходящей компанией для Оливии, Кэндис и других девочек, считавшихся самыми красивыми и дружелюбными в начальной школе. Я не могла винить их семьи за то, что они позволили нашей дружбе увянуть, когда мы были маленькими детьми. То, что случилось в моей семье, было таким ужасным, что другие родители хотели держать своих детей подальше от нее – словно бы расстояние было превентивной мерой, не позволяющей трагедии настичь и их семьи.

Мои шаги на скрипящей лестнице прервали историю. Оливия с Вайолет неловко улыбнулись, когда я показалась в подвале. Только Кэндис повернулась и кивнула мне с грустными глазами – что подтвердило мое предположение.

– Мы собираемся посмотреть «Кровавый урожай 2: Жатва» сегодня днем, – радостно объявила Оливия, ее приветливость сочилась ложью. – Хочешь присоединиться?

– Не могу, – спокойно соврала я. – Я еду в магазин с мамой, чтобы подготовиться к танцам.

Я порадовалась, что не сообщила новым друзьям о покупке лавандового платья. Я нарочно скрыла этот факт – на тот случай, если партнер так и не появится.

В тот день лето плавно перешло в осень. Температура, наконец, упала на десять градусов, и резкий запах сухих листьев наполнил воздух, заглушая городские летние ароматы свежескошенной травы и жимолости. Я побежала домой, не желая дожидаться, пока мама приедет к Ричмондам за мной. Она заставляла других родителей нервничать. Ей повезло, что она может сбегать из Уиллоу на три дня каждую неделю для преподавания в Шебойгане. Там только те профессора, что уже давно вместе с ней преподавали в университете, знали ее так долго, чтобы помнить Дженни. В пределах города все ее ровесники помнили не только саму историю, но и заголовок, который появился на следующее утро после трагедии в «Газете Уиллоу»: «Ребенок погиб в трагическом пожаре». У многих моих знакомых родители были в разводе – и они жили со своими мамами после того, как их папы покинули Уиллоу, чтобы найти новую работу, новых жен и начать все сначала в новом туре жизненной игры. Но почему-то только мама вызывала неловкость, куда бы ни пошла. Даже кассиры в продуктовом грустно улыбались, отдавая ей сдачу.

Идти мне предстояло примерно две мили, но я спешила, желая попасть домой, к своей собственной знакомой кровати, и поспать еще хоть пару часов. Мысли о Дженни измотали меня, и я сожалела, что воспоминания о ней всплыли сейчас, накануне Осеннего бала, когда моя жизнь стала резко меняться к лучшему. Бывали дни, когда я едва думала о ней – а потом, конечно же, чувствовала вину. Нельзя было даже сказать, что я по ней скучала. Она покинула нас так давно, что я едва помнила то время, когда она была жива. К той осени я уже прожила сама столько же лет, сколько до этого прожила с ней, и моя жизнь разделилась ровно на две половины: с Дженни и после Дженни. То, что заменило отчаянную тоску, последовавшую за ее смертью, сменилось тревогой – бесспорным, но неосязаемым чувством, что природа ошиблась, забрала не ту близняшку.

– Природа не делает ошибок, – любила говорить мама о своей профессии, рассказывая будущим ботаникам и биологам о палочниках, которые могут слиться с окружающей средой, и земляных червях, которые позволяют земле дышать.

Но что, если… Я не могла помешать себе гадать. Но что, если ошиблась-таки, один раз?

Маме нравилось утешать себя, говоря, что смерть Дженни стала концом их с папой брака. По ее мнению, отец так и не набрался мужества, чтобы помочь ей пройти через потерю ребенка. Думаю, мой отец собрал бы свои вещи и уехал во Флориду, как только у мамы появились бы в волосах седые нити, даже если бы мы не потеряли Дженни годом ранее. Его внимание к ней стало исчезать не из-за пустой второй кроватки с розовым одеялом, стоявшей нетронутой рядом с моей даже после переезда в новый дом, и не из-за шкафа, полного платьев и трико, ставших слишком маленькими для меня, которые мама не хотела никому отдавать. Причиной было не столько нежелание мамы принять это и жить дальше, сколько морщинки, появившиеся вокруг ее глаз после всех тех ночей, когда она едва спала, а также пила чай на пороге дома, желая убедиться, что все электрические приборы отключены, прежде чем отправиться в постель. Несмотря на отличное знание человеческой психики, отец не понимал, почему мог простить маме этот навязчивый страх, но не мог преодолеть отвращения к ее старению.

Кажется, он думал, что более молодая женщина в его жизни делала его круче в моих глазах, но его попытки разделять интересы Ронды выглядели жалко. В шестнадцать я уже бросала вызов его авторитету, решениям и опыту чаще, чем ему нравилось. Ронде тем летом, когда я приехала во Флориду, исполнилось двадцать семь лет.

– Ха! – воскликнула тогда моя мама. Ей только что исполнился сорок один год.

Осень была моим любимым временем года, несмотря на то что это сезон несчастливых воспоминаний. Среди них были годовщина смерти Дженни и того дня, когда папа, собрав все свои вещи, засунул их в багажник машины перед якобы трехдневной поездкой во Флориду. Цветные листья на деревьях и сухой их ворох, хрустящий под ногами, – все это не только вызывало ностальгию, но и успокаивало. В целом Висконсин – осенняя столица мира, по крайней мере, на мой взгляд. Никакое другое время года в Уиллоу не было так красиво и не дарило мне ощущение дома.

Добравшись до нашего угла, я прошла пустое место, где раньше стоял наш прежний дом. Мама настояла на том, чтобы на полученные от страховой компании деньги мы купили единственный дом, выставленный на продажу в том же самом квартале в то время, когда сгорел дотла наш первый дом. Жутко? Да. Но в то время мама горевала: она не могла и думать о том, чтобы дух Дженни оставался один на нашей старой улице, а мы продолжили жить на другом конце города. Было немного странно каждый день проходить мимо этого пустого пространства, хотя периметр основания дома уже давно покрылся сухой травой. За восемь лет, прожитых в доме на другом конце квартала рядом с семьей Эмори, мама ни разу не подумала о переезде. Место на углу стало городской собственностью, и периодически кто-то из городского совета предлагал дурацкую идею разбить там парк. Этот проект всегда отвергали не менее двадцати матерей, которые поклялись, что не позволят своим детям играть на горках и качелях на месте такого ужасного события.