Обреченный защищать

– В среду я просматривала письма от осужденных, – наконец, принялась рассказывать Дина. – В основном все как обычно: жалуются, что нарушают их права, не лечат, принуждают работать и так далее, сам знаешь. Я написала всем ответы с разъяснением законодательства. Ничего сложного, но… одно письмо поставило меня в тупик. Я не понимаю, о чем оно.

– Что там написано?

– Я же говорю, что не поняла полностью. Лучше взгляни сам.

Динара показала рукой на край стола. Только сейчас я заметил открытый конверт, который лежал среди кучи папок с грозными надписями: «АДВОКАТСКОЕ ПРОИЗВОДСТВО. СВЕДЕНИЯ СОСТАВЛЯЮТ ОХРАНЯЕМУЮ ЗАКОНОМ АДВОКАТСКУЮ ТАЙНУ И НЕ МОГУТ ИСПОЛЬЗОВАТЬСЯ В КАЧЕСТВЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ ОБВИНЕНИЯ».

– Спасибо, Дина.

– Желаю увлекательного чтения. А мне еще нужно подготовить пару проектов для адвокатских запросов.

Динара прошла к своему столу, села в кресло и застучала по кнопкам ноутбука. Моим же вниманием завладел конверт. Первым делом в глаза бросилась черная печать: СИЗО №1. Множество моих подзащитных побывали под стражей в этом изоляторе. Однако в последнее время судьи чаще избирали домашний арест, чем заключение под стражу, поэтому автор письма, скорее всего, совершил особо тяжкое преступление. Мне сразу подумалось об убийстве.

Кстати, об авторе. Им значился некий Демьян Георгиевич Кургин. Я ожидал, что вспомню его, но в памяти всплыли только мутные образы. Чем больше я пил, тем чаще это случалось.

– Демьян Кургин… – задумчиво произнес я. – Дина, помнишь такого?

– Секундочку. Да, припоминаю, – ее лицо вдруг скривилось. – Неприятный тип. Знаю, что так говорить непрофессионально, но мне даже смотреть в его сторону не хотелось. Глаза у него были такие… дурные. Глаза сумасшедшего. У меня в присутствии Кургина мурашки по коже ходили. Я и так постоянно мерзну, но тут прямо особый случай.

– Мы заключали с ним соглашение?

– Нет, ты был защитником по назначению. Вел его дело на стадии расследования, но перед судом Кургин решил отказаться от адвоката, поскольку его не устроило… твое отношение к работе. Это было примерно полгода назад.

Я почувствовал, как мое лицо заливается краской. Полгода назад мое самое большое достижение заключалось в том, что я вовремя появлялся на следственных действиях. В самые тяжелые дни у меня не получалось даже этого.

– Это был не самый лучший период в моей жизни, – произнес я, хотя понимал, что меня это не оправдывает.

– Как бы то ни было, Кургин был осужден за убийство с отягчающими, хотя отрицал свою вину. Доказательства были железными, суд прошел быстро. Я не слишком внимательно следила за этим делом, однако уверена, что у нас сохранились какие-то документы, – Динара махнула рукой в сторону шкафа. – Не горю желанием снова оказаться внутри этого железного монстра, но, если хочешь, могу поискать, что у нас осталось по Кургину.

– Было бы здорово.

Я вернулся к письму. Тонкие листы бумаги трепетали в моих руках, посылая необъяснимые импульсы тревоги. Моим самым искренним желанием было избавиться от письма – сжечь и переворошить пепел, чтобы не осталось ни малейшего следа. И все же, когда я начал читать, то уже не мог оторваться до конца.

Глава 4

Здравствуй, дорогой «защитник».

Пишу это слово в кавычках, так как у меня есть большие претензии к твоей работе. Я бы хотел позвонить и поговорить по душам, но у меня нет твоего номера, а в изоляторе есть некоторые проблемы с доступом к телефону. Зато бумагу и карандаш дали без проблем.

Надеюсь, что письмо попало к тебе не слишком поздно, поскольку времени у тебя осталось немного. Почему? Ну, не так быстро. Сначала о главном.

Я невиновен. Прочитай это еще раз: не-ви-но-вен! Надеюсь, хоть теперь до тебя дойдет. Я не убивал свою маму. Черт возьми, не думал, что буду вынужден писать эти слова, но так оно и есть. Я ее пальцем не тронул за всю жизнь, что уже говорить об убийстве?

Я не уставал твердить об этом следователю, прокурору, судье. И тебе. А ты даже не верил мне. Не верил, так? Поэтому и не делал ни черта.

Что в итоге? Восемнадцать лет. Восемнадцать долбанных лет в колонии строго режима! А тот, кто задушил мою маму, остался безнаказанным! Потому, что какой-то адвокатишка не удосужился правильно сделать свою работу.

Разве это справедливо? Давай поговорим о справедливости, «защитник». Я дам тебе возможность все исправить. Возможность и желание, если у тебя его нет. О, ты будешь так желать моего освобождения, как не желал ничего другого.

К этому времени ты уже должен был заметить «изменения» на своем теле. Если нет, присмотрись повнимательнее. Даю подсказку: ЧЕРНЫЕ ПЯТНА! Ищи черные пятна. Сперва небольшие, но дальше будет только хуже, и одними метками на коже ты не обойдешься. Черным цветом покроется вся твоя жизнь, которая окажется короче, чем ты думал.

Можешь бегать по врачам, можешь ничего не делать, но рано или поздно для тебя все закончится… справедливо. Не хочу пугать, но каждый должен ответить за содеянное, так? Разве не в этом заключается высшая справедливость?

Уж поверь, опыт в подобного рода делах у меня имеется.

Запомни, что только один человек во всем мире может тебя излечить. Только один. Как ты догадался, речь идет обо мне. Но я сделаю это лишь тогда, когда меня признают невиновным и освободят из этой забытой всеми дыры.

Письма просматривают, поэтому я не могу написать все, что хочу. С нетерпением жду нашей встречи. Время пошло. До того, как меня отправят в колонию, осталось совсем немного.

С наилучшими пожеланиями, Демьян Кургин.

Глава 5

Я читал сотни писем, в которых осужденные буквально кричали, что не совершали преступлений. «Меня подставили», – писали одни. «Это сделал кто-то другой», – уверяли другие. «Я невиновен», – твердили третьи. Чаще всего эти люди бессовестно лгали. Некоторые говорили правду. Но ни один из них не угрожал мне некой «болезнью».

Я так и не смог вспомнить деталей дела Демьяна Кургина, а значит в самом деле находился в тот период в непригодном для работы состоянии и не обеспечил хотя бы подобия защиты. В этом он был прав. Неужели он был прав и насчет своей невиновности?

Еще в университете мне и другим студентам многое рассказывали о юридической этике, но по-настоящему смысл сказанного дошел до меня только на первом настоящем уголовном процессе. Тогда я пообещал подзащитному, что все обойдется малой кровью, а в худшем случае он получит штраф. У меня были все основания так утверждать: парень всего лишь подрался на вечеринке и сломал нос одному из гостей. Практика показывала, что суды зачастую бывают милосердны по таким статьям.

Но не всегда. Мой подзащитный получил два года лишения свободы. Два года реального наказания. Из-за своей ошибки я больше месяца не находил себе места, сгорал от стыда и не понимал, как вообще смогу взять на себя защиту хотя бы еще одного человека. Не единожды мелькала мысль уйти из профессии.

Все это вернулось ко мне сегодня, после прочтения письма. Не могу сказать, что поверил Кургину на сто процентов, но было в его словах что-то, заставившее меня вновь и вновь прокручивать это дело в голове. Я не смог защитить клиента – это было ужасно само по себе, но самое отвратительное заключалось в том, что я даже не осознал его невиновности.

Да еще эти черные пятна… Сперва я не понял, о чем именно писал Кургин, затем в памяти вспыли слова Девушки-из-Бара. О раке у ее подруги. О черной точке на моей груди.

Я не был уверен по поводу рака, но цвет кожи не меняется с утра пораньше без веской на то причины. А Кургин намекнул, что причиной является он.

Что именно он сделал? Отравил меня? Чем-то заразил? Но нет, я чувствовал себя вполне неплохо, учитывая похмельное утро.

И все же проклятая черная точка не давала мне покоя. Десять минут назад я даже не думал о ней, а сейчас не мог отделаться от жгучего желания взглянуть на нее снова. Убедиться, что все в порядке. Погасить нарастающую тревогу.

Может, точка уже исчезла? Или все стало еще хуже?

Я вскочил с кресла так, что оно свалилось на пол. Нетвердой походкой направился к выходу, поражаясь тому, как быстро колотится сердце. Должно быть, на моем лице застыло странное выражение, так как Динара изумленно спросила:

– С тобой все в порядке?

– Еще не знаю.

Я вышел в коридор, едва не столкнувшись с тучным мужчиной в обтягивающем костюме и женщиной с застывшей на лице улыбкой, в которой не было и капли искренности. Кропоткин и его супруга. Встреча по поводу развода.

Кропоткин принялся что-то объяснять, но я попросил его подождать, изобразив невнятный жест рукой, и поплелся дальше. Коридор, усеянный рядами офисных дверей, казался невыносимо долгим, как последний километр на марафоне. Я шел не оборачиваясь, понимая, что выгляжу для своих клиентов чудаковато.

В туалете не было ни души. Я запер за собой дверь, сорвал с себя пиджак и рубашку. Нерешительно застыл перед гладким, оттертым до блеска зеркалом.

Черная точка сразу же попала в поле зрения. Нет, было бы неправильно называть ее точкой дальше: размеры ощутимо увеличились, теперь почернение больше напоминало пятно, размером с ноготь.

Что бы это ни было, оно росло.

– Какого черта со мной происходит? – вырвалось у меня.

Надежда на простое объяснение происходящего (это родинка, просто родинка) таяла быстрее, чем кусок льда в коктейле. Пятно по-прежнему не причиняло мне болезненных ощущений, но я приходил в ужас от того, что оно расползалось по телу, тихо захватывало его. На мгновение мне показалось, будто оно увеличивается прямо на моих глазах.

Я сполоснул лицо холодной водой. Натянул рубашку и пиджак, старательно отводя взгляд от пятна. Глубоко вдохнул.

Спокойно. Сама по себе эта проблема не исчезнет, но во всем можно разобраться. Хватит накручивать себя. Ничто не мешает мне встретиться с Кургиным и все обсудить. Его невиновность, мои ошибки, «изменения» на коже.

У меня так и не вышло полностью взять себя в руки. Однако я решил, что позднее мне в этом помогут двести-триста грамм коньяка. Алкоголь не решает проблем, но хотя бы позволяет о них забыть.

Я вернулся к кабинету с показным спокойствием на лице. Пригласил Кропоткина и его супругу войти, но в ответ он лишь кашлянул, привлекая внимание.

– Понимаете, мы уже помирились, – его мясистое лицо налилось багряным цветом. – Поговорили, пока ждали вас. Подумали, что не все так плохо и мы готовы попробовать жить вместе дальше.

– Что ж, мои поздравления. Искренне желаю, чтобы мои услуги вам больше не понадобились.

– Да уж, второй раздел имущества мое сердце не переживет, – Кропоткин взял супругу под руку. – Всего доброго!

Они поспешно устремились к выходу. Жена Кропоткина пару раз смерила меня подозрительным взглядом, но сегодня был не тот день, чтобы я уделял этому хоть малейшее внимание.

Глава 6

Наступило время обеда. Дина убежала в ближайшую столовую, а у меня появилось время позвонить дочери и, самое главное, я был в нормальном состоянии, чтобы это сделать. Алиса ответила после первого же гудка.

– Господи, пап! До тебя сложнее дозвониться, чем до президента!

Потому, что я был пьян или с похмелья. Мне не было оправданий, но говорить правду было стыдно.

– Прости, целая прорва дел навалилась, – я не слишком ждал, что она поверит в это. – Рад тебя слышать. Как там, в Москве?

– Наверное, неплохо, только я уже не в Москве. Вернулась домой пару дней назад. На самолет билетов не было, поэтому пришлось ехать на поезде. А ты знаешь, что я этого терпеть не могу! Слишком медленно, кто-то постоянно носится в туалет и грохочет дверью, кто-то жрет вареные яйца с запахом, вызывающим тошноту. В соседнем купе везли рыжую обезьяну, которая…

– Подожди, – прервал я поток речи, – ты в городе?

– Ага, остановилась у мамы с ее новым хахалем. То есть с новым мужчиной… Короче, как ни назови, а все равно получается странно. Но он нормальный. Не такой, как ты, конечно, но неплохой, – она выдохнула. – Ох, дурацкий мой язык. Не стоило затрагивать эту тему.

– Все нормально. Мы с твоей мамой – взрослые разведенные люди. Каждый имеет право на личную жизнь.

Меня не удивило, что Кристина уже успела с кем-то съехаться. Она всегда привлекала внимание мужчин; с годами это качество если и потускнело, то ненамного. Вопрос в другом – когда именно начались ее новые отношения? После развода или задолго до этого? Брак не ломается в один день, трещины в нем возникают постепенно. Счастливчики успевают их вовремя обнаружить и все исправить, а мне удалось застать лишь дымящиеся руины.

В любом случае, с дочерью я это обсуждать не собирался.

– Так почему ты вернулась так рано? Середина сентября, учеба должна быть в самом разгаре. Тебя отчислили из института?

– Мог бы придумать другую причину! Неужели считаешь меня дурочкой? – ее обида была притворной, это проскальзывало в голосе.

– Нет, конечно, нет. Просто ты все время увлекаешься не тем, чем нужно. Перескакиваешь с одного на другое, не успевая ничего закончить. Иногда ты напоминаешь мне белку, которая пытается достать все орехи разом.

– Белка по имени Алиса? Круто, пап. Тебе стоит писать детские книжки.

Мы расхохотались. Как в старые добрые времена.

– Но ты, как обычно, прав. Я действительно приехала не просто так, – ее голос вдруг стал серьезным. – Мне очень нужно встретиться с тобой и кое-что обсудить. Кое-что важное.

– Срочно? – встревожился я. – Можешь говорить прямо сейчас, я помогу, чем смогу.

– Нет, по телефону не хочу. Особой срочности нет, да я и не думаю, что можно уже что-то изменить, но обсудить все равно хотелось бы. Как насчет выходных?

Алиса так и не назвала причину, но я решил больше не давить. Когда придет время, она все расскажет сама.

– Хорошо, в субботу я планировал поработать, но воскресенье – весь твой.

– Отлично! Я позвоню тебе ближе к делу и договоримся о времени, – она заметно повеселела.

– Договорились. И еще, Алиса…

– Да?

– Будет здорово наконец-то увидеться вживую, – признался я. – Мы уже давно так не общались.

– Мы же видели друг друга по «Вайберу»! Современные технологии, пап.

– Это совсем другое. По «Вайберу» обнять друг друга нельзя.

– Ха, ну здесь с тобой не поспоришь, – согласилась Алиса. – Буду ждать выходных. Увидимся!

– Пока.

Иногда жизнь течет медленно, становится почти пустой, и людям нет до тебя никого дела. А порою проблемы обрушиваются разом, словно нечистоты из прорванной трубы. Утром была Девушка-из-Бара, затем Кургин. Теперь Алиса. Что же у нее произошло?

Остаток рабочего дня был на редкость непродуктивным. Я провел пару встреч по наследству и кредитным задолженностям. Дал консультации, не особенно вникая в суть проблем. Поручил Динаре составить проекты претензий.

Она, к слову, так и не успела найти материалы по делу Кургина, пообещав сделать это завтра. Что ж, завтра, так завтра.

По пути домой я заглянул в алкомаркет, где приобрел две бутылки пятилетнего «Арцруни». Едва переступив порог квартиры, я тут же открыл одну из них и пригубил. Приятное тепло разлилось от горла к желудку, а оттуда – по всему телу. В отличие от утра, сегодняшний вечер обещал быть спокойным и мягким.

Говорят, что коньяк хорошо подходит к дичи, но я приговорил бутылку, не успев приступить к ужину. Помню, как потом сидел на диване с рюмкой в руке, бессмысленно уставившись в телевизор. Ведущий новостей рассказывал о самоубийце, перерезавшему себе горло осколком стекла, но меня это не волновало. Проблемы отступали на задний план, уступая место всепоглощающему блаженству.

Мысли текли медленно, лениво. О черных пятнах я больше не думал.

Глава 7

Кожа дивана холодная и липкая. Я поворачиваюсь на другой бок, но ощущение того, что подо мной находится туша морского слизня, не отступает. Вставать не хочется, но еще больше не хочется валяться на сыром постельном белье. Интересно, который час?

Я открываю глаза.

И не вижу ничего, кроме всепоглощающей темноты. Значит ночь еще не прошла? Нет, что-то не так. Окна моей квартиры пропускают свет фонарей и рекламных вывесок даже сквозь шторы. Ночь в большом городе не бывает черной, скорее серой, с всполохами всевозможных цветов.

А сейчас я вижу только беспросветный мрак. Такой плотный и густой, что невозможно разглядеть ладони, даже поднеся их к лицу. А что вокруг меня? Узкая бетонная коробка или необъятная ширь? В темноте все едино.

Воздух влажный и холодный. Пробирает до костей, хотя не чувствуется даже легкого касания ветра. Я с трудом вдыхаю полной грудью, ощущая ледяное покалывание в легких.

«Я не в своей квартире. Это не ночь. Это вообще ни на что не похоже», – проносится в моей голове.

Как меня угораздило сюда попасть? Я вспоминаю, как допивал коньяк, сидя на диване. Как засыпал под вещание диктора новостей. Может, так и приходит белая горячка, незаметно отнимая из разума кусочки реальности? Может, на самом деле я брожу по квартире с пеной на губах?

Вряд ли. С моей головой все в порядке. Что-то не в порядке с этим местом.

– Эй! – я пытаюсь крикнуть как можно громче. – Меня кто-нибудь слышит?

В ответ – ни звука. Более того, я едва слышу собственный голос, как если бы говорил шепотом. Темнота будто пожирает каждое сказанное слово. Я пытаюсь объяснить себе, как такое возможно, но мои знания в физике близки к нулю, а юриспруденция здесь бессильна.

Хотя одно мне ясно точно – само по себе все не пройдет, поэтому надо перестать валяться на диване. Я встаю, ощущая прохладную и слегка пружинящую поверхность босыми ногами. Все равно, что ходить по желе.

Глаза помалу привыкают к темноте. Наверху и по сторонам мне удается разглядеть неровные стены, испещренные сеткой подрагивающих каналов, которые напоминают мне кровеносные сосуды. Время от времени они сокращаются, пропуская по себе комья бурой жижи. Я вижу, как из крохотных отверстий она стекает вниз, с неприятным шлепком ударяется о желейный пол, затем исчезает в его извилинах.

Стены уходят вдаль, образуя узкий, бугристый коридор. Из-за того, что все вокруг пульсирует и колышется, мне кажется, что я нахожусь в горле огромного существа, не имея понятия о том, куда идти и что делать дальше.

Хотя кричать бесполезно, я все равно пробую еще несколько раз, прежде чем делаю робкий шаг вперед. За спиной раздается чавкающий звук. Я вздрагиваю, медленно оборачиваюсь, затаив дыхание, и вижу, что диван исчез. Вновь нет ничего, кроме темноты и движущихся стен.

Ощущение того, что все вокруг является частью живого организма, становится сильнее. «Чрево» – возникает слово в моей голове. Чрево. По какой-то причине оно идеально описывает место, в котором я нахожусь. Только это не дает мне и намека на то, как отсюда выбраться.

Я поворачиваюсь обратно, с трудом ориентируясь в пространстве. В голове возникает глупая мысль, что «обратно» больше не существует. Есть лишь слепые метания в темноте, направления которых не смог бы описать никто.

И что теперь? Я один, совсем один в непроглядной мгле, полной мерзких влажных звуков. Не имею ни малейшего представления о том, что происходит и куда двигаться. Да стоит ли куда-то двигаться?

На память приходит осмотр квартиры одного из моих подзащитных. Опытный следователь учит молодого практиканта: «смотри, обходить помещение нужно по спирали. Идешь по часовой стрелке, сначала большой круг, потом меньше и так далее. Это не даст тебе пропустить что-нибудь важное».

Хороший совет, следователь. Может быть, он подойдёт и мне.

Я озираюсь по сторонам, раздумывая, откуда начать и в какую сторону пойти, но не найдя ориентиров, решаю двигаться наугад. Рано или поздно упрусь во что-нибудь, тогда можно будет повернуть.

Я шагаю вперед и в тот же момент меня накрывает всепоглощающая волна чужеродной паники. Ощущение настолько мощное, как если бы я совершил нечто чудовищное – отрезал собственную руку или сбил ребенка на автомобиле.

«НЕ ХОДИ ТУДА! – раздаются крики в моей голове. – КУДА УГОДНО, НО НЕ ТУДА! БЕГИ ПОКА МОЖЕШЬ!»

Я бы рад убраться подальше отсюда, но, к своему изумлению, не могу. Пытаюсь развернуться, пытаюсь отойти, но ноги не слушаются, будто больше мне не принадлежат. Крики в голове не смолкают, и я понимаю, что внутреннему «мне» известно гораздо больше о том, что ждет в той стороне.

А я этого знать не хочу.

Мои марионеточные ноги оживают и, вопреки воле, делают еще один шаг вперед. Я кричу во весь голос, но никто не слышит.

Глава 8

– … выходить из дома может быть крайне опасно. Предупредите родных и близких, если не хотите, чтобы…

Меня выбросило из кошмарного сна. Вокруг больше не было темных трепещущих закоулков и чавкающих звуков – только привычная и спокойная обстановка съемной квартиры. Я не сразу сообразил, откуда раздается голос, предупреждающий об опасности. Оказывается, я так и не выключил телевизор, когда засыпал прошлым вечером. Щелчок кнопкой: диктор не успел рассказать, насколько сильными будут сегодняшние порывы ветра.

Я провел рукой по дивану. Кожа была гладкой и теплой, не то что во сне.

– Приснится же всякое, – произнес я в пустоту.

Это был не первый кошмар в моей жизни и наверняка не последний, но он точно был самым необычным их всех. Слишком реалистичный. Слишком четкий. Обычно сны выветривались из моей головы спустя пару минут после пробуждения, но в этот раз я помнил все до мелочей.

Меня не покидала мысль о том, что кошмар как-то связан с черным пятном. Я опустил взгляд, рассматривая грудь. Теперь в зеркале не было необходимости. И так было заметно, что пятно увеличилось: по размерам оно уже сравнялось с большим пальцем моей руки. Если так пойдет дальше, через пару недель я почернею полностью.

Помимо того, что пятно шаг за шагом захватывало поверхность моего тела, было еще кое-что. В том месте, где я впервые увидел черную точку вчерашним утром, кожа загрубела и вздулась. Появился небольшой волдырь, твердый и упругий на ощупь. Что зрело внутри него? Я не хотел знать.

Поверьте мне, я не хотел.

Откладывать встречу с Кургиным еще дольше могло оказаться плохой идеей. Я посмотрел на часы: циферблат показывал 6.42 утра. Первый следственный изолятор находился в черте города, прямо напротив новенькой «Екатеринбург Арены». В тех местах я бывал не один раз и знал, что даже с пробками доберусь туда за час или около того. С недавних пор, вопросы времени волновали меня все больше.

Наскоро проглотив омлет, я вышел на улицу, завел «Форд» и помчался в сторону изолятора. С дорогой мне повезло. Изредка встречались одинокие машины, только возле городского водохранилища (с детства любил вид, открывающийся с моста) пришлось постоять в небольшой пробке. Может, еще было слишком рано или всех распугала метеосводка. Судя по всему, ветер действительно намечался сильный: порывы раскачивали деревья, будто грозились вырвать их с корнями и метнуть в случайных прохожих.

Вскоре впереди показались столь знакомые очертания нежного розового цвета кирпичных стен, увешанных кольцами колючей проволоки. Это сочетание всегда меня забавляло, хотя первое СИЗО я видел далеко не впервые.

«Екатеринбургский централ» вряд ли можно было считать образцовым, но по сравнению с другими изоляторами он считался неплохим. В старых зданиях, повидавших царских и советских преступников, был сделан свежий ремонт перед чемпионатом мира по футболу. За последние десять лет здесь не было ни одного скандала, связанного с пытками обвиняемых. Многие осужденные после вынесения приговора предпочитали остаться в СИЗО, а не отправляться в колонию. Не рай на земле, конечно, но изоляторы предназначены не для праведников.

На КПП меня встретили двое дежурных: молоденькая девушка в звании младшего лейтенанта, лицо которой было грубым, квадратным, будто вытесанным из камня, и седой подполковник, дослуживающий последние дни до пенсии. Оба уставились на меня с легкой подозрительностью.

– Представьтесь и назовите причину визита, – коротко бросила девушка. Ее голос звучал приглушенно из-за толстого стекла, разделяющего нас.

– Адвокат Островский, – я раскрыл для нее удостоверение, – прибыл на свидание с обвиняемым. Его зовут Демьян Георгиевич Кургин. Уверен, он остановился в одном из номеров вашего заведения.

– Предъявите ордер.

Выражение лица девушки не изменилось. Мой шутливый тон она оставила без внимания. К счастью, ордер я подготовил еще дома. Девушка бегло ознакомилась с ним, затем вновь подняла на меня тяжелый взгляд. Конец еще не был близок.

– Вы являетесь защитником Кургина по уголовному делу?

Официально я им не являлся. Мы не заключали договор, и я не был назначен судом. Не такая уж большая проблема, но в службе исполнения наказаний иногда считали иначе. Они часто толковали закон так, как это не делал никто другой.