Шанталь. Шах и мат

– Украл у вас?! Вы что-то путаете, сеньорита. Этот корабль ранее принадлежал пирату, и мы захватили его, имея на это право, данное нашим королем.

– Открою вам один секрет, мой дорогой сеньор: я и есть тот самый пират, о котором вы говорили, и единственный король, мнение которого для меня что-то значит – я сама.

Каждое произнесенное слово ранило его без ножа. Последний болван! Так наивно попасться на уловки коварной обольстительницы. Подумать только, а ведь он считал ее ангелом!

А она, держа в правой руке клинок, левой, обхватила его шею, крепко прижав к себе, чтобы лишить возможности дальнейшего сопротивления.

Все его существо помимо воли отреагировало на ее близость. Аромат роз дурманил, путал мысли. Тело била мелкая дрожь от охватившего его жара, разрастающегося с такой силой, что еще немного, и он сгорит в нем дотла. Чувствуя, что готов капитулировать, он сделал последнюю попытку вырваться из чарующего плена. Охрипшим от еле сдерживаемой страсти голосом, он с трудом выдавил:

– Не могу поверить… Почему вы не рассказали мне об этом сразу? Зачем нужны были все эти встречи, улыбки и сказки о несчастной судьбе бедной сиротки?

– А вы бы поверили такой правде? Вернули бы мне корабль и позволили безопасно вывести его из отлично укрепленного порта? Гм, красноречивое молчание… Я не чудовище, сеньор, и не являюсь сторонницей неоправданного кровопролития, поэтому сделала все для того, чтобы вы самолично привели корабль туда, куда нужно, и без боя и лишних жертв передали бы его моим людям… – произнося последние слова, она не удержалась от улыбки, которую он явно услышал в ее голосе.

И этот, казалось бы, невинный звук, безоговорочно перевесил чашу весов в пользу прекрасной захватчицы. Теряя рассудок от желания, мужчина уже готов был дать ей все что бы она ни попросила, но она опередила его, громким свистом дав сигнал к началу действий.

Дальнейшие события развивались столь стремительно, что у многих возникли сомнения в реальности происходящего. Полетели дреки, и со всех сторон на борт бригантины стали подниматься добравшиеся вплавь полуголые матросы с ножами в зубах, количеством, втрое превышающим экипаж «Королевы Изабеллы».

Испанцы оцепенели от неожиданности. Так и не получив крайне уместной в сложившейся ситуации команды: «К бою!» – они устремили пораженные взоры на застывшего за штурвалом капитана, которого, как неразумного птенца, взяла в заложники его спутница.

Момент был упущен. Сдавшихся испанцев разоружили и без лишних церемоний столкнули в спущенные на воду шлюпки, великодушно отпустив их на все четыре стороны. Последним к ним присоединился капитан, только сейчас начавший понимать все последствия собственного безрассудства. Огонь, с сумасшедшей скоростью несущийся по венам, пошел на спад и ему на смену пришел пробирающий до костей ледяной озноб. Очарование исчезло, а в ушах вновь зазвучал металлический голос: «Открою вам один секрет, мой дорогой сеньор: я и есть пират…» Пират!

Шлюпки успели достаточно отплыть в сторону Валенсии, когда он вскинул голову, и поискал глазами ту, которая так подло унизила его в глазах собственной команды, сверлящей его, в эту минуту, полными презрения взглядами. Никто и не думал скрывать своего отношения к неудачнику, так глупо подставившего всех их из-за юбки.

Донью Розу он увидел уверенно стоящей на капитанском мостике, командным тоном отдающей приказы банде головорезов, послушно бросающихся их выполнять.

Выходит, все сказанное ею правда… Она – пиратка, обманом вошедшая ему в доверие. Использовала и выбросила как ненужную вещь…

Пришедшая на смену любви ненависть, до неузнаваемости исказила черты его лица, сделав его почти безобразным. Расстояние между шлюпками и кораблями резко увеличивалось. Еще немного, и они исчезнут из виду. Не обращая внимания на недовольство гребущих матросов, он встал в полный рост и во всю силу своих легких прокричал:

– Мы еще встретимся с тобой, mi angel! Обязательно встретимся…

* * *

– Минуточку внимания, друзья! Я хочу поднять бокал в честь той, кто в очередной раз доказала всем, что не бросает слов на ветер. Сказала, что вернет мою «девочку» и, черт побери, вернула! За Розу! До дна за нашу королеву! Виват!

По возвращении на Тахмиль после успешной операции, которую я впервые самостоятельно организовала и провела, все, как и в прежние времена, собрались в большом зале крепости для того, чтобы отпраздновать радостное событие и обсудить планы дальнейших действий.

Кивнув произнесшему тост Лефевру, я, под одобрительные крики товарищей, подняла в приветственном жесте свой бокал и поднесла к губам, осушив его, как и было положено, до дна.

Хмельное вино подействовало почти сразу, окрасив щеки румянцем и придав блеск глазам. Даже это место, которое прежде ассоциировалось у меня с кровью и смертью, стало казаться не таким уж и отталкивающим.

Откинувшись на спинку кресла- «трона» я, из-за полуприкрытых век, внимательно наблюдала за пирующими, отмечая поведение каждого в отдельности, легко считывая их жесты и мимику. Несмотря на удачный старт, не все были довольны предводителем-женщиной и, мне придется как следует потрудиться, чтобы убедить их в том, что я лучшее, на что они могли рассчитывать.

Мое внимание привлек спор братьев де Сежен, сидящих по правую руку от меня. Не знаю, что между ними произошло, но с тех пор, как мы вернулись из Парижа, их взаимное недовольство друг другом нарастало. Занятая более важными делами, я долгое время игнорировала их постоянные стычки, но сегодня решила наконец вмешаться.

– В чем дело, господа? Простое угощение не удовлетворяет вашему аристократическому вкусу? Почему, когда все вокруг веселятся, вы сидите с кислыми физиономиями, от вида которых свернулось бы и молоко?

Ни слова, не говоря Патрис подхватил стоящую перед ним бутылку и так же молча вышел из помещения, даже не подумав о том, как его поступок выглядит со стороны и как его могут истолковать остальные. Подобное обращение с «королем» было недопустимым и, обернувшись к стоявшим позади кресла телохранителям, я, намеренно повысив голос, распорядилась:

– Верните его обратно. Сейчас же!

– А если…

– Если окажет сопротивление, до утра просидит в яме. Все понятно?

Телохранителей как волной смыло. Переведя взгляд на Ренарда, без сомнения слышавшего разговор и сейчас во все глаза уставившегося на меня, я выжидающе подняла бровь, побуждая его рассказать обо всем, но он смутился и опустил голову.

В эту минуту Патрис в сопровождении стражей вернулся обратно и занял свое место. Его виноватый взгляд лучше любых слов дал понять, как он сожалеет о своей несдержанности. Что ж, пусть это будет ему уроком. В следующий раз крепко подумает прежде чем смешивать личную жизнь с обязанностями.

Посидев для приличия еще некоторое время, я поднялась, жестом дав понять присутствующим чтобы продолжали без меня. Кивком велела Патрису следовать за мной.

– Может, уже расскажешь, что произошло? Какая кошка пробежала между вами? – поднявшись на смотровую площадку, задала я свой вопрос.

– Все сложно…

Сложно… А, когда было легко?

Зябко передернув плечами, я подошла к балюстраде, огораживающей площадку по всему периметру, и устремила взгляд на море.

Господи, как же я скучала по нему. Всего вторые сутки на суше, а тело безудержно рвалось туда, где осталась душа. На море. Мне уже недостаточно было находиться вблизи и просто смотреть на него, нет, я мечтала вдохнуть полной грудью свежего морского воздуха, ощутить непередаваемый вкус соли на губах и услышать оглушительные крики чаек, кружащих прямо над головой. Привыкшая к постоянной качке, я крайне неуверенно чувствовала себя на твердой земле, спотыкаясь на каждом шагу.

Сегодня, море отнюдь не выглядело умиротворенным. Почти черные тучи, недавно появившиеся на горизонте и неумолимо приближающиеся, пророчили надвигающийся шторм. Ветер резко усилился. Забираясь под перекрытия и ограждения, он, крепчая, насвистывал посвященный непогоде гимн собственного сочинения.

С разговором затягивать было нельзя. Ураган мог налететь в любую минуту.

– Ты ведь знаешь, что, как и твой брат, всегда можешь на меня рассчитывать. Поделись, что тебя тревожит? Уверена, вместе мы сможем найти лучшее решение проблемы.

– Возможно, ты и права. – Он встал совсем рядом, скрестив руки на груди и облокотившись спиной о балюстраду, лицом ко мне. – Да и не проблема, это вовсе, а так… В общем, Ренард, как тебе известно, принял решение стать матросом.

– И что же в этом плохого? У вас появится больше времени для общения, а заодно присмотришь за младшеньким де Сеженом.

– Так-то оно так, да только служить под моим началом он отказался наотрез. Говорит, что под опекой старшего братца никогда не сможет превратиться в настоящего мужчину. А ты ведь и сама знаешь, какой век службы на борту пиратского корабля. Если не умрет от какой-нибудь заразы, то обязательно сложит голову в бою с неприятелем.

Патрис был прав. Слово «гигиена» было незнакомо подавляющему большинству «джентльменов удачи». Их корабли представляли собой самые настоящие рассадники инфекции, и неизвестно еще, от чего было умирать страшнее: от вражеского клинка или же от того, что можно было подцепить в такой клоаке.

На «Смерче» и на «Жюли» с этим было достаточно строго: матросы ходили по нужде в строго отведенных местах – гальюнах, а палубы драились постоянно. Кроме того, Патрис всегда следил за тем, чтобы его команда была в достаточной степени была снабжена пресной водой, для чего дополнительно набивал ею трюмы.

Что же касается других капитанов… Гм… От некоторых порой разило так сильно, что находиться в одном помещении с ними было настоящей пыткой.

– Пожалуйста, поговори с ним. У тебя всегда получалось достучаться до этого болвана. Объясни, что я желаю ему только добра. – Патрис взял обе мои ладони в свои, умоляюще заглядывая в глаза. – Ренард все что у меня осталось. Я не могу потерять его, слышишь? Не могу!

– Знаю, – высвободив одну руку, я в успокаивающем жесте погладила его по голове, не замечая, как изменилось выражение лица мужчины в ответ на эту, казалось бы, невинную ласку. – Не беспокойся. Просто доверься мне, и я обязательно придумаю выход из сложившейся ситуации.

Желая подбодрить собеседника, я улыбнулась и перевела взгляд на его лицо, каждая черточка которого дышала одновременно нежностью и бешенной страстью. Улыбка медленно сползла с моих губ, когда я поняла, что не могу пошевелиться и разорвать сковывающие узы. Это было наваждением, сопротивляться которому я не смогла бы даже если бы очень сильно захотела. Любовь к Патрису была единственной слабостью, лишающей меня здравого смысла, осторожности, стыда…

Первые капли дождя упали на мой пылающий как от лихорадки лоб, но я их едва почувствовала из-за разгорающегося внутри огня, погасить который было бы не под силу никакой стихии.

Патрис знал меня как никто другой. Он чувствовал все, что происходило со мной в этот момент, но действовать не спешил, лишь пальцем дотронулся до моей нижней губы, слегка надавив, потянул ее вниз… и все сдерживающие меня барьеры в одночасье рухнули. Обеими руками схватив его за ворот сорочки, я притянула его к себе и первая впилась в его губы, о которых столько времени запрещала себе и мечтать…

Природа бушевала. Тучи окончательно заслонили небо, погрузив окружающий мир во тьму, изредка разрываемую сверкающими молниями. Сильный ветер вперемешку с ливнем обрушился на крепость, словно задался целью снести ее целиком; в поисках спасения загнал людей внутрь. И только мы с Патрисом не замечали того, что творилось вокруг нас. Пламя, с каждым мгновением сильнее разгорающееся внутри, не позволяло чувствовать ни холода, ни влаги. Под открытым небом мы писали свою историю любви в книге под названием «Жизнь». И только тогда, когда была дописана последняя глава, и нам, совершенно обессилевшим и безумно счастливым удалось перевести дух, мы смогли заметить творящееся вокруг.

– О боже, что это? – пораженно оглядываясь по сторонам, я стыдливо прикрылась промокшей до нитки одеждой.

– Проклятье! – вскочив, Патрис протянул мне свою сорочку. По длинным волосам и голому торсу античного бога струйками стекала вода. – Скорее одевайся и бежим, пока нас не снесло отсюда к чертям собачьим!..

Нам удалось незамеченными спуститься вниз, и уже через пять минут за нашими спинами захлопнулась дверь моей спальни. Один взгляд друг на друга… и все началось заново…

Глава 4

«Давным-давно, давным-давно,

Тому уж двадцать лет,

В янтарном замке жил король,

Каких уж больше нет.

Он добрым был, и весь народ

Его в ответ любил,

Но тот, кому он доверял,

Его же и сгубил.

Кинжал в спине, и ждет конец

Бесславный короля,

Под сапогом его венец,

А дом теперь – земля.

Давным-давно, уж двадцать лет,

Нет с нами короля,

И спит убийца сладким сном,

Под сенью янтаря…»

Наверху с шумом распахнулось окно. Свесившись из окна с риском полететь вниз и расшибиться в лепешку, генерал тщетно пытался рассмотреть поющего, но его уже и след простыл. И только в воздухе все еще звенели слова:

«Давным-давно… но день придёт,

Врага отмщенье ждёт,

У трона, и с клинком в груди

Он свой конец найдет…»

Ад и пламя! Что-то происходило. Что-то, чему он не мог дать точного объяснения, но это только усиливало внутреннее беспокойство. Прежде не осмеливающийся роптать, запуганный народ неожиданно осмелел. Все чаще в утренних рапортах стали встречаться такие выражения как: «оказали сопротивление», «разоружили», «напали и поколотили дубинками» …

А теперь ко всему прочему добавился и этот, неизвестно откуда появившийся пасквиль, который с удовольствием подхватил народ и начал распевать его на каждом углу, превратив в песенку. Да что там на углу! Эта мерзость звучала даже здесь, в его дворце, самом охраняемом во всей Боравии месте! Не далее как вчера он собственными ушами слышал, как младшенькая Эржебет мурлыкала назойливый мотив во время разучивания новых па менуэта.

Немыслимо! Его собственная дочь! Кровь от крови и плоть от плоти его. И как назло Диффанчини отсутствовал. Из надежного источника кардиналу стало известно об ухудшении здоровья Папы, и он, не теряя времени отбыл в Рим, чтобы быть в курсе последних новостей и с помощью шантажа и подкупа заручиться поддержкой влиятельных сановников, чье слово могло стать решающим в нужный момент. И вот теперь, когда его не было рядом, Айвану просто не у кого было спросить совета.

Хорошо хоть до отъезда хитрый итальянец успел договориться с Ферко Гаспареком – представителем одного из богатейших семейств на юге страны. Всего лишь князь, честолюбивый Ферко мечтал о большем для своих детей, и в частности для своего старшего сына и наследника Кристофа. «На пути к цели все средства хороши», – любил говаривать он за кружкой хорошего вина, что то и дело подливал ему Айван во время их последней встречи. Ему не было никакого дела до испорченной репутации генерала и, следовательно, его дочери, с которой ни за что не породнился бы ни один представитель королевского семейства Европы. Трон Боравии – вот что снилось ему ночами, и его сын на нем. Ну не чудо ли? Сын Гаспарека станет королем! А то, что его невеста еще совсем дитя, не столь важно. С брачным ложем можно и повременить, а вот свадьбу играть нужно сейчас, пока столь выгодная для обеих сторон сделка не сорвалась по какой-либо причине.

Генерала Айвана такой поворот вполне устраивал и, не далее, как вчера, он отправил будущему свату полный список того, что давал в приданое за своей Илонкой. Можно не сомневаться, Гаспареку предложенное понравится. Ну а через месяц-другой можно и свадьбу сыграть, да такую богатую и роскошную чтобы все эти надутые корольки и царьки ни в грош не ставившие его полопались от зависти.

Ну это в будущем, а пока, следует немедленно найти гадких пасквилянтов, распускающих о нем дурные слухи и публично казнить их на городской площади для устрашения остальных.

* * *

Главное заблуждение всякого грезящего о высоком в том, что, добившись желаемой высоты, он сможет воплотить в жизнь все, о чем мечтал долгими темными ночами, когда все вокруг уже давно спали крепким сном. О том, что вместе с вожделенным призом ты станешь обладателем целого мешка проблем, до поры до времени не задумываешься. Зря. Иногда следует взвесить все заранее и решить для себя готов ли ты возложить на себя ответственность, прилагаемую в качестве довеска к полученному, и сможешь ли ты не то, что нести на плечах непосильную ношу, но хотя бы постараться ее удержать?

Мысли об этом не покидали меня с той самой минуты, как я ступила на палубу «Стервятника из Альбы» (Альба – гэльс. название Шотландии) – линейного фрегата, принадлежащего Ангусу, и который в качестве наследства перешел к его преемнику. То есть, мне. И теперь, получив во владение флагманский корабль, я просто не знала, что с ним делать.

Мимо, со скоростью выпущенного снаряда пролетел темный клубок и, едва не сбив с ног, понесся в сторону камбуза.

– Назад, Клод! Немедленно вернись, заноза! – я бросилась следом за непоседой, который в свои пять с половиной месяцев прилично подрос и теперь считал своим долгом повсюду сунуть любопытный нос.

Услышав знакомое имя, песик нехотя остановился. Желание продолжить путешествие по до сих пор им необследованному объекту было почти непреодолимым, и он наверняка бы ослушался команды если бы она происходила от кого-то другого, включая персональную «няньку» Арно, которого щенок по-своему любил. Но в данном случае команда исходила от той, кто была для него больше чем нянька или хозяйка. В ней был сосредоточен весь его мир, поэтому он мужественно отвернулся от манящих недр корабля и послушно потрусил обратно. Приблизившись, он поднялся на задние лапки и потянулся ко мне, радостно виляя длинным хвостиком, всем своим видом демонстрируя безграничную любовь.

Предвижу, как вас удивило имя, выбранное мной для пса. Но в том то и дело, что для меня он был гораздо больше, чем просто собака. Он был самым близким другом и поверенным всех моих секретов, которые я ни за что на свете не открыла бы ни единому человеку. Как и его тезка, он никогда не читал мне проповедей, а терпеливо выслушивал все что я говорила, следя за сменой выражений на моем лице своими чрезвычайно умными глазищами.

Долгое время я звала его просто «псом» пока однажды, по обыкновению рассказывая ему обо всем что произошло со мной за день, оговорилась и случайно назвала его Клодом… И в то же мгновение поняла, что это имя подходит ему как ни одно другое. Удивительное дело, непоседа тут же вскинул головку и навострил смешные ушки, как если бы понял, что я обращаюсь именно к нему.

Так, в мою жизнь снова вернулся Клод, душа которого, как мне хотелось верить, возродилась в этом растущем не по дням, а по часам, крайне подвижном тельце.

Я наклонилась и почесала шалуна за ушком. В ответ он лизнул мою руку, с преданностью заглядывая мне в глаза.

Ну как тут было удержаться и не подхватить его на руки? Да, знаю, что Арно снова начнет ворчать и читать мне нотации о том, что нельзя излишне баловать щенка и приучать к рукам, но я ничего не могла с собой поделать. Проказник прочно обосновался в моем сердце став чуть ли не самым близким для меня существом, за исключением Патриса…

Патрис… с ним все было гораздо сложнее. Вынужденная разрываться между любовью и новыми обязательствами я, как никогда еще остро понимала, что у наших запутанных отношений нет будущего и рано или поздно они зайдут в тупик. Чувства к бравому капитану делали меня слабой и уязвимой, чего ни в коем случае не должно было произойти с той, кто нес огромную ответственность не только за себя, а за сотни и даже, пожалуй, тысячи жизней.

Боясь за любимого, я отказывалась давать ему по-настоящему опасные задания, что неизменно приводило к его недовольству и праведному гневу, выливающемуся в бурные споры, слышные далеко за пределами моей комнаты. Не оставляло сомнений что все были в курсе того, что происходило между нами, и это не делало чести ни ему, ни мне. Для капитана было важно уважение «братьев», а мне… Мне нужно было чтобы он был жив.

Клод беспокойно повел ушками и стал вырываться из рук, чувствуя приближение незваного гостя.

– Так и знал, что найду тебя здесь, – на палубу ступил Нино, с улыбкой уворачиваясь от обнюхивающего его со всех сторон щенка. Но стоило ему только протянуть руку чтобы его погладить, как в ответ послышалось предупреждающее рычание. Да, Клод прекрасно знал, что перед ним «свой», но тем не менее давал понять, что у его доверия есть границы. – Бьюсь об заклад, что этот оболтус Арно специально настраивает зверюгу против меня. Ты только погляди на этот взгляд. Такой крошка, а уже злющий как черт. Вот что значит чистокровный итальянец! Бьюсь об заклад, что в жилах этого монстра течет сицилийская кровь, – с гордостью констатировал он, на всякий случай держась подальше от недавно сменивших молочные коренных зубов, находящихся в подозрительной близости от его «достоинства».

Я рассмеялась. В устах Нино подобные слова означали высшую похвалу, и мне такая оценка моего питомца не могла не льстить. К вящему восторгу шалуна позволив ему продолжить исследование корабля, я повернулась к телохранителю, с которым редко виделась в последнее время. После триумфального возвращения из Валенсии полтора месяца назад, где Берта мужественно исполнила роль моей дуэньи, молодые люди поженились, и с тех пор почти не показывались на глаза, предпочитая проводить время в компании друг друга. Поэтому сегодняшний визит юноши меня не столько обрадовал, сколько удивил.

– Что ты здесь делаешь, Нино? Надеюсь, с Бертой все в порядке?

– Слава Богу, все хорошо, – избегая смотреть мне в глаза, он отошел к поручням, делая вид что внимательно рассматривает их. Но румянец, окрасивший гладко выбритые щеки, выдал его с головой. Что-то было не так, и я собиралась это выяснить. – Просто соскучился и решил проведать свою подопечную.

– Вот как? Только проведать? – не удержавшись хмыкнула я. – И вовсе не потому, что до тебя дошли слухи о том, что я теперь владелица огромной посудины, на которой в скором времени собираюсь выйти в море?

Взгляд брошенный на меня через плечо был красноречивее всяких слов. Ни один моряк, единожды глотнув свежего соленого воздуха, не сможет надолго осесть на берегу. И ни одна красотка, какая бы юная и обольстительная она ни была, ни за что не удержит его рядом с собой, к каким бы уловкам ни прибегала. Море – известная разлучница. Оно проникает в душу, в кровь, в каждую клеточку тела. Ты можешь наивно верить в то, что способен тягаться с ним, но знай, что все твои усилия напрасны и оно все равно одержит вверх.

– Но ты же это не серьезно? Теперь, когда ты стала первым человеком на Тахмиле, тебе нет никакой необходимости рисковать собственной шеей и ввязываться в новые неприятности. Для этого у тебя есть в подчинении десятки капитанов, которые только и ждут возможности устроить знатную заварушку и ухватить большой куш. Вспомни, даже Ангус будучи у власти выходил в море не чаще пары раз в год, предпочитая беречь свой тыл от клинка в спину.

– Но я не Ангус, Нино, и не стану отсиживаться на берегу, прячась за спинами своих людей. Настоящий лидер должен быть всегда впереди и собственным примером мотивировать и побуждать их к действию. И, по-моему, сейчас как раз самый подходящий момент, когда следует громко, во весь голос заявить о себе, дабы завтра ни одному врагу не пришло в голову стоять на моем пути. Пусть запомнят и передадут остальным: Я смету их всех!

Внизу послышалось рычание и, следом за ним, шум возни. Встревоженная, я бросилась на не предвещающие ничего хорошего звуки. Нино не отставал ни на шаг, на всякий случай выдернув из-за пояса нож и крепко зажав его в руке.

Нам хватило пары минут, чтобы, сориентировавшись ринуться в матросский отсек, расположенный на нижней палубе. Сердце едва ушло в пятки, когда я увидела своего окровавленного питомца, удивительно бойко тащащего в зубах здоровенную крысу, которая запросто могла сожрать его самого. Завидев нас, песик радостно завилял хвостиком, и, подойдя поближе, выпустил свой трофей в опасной близости от моей обутой в сапог ноги. Крыса была мертва.

Ругая себя последними словами за глупость, я опустилась на колени рядом с непоседой, замирая от ужаса принялась его осматривать, боясь увидеть следы от укусов. Но каково же было мое удивление, когда я поняла, что пропитавшая шерсть кровь принадлежала поверженному противнику, а мой щенок цел и невредим. Более того, видимо решив, что это игра, он, высунув язык, всячески пытался лизнуть мою ладонь, доверчиво положив на нее голову.

Мне оставалось только растерянно пожать плечами и, подхватив довольного, но крайне тяжелого Клода под мышку выйти на свежий воздух, что оказалось весьма своевременным, так как перед глазами все поплыло, и не поддержи меня Нино, я наверняка упала бы прямо на палубу.