Полная версия
Надо жить Человеком!
Что ж и тётеньку отвезли в лекарню. Не Центральную, понятно, но тоже отвезли и мал-мало лечить принялись…
…Пролетели три месяца. Каких только заморских и местных лекарей не зазывали к страдальцу-дяденьке! Какими только магическими пасами и волшебными зельями не лечили болезного! Но…
Но не это было главным, что удержало дяденьку на Белом Свете. Все дни и ночи видел он, как наяву, лик прекрасной, доброй незнакомой тётеньки, которая плакала, но с отчаянной силой кричала:
– Не уходи, милый! Не уходи, родной!
И так искренне, и так самоотверженно, что удержало это дяденьку на Краю, невероятно захотелось ему встретить незнакомку, и он выздоровел!
Выздоровел и стал искать тётеньку. Но не было следов никаких! Да, мы ж с вами знаем почему… Иммигрант без разрешительной грамоты… Вроде, есть человек – а ищи-свищи, вроде, как нет его!
Поскучнел опять дяденька, затосковал вновь, хоть вой, хоть плач.
Так и Новый Год подошел. К кому-то на крыльях радость прилетела, Праздник волшебный, самый расчудесный в году!
А у дяденьки одна радость – зелье вечером. И нет разницы, что "праздник", что тебе обычный вечер…
Так и ехал он в замок в канун Нового Года, аж, под самые "…часы двенадцать бьют…".
Ехал, смотрел по сторонам, да жалел тёть по окраинам дороги: "Тоже страдальцы! Ни праздника им, ни дома теплого, да душевного…"
Думал так тоскливо, и вдруг как закричит:
– Стой!!!
Не успел кучер осадить лошадей, а дяденька уже бежал. Подбежал и выдохнул:
– Вы!
– Я – просто ответила тётенька. (Она это была! Наша тётенька!)
Ничего боле не сказал дяденька (а что скажешь? Тут, или сутки говорить и говорить, или…), а крепко-крепко сжал руку тётеньки, да повел в машину.
Ах, стрелой долетели до замка! Ах, как весело забегали помощники, повара, богатыри Черномора по замку! Ах, да как не развеселишься, как не возрадуешься, если тоска зеленая ушла, а Праздник пришел!
Раз – и свет заполнил весь замок и всю округу, не оставив ни одного темного и скучного уголка!
Два – и мигом празднично обрядили-раскрасили ближнюю елочку: фруктами, конфетами, ватой, блесками и мишурой!
Три – и накрыли новогодний, богатейший стол под серебро, хрусталь и свечи!
Четыре – налили лучшее шампанское!
Пять – не сдержав радость и восторг, все прокричали то, что было в душе:
– За Новый год! За всех нас! За дяденьку и тетеньку! За Бога!!!
А дяденька дождался, когда закончатся восторженные крики, и сказал тихо тётеньке:
– За Вас! А теперь уже и за нас двоих!
Тут и сказочке конец!
– А что в той сказке дальше было? – спросят меня.
– Было, конечно, всё было! – отвечу я. – Но началась уже не сказка, а Жизнь. Да, Жизнь прекрасная и волшебная, но это уже не сказка… Это уже лучше любой самой лучшей сказки!
И я Вам, мои Читатели, желаю в Новом году начать не выдуманную сказку, а новую, прекрасную и волшебную Жизнь!
Конец сказочке – начало Жизни новой, доброй!
"Придурок"
– Вы не волнуйтесь… Только не надо сильно волноваться… С современной медициной это уже не так страшно…
С каждой "успокаивающей" фразой врача, у Ивана, наоборот: руки дрожали всё больше и больше, и ком в горле нарастал и нарастал…
Он сглотнул и прохрипел:
– Доктор… короче… что со мной?
– Э-э-э… – замялся молодой врач. – В "Заключении обследования" всё написано…
Сквозь заслезившиеся глаза Ивана буквы выглядели огромными, нечитаемыми, но до ужаса страшными…
Вконец испуганный мужчина взмолился:
– Дорогой, не томи, не мучь! Что со мной!!!
– Ну, коли вы так настаиваете… Ну, вы не волнуйтесь… у вас… рак…
Со всех сторон налетела темнота, а стул растворился…
И очнулся больной на полу от запаха нашатыря!
Испуганный врач и медсестра подняли Ивана и усадили на стул.
– "Скорую" вызвать? – спросили у Ивана.
– Нет, не надо…
– Ну, тогда вот ваши документы: анализы, снимки, "Заключение" и направление в больницу… – быстро пробормотал врач, и медсестра настойчиво проводила больного за дверь…
…Если бы посмотреть со стороны – увидели бы мужчину средних лет, который шел, размахивая руками, и вскрикивал:
– Врет, всё врет докторишка! Кирдык мне! Абзац! Все врут! И всегда мне врали!!!
Это шел по улице Иван, кричал, а между вскриками думал:
"Всю жизнь и все мне врут! Не жизнь прошла – а враньё в унитаз сдёрнулось!"
Он вспомнил советы отца: "Не верь никому: они врут – и ты ври! Но хитро – придуривайся! Да, высоко не поднимешься, но и падать не больно!"
"Да! – продолжал думать Иван. – Так я и делал: и в институте, и на работе – мешком серым притворялся. Да, не вырос на заводе, только мастер, но всё же пережил! И враньё начальничков, которые при социализме воровали тихо, а затем уже лихо приватизировали завод! И с телеэкрана врали-врали и под шумок пенсию сдвинули… И до неё, это без вранья, мне не дожить… Н-Е Д-О-Ж-И-ТЬ!"
Взгляд взбудораженного Ивана зацепился за проходящую молодую девушку: "Дома, поди муж, а она перед всеми тут попой вертит! Как моя "благоверная"! Тоже врет мне всю жизнь: "Люблю!" Кого? Меня, деревенщину? Она, умница и красавица? Не верю, и никогда не верил! "
Он вспоминал годы совместной жизни: знакомство, робкие поцелуи, совсем неожиданное "да" девушки, свадьбу обалдевшего жениха и счастливой невесты, распределение на один завод, рождение дочки, получение квартиры…
Казалось бы всё хорошо, но… Но это внутреннее его недоверие, зажатость мешало жить в полный рост. Он, как бы, со стороны смотрел на себя, на жену и думал: "Ну, когда ж ты раскроешься во вранье своём?"
И когда Света начала расти на производстве, муж мысленно произнес: "Ага! Вот ты и попалась, шлюха! С начальником цеха крутишь!"
Вскоре Светлану директор перевел из замначальника цеха в другой цех – начальницей.
А муж измыслил: "О, уже с директором закувыркалась!"
Жена подолгу засиживалась на работе, часто и в выходные работала, а он…
А он стал похаживать к соседке… так, по-соседски… так, от злости…
За раздумьями Иван добрался до… Нет, не до больницы. Сами ноги привели… домой!
Дверь открыла Светлана, вгляделась в мужа:
– Что с тобой?
Он ей не говорил, что обследуется, врал, что устал и взял отгулы…
Жена взяла из вялых рук бумаги, стала прямо в прихожей читать и выдохнула:
– Господи…
Иван увидел, как вдруг из глаз её выкатились слезинки, но жена проглотила ком и стала убежденно говорить:
– Ваня, собираемся и едем в больницу! Прямо сейчас! Ты не думай ни о чём! Всё сделаем! Машину продадим! Дачу! В Москву… за границу… Мы вылечимся, Ваня!
В машине Иван смотрел, как в первый раз, на жену, вздыхал, затем не выдержал:
– Света, короче, виноват я пред тобой… было дело… с соседкой… Но это я так, от злости на тебя… ты ж, вроде, с начальниками…
Жена резко повернула на обочину, остановила машину и долго смотрела на мужа:
– И как же тебя назвать? Не веришь единственному человеку, который тебе не врал! Я люблю только тебя! Таким, каким и видит любящая: единственным и самым близким. А этот подонок, нач.цеха, лез грязными руками… Я ему затрещину по морде, а он сволочь, со злости слухи пустил… я заявление на увольнение… директор всё расспросил и перевел меня в другой цех… А про "твою соседку" мне старушки подъездные сразу доложили… Знаешь, сколько слез моих вытекло по ночам? Эх, ты, Ваня, Ваня, как тебя после этого назвать?
Иван неожиданно заулыбался и сказал радостно:
– Эх, Светка! А так и зови, как есть – придурок! Эх, Светочка, мне и умирать сейчас не страшно! Вылезли из вранья! Я вылез!
Светлана его обняла и прошептала:
– Выкарабкаемся вместе, мы – семья!
И они поехали в больницу…
Похороны любви
Об измене жены Николай узнал, как и положено – последним.
Утром в субботу, когда жена опять куда-то умотала, раздался телефонный звонок. Звонила женщина. Она, уточнив с кем разговаривает, прошипела:
– Ваша жена встречается с любовником!
Николай рассмеялся в трубку:
– А вы то чего за меня переживаете?
Оказалось, что она жена этого самого любовника и переживает больше за себя…
– Если ты мужчина, то должен остановить это безобразие!!! – прокричала женщина. Затем она сообщила адрес, по которому изменников можно сейчас "накрыть", и бросила трубку.
"Что за черт?" – подумал Николай.
Он никогда не допускал и мысли о том, что за Галей надо следить. Верил и любил… Или точнее: любил и верил! Но сейчас сомнения заглодали, задергали сердце!
"Съезжу, посмотрю! А вечером с Галькой вместе посмеёмся!" – решил Коля и уехал по указанному адресу.
Он пристроил машину в сторонке от нужного подъезда. Решил сначала перекурить, а уж потом сходить в квартиру. Но дверь подъезда открылась и из него вышла жена. Она подождала пока выйдет высокий господин, взяла его под руку и начала весело болтать. Николай не успел ничего предпринять, как они сели в машину и укатили. Он сжал, похолодевшими руками, руль и пробормотал:
– Ну и осёл же ты, Коля! Рогатый осёл – это просто чудо природы! Ну что ж, теперь всё прояснилось.
Да, прояснилось: почему жены постоянно нет дома, почему она под любым предлогом избегает близости! Он раньше искал причину в возможной болезни или внезапной беременности жены. А она на эти вопросы только посмеивалась. И снисходительно говорила:
– У меня всё в норме, Коленька. Всё очень и очень хорошо! Ты сам не заболей, сердешный.
Николай завел машину, и стал накатывать круги по городу, не понимая зачем, и куда едет. Опомнился он, когда во второй раз проезжал мимо вокзала. Николай остановил машину на стоянке. Вышел и вспомнил, что именно с этого вокзала он отправлялся в редкие посещения друзей.
Родственников Коля давно всех уже перехоронил. И из родных душ на этом свете у него остались только друзья детства, и была жена…
"Была жена? – подумал он: Да, теперь она для меня, как будто, умерла!"
Николай купил билет на поезд и позвонил другу:
– Сашка? Да, это я. Слушай, горе у меня! Еду к вам…
Утром его встретил друг и сразу спросил:
– Что случилось?
– Эх, Саша, жену я вчера похоронил! – ответил Николай.
Друг охнул и повез к себе домой. Узнав о таком горе, прибежала с работы и жена Саши. Николай остановил поток причитаний:
– Ребята, не надо слов. Давайте просто выпьем и вспомним её!
Затем Николай ходил к своим бывшим одноклассникам. Все они хотели как-то утешить, как-то поддержать. На третий день, вечером, друзья проводили его до поезда.
В дороге Николай разговорился с попутчицей, симпатичной разведенной женщиной. Она тоже сочувствовала его горю, выпила с ним за помин души, и советовала не замыкаться.
– Давайте сходим, как-нибудь, вместе в театр! – предложила она.
Проводив утром до такси, Николай записал её номер телефона.
Он приехал домой, для того чтобы переодеться и отправиться на работу, но неожиданно встретил жену. Николай посмотрел удивленно на неё и спросил:
– А ты разве жива?
– Что? – закричала она. – Я тебя четвёртый день ищу! Все больницы и морги обзвонила! Тебя начальник обыскался! Ты, вообще, где был?
– К друзьям ездил… – пробормотал Николай и подумал: "Как же я теперь с покойницей жить-то буду?"
"Отношения"
Человек человеку –"SMS", "GIF" и "video clip"?
Мать "глазами ела", не отходила, всё спрашивала: "Сыночек, может, ещё чего хочешь?"
Отец тоже всё рядом, подливал водочку: "Давай еще по одной! Лучшая – гарантирую!"
Аж, святились родители радостью… Еще бы: пять лет не видели, а "заскочил"-таки сын, пусть мимоходом, на вечерок!
В перерыве застолья, мужики вышли на лоджию, покурить.
– Видишь, сынок, как мать радуется! Ты бы почаще её вспоминал…
– Да, бать, я ж каждую неделю "смс", "клипы" шлю… Да и вы звоните…
– Да, мы-то звоним… А помрем, "смс" отправишь: "Спите спокойно"? И "смайлик" вставишь "Мы вместе"? Шучу, шучу, не обижайся на отца-старика. А ты всё ещё один?
– Как один? У меня же Инна Сергеевна! У нас уже три года серьёзные отношения: раз в неделю встречаемся, "смс" каждый день… Что ты, что ты – ОТНОШЕНИЯ!
– "Серьезные отношения "? А дети?
– Ну, бать, какие в наши сорок лет дети?
– Прости, а вдруг позднее уже и не сможете?
– Ой, папа, как ты устарел!!! Давно всё, что надо, мы сдали в "Центр репродукции". Соединят наше, мужское и женское, в пробирке; с "суррогатной матерью" родят – а нам отдадут уже чистенького! Ни боли, ни суеты-волнений – одни радости!
– Ой, не знаю, сын, вам жить… Да и смотрел я фильм: там уже и суррогатной не надо, а клоны, клоны, клоны… Эх, а были бы "смс" в наше время, так бы мы и "перебрасывались-соотносились" по сей день с матерью? Но тебя бы не было, точно! И не знаю, как и что вам сейчас подсказать? Всё вы уже сами решили, но…
Ты, всё ж, нам почаще звони живым голосом, сын. Она ж, мама, каждый вечер берет твоё фото… и глядит, гладит… и слезы, слезы…
Ждем, мы всегда, сынок, тебя ждем… Живого!
Последние "права"?
Получив новые "права" на управление авто, он посмотрел на срок следующей замены:
"Через десять лет… Нет, не дожить. Последние это "права" в моей жизни!"
Затем седой мужчина сел в машину и поехал. Спокойно и не торопясь, как всегда и во всех делах.
Но мысль не отпускала: "Да, последние… Много что у меня сейчас последнее в жизни… Срок замены всего подошел, но, увы, пока всё в организме не научились менять!"
Водитель пропустил на переходе людей, и опять задумался: "Но не своё, неизбежное, беспокоит и жжёт… Что после меня будет с дорогими родными, друзьями? Что со страной, миром будет?"
Он был с тех поколений людей, кто думал в первую очередь не о себе. Глупо или нет, было так жить, но жили именно так!
Вспомнилась его бабушка:
– Согрешила я, Васенька, пред Богом! Днем, пока ты в школе был, прилегла, совсем что-то сил нет… И шов, что-то совсем не зарастает… Как по весне буду работать на огороде?
Беспокоилась, сердешная, а сама уже умирала! Ей никто не сказал, жалея, что при операции разрезали, увидели рак и не стали оперировать… Просто зашили и отправили домой!
Вот такие были они – наши предки… Такие и мы, были и есть: работа-дело, близкие-родные – это главное!
Сам он тащил дела до края. И только когда, буквально, упал – попал на "Скорой" в больницу.
"А ведь нашли у меня ту же дрянь-зло, что у бабушки. Но у меня вырезали 25 кг, и вытащили с Того Света, спасли. Развилась медицина! – возбудили мысли. – Нет, всё не так плохо вокруг уже. Жизнь идет и мир, умом и трудом людей – изменяется. Вот и эти права оформлял через Интернет: без очередей, без нервотрепки. А как в научной работе помогает – это же революционное изменение!".
Он вспомнил, как писал кандидатскую диссертацию, и мотался после работы в библиотеку. Час – туда, два – копался в книгах и конспектировал, затем – опять час в автобусе, по дороге домой. А сейчас – всю эту инфу в Интернете за десять минут найдешь и скопируешь!
"Так и должно быть! Естественно и эволюционно, оставляя отжившее-устарелое, но сохраняя и развивая всё правильное и важное! – приободрился мужчина. – И, особо, нельзя ломать и отбрасывать основы человека – его права!
И главное – право на выбор никто у нас отобрать не должен.
Без права на выбор, человек – уже не человек, а овца в стаде!
Это даётся с рождения, и не земными руководителями… И не им эти права отнимать!"
Он опять подумал о детях-внуках: "Права у вас есть – и всё будущее ваше, значит, по вашему уму и в ваших руках. Да и сами вы уже другие:
– знаете о своих правах и не склонны отдавать их в чужие руки;
– и не хотите жить, в богатейшей стране, в нечеловеческих условиях!
И я умру спокойным за вас… А, впрочем…
Медицина же тоже не стоит на месте. Может…
Эх! А вполне может быть и не последние эти автоправа мои!
Нам даны с рождения права, и отнюдь не только на управление авто, а на управление всего во всей Вселенной. И никто не имеет права отнять у нас эти наши права!"
"А что, ребята мои дорогие! – всплыли образы любимых людей. – Поуправляем ещё вместе?"
Они проснулись!
Он заехал за женой после работы. Начало уже темнеть, вечер осенний. Прошел мимо окон колледжа. Жена увидела его, рукой поприветствовала и продолжила лекцию. А он отошел в сторону и стал ждать.
Наконец, звонок, и почти сразу из дверей хлынуло разноцветное половодье девчонок. Смеялись, приплясывали, что-то говорили и, даже, припевали! Они двинули в разные стороны, но несколько встали рядом и закурили, с интересом разглядывая молодого мужчину.
"Ишь, шмакодЕвки… – подумал Вадим. – Рано вам еще засматриваться на таких… Да, таких, вот, как Я!"
Но, чего греха таить – интерес девчушек приосанил и, даже, возбудил!
"Быстрее бы жена, быстрее бы домой, а там… Ух, я уж!!!"
Наконец, вышла Ирина. И… Что-то не то… Нет, она, конечно, эффектней этих, что значительно моложе: и одета изысканней… и красота зрелая, сочная, но…
"Но что? – подумал муж.– А, походка! Как у бальзаковской, усталой… Ну, это ничего… Поужинаем, отойдет-отдохнет и мы…"
Ирина отвалилась в кресле машины, тяжко вздохнула и выдохнула:
– Всё, я – труп! Зверское изнасилование… групповое… Три группы, и все шесть "пар"!
– Ничего, Иринка! Ща, домчим до хаты, вкусишь, что Бог послал, затем под душик… Ничего!
Дотащились, по пробкам, до своего спального района, когда уже стемнело.
Жена нехотя клевала: и суп, и носом… Засыпала на ходу…
– Всё, больше не могу: ни есть, ни сидеть… Пойду я, прилягу, почитаю…
– Иди, милая, я тут приберу… – сказал грустно мужчина.
Через полчаса, безысходно успокоившись, он зашел в спальню.
Ночник горел, а Ирина спала, и книга упала на грудь…
"На грудь!!! – ударило мужику в голову видение. – О, нет, надо успокоиться!"
Чтобы отвлечься, он вернулся на кухню и включил телевизор. Там какой-то мужчина нес цветы.
"Хорошо бы маме нес… Пожилой женщине… Нет, совсем пожилой… Пусть совсем старухе! Блин, а если это молодая Любимая окажется? Красивая… в прозрачном платье… улыбнется… обнимет… НЕТ!!! Надо, надо успокоиться!"
Вырубил телик, пошел книги искать. Под руку попала стопка Ирининых, "женских". Названия: "В тисках страсти!", "Любовь без пощады!", "Обрученные безумством ночи!", "Обреченные на Любовь!!!"…
Мужчина ещё больше возбудился… Дошел, как говорят: "До ручки!" Впрочем, какая "ручка"? Не обхватишь!
Он прошипел:
– К черту книги! В душ! Холодный… нет, ледяной!
Через десять минут, Вадим, трясущийся от холода, прокрался к кровати, тихонько лег и завернулся в отдельное одеяло.
Он прострадал пару часов, но всё ж уснул…
…Балконная дверь была распахнута. Легкий, теплый и ласковый ветерок колыхал шторы. Утренний бодрящий свет пробивал все тканые преграды и, вдруг, засквозил через возникшую фигуру Жены… Свет пронизывал легкую ночную рубашку сзади, но и каким-то чудом освещал и показывал всё, что было впереди! Всё, что было любимо, дурманило головушку и заставляло рассматривать и рассматривать… Женушка, поддерживаемая ветерком и светом, проплыла к Нему, улыбнулась ласково и начала медленно сбрасывать с плеч: вначале одну бретельку, затем еще медленнее-медленнее-медленнее – вторую. Рубашка начала томно-бесстыдно спадать с тела и Его потащила к Ней жутко-сладкая Сила…
"А? – очнулся Вадим. – Что со мной?"
Его трясло от невероятного напряжения всего тела. А внизу было что-то еще невиданное, и это огромное грозило сорваться и улететь ракетой в небеса!
"О, мать…! Как же я жить-то с этим буду… три дня… до её выходного?"
Он осторожно повернул голову, оглядел жену и с горечью решил: "Глаза закрыты… Спит! Всё, мне крындец-и- ище-е-е!!!"
Вдруг жена открыла глаза и прошептала:
– Вадик, ты спишь?
– Не-е-е…
– А чего молчишь, я уже час не сплю, жду…
– И-и-ирка… Убью до смерти!
… Ну, это он, конечно, погорячился… Не до смерти, конечно…
И они затем ("полумертвые", но веселые), покатили в машине на работу, бодро обсуждая вчерашние новости и мечты на будущее!
Нож в сердце
Муж Ольги умер неожиданно. Он шел домой после работы, вдруг завалился на спину, и уже не встал…
…Всё в доме держалось на его любви, воле, разуме и сразу начало распадаться. Ольга первое время не замечала ничего вокруг: сначала была ужасная боль, потом наступило какое-то чёрное оцепенение…
Но время шло.
Пустота и беспорядок в душе и доме стали беспокоить не только родственников, но и её саму. С домом Оле помогли, но в душу, она, все же, никого не пускала.
Родные понимали, что отогреть её сможет только другая любовь, и пытались познакомить с приличными холостяками. Ольга благодарила за заботу, но на контакты не шла.
Не могла переступить через что-то…
Прошли три года, она втянулась в работу и заботы обо всех своих родственниках. Посторонние мужчины уже не вызывали раздражение и неприятие.
И однажды в автобусе Ольге уступил место какой-то весёлый молодой мужчина. Слово за слово, он втянул женщину в разговор, и незаметно они доехали до её остановки. Мужчина не был нахалом, но умудрился добиться разрешения проводить до дома…
Они стояли у подъезда и смеялись над его трёпом. Было весело, но пауза затягивалась и Ольга чувствовала, что теперь её очередь сделать шаг.
"Какого чёрта я мнусь?" – подумала она и пригласила его к себе на чай.
Александр, так звали мужчину, в квартире немного огляделся и затем сказал:
– Да, что-то не видно руки мужчины. А если он и был – то очень ленивый!
У Ольги от этих слов задрожали руки, и она уже совсем не могла резать затупленным ножом колбасу. Мужчина заметил её мучения и предложил:
– Давайте-ка, это сделаю я.
Он с трудом, но всё-таки быстро справился с колбасой. А затем сказал обычную "шутливую" фразу:
– Нож тупой – видно в бывшего хозяина!
У женщины от этих слов подкосились ноги, и она осела на стул.
Сначала Ольга не смогла даже говорить, ей показалось, что слёзы заполнили не только глаза, но и рот.
Прокашлявшись, она прохрипела:
– Саша, уйдите… Уйдите, пожалуйста… Я прошу… я прошу вас!
Мужчина покраснел и забормотал извинения. Но увидев, что женщина вдруг взяла нож, Александр развернулся и ушел, хлопнув дверью.
Ольга бросила нож и, закрыв лицо руками, зарыдала так страшно, как не плакала и на похоронах мужа:
– Где же ты теперь, любимый? Я не могу жить без тебя! И не смогу никогда…
Главный экзамен
Сергей Сергеевич сидел на "Государственном экзамене" в колледже. Его приглашали на подобные мероприятия ежегодно, в качестве представителя от предприятия. Серьёзных денег за это не платили, но Сергеевич ходил на экзамен с удовольствием. Он ходил туда, как выражалась его дочь Аня: "Просто поприкалываться!"
Смешно было смотреть, как студенты: тряслись от страха, украдкой списывали, просили преподавателей подсказать, и путались в ответах на вопросы комиссии. Сергей Сергеевич был человеком добродушным и снисходительно прощал ошибки и уловки молодых людей.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
