Тайный цензор императора, или Книга пяти мечей

И затем начинаем читать сутры и молиться и все идет по кругу.

–Может быть заметили нечто необычное в ночь убийства? Случаются ли в этом храме нарушения десяти правил?

– Десять заповедей – это еще не все, – разглагольствовал Настоятель храма. – На монаха возлагалось еще двести пятьдесят запретительных обетов и почти три тысячи мелких и конкретных запретов, ограничений, обязательств. Редко, но бывает нарушитель найдется. То в город за вином пускаются распущенные послушники, то еду подворовывают из кладовых. Наказания у нас суровые, поэтому редко кто осмелится на проступок.

–Какие например?

–С целью очищения от грехов дважды в месяц: в новолуние и полнолуние созываем специальные собрания, посвященные всеобщим взаимным исповедям и покаяниям. В пример другим назначаем уборку в отхожем месте или ночное бдение – запрещаем спать несколько дней.

– А какой средний возраст монахов?

– Наш храм принимает в послушники с двенадцати лет, в монахи – с двадцати лет.

–И сколько здесь всего монахов?

–Точную цифру я Вам назвать, к сожалению, не смогу. Нужно открывать летописную книгу.

Они наконец-то дошли до храма. Две с половиной тысячи правил – жизнь, полная ограничений, и шагу свободно ступить нельзя, все нужно делать осмысленно. Цензор понял, что не смог бы променять свою опасную и полную приключений жизнь на спокойную и размеренную жизнь монаха-отшельника. Столь однообразная и скучная жизнь была бы ему пресна и быстро наскучила. С распорядком жизни монаха можно и со скуки помереть…

Цензора почтительно отвели в Главный зал молебен и привели к той самой стене почета. Свободное место рядом со старым расписным веером пустовало. Похоже когда-то здесь и висел меч, причем долго, деревянная стена за ним была ярче окрашена.

–Так уж и никто…. – начал цензор, но его оборвали на полуслове.

Настоятель монастыря начал горестно охать, причитать и жаловаться на судьбу:

– Был же тут! Висел вот здесь! Гвоздики вон остались. Как же так?! Не может быть! Священный меч! Убийство посла – короля тайского представителя принца этим мечом… Убийство – это страшное святотатство на святой земле! Что скажут предки? Да это же позор для потомков!

Долго слушать пустые жалобы цензор не мог – не отличался он особым терпением.

–Священный меч могли перенести в другое место? Почистить или приготовить для церемонии?

–Нет. Он всегда висел только здесь! По-крайней мере, последние двадцать лет.

–Хорошо, – довольно кивнул цензор.

Пустая стена и отсутствие меча – только слабоумный не справиться с логическими умозаключениями. Но орудие убийство отсутствовало – не слишком хорошее начало расследования убийства. Может быть он еще где-нибудь найдется? Интересно стало посмотреть на это тяжеловесное чудовище.

Кстати, о чудовищах, цензор вспомнил об отпечатке следа и опустил взгляд в пол. У Настоятеля монастыря были аккуратные ноги, а сам он был невысок и сух. Такому сил не хватит, ни рост не позволит.

Гуан Шэн Мин пришел к выводу, что поручит слуге выяснить точное количество послушников и монахов в храме, чтобы узнать на какую цифру сократится численность возможных подозреваемых.

Для него бы это задание было бы слишком скучным – он с детских лет не любил счет. Его талант был в другом, например, писать стихи и словно пес идти по следу…

И кстати о стихах, прямо сейчас цензору пришли на ум такие строки:

«Плачет носильщик-бедняк, ведь без риса сидят его дети.

В лавке заплакал купец – ведь товар его испорчен жучком.

Плачет в саду мандарин – по утрам так болит его печень.

Нету счастливых людей – каждого горе найдет».

Вечером он обязательно сядет за бумагу и зарисует по свежей памяти. Однако, достаточно отрешения, стоит вернуться к делу.

Пропавший меч странной формы. В данном случае не достаточно одного умения владеть мечом. Нужно иметь подходящую силу и телосложение. А убийца, носящий обувь с приподнятым носком, должен быть широк в плечах, высок, раз меч способен разрубить человека пополам. Одного меча здесь явно недостаточно. Кто-то хотел вызвать подозрение, используя храмовый меч, чтобы отвести подозрения от себя, но кажется, получился обратный эффект.

Примерное описание есть, однако портрет предполагаемого убийцы весьма расплывчат, ни веских примет, навроде родинки под губой, ни подозрений. Но нужно с чего-то начинать… подозрительного сторожа на входе тоже не стоит подозревать, хилый он и больной…

Шэн Мин повернулся к лекарю, окидывая его новым внимательным взглядом. И хотя мощные руки лекаря непременно сильны и уверенны, нет, этот человек тоже не подходит по внешности.

Делать здесь было больше нечего. Вместе с лекарем они вышли.

–Я вернусь в госпиталь. За сим откланиваюсь.

Навстречу цензору уже шла Жожо. Как раз вовремя!

–Нашла что-нибудь еще?

–К сожалению, ничего значимого найти не удалось. Я с подобным случаем встретилась впервые.

–Ничего. Нам с тобой не помешает хороший отдых. Пойдем проверим наших бездельников! Я сочинил новый стих, зачитаю тебе и ты скажешь, что думаешь.

–Жожо слушает.

Ироничное творение цензора пришлось по вкусу Жожо, и хотя она была скупа на похвалу, сама в который раз подивилась с какой легкостью он выдает столь изящные и мудрые слова, не прилагая почти никаких усилий и даже во время работы над непростым делом.

Стоило цензору с лекарем вернуться, как из комнат, где их разместили донесся возмущенный вопль, полный отчаянного негодования.

Комната, занятая людьми была обставлено бедно, стены обнесены срезанным бамбуком, в середине комнаты деревянный низкий столик с глиняным чайником и чашами, в углу у стены стояли несколько ящиков для вещей, перегородка из бамбука делила помещение на две части, за ней располагались несколько кроватей на низких ножках, а пол был устлан циновками из бамбука.

– Посмотрите, что они здесь едят! Только попробуете! Это даже есть невозможно! Даже в худшие дни…

–Что случилось? – толкая дверь, спросил цензор. – Слышно с улицы- мне за Вас стыдно. Как я смею наблюдать, пока мы с Жожо трудились, Вы прекрасно отдыхали в покоях и наслаждались трапезой, – слуга кричавший о том, что пищу невозможно есть уминал за обе щеки, непрестанно работая палочками, подхватывая очередную порцию липкого риса. -За что я Вам плачу часть своего жалования?

Фей Фей перестала есть и чинно положила палочки на деревянную миску. Она сменила положение с лежачего на сидящее и теперь делала вид, что смотрит, как слуга, уплетая еду, с набитым ртом успевает жаловаться на скудность овощей и вопиющее отсутствие мяса:

–Неизвестно, сколько я так продержусь…

–Вот смотрю на тебя и думаю, что тебе лишь бы брюхо набить..

–А что в этом плохого?

На самом деле цензор понимал возмущения слуги. Ван Эр все детство голодал и остаться голодным или жить в безденежье – его самый сильный страх, ведь даже смерти он боялся меньше.

В двух остывших тарелках только вошедших тоже ждал весьма скучный обед. Одна миска для высокопоставленного чиновника была отставлена дальше и выглядела богаче остальных: тарелка риса с вареными овощами: редисом и бок-чой[10], фасолью и тыквой и несколькими кусочками тофу. Остальным достался только рис с редисом и зеленью.

Перед отъездом из архива Шэн Мин пришло еще одно письмо от губернатора Гауньжоу: в нем говорилось об убитых рядом с храмам. Как было известно несколько членов маньчжурской делегации, поспоривших с местными жителями, в связи с чем Хоу пришлось затребовать ответа о всей информации по этому делу, выяснить все в том числе и о людях убитого посла с обещанием прислать чиновника, разбирающегося в подобных делах, связанных с иноземцами.

Итак, после непродолжительного и скучного для всех обеда цензору не сиделось в келье, и в сопровождении своей охранницы он отправился навстречу маньчжуринской делегации для приветствия и выяснения дополнительных обстоятельств.

Подобная встреча требовала более тщательной подготовки, и, хотя наряд цензора полностью соответствовал его высокому статусу мандарина 1 ранга – 4-ому лицу после Императора, после потери зрения, что считалось уродством – подобным лицам было запрещено являться императору и лично докладывать. С его докладами лично его Величеству ходил Верховный цензор, преклонный возраст которого не позволяли самостоятельно вести дела, а лишь управлять и назначать дела к рассмотрению. В рамках своей компетенции помощник Верховного цензора мог самостоятельно написать приказ к аресту или наказанию в виде казни. Может оно все и к лучшему сложилось -Шэн Мин давно пришел к выводу что двор – это змеиное логово. Прошлое Жожо являлось тому доказательством, ведь ее дед всю свою жизнь был личным императорским лекарем, за что потом был ложно обвинен (и оболган) в отравлении, хотя подавал в качестве лекарства всего лишь белую кубилозу[11].

Делегация маньчжуринского посла сменила праздничную одежду на одежду траурных цветов. Все они были невысокими мужчинами с более смуглой кожей. Но что важно: носили обувь с приподнятым носком.

Что ж, круг подозреваемых сузился вплоть до двух десятков ног.

Двое маньчжуринов выступили вперед. Церемония приветствия прошла спокойно.

Сухонький горбатый старичок выступил вперед, представившись советником посла и его правой рукой с коротким именем, что редко встретишь среди тайцев – Куантисак Бун*, заведовавший делами и хранитель печати. Рядом с ним встал коренастый и широкоплечий мужчина с развитой грудной мускулатурой, охранник судя по всему. Тао Бай Лонг был левой рукой посла, помогавший в организации церемонии, являлся помощником посла и ответственным за проведение церемонии как полагается традициям их родины. Его очень сильно огорчило убийство лучшего друга, которого он знал практически с детства и поклялся, что три года проведет в траурном белом, лишаясь празднеств и излишеств.

Сбоку от цензора встал крепко сложенный мужчина, чуть выше ростом, чем остальные. Оказывается этот человек знал несколько языков и помогал нам с общением и пониманием друг друга. Переводчик говорил с паузами, чтобы подобрать более верные слова, но весьма слаженно.

– Вы должны отнестись к моей просьбе с уважением и понимаем, но прошло уже три дня и нам хотелось бы вернуть тело на родину, дабы с почестями его похоронить. Пока луна почти круглая. Для прощания это лучшее время, – говорил советник, а помощник посла чинно стоял и наблюдал.

Цензор понимающе кивнул, не став спорить. Делегация имела полное право забрать тело своего принца домой. Вопрос в том, получив ли отец ло своего единственного наследника, не пойдет ли он как король на Китай войной, не получив ни долгожданного союза, ни земель, потому что в первую очередь потеряв сына? Подобный политически конфликт был бы выгоден маньчжурской стороне или противникам этого брака, ведь никто по доброй воле не станет разбрасываться собственными владениями? Кому-то это было выгодно.

–Я хотел написать письмо королю, сообщить ему скорбную весть, дурные вести, а нужно уведомить. Письмо то написано, а подтвердить печатью надобно. Да вот только беда случилась, пострашнее смерти! Из шкатулки пропала наша печать! Ох, горе-то горе, – запричитал трагически старик, словно пропажа печати волновала его сильнее убийства посла, а может просто так оно все и было?

Он уже почти пустил слезу:

–Смерть смертью, люди умирают каждый день. Но вот второй такой печати не найти, а без нее – конфликт разразиться войной! И тогда погибнет несчётное количество ни в чем неповинных людей! И возвращаться нам без нее нельзя – головы лишимся это точно! Мы отрезаны столько дней от мира и даже голубя на родину послать не можем – письмо без подтверждения печатью – это оскорбление для правителя. Так что нам, несомненно, потребуется Ваша помощь в ее поиске, – и словно снимая с себя ответственность, расчувствовавшийся еще больше сгорбился, расплакался от переживаний и отошел в сторону.

Дело стало пахнуть жареным, в переносном смысле слова. Кража печати – серьезное преступление, которое карается казнью в любом государстве, предать оказанное правителем доверие и лишиться чести. Дело стало гораздо серьезнее. Мало того, что убит принц короля, так еще не хватало еще и обвинений в краже. Китайское положение стало весьма шатким после этой новости. В конце-концов, его люди не нанимались искать артефакты, к которым даже не имели прикасаться.

Помощник предложил заменить расстроенного советника и разговор продолжился уже с ним.

– Кто имел доступ к печати? – спросил цензор первым делом.

– Доступ к ней был только у посла.

Но среди вещей покойника никаких ключей не было обнаружено. Цензор лично проверил. Разве что кто-то опередил его. Настоятель монастыря? Сторож? Городской лекарь? Или любое другое лицо, обнаружившие труп. И оставить след. Это вполне мог быть след вора, а не убийцы! Дело становится сложнее и запутаннее.

– А где она хранилась?

– Она хранилась в сундуке, вместе с подарками для невесты. Пропажа печати обнаружилась на второй день, когда письмо было готово к отправлению. Как глава церемонии я велел принести ее. Кто-то теперь невероятно озолотится! Позор для нашего государства!

– Возможно, убийца забрал ее, – сделал предложение Гуань Шэн Мин.

– Ваша задача выяснить кто это сделал.

– Вы доверяете своим людям?

– Как себе. За каждого могу поручиться, но вот старик – память его подводит, он не помнит где ключ, которым открывается шкатулка, – помощник посла в отличии от советника, говорил очень уверенно, его словам, пусть и пересказанным из уст переводившего так и хотелось верить. А старику и правда на вид было много лет, как он пережил столь длительное и утомительное путешествие оставалось гадать. Но силы его подвели, он все еще не мог прийти, кажется, нужно было позвать лекаря.

–Среди ваших людей есть лекарь? – поинтересовался цензор.

–Нет.

–Если господин советник не откажем нам в доверии, я позову городского лекаря, он пропишет успокоительное.

–А что с брачным контрактом? – вдруг вспомнил Тао Бай Лонг.

– Мы обязаны проставить причину его не заключения и изменения условий. Но без печати это опять невозможно, – со знанием дела ответил цензор.

– Но второй стороны здесь нет.

–Почему же?! Принцесса приехала. Доверенное лицо умершего вправе описать произошедшее, по-крайней мере, до выяснения причин пока рано делать выводы о враждебности одной из сторон в соглашении. С нашей стороны условия выполнены.

– Но убийство произошло на территории Гуанжоу. В храме. Этот брак, заключенный на Земле неугоден Небесам. Армия стоит за его стенами. Нам всем не уйти живыми! – разговор для помощника давался все тяжелее.

Гнев распалил мужчину и оттопыренные уши его покраснели. Видимо помощник посла не слишком хорошо представлял ближайшую перспективу.

–Мы должны получить гарантии о ненападении. Обеим сторонам важно уладить конфликт и добиться правды, справедливости и мести. Также для нас важно отчитаться по этому делу императору. Поэтому до завершения расследования я обязан удержать вашу делегацию и делегацию принцессы вплоть до выяснения личности убийцы и вора печати. Как видите войско развернуло лагерь за пределами храма, чтобы не смущать Вас. Вы присланное со мной вовсе не держит вас в осаде, просто нужно время для контрольных мероприятий.

–Вы продолжите удерживаться в храме, лишив всякой свободы передвижений? Может быть еще обыщите наши комнаты, давайте, вперед, я провожу Вас!

–Храм закрыт на месячное бдение, охрана прислана в первую очередь для зашиты принцессы.

–А во-вторую? Этого количества солдат достаточно, чтобы избавиться от нас и замести следы. Откуда нам знать, что это не армия, присланная китайским императором?

Цензор начал нервничать, но внешне сохранял спокойствие и перешел на более тихий тон голоса. Что он собирается делать, если кто-нибудь из них обнажит из них клинок? Что он может сделать с одним лишь охранником? Один не в поле не воин, ни уж тем более в храме, где обнажать оружие категорически запрещено. А такой исход вполне может последовать за недовольством и праведным возмущением. Солдаты за спиной ничего не успеют сделать. Неизвестно еще, что за трюки используют тайцы и каковы они в военном искусстве.

–У вас нет права держать нас взаперти! – громко объявил об этом помощник посла, не скрывая возмущения после того, как до него дошел смысл последней фразы.

Шэн Мин снял с пояса нефритовую пайдзу и предъявил ее в качестве подтверждения своего статуса и полномочий соответственно. Чтобы в лишний раз напомнить и утихомирить гневные порывы удерживая от последствий без применения силы со стороны.

Помощник, уперся в него гневным взглядом, задержав взгляд на ущербной стороне его лица. Тао Лонг специально удерживал длительный зрительный контакт, продолжая оставаться напряженным и возбужденным. Он тщательно подбирал слова, чтобы не ошибиться, предельно осторожно, при этом гневно смотрел в упор.

Цензор в сложностях своей работы старался сохранять хладнокровие, присущее пресмыкающимся тварям.

–Приказ об этом будет вручен Вам завтра. Вы находитесь на нашей земле и обязаны подчиняться нашим законам. Покидать храм ваши люди не могут до окончания моего расследования. Вам же нужна помощь в поиске печати, и чтобы вместе найти виновного. Вы же хотите отмстить? Верно же? Он был Вам другом…

А вот последние слова оказались слишком резкими, и помощник посла легла на двуручный слегка изогнутый меч, став еще угрюмее.

–Разве Вы не прибыли сюда для того, чтобы выиграть во всех отношениях?

–Я прибыл сюда по поручению Наместника Гуанжоу, чтоб найти и наказать убийцу. Настоятель монастыря уверен, что убийца все еще здесь. И я склонен ему верить. Храм был закрыт так, что мышь не проскочит.

Цензор очень сильно рисковал в этот момент, но раз уж рука тянется уже к оружию, почему бы не обнажить его?

–Мне нужно Ваше содействие…

– Вам нужна моя помощь?

– Не могли бы люди из делегации продемонстрировать все имеющиеся у них оружие? Только для осмотра, не для изъятия, – добавил цензор. – Это не займет много времени…

Помощник подозвал слугу и шепнул ему на ухо какое-то поручение. Когда выставленное напоказ оружие было готово, мы не стали откладывать и провели осмотр вместе с Фэй Фэй на месте. Изогнутые не слишком широкие сабли, ничего похожего на огромную секиру.

Между тем, цензор как раз хотел поблагодарить за оказанное доверие, надеясь на помощь и содействие в будущем, как к помощнику подбежал встрепанный слуга и быстро зашептал что-то ему на ухо.

При всем желании, даже с отличным слухом цензор не смог разобрать слова, похожие на неразборчивое мяукание котенка. Однако, после сообщения слуги, помощник замахнулся на него рукой и побагровел, чуть не совершив один из строжайших запретов этого храма – не применять насилие, но при цензоре сдержался.

–Что-то случилось? – Шэн Мин передал свой вопрос как положено переводчику, и тот перевел господину и передал ответ:

–Уже темнеет, – заметил Тао, мягко намекая о том, что на этом разговор пора завершить. – Завтра следует навестить принцессу, у нас был лишь ее портрет.

–Понимаю… Не буду боле мешать Вам скорбеть, – и на этом разговор был окончен.

По идее конечно, трехдневный траур по убитому должен был завершиться, но это личное дело каждого.

Помощник посла не показался цензору человеком, с которым легко иметь дело. А старик совсем разволновался. Но особых трудностей с делегацией в ближайшем будущем цензор не ждал, главное избежать вооруженного конфликта. А мечи уже были обнажены и ни одного нового трупа – эти люди умеют держать себя в руках. Со сдержанными людьми проще иметь дело, по-крайней мере, можно предвидеть их поведение.

Разговор был напряженным для цензора – он чувствовал себя вымотанным – голова болела от напряжения и они поспешили вернуться к скудному ужину, состоявшему из одной воды в единственном чайнике на четверых. Монахи привыкли не ужинать, соответственно вечером никто не готовит, кладовые и кухни закрыты. Пришлось питаться собственными запасами, привезенными с собой.

Покинув общую комнату, цензор попросил слугу, чтобы Жожо навестила его.

– Жожо, у тебя есть что-нибудь от головной боли?

–Могу приготовить настой из пассифлоры, она хорошо снимает боль, усталость, улучшает сон, устраняя бессонницу.

Выпив несколько свежо заваренного лекарства, цензор уснул без сновидений и проспал вплоть до рассвета. Он был счастлив, что этой ночью Золотой Дракон оставил его в покое.

Однако, в серых сумерках перед рассветом, какое-то непонятное тревожное чувство заставила цензора сначала проснуться. Вместе с ним и проснулся чуткий слуга, зажегший несколько свечей, привыкший, что господин частенько страдает бессонницей и любит почитать ночью или прогуляться на свежем воздухе. К слову дело эти вещи было бы невозможно в темноте, поэтому он предусмотрительно сделал все, что от него требуется и завалился обратно спать на жесткую кровать, подложив вещевую сумку вместо подушки под голову.

Гуань Шэн Мин заметил движение слева от стены и вздрогнул. Он не ожидал увидеть возле своего изголовья ползущего вниз по стене крупного коричневого паука с длинными растопыренными ногами.

По китайским приметам черные пауки являются опасным символом. Коричневый паук был менее опасен, чем его более темный собрат. Такой паук сулил встречу. Но кого можно нежданно увидеть в буддийском монастыре на вершине горы? Недолго раздумывая, он вышел прогуляться. Словно уже выспавшийся и хорошо отдохнувший, молодой человек чувствовал бодрость духа и тела.

Чистый горный воздух с ночи был еще холоден, и цензор поплотнее закутался в накидку для путешествий, отороченную соболиным мехом. Солнце еще не взошло и монахи спали. Шэн Мин наслаждался отсутствием людей. Туман с гор делал воздух влажноватым. Аромат цветов делал воздух сладковатым.

Он неспешно прогулялся, обошел внутренний двор и вышел к тому месту, где они вчера разговаривали с делегацией. Здесь также было тихо и пустынно.

Рано пожелтевший листок, сорванный внезапно поднявшимся рывком ветра, упал на плитку под ноги прогуливающемуся мужчине, и цензор посчитал, что ученый муж не забывает о своих пристрастиях и на ум ему пришли такие строки:

Бег времени не проклинай напрасно."Листок увядший ветер мне принес под ноги. Грустить ли вместе с ним весны цветение вспоминая? Остывший в чаше чай утратил аромат.

Он поднял сухой желтый лист, под котором лежало что-то угловатое и плоское. Потерянная кем-то монетка изображала чиновника, одетого в церемониальные одеяния и поднявшего наверх ветку оливы, слева от него бы дракон, на обратной стороне были начертана непонятная символика, возможно, монетка для церемоний или использовавшаяся местными буддистами в качестве подношений. Наверное, таких монеток в этом храме пруд пруди, и вот одно из пожертвований храму случайно перепало в руки цензора. Он припрятал ее, решив оставить на память о посещении Храма Розовых Облаков, поблагодарил за находку богов, и, зажав монетку в кулаке, отправился обратно.

[1] Камелия по-китайски, дословно «горный чай». Камелия носит одно название с чайным деревом теа (камелия китайская)

[2] Устав – свод в данном случае монашеских правил.

[3] используется только в религиозных церемониях, примерно 4,5 часа

[4] 4 чи – чуть меньше двух метров

[5] Чжан – 1,5 метра

[6] Дзинь – 500 гр.

[7] Секира – рубящее холодное оружие, одна из разновидностей боевого топора с длинным лезвием.

[8] Час Змеи – девять часов вечера

[9] Час Тигра – 3 часа утра

[10] Бок-чой – разновидность капусты

[11]Кумибоза – экстракт из птичьего помета, имеющее доказанный омолаживающий эффект.

Глава 3. Огненный Будда

«Секрет подобен факелу в лесу»

Наступившее утро было пасмурным и промозглым, день обещал быть дождливым. Поданный им завтрак не внушал аппетита, хотя все были голодными со вчерашнего вечера, мужчины первыми кинулись к горячим мискам, пока Жожо разливала гречишный чай еще горячим.

Утром их ждал горшок с жидкой рисовой кашей, как оказалось, безвкусной, так как не была приправлена ни солью, ни сахаром, и ассорти овощей в общей тарелке, выращенных в огороде монастыря. Скудный рацион монахов в основном состоял из злаков, риса и овощей. Мясо, острые соусы, молоко, сладкие и острые блюда были под строгим запретом. Но с уставом монастыря не поспоришь, приходилось мириться и есть, что дают, если не хочешь остаться вовсе голодным.

Но одни мирились и молча ели, а другие сетовали на отсутствие разнообразия. Так что утро цензора началось с жалоб его слуги, Ван Эр:

«Кормят скупой пищей

Земляных червячков.

Что нам завтра дадут?

Позапрошлогодний рис…»

Гуань Шэнь тоже был не в восторге от еды, но он начал подозревать, что в шутке слуги может скрываться грустная правда…