Ты мой яд, я твоё проклятие. Книга вторая

Айлес на этом портрете выглядел совсем молодым, я помнила его таким в то время, когда училась в пансионате. Юный, с блестящими глазами, со светлой открытой улыбкой.

Сердце болезненно дёрнулось при мысли, что он погиб из-за меня. Очень хотелось признаться его родителям, повиниться, облегчить душу. Но этого нельзя было делать. Признания разбередят их рану, а облегчение принесут лишь мне.

Отец Айлеса вскоре ушёл, а с матерью мы долго сидели в саду, вспоминая о детстве Айлеса, разговаривая о том и сём.

Я боялась, до них дошли слухи, что едва через месяц после гибели жениха я поспешно собралась замуж за другого, но, слава богам, нейди Иния об этом не упомянула. Правда, мне пришлось выкручиваться, когда она вдруг завела разговор о том, что младший брат Айлеса недавно закончил офицерскую академию, и протекция такого вельможи, как граф Рейборн, помогла бы ему поскорее заполучить свой полк. Вышло не очень хорошо, нейди Иния поджала губы, когда я сказала, что сейчас мы с отцом в ссоре и моя просьба вряд ли будет принята во внимание.

Из-за этого мне стало неудобно дольше пользоваться их гостеприимством, и я сослалась на дела в городе.

Нейди Иния вышла проводить меня до калитки. Пока мы шли, она рассказывала о последних новостях города – что-то светское, ничего не значащее. Я кивала, делая вид, что слушаю, а сама думала, что мне теперь делать.

Визит к родителям Айлеса был моим последним делом в Ордоне. Я заглянула с приветствием к отчиму, обняла сводную сестру. Они были рады меня увидеть, но приютить надолго не могли. Вернее, я не могла просить об этом, опасаясь навлечь на них гнев отца.

Также, ещё вчера, я наведалась к нотариусу и вступила в права владения наследством матери. Сумма была небольшой, но если жить экономно, не шиковать, то вполне хватит даже для того, чтобы снять на полгода маленький домик и спокойно жить где-нибудь в глуши. Правда, что я буду делать потом, через эти полгода – я не имела никакого понятия.

Я ни разу в жизни не работала и даже не знала, как это – зарабатывать деньги. В пансионате нас учили всему, что должна уметь благородная нейди: шить, вышивать, распоряжаться прислугой, при необходимости самой быть в состоянии приготовить угощение на стол. Быть хорошей хозяйкой, блистать в свете, оттеняя великолепие супруга, быть ему верной помощницей и опорой.

Жить самостоятельно, самой зарабатывая, самой высчитывая, сколько на что можно потратить – такому плебейскому, недостойному нейди занятию нас не то что не учили – даже вообразить такое было невозможно.

Но вот, жизнь повернулась так, что именно этим мне и придётся заняться.

Думаю, отец ждал, что я вскоре вернусь с повинной. А когда понял бы, что я не собираюсь этого делать, начал бы искать меня и ставить палки в колёса тем, кто осмелился меня приютить вопреки его гневу.

Именно поэтому я не стала просить приюта ни у бабушки, ни у отчима. Я хотела исчезнуть, спрятаться, затаиться так, чтобы меня не нашли даже самые опытные ищейки отца. И тем более дин Койоха. А для этого необходимо было найти такое место, где никому просто не пришло бы в голову меня искать.

Нейди Иния открыла калитку, выпуская меня. Ещё раз поблагодарила за визит, осенила на прощание знаком почитаемого в Ордоне Фломея. Поклонившись, я уже повернулась было идти, как почувствовала чей-то взгляд.

Посмотрела в ту сторону и увидела стоявшую с другой стороны дороги девушку приблизительно моих лет. Очень бедно одетую, в сине-зелёном полосатом платье, печально обвисшем на худеньком теле. На руках девушка держала закутанного в шаль ребёнка, механически подбрасывала его, убаюкивая, а сама смотрела на меня и нейди Инию.

Почему-то эта картина болезненно отозвалась у меня внутри. Может, потому, что девушка выглядела немногим старше меня, может, потому, что это явно была не хорошо обеспеченная горожанка, чья-то жена. Мне вдруг показалось, заверни она рукав, и на коже не найдётся ни следа брачной татуировки.

А ещё задел её взгляд – упорный, мрачный, горевший какой-то дикой потусторонней надеждой. Меня он коснулся только мимоходом, в основном девушка смотрела на нейди Инию.

И я не выдержала, спросила у той:

– Нейди Иния, там стоит какая-то девушка. Она к вам пришла?

Мать Айлеса смутилась:

– Ой, не обращай внимания. Попрошайка какая-то.

Обернулась в сторону девушки и громко сказала:

– Встанут тут нищенки всякие, пугают народ в приличном районе. Сейчас стражу позову!

Девушка вздрогнула, перехватила ребёнка поудобнее. Отступила в тень, словно надеялась, что речь обращена не к ней.

– Пошла вон отсюда! – прикрикнула нейди Иния.

Это меня неприятно кольнуло. Со мной она никогда не позволяла себе так разговаривать, была любезна и ласкова. Но, возможно, всё это окажется в прошлом, когда она узнает, что я больше не дочь графа Рейборна – и даже не падчерица приличного семейства Амелисов.

О том, что мой отец – граф Рейборн, я проговорилась Айлесу давно, когда мы ещё были детьми. Сильно разозлилась, что он кичится своей родословной и предком, когда-то получившим титул барона от самого короля. Вот и сболтнула, что сама, хоть и живу в ничем не примечательной семье Амелисов, в действительности прихожусь дочерью графу Рейборну, о котором шла слава по всем Пяти королевствам. Почти сразу испугалась (мать строго-настрого запретила мне рассказывать об этом), но Айлес уверял, что никому не проговорится. Да и потом, на протяжении многих лет тайна продолжала оставаться тайной, о ней знал только Айлес и его семья, и я успокоилась.

И только сейчас вспомнила, что Айлес тоже надеялся на протекцию отца. Он частенько утверждал, что был бы не прочь поступить на службу королю Диомеи. Я была уверена, что отец с радостью окажет мне услугу, так что даже поощряла жениха в этих мечтаниях. Сейчас эта мысль отозвалась внутри болью.

Если бы я не поощряла его, может быть, он до сих пор был бы жив. Может, не помчался бы по первому зову в Диомею, чтобы вырвать меня из рук похитителя.

Я уже шла вниз по улице, когда поняла, что девушка с ребёнком безмолвной тенью следует за мной по пятам. Резко остановилась, обернулась, уставилась ей в лицо. Она тоже остановилась, испуганно спрятала глаза, отступила. Ребёнок вдруг заплакал, и она встрепенулась, стала покачивать, утешая, и что-то шептать ему на ухо, не поднимая головы. Мне показалось, на исхудалом лице двумя дорожками сверкнула влага.

– Что тебе нужно? – спросила я. – Ты просишь милостыню?

Денег у меня было не очень много, но уйти, оставив за спиной явно голодную женщину с ребёнком, было выше моих сил. Я потянулась за кошелём.

– Добрая нейди, – прошептала девушка. – Я… только хотела спросить…

– О чём?

– Правду ли говорят люди, что нейд Рамейо… погиб?

– Нейд Рамейо? – переспросила я. – Айлес?

Она кивнула. Глаза её яростно блестели, а дитя по-прежнему жалобно рыдало.

Горло у меня сжалось, и я ничего не смогла сказать. Достала из кошеля несколько монеток, подошла и протянула ей. Этих нескольких мгновений хватило, чтобы немного прийти в себя.

– Вот, возьми. Да, это правда. Ты знала его?

Она слабо вскрикнула. Перехватила ребёнка, посмотрела на мою ладонь, будто не видя, потом снова взглянула в лицо.

– Боги… – прошептала одними губами. – Погиб… никогда не вернётся.

– Возьми же, – я попыталась вручить ей деньги, но девушка словно застыла. В её глазах набухли большие слёзы, прокатились по уже проложенной дорожке.

– Спасибо, добрая нейди. Не стоит… раз уж отец его не вернётся, ему тоже не стоит жить, – она повернулась и, сгорбившись, продолжая укачивать рыдающего ребёнка, пошла прочь.

Я нагнала её, забежала, преграждая путь. В ушах, словно набат, стучало сердце. Бешеный сводящий с ума ритм.

– Что ты сказала? Его отец?.. Айлес – отец твоего малыша?

Она испугалась, отпрянула.

– Простите, нейди, я зря это сказала, – поправила шаль на ребёнке, словно пытаясь закрыть его личико от моего взгляда, и отступила, хотя это направление было противоположным её прежнему.

– Нет, нет… – теперь настала моя очередь непонимающе качать головой и буравить её остановившимся взглядом. – Не верю… это правда?

Айлес, мой Айлес, мой верный жених вот уже сколько лет – отец чужого малыша? И мать его сына вот так бродит одна по улице, в ветхом заштопанном платье, словно нищенка, простаивает напротив дома его родителей, ожидая… ожидая чего?

– Почему ты стояла у дома нейдов Рамейо? Ты хотела поговорить с нейди Инией? Рассказать, что твой малыш – её внук?

Девушка вдруг смущённо и грустно улыбнулась.

– О нет, благородная нейди. Об этом они давно знают. Я просто хотела просить их взять Хардиса на воспитание. Я не могу его прокормить одна, – на этот раз она сдержала слёзы каким-то неимоверным усилием воли.

– О боги… – я с усилием заставила себя проглотить вставший в горле комок. И тихо попросила: – Можешь показать мне его? Твоего сына?

Она помедлила, а потом, словно решившись, откинула с его лица старую ткань. Повернулась, чтобы мне удобнее было взглянуть. На меня уставилось маленькое заплаканное личико малыша на вид не старше полугода. По искажённому в плаче, залитому слезами личику было сложно увидеть сходство с Айлесом, но слегка завивающиеся тёмные с рыжиной волосики были его.

– Айлес… знал? – я снова сглотнула с трудом, только чтобы смочить слюной пересохшее горло. Протянула руку, как зачарованная, чтобы коснуться мокрой маленькой щёчки. Бедный малыш…

– Да, нейди. Он помогал нам. Без него мы бы оба давно померли от голода. Я… я простая деревенская девушка, это он привёз меня сюда. И за квартиру платил тоже он. А когда пропал… через месяц хозяйка выгнала меня на улицу.

– Так… я взяла себя в руки. – Он плачет от голода, верно? У тебя нет молока?

– Почти нет, нейди… только жалкая малость, ему не хватает. Я даю ему пососать смоченный в воде хлебец, но этого мало…

– Ещё бы. Идём со мной! Покажи, где здесь живёт ближайший молочник. У меня есть кое-какой долг перед Айлесом. Пожалуйста, не отказывайся принять мою помощь.

Последнее я добавила потому, что видела: пусть эта девушка и бедна, пусть простолюдинка, но у неё есть гордость, и она не хочет просить. Наверное, это было глупо в её положении, но сейчас не время было читать ей проповеди.

Даже так она засомневалась. Но потом взглянула на ребёнка и решительно ответила:

– Да благословят вас боги за вашу доброту, нейди.

– Меня зовут Тинна, – сообщила я, когда мы устроились на длинной скамейке за грубо обработанным деревянным столом во дворе молочника.

Хозяин любезно разрешил нам воспользоваться его гостеприимством, чтобы накормить малыша, тем более что я заплатила не только за молоко, но и за творожные ватрушки, которые как раз испекла его жена.

Девушка – её звали Нергия – несмело кивнула в ответ и стала осторожно, по капле, цедить молоко в ротик притихшему малышу. Я налила ей самой цветочного чаю, тоже из запасов семьи молочника, придвинула ватрушек и начала расспрашивать, стараясь быть по возможности деликатной.

Нергия, видимо, чувствовала себя очень благодарной за эту нехитрую еду, поэтому рассказывала без утайки. Выяснилось, что ей двадцать один год, всего на год старше меня. Айлес встретил её два года назад, когда по службе приезжал в их деревню. Он квартировал в доме её родителей два месяца, пока не пришёл приказ возвращаться. И Айлес взял с собой Нергию, которую успел к тому времени соблазнить.

Было тяжело и даже неприятно слушать о том, как мой жених, оказывается, вёл двойную жизнь втайне от меня. Ведь эти два года он ни словом, ни делом не дал мне знать, что хотел бы расторгнуть помолвку, что любит другую. Нет, он поселил Нергию в том же городе, где жила я, навещал её почти каждую неделю – а где-то год с лишним назад, когда она забеременела, пообещал, что прокормит и её, и ребёнка – но никогда не сможет на ней жениться.

– Айлес говорил, почему? – осторожно спросила я.

Нергия кивнула:

– Да, у него была невеста. Я понимала, что не пара ему. Глупая была, что сперва поверила…

– И ты даже не настаивала, чтобы он бросил ту невесту и женился на тебе? И сама ни разу не хотела с ней увидеться?

– Боги с вами, нейди Тинна. Кто я и кто она? Ведь нейд Айлес был барон, а его невеста, он говорил, вообще приходилась дочерью какому-то знатному диомейскому вельможе.

Я невольно поморщилась. Боги, а любил ли Айлес меня? Или он просто хотел деньги и положение, твёрдую опору, вес в обществе? И ведь… ведь он ухаживал и за мной. Горел желанием быть со мной, как муж с женой, целовал меня, хотел большего.

И всё это тогда, когда у него уже была другая.

Передо мной словно разверзлась пропасть, чёрная и бездонная. Всё, что раньше я считала незыблемым, оказалось пеной на воде. Начиная с отца, заканчивая Айлесом. Почему я была так слепа? Почему не видела, что Айлес выбрал не столько меня, сколько возможности, которые я могла ему дать? Так же, как и нейди Иния была добра ко мне не потому, что это была я, а потому, что я была дочерью Хранителя Хрустального Жезла, сильнейшего мага Диомеи.

Выйди я замуж за Айлеса, не знаю, что бы он делал. Бросил бы девушку, с которой прижил ребёнка? Или продолжил бы втайне навещать их? Или, может, завёл бы ещё одну на стороне?

Я помотала головой, чтобы избавиться от чёрных мыслей. Айлес уже мёртв, мёртвых не судят. Он поступил не по чести со мной и с Нергией, но он хотя бы содержал их. Вот только не позаботился о том, что будет с ними, если он погибнет. Как они станут выживать здесь, в чужом городе, без родни, без гроша за душой.

Когда Айлес пропал, поначалу Нергия не слишком беспокоилась. За время жизни с ним она успела скопить немного, на эти деньги и жила. А потом до неё дошли слухи, что Айлес погиб. Она пришла к его родителям, но те закрыли перед её носом дверь. Оказывается, они знали, что сын содержит бедную девушку и прижитого с ней ребёнка, но помочь не собирались.

Она стала искать работу, но с младенцем её никуда не хотели брать. В конце концов квартирная хозяйка выгнала её на улицу.

– Ты не думала вернуться к родителям? – спросила я.

Она кивнула:

– Теперь уж, наверное, попробую. Раньше всё думала, нейд Айлес вернётся. Но делать нечего, пойду. Лишь бы Хардис дорогу выдержал, – она с любовью и тревогой взглянула на малыша.

Тот наконец насытился и заснул, прижавшись к матери.

– Пешком? – ужаснулась я. – Это же опасно, молодая девушка одна с младенцем.

Она устало пожала плечами. А я задумалась, просчитывая варианты.

Нергия родом из Амани. Это на другом конце страны, и со мной ничего общего не имеет. До встречи с Нергией это было для меня всего лишь названием на карте Ордона. А значит, никому не придёт в голову искать меня там. И тем более никому не придёт в голову, что у меня может быть какая-то связь с Нергией, любовницей моего жениха.

А она из деревни – значит, умеет вести хозяйство. Ухаживать за скотиной, за огородом. А я, со своим пусть небольшим даром – наверняка окажусь полезной в любой деревне. И уж на что-что, а на хлеб для себя и… для нас всех – заработаю.

– Знаешь, Нергия, – я осторожно коснулась её руки. – У меня есть к тебе предложение.

Сейдж дин Ланнверт

Жизнь – демонски удивительная штука. То думаешь, что у тебя в руках всё, до цели – считанные шаги, за спиной – верные соратники, тебе отдала своё сердце самая чистая и прекрасная девушка в этом мире, то буквально за несколько часов девушка оказывается шпионкой и предательницей, друг – подручным злейшего врага, разработки всей жизни украдены, а дом взлетел на воздух.

Мне потребовался месяц с лишним, чтобы собрать себя по кускам. Почти в буквальном смысле, потому что, помешанный на том, чтобы обезопасить всех своих людей, сам я выбраться не успел. И получил щедрый удар тёмной магией, настолько сильный, что пришёл в себя лишь через пару недель. Повезло, что оставшиеся на моей стороне люди вытащили из-под завалов.

На самом деле если бы не Фараиту, я бы не выжил. Только то, что он практически овладел мной, и спасло меня в итоге. Забавно. Мне повезло, что против меня обратили именно тёмную магию. Смертельно, чудовищно опасная для любого живущего существа – она пощадила того, кто почти слился с её собственным порождением.

Впрочем, и кроме щедро влитой в атакующее заклинание тёмной магии там хватало зловредных чар. Почти целый месяц я не вставал с постели, а когда наконец поднялся, то чувствовал себя немногим лучше столетнего старца. Целители пытались запретить, угрожали, что останусь хромым на всю жизнь, но времени прислушиваться к целителям у меня не было.

Надо было скорее разобраться в своих делах, подсчитать активы, понять, что у меня осталось.

Что ж, когда я это сделал, увидел, что потерял всё.

Та сеть, которой я на протяжении нескольких лет опутывал Рейборна, расползлась на куски. Мне не только не удалось лишить его доверия короля, сместить с поста Хранителя Жезла, разорить – он воссиял в ещё более ослепительном блеске.

Ещё бы – ведь Ард со своими людьми переметнулся на его сторону. Пусть я не доверял ему полностью, того, что он знал, хватило, чтобы Рейборн выслужился, получил личную благодарность короля, его осыпали дарами. Скорее всего, подлец воспользовался моими разработками, выдал их за свои, так и вижу поганую ухмылочку на его потасканной роже старого интригана.

Сукин сын. И он, и Ард. Ну Ард за это ещё поплатится… но почему он сделал это? Он столько лет был со мной.

Впрочем, я понимал. Девчонка… Рейборнова дочь соблазнила его и окрутила по ногам и рукам. Она маг эмоций, ей это было совсем просто. И со мной она поступила так же. Только использовала какие-то очень мощные и скрытные чары, так что ни один целитель и даже другой маг эмоций не смог их обнаружить. Уверен, Рейборн приложил к этому руку.

Его сучья дочь засела у меня в потрохах, въелась, как яд, ничем не вытравишь. Я видел её во снах, а иной раз даже наяву всплывало перед внутренним взором её лицо, её тот лживый до мозга костей – и всё равно трогающий, проникающий в самое нутро доверчивый взгляд.

Райас, как же я её ненавидел. И эта ненависть только росла и копилась с каждым днём, как наваждение. Одолевало навязчивое желание найти её, схватить, притащить к себе. Снова заковать в цепи – да так и держать, иметь и избавляться от этой муторной, переворачивающей внутренности зависимости. Втоптать в грязь, унизить, избавиться от картины, которая стояла перед глазами: когда я думал, что она тянется ко мне, позволяет мне всё, потому что любит.

М-м, от ненависти становилось кисло во рту, внутри всё сжималось, хотелось крушить и метать. И сквозь эту бешеную невыносимую ненависть стучала в сердце непонятная мне самому потребность сделать её моей. Ощущать её моей.

И Фараиту, сволочь, поддакивал изнутри: нежная, вкусная, сладкая. Давай, Сейдж. Найдём её.

В общем, я выдержал месяц с лишним, едва зализал раны – и, как последний идиот, употребил все силы не на то, чтобы отомстить Рейборну, не на то, чтобы снова его подсидеть – а на то, чтобы найти эту дрянь и вернуть на её место, увидеть страх в зелёных глазах. Страх и понимание, что ей никуда от меня не деться. Я мечтал о ней, о том, как сделаю с ней всё, что пожелаю, как снова сожму в руке её шелковистые волосы, как вопьюсь губами в покорный рот. Как заставлю стонать подо мной, отдаваться мне через ненависть и желание уничтожить. Рыжая лиса, змея, хитрая, пронырливая… и волосы пахнут лесными ягодами… Демонова кровь, проклятое наваждение.

Вот только она канула в небытие, как будто её никогда не существовало.

Я узнал, что она собиралась замуж за Арда – но свадьба расстроилась. Узнал, что Ард уехал из страны в одиночестве – куда-то далеко, на другой континент, там, кажется, требовались толковые маги. На Арда я плевать хотел – мелкая сошка. Но она…

Или Рейборн таки выдал её за кого-то, или тоже отправил прочь из страны (Арда я проверил, он жил холостяком), или держит взаперти у себя в замке – один Райас знает почему. Как я ни пытался выяснить это, подослать шпионов – никаких сведений о девчонке добыть не удалось. Как будто сгинула с этого света.

Но вот я точно знал, что она жива. Не знаю почему – чувствовал это каким-то внутренним бешенством. И был уверен, что время обязательно сведёт нас, даже если я не приложу к этому никаких усилий. Наши судьбы завязались в какой-то мёртвый узел, и этот узел ещё придётся разрубить.

Год спустя

Тинна

– Нейди Ивели-ин, – послышался тягучий голос почтальона. – Письмецо вам!

Нергия, сосредоточенно месившая тесто – по локти в муке, даже на лице белые мучные следы, волосы прихвачены платком – встрепенулась и сделала попытку побежать к двери.

Я махнула ей, мол, успокойся, открою сама. Даже сейчас, через год совместной жизни, она продолжала считать меня благородной нейди, а себя – моей прислугой. Я предложила ей это в самом начале, исключительно для того, чтобы она спокойнее себя чувствовала, но почти сразу пояснила, что я такая же одиночка, как она, и за моими плечами нет ни титула, ни богатства. И пусть по рождению я и впрямь из благородных, сейчас я ничем не отличаюсь от неё – незамужней женщины, воспитывающей незаконное дитя.

– Вот, пожалуйста, – весело сказал Марис, передавая мне конверт из плотной коричневой бумаги. – Аж из Диомеи пришло!

Пальцы невольно дрогнули, принимая. Я повертела конверт в поисках имени отправителя, сама не зная, чего боюсь увидеть: то ли почерк отца, то ли другой, размашистый, отпечатавшийся в разуме. Глупости: Сейдж никогда не стал бы писать мне. С него сталось бы скорее очутиться здесь, бешеным вихрем ворваться в дом, снова разрушив мою жизнь.

Но на конверте стояло всего лишь имя моей бабушки.

Я нахмурилась. Странно, с чего бы ей вздумалось писать так часто, да ещё и напрямую? Обычно она посылала письма раз в месяц, через нотариуса в ближайшем городишке, мы так условились. Письма и денежную помощь: запретить это бабушке я не смогла. И правильно сделала: той осенью, когда из-за слишком ранних снегов полдеревни осталось без урожая, мы бы не выжили, если бы не её деньги.

– Нейди Скайнер, – почтальон прочитал имя на конверте вслух: не смог подавить любопытство. – Не знал, что у вас есть знакомые в Диомее, нейди Ивелин.

– О, это дальняя родственница моего мужа. Надеюсь, ничего не стряслось, – улыбнулась я.

Почтальон приподнял брови, выражая явное желание услышать больше, но я поблагодарила его за доставку и сослалась на дела. Он не без сожаления откланялся.

Озабоченно нахмурившись, я подошла к бюро. Взяла серебряный ножик, хранившийся в запертом на замок ящичке, чтобы шаловливые ручки начавшего бегать по всему дому Хардиса не дотянулись. Аккуратно взрезала плотную бумагу.

– Что такое, нейди Тинна? Плохие новости? – спросила Нергия с кухни.

Я молчала, пробегая глазами чёткие бабушкины строки. Сердце дёрнулось, на миг остановилось, потом застучало, нагоняя ритм. Глаза выхватывали отдельные фразы. «Мой последний час уже близок… прости старухе упрямство… хочу увидеть тебя… тебя и ты знаешь кого…».

Боги!..

Конечно, я понимала, что когда-нибудь это время придёт. Никто не живёт вечно, а бабушке уже шестьдесят пять, в таком возрасте любая болезнь может оказаться смертельной. Но неужели всё так серьёзно? Пишет… что целители не дают ей больше пары месяцев.

Дважды перечитав письмо, я прикусила губу, чтобы не расплакаться. Боги, как же не хочется терять ещё одного родного человека, у меня и так их слишком мало! Пусть мы с бабушкой не виделись уже больше года, она продолжала оставаться моей бабушкой, заботилась обо мне даже на расстоянии, мечтала, что в один прекрасный день я вернусь в Диомею. И я мечтала, что когда-нибудь снова её увижу. И увижу, и познакомлю с…

Только я надеялась, что это произойдёт не в Диомее. Туда я возвращаться боялась. Сама даже не понимала почему: отец не подавал о себе знать, Сейдж… Сейдж, видимо, всё же погиб или навсегда уехал, бояться было нечего. Но мне почему-то спокойнее было жить здесь, в далёкой Амани.

Я подошла к кроватке, заботливо укутанной лёгким тюлем. Раздвинула ткань.

Алайна беззаботно сопела, повернув головку чуть набок, расслабленно раскинув ручки. Сердце привычно сжалось от вида её милого личика. Свет моей души, жемчужина моего сердца.

В кроватке Алайна была не одна, сбоку от неё, сложив ручки под щекой, преспокойно спал Хардис. Боги, когда этот мальчишка успел сюда забраться? И, главное, не упал же и даже шума не поднял, маленький егоза. А я-то думала, что-то его не видно и не слышно.

– Нейди Тинна? – Нергия, успевшая сполоснуть руки и лицо, тихонько подошла. Тут же негодующе зацокала языком, обнаружив сынишку. – Сейчас я отнесу его к себе, простите.

– Оставь, – я отпустила тюль. – Пусть спят. Они такие милые.

– Харди обожает маленькую нейди, – Нергия заулыбалась. – Я уж так и так твержу ему, что надо проявлять уважение, но он пока ещё слишком маленький, не понимает.