Полная версия
Театральные сказки
Театральные сказки
(пересказ Марина Дружинина)
© Текст, Дружинина М. В., 2021
© Илл., Олтаржевская Н. И., 2021
© ООО «Издательство АСТ», 2021
* * *Сказки и легенды, с которыми мы вас познакомим, появились в разное время и у разных народов. Но в нашей книге их объединил… занавес. Занавес Оперного Театра. Потому что на основе этих историй великие музыканты создали прекрасные оперы. Их любят и ценят во всём мире.
Оперное искусство подчиняется определённым правилам и замыслу композитора. В либретто события происходят не совсем так, как в первоначальных повествованиях. В нашей книге переплетены обработанные либретто и истории, с которых всё началось. А также рассказывается, как создавались знаменитые оперы.
Итак, Занавес открывается!
Садко
Николай Андреевич Римский-Корсаков
Почти три года будущий композитор Римский-Корсаков, а в те времена выпускник Морского кадетского корпуса, провёл в кругосветном плавании на клипере «Алмаз». Тогда-то впервые в его творчестве и появилась тема «Океана-моря синего». Сразу же по возвращении из плавания, в 1867 году, он сочинил симфоническую картину «Садко», которая принесла ему первый успех.
В дальнейшем композитор совершенствовал произведение, а в 1894 году приступил к работе над оперой о своём сказочном земляке Садко (Николай Андреевич был родом из г. Тихвина Новгородской губернии).
Для либретто Римский-Корсаков переработал и соединил различные былины о Садко, сказки о Василисе Премудрой и Морском царе. Позднее, по совету известного музыкального критика В. В. Стасова, он изменил либретто, а также сделал речь героев особенной, былинной. Огромную помощь в этом оказал композитору литератор В. И. Бельский.
Осенью 1896 года опера была предложена Мариинскому театру, но встретила холодный приём. Царь Николай II вычеркнул её из плана постановок.
Впервые опера «Садко» была показана в декабре 1897 года на сцене Московской частной оперы С. И. Мамонтова, знаменитого мецената и промышленника. Премьера прошла с большим успехом. Началось триумфальное шествие оперы по театрам России. Особенно запомнилось зрителям выступление Ф. И. Шаляпина в роли варяжского гостя и Н. Забелы в роли Волховы.
В 1901 году оперу поставил и Мариинский театр. За рубежом «Садко» впервые был представлен в 1908 году в Париже. И тоже очаровал публику.
В славном городе Новгороде жил добрый молодец по имени Садко. Не было у него ни золота, ни серебра. Зато была жена-красавица Любава Буслаевна. Да гусли звонкие, кленовые.
И так ладно играл Садко на гусельцах, и так пел Садко переливчато, что слава о нём рекой катилась по всему Великому Новгороду.
То и дело приглашали Садко бояре знатные да купцы первостатейные на пиры в хоромы белокаменные. И гостей именитых потешал гусляр своими песнями.
Собрались как-то раз на честной пир новгородские гости торговые. Столы дубовые от напитков да кушаний ломятся, гости пьют-едят – не насытятся. А Садко знай на гусельцах наигрывает.
Захмелели гости торговые, стали хвастаться друг перед дружкою. Один хвалится золотой казной, другой – удачей молодецкой да силою, третий – добрым конём. Умный хвастает отцом-матушкой, а неумный – молодой женой.
Слушал-слушал Садко похвальбы шумные и говорит:
– Эх, нашли же вы, гости, чем хвастаться! Если б было у меня злато-серебро, не сидел бы я, как вы, сиднем в Новгороде. Не пировал бы день и ночь я, не бражничал. Снарядил бы корабли проворные и прошёл по великим рекам к морю синему. В страны дальние, заморские, привёз бы я товары новгородские. А потом вернулся бы в Новгород с барышами богатыми. Да понастроил церквей Божьих с маковицами из чистого золота. А иконы бы украсил жемчугами и каменьями самоцветными. Пронеслась бы слава новгородская по дальним морям, по заморским странам! И тогда вы, гости именитые, в пояс мне за это поклонились бы!
Не понравились речи дерзкие знатным людям новгородским.
– Молод, зелен ещё, чтобы нас учить! – возмутились одни.
– Может, власть гусляр хочет взять над городом? Не дадим ему смущать новгородский люд! – закричали другие.
И прогнали прочь доброго молодца.
* * *Одолела Садко обида горькая. Пошёл он к Ильмень-озеру, сел на бел-горюч камень. И запел песню грустную.
Всколыхнулась вдруг вода в Ильмень-озере. Тростник зашумел, закачался. Видит Садко – плывут лебедицы белые. И на голове у каждой коронка золотая.
– Что за диво-дивное?! – поразился Садко.
Подплыли лебедицы к берегу и обернулись девицами-царевнами. Одна краше другой.
– Кто вы, красавицы? – воскликнул гусляр.
И ответила самая младшая, самая прекрасная царевна:
– Мы дочери Морского царя. Долетела твоя песня печальная до самого дна Ильмень-озера. Заслушались сёстры мои милые. А я – пуще всех. Поглядеть захотелось несказанно, кто поёт так сладко, так трепетно.
– Это я, Садко-гусляр, – молвил молодец.
– А меня звать Волхово́й. Сыграй нам, Садко-гусляр, повеселее что-нибудь, позадорнее!
Ударил Садко по струнам. Зазвенела песня разудалая. Стали морские царевны хороводы водить. Наводились вдоволь и разбрелись по лесу за цветами.
А Волхова не пошла с сёстрами. Села рядом с Садко, принялась венок плести. Глядит Садко на царевну – глаз оторвать не может. Позабыл всё на свете. Даже молодую жену Любаву Буслаевну.
А царевна плетёт венок и рассказывает:
– Сестрицы мои старшие – речки глубокие. Замужем за синими морями. А мне напророчено быть замужем не за синим морем, а за добрым молодцем.
И так посмотрела Волхова на Садко глазами глубокими, зелёными, что у того дыхание перехватило.
– Ты будешь моим мужем законным, – сказала царевна. И надела Садко венок на голову.
Тут и зорька алая занялась.
– Волхова, сестрица! – прибежали царевны. – Пора возвращаться! Не то прогневается батюшка!
– Придёт пора, мы свидимся, любимый, – промолвила Волхова. – А на прощание дарю тебе трёх рыбок золото́-перо. Закинешь сеть – поймаешь рыбок. Богатым станешь, объедешь моря синие, повидаешь края дальние. А я буду ждать тебя!
Вновь обернулись царевны лебедицами и исчезли в Ильмень-озере.
Долго ждал Садко, не вернётся ли Волхова. Но пустынным было озеро. Только ветерок теребил камыш да рябил воду.
* * *Дома кинулась к Садко Любава Буслаевна. В слезах и печали великой. Всю ночь не сомкнула глаз она, мужа милого поджидаючи.
Но Садко отстранил жену. И сказал только:
– Пойду сегодня на пристань. Буду биться об велик заклад. Знаю я про чудо-чудное, ведаю про диво-дивное: водится в Ильмень-озере рыба золото-перо!
– Не ходи, соколик мой ясный! – запричитала Любава Буслаевна. – Не губи свою головушку!
Не послушал жену Садко. И как зазвонили колокола после обедни, заспешил к Ильмень-озеру.
* * *А на пристани собрался весь новгородский люд. Корабли иноземные прибыли, привезли товары диковинные. И чего здесь только не было! И жемчуга белые! И кость слоновая! И сапожки сафьяновые на золотых гвоздо́чках! И ещё гора всякой всячины.
А гости заморские по пристани прохаживаются, на грузчиков дюжих покрикивают. Чтоб товары драгоценные не попортили, разгружали быстро, со сноровкою.
– Поклон вам, гости именитые! Поклон вам, купцы новгородские! – поздоровался Садко со всей братией. – Много чудес сказывают про чужие края. А слыхали вы про чудо новгородское? Водится в Ильмень-озере рыба золото-перо!
– Что ты мелешь, Садко-гусляр! – рассмеялись купцы в бороды. – Не бывало такого в Ильмень-озере!
А Садко знай своё твердит:
– Будем биться об велик заклад! Заложу я буйную головушку, а вы – товары богатые. Водится в Ильмень-озере рыба золото-перо!
– И не жаль тебе головушки! Хоть дурная, да своя! – ухмыльнулись купцы, но согласились.
Забросили в Ильмень-озеро невод шёлковый и… вытащили три рыбы золото-перо!
Купцы глаза вытаращили. Слова вымолвить не могут.
– А проверьте-ка, не осталось ли мелкой рыбёшки, – говорит Садко.
Осмотрели сети. И точно. Полным-полно рыбьей мелочи. Вдруг превратилась вся рыбёшка в золото. Засверкало золото на солнышке. Так, что смотреть на него больно.
– Садко выиграл велик-заклад! – зашумел народ. – Ай, Садко, молодец! Ай, гусляр, удалец!
А купцы закряхтели, заохали:
– Стали мы голью последней!
Но Садко успокоил купечество:
– Оставляйте себе своё имущество! Я и так теперь богаче всех в Новгороде.
Собрал Садко дружину верную. Закупил товаров великое множество и снарядил корабли быстроходные. Ровно тридцать и один корабль. А после задумался, куда путь держать.
– Расскажите-ка, гости заморские, про ваши края далёкие!
И сказал варяжский гость:
– Суров и могуч мой холодный край. Суров и могуч мой воинственный народ. Мечи булатные у варягов бьют без промаха. Стрелы острые точно попадают в цель!
– Не ходи, Садко, в Варяжский край! – испугались новгородцы. – Там погибель найдёшь! Дружину верную растеряешь!
– А мой жаркий край полон сокровищ и чудес! – воскликнул индийский гость. – А чудесней всех птица Феникс. Сидит она на камне-яхонте посредине моря тёплого. Песни райские распевает. А лицо-то у неё прекрасной девицы, а голосок-то нежней соловьиного. Кто услышит птицу Феникс, позабудет всё на свете!
– Чудна земля индийская! – подивился Садко. – Туда я и отправлюсь!
– Берегись птицы Феникс, добрый молодец! Не губи понапрасну голову! – заговорил веденецкий гость. – Ты послушай про город мой любимый Веденец! Среди моря он, красавец, раскинулся. Народ там богатый да весёлый. А раз в год из пучины морской церковь белая поднимается. Отовсюду витязи съезжаются поглядеть на чудо-чудное. Князь могучий веденецкий в золотом дворце их встречает. И начинается праздник великий.
– Еду в Веденец! – решил Садко. – Удивлю славный город товарами новгородскими, поклонюсь церкви каменной!
Распрощался Садко с Любавой Буслаевной, поклонился Господину Великому Новгороду. И побежали-поплыли корабли в края дальние. А впереди – Садко на главном Сокол-корабле…
* * *Ни много ни мало, двенадцать лет плавал Садко по морям-океанам. Объехал все страны заморские, повидал чудеса диковинные. И повернул наконец обратно в Новгород. С барышами знатными, товарами чужеземными.
Приключилось вдруг на море волнение великое. Ветер мачты гнёт и снасти рвёт. Но чудо – встали корабли, словно на якорях, с места тронуться не могут!
– Видно, царь Морской дани требует, – сказал Садко дружинникам. – Берите, ребятушки, бочку золота да кидайте в море синее.
Так дружинники и сделали. А корабли как стояли, так и стоят.
– Видно, мало этой дани, – говорит Садко. – А бросайте-ка бочку с серебром!
Бросили бочку серебра в сине море. А корабли по-прежнему ни с места.
– Видно, мало и этой дани, – молвил Садко. И велел бросить бочку жемчуга белого.
Но снова корабли не двинулись. Их волною бьёт, ветер снасти рвёт, а они стоят, словно к месту приросли.
– Не принимает царь богатства нашего, – закручинился Садко, – не иначе как требует живую голову. Будем жребий метать, братушки, кому идти на поклон к царю Морскому.
Сделали дружинники деревяшечки липовые с именными пометами и бросили в синее море. Чей утонет жребий, тому доля незавидная.
Все жребии – будто уточки плавают, на волне качаются. А Садков жребий ключом на дно нырнул.
Промолвил Садко, купец богатый новгородский:
– Чую я, не царь Морской, а царевна Волхова меня требует.
Взял Садко бумагу да перо лебединое, принялся писать, как богатством его распорядиться. Отписал деньги монастырям на помин души, наградил свою дружину, всех помощников. Много казны отписал нищей братии. И конечно, жене любезной, Любаве Буслаевне.
И сказал Садко дружинникам:
– Передайте моей дорогой жене: будет воля Божия, вернусь к ней. Ну а коли не суждено нам свидеться, пускай не поминает лихом!
Простился Садко с дружинниками, взял гусельцы звонкие и ступил за борт на доску дубовую.
Тотчас ветром наполнились паруса шелко́вые, и побежали корабли по волнам. Будто никакой остановки и не было.
А Садко лёг на доску дубовую да на гусельцах потренькивает. Тужит о своей судьбе-доле.
Вдруг закружилась доска, завертелась волчком. Глянул Садко в последний раз на солнышко красное и погрузился в пучину морскую.
* * *Очутился Садко на дне моря-океана, возле лазоревого терема. Киты сторожевые охраняли терем. Но привратник важный, осётр носатый, велел пропустить гостя.
Вошёл Садко в хоромы подводные, видит – сидит на троне грозный царь Морской. Рядом царица Водяница. И царевна Волхова неподалёку с подружками. Кто пряжу прядёт, кто венок плетёт.
Поклонился Садко владыке морскому.
А царь ещё пуще брови нахмурил:
– Что же ты, купец, богатый гость, столько лет плавал по морю-океану, а дани не платил? Теперь ответишь по всей строгости.
– Воля твоя, – молвил Садко. – Суди как знаешь.
Тут Волхова в ноги бросилась к царю грозному:
– Не губи молодца, батюшка! Это суженый мой, возлюбленный! Ты вели ему на гусельцах сыграть, потешить тебя с матушкой!
– Добро, – согласился царь. – Играй, гусляр! А там поглядим-подумаем, что с тобой делать.
Тронул Садко струны послушные, затянул песню величальную могучему океану-морю и всем его жителям.
Понравилась царю величальная.
– Горазд ты, Садко, петь-играть! Я тебя за это помилую. Останешься здесь на веки вечные. Будешь гусляром моим верным. А в жёны тебе жалую Волховушку, дочку мою меньшую.
Обняла Волхова Садко:
– Вот, любимый, мы и свиделись!
– Немедля свадебку и сыграем! – объявил царь.
Бросились подводные трубачи – сомы-усачи – в трубы трубить:
– Собирайся, царство Морское, на честно́й пир! Царь Морской дочку замуж выдаёт!
Ринулись со всех сторон к царскому терему чудища морские да рыбы золотые. Приплыли водяные и русалки вещие из разных рек да озёр. Съехались цари да царевичи дальних морей. И конечно, царёвы дочки старшие – речки быстрые с ручейками – детишками малыми.
Обвела царица Водяница жениха с невестой вокруг ракитова кусточка три раза:
– Вот, детушки, вы и повенчаны.
Стали гости молодых поздравлять. И пошёл пир горой.
– А теперь, зятёк дорогой, заводи плясовую! – тряхнул бородой царь. – Пусть всё царство Морское гуляет-веселится!
Ударил Садко по струнам. И пустились гости в пляс. И так лихо они отплясывали, что сам царь Морской не удержался. Как пошёл по кругу вприсядку да вприпрыжку! Стены терема задрожали!
Сделалась буря великая на море.
Корабли тонут, люди гибнут. А царь знай покрикивает:
– Давай веселей, струн не жалей! Реки, разливайтесь! Волны, поднимайтесь! Топи, буря, корабли! Нынче праздник у меня!
Вдруг откуда ни возьмись явился Старчище могуч-богатырь.
– Хватит на море бесчинствовать! – грозно крикнул Старчище. Да как стукнет посохом по гусельцам! Разлетелись гусли вдребезги. – Не велика честь тебе, гусляр, тешить царство подводное!
Вмиг закончилась пляска дикая. Все с ужасом уставились на Старчище. И сказал царю суровый Старчище:
– За бурю жестокую, за гибель людскую тебе под стать и наказание. Отпустишь дочь свою любимую, Волхову, на землю, к Новгороду. Самому же тебе на дне пропадать!
Сказал так – и исчез.
Разбежались гости в панике. Будто никакого веселья и не было.
А Волхова обняла родителей:
– Прощай, батюшка! Прощай, матушка! Исполнять надобно волю грозную. Не то быть беде великой всему океану-морю синему.
Сели Волхова и Садко в карету-раковину. И помчали их касатки быстрые наверх сквозь тёмные воды.
* * *Сон глубокий навалился на Садко. Не знал, не ведал он, как очутился на зелёном лужке возле самого Новгорода. Не слышал Садко, как склонилась над ним Волхова прекрасная.
– Будь счастлив, любимый! – крепко поцеловала гусляра морская царевна и обернулась речкой быстрою.
А как пробудился Садко, глазам своим не поверил:
– Ба! Да это же земля родная, новгородская! А откуда река такая славная? Аж до моря протянулась!
– Волхова я, Волхова, – прошумела вода в ответ.
Смотрит Садко, по реке Волхове бегут его корабли. А впереди – главный Сокол-корабль.
И дружина с кораблей Садко увидела, подивилась:
– Оставили мы Садко в синем море-океане, а Садко встречает нас близ Новгорода! То ли, братцы, не чудо? То ли не диво?
Сел Садко на Сокол-корабль. И подошли вскоре корабли к новгородской пристани…
Дома бросилась Садко на грудь Любава Буслаевна. Стала обнимать-целовать, приговаривать:
– Знала, знала, что вернёшься ты, соколик мой ясный!
– Прости меня, жена любимая, – сказал Садко. – Никуда я больше от тебя не уеду.
И зажили они в любви и согласии.
…А в народе говорят с тех пор, что Садко песнями речку из моря синего сманил.
Снегурочка
Сказочный народ берендеи, языческие боги, древние обычаи – всё, связанное с русской стариной, необычайно привлекало замечательного драматурга Александра Николаевича Островского. В Костромской губернии, где он часто проводил лето, в 60-х годах XIX столетия ещё сохранились древние славянские обряды, а старики вдохновенно рассказывали легенды из жизни наших предков.
Тогда-то и задумал Островский сказочную пьесу «Снегурочка»… Главная героиня в конце пьесы растаяла, как и Снегурочка из русской народной сказки. В остальном их истории совершенно не похожи…
Премьера пьесы прошла с успехом 11 мая 1873 года в Большом театре. Николай Андреевич Римский-Корсаков прочитал пьесу Островского в журнале «Вестник Европы» и поначалу остался совершенно равнодушным. Лишь пять лет спустя волею судьбы «Снегурочка» снова попала в руки Римского-Корсакова. И… очаровала его. Композитор решил написать оперу.
С разрешения Островского композитор немного изменил пьесу, сократил её и разработал либретто. Очень быстро, за шесть недель, была создана музыка.
29 января 1882 года на сцене Мариинского театра состоялась премьера. Публика восторженно приняла оперу. Да и не могло быть иначе! Прекрасные мелодии «Снегурочки», например песни Леля, звучали как истинно народные. Некоторые критики даже обвиняли Римского-Корсакова в том, что он заимствовал их из фольклора. Эта клевета очень обижала композитора…
Постановка «Снегурочки» возобновлялась много раз. Опера вошла в репертуар почти всех оперных театров нашей страны. Пользуется популярностью и за рубежом.
Давным-давно в дремучем лесу на берендеевой земле жила девушка Снегурочка. Жила, забот не ведая. Прислуживали ей птицы да звери лесные. Зайчата приносили капустку, куницы – водицу, белочки – орешки. А лисицы с горностайками были на побегушках, вместо горничных.
Высокий терем Снегурочкин охраняли медведи и волки. Филины – дозорные – следили по ночам с макушек сосен: не идёт ли кто к заветному месту. А днём их сменяли глухари. Так приказал отец Снегурочки, Дед Мороз. Очень он любил дочку. И оберегал от чужого глаза.
Матерью Снегурочке доводилась Весна-Красна. Не в ладу она была с суровым Морозом, но перечить старику не решалась. Дочку-затворницу жалела, Снегурочку. А Морозу только того и надобно. Распоясался он донельзя. Гулял да тешился сколько душе угодно. Морозил нещадно землю берендееву. Даже весной не торопился улетать в края снежные, сибирские, где вечным было его владычество.
А бог Солнца – Ярило – отвернулся от земли берендеевой. Очень рассердился на Весну-Красну за союз неуместный с Морозом, за дочку Снегурочку. Мало и неохотно давал тепло. Не жалел землю, уставшую от жестоких зим и весенних холодов…
И продолжалось так много лет. А когда Снегурочке исполнилось шестнадцать лет, случилось вот что.
После долгой зимы прилетела на землю Весна-Красна. Прилетела, как всегда, на гусях-лебедях с весёлой птичьей свитой.
Встретилась Весна с Морозом и сказала:
– Скучно Снегурочке в тереме со зверями да лешими сидеть. Уж не маленькая. Ей погулять и повеселиться хочется с подружками да парнями. Отдай мне дочку.
– Тебе? Никогда! – Мороз так стукнул посохом, что пичуги малые мигом обледенели и свалились замертво с деревьев. – Ты со своими весенними причудами ничему путному девку не научишь!
– Пожалей дочку, старый! Не держи взаперти! Мается Снегурочка!
– Ну чего пристала! – тряхнул бородой Мороз. – Ладно, если Снегурке так охота у людей побывать, пускай идёт в слободку Берендеевку. К Бобылю и Бобылихе. Детей у них нет. Вот и будут за девкой приглядывать, пока я не ворочусь из сибирских краёв. А вернусь я скоро! – захохотал Мороз. – Не успеют снопы с полей убрать!
– Будь по-твоему, – вздохнула Весна.
То-то обрадовалась Снегурочка, что отпускают её к людям!
– Спасибо, отец! Спасибо, мама! – повторяла она.
– Но запомни, – нахмурился Мороз, – пока сердце твоё ледяное, равнодушное, Ярило-Солнце – мой заклятый враг – не причинит тебе вреда. А ежели полюбишь кого-нибудь, быть беде. Ярило тебя загубит!
– Не бойся, отец!
– Будь счастлива, дочка! – обняла Снегурочку Весна-Красна. – А если взгрустнётся или помощь какая понадобится, приходи в Ярилину долину, на озеро. Там всегда меня найдёшь!
– Спасибо, милая мама!
Попрощалась Снегурочка с родителями и отправилась в слободку Берендеевку.
Долго ли, коротко ли шла она по лесу. Вдруг услышала весёлые голоса, и из-за деревьев показались нарядные люди. Они смеялись, пели песни и везли на санях чучело Масленицы.
– Бросим куда подальше Масленицу! И Весна скорее придёт!
Снегурочка как заворожённая смотрела на них.
– А ты, красавица, что прячешься? – Перед Снегурочкой стоял мужичок с вязанкой дров. – Звать-то тебя как?
– Снегурочка я, – отвечала девушка. – Иду в слободку Берендеевку.
– Стало быть, к нам! – хмыкнул мужичок. – Ну а я зовусь Бобыль Бакула из этой самой Берендеевки! А у кого ты там остановишься?
– А у того, кто первый меня найдёт. Тому и буду дочкой!
– То есть мне, значит? – вытаращил глаза Бобыль. – Коли так, пошли скорее! Вот обрадуется моя Бобылиха!
…И стала Снегурочка у Бобылей жить-поживать, по хозяйству помогать, с парнями и девчатами слободскими дружбу водить.
Бедно жили Бобыли. Изба почти развалилась, крыльцо расшаталось. Даже еды порой не хватало. А всё потому, что непутёвым был Бакула Бобыль. Очень он любил выпить. А работать – ну совсем не любил.
И завела однажды Бобылиха такой разговор со Снегурочкой.
– Твоя краса, девка, богатство немалое. Вон какие женихи деньжастые к тебе сватаются, своих невест побросали. А ты всех отваживаешь. Не дело это!
– Не нравится мне никто, – смутилась Снегурочка.
– Не нравится! Не нравится! – передразнила Бобылиха. – А мне, думаешь, мой Бобыль нравится? Ты не отваживай богатых парней. Встречай с лаской, с улыбкой. Пусть почаще заглядывают да подарочки мне приносят. Я ж мать твоя названая!
– А меня пускай медком да бражкой угощают! – подхватил Бакула.
Грустно было Снегурочке слушать такие речи. Она тяжко вздохнула в ответ.
* * *Как-то раз у Бобылей остановился на ночлег слободской пастух Лель. Был он высокий, кудрявый, красивый. А пел как душевно! Любой заслушается!
Славно позабавил Лель своими песнями Бобылей с приёмной дочкой. А когда уходить собрался, грустно сделалось Снегурочке.
– Побудь ещё, Лель! Век бы слушала твои песни!
Но Лель только махнул рукой и заспешил к другим девушкам. Они громко смеялись и звали его.
«Скучно со мной Лелю, – затосковала Снегурочка, – не умею я, как они, веселиться и любить!»
