Покорённый дух

Вдох.

Выдох.

Взгляд впивался прямо в холодную душу.

– Больше не делай так, хорошо? Не хочу носить тебе лекарства, пока ты будешь болеть и прятаться под одеялом из-за озноба.

Быть строгим не получалось. Уголки губ всё равно медленно полезли вверх, пока глаза миллиметр за миллиметром изучали лицо девушки напротив.

Фридеральд считал Фину достаточно красивой, даже очень красивой. Ее необычная внешность завораживала и приковывала к себе внимание – в хорошем смысле – в общем, делала всё, чтобы показать обладательницу чем-то потрясающим, недосягаемым. Вопросов было множество, в особенности: почему корни волос белые? Почему они серебрятся, приобретая какой-то платиновый цвет?

Укусив щеку изнутри, дабы сдержать своё любопытство, парень взял тонкую бледную ручку и положил так, чтобы она держала его под локоть. Он хотел сделать это положение их положением, которое останется чем-то только между ними.

– Прошу вас, мисс Донамси, проведите меня к месту, где хранится этот заветный роман, столь прекрасный с ваших слов.

Фина, просто Фина, всегда Фина, – хотелось вновь и вновь сказать в ответ на обращение.

Сердце подозрительно вздрагивало, стоило услышать такую высокую речь, будто Лукас еще не вышел из своего девятнадцатого века. Эта возвышенность придавала ему больший шарм, харизма достигала своего пика и, кажется, больше ничего и не нужно, чтобы быть любимцем юных леди. Фридеральд никогда не оставался без внимания девушек – это Фина знала с самого-самого начала. Но до сих пор он выбирал каждый день именно ее среди тысяч и тысяч. И даже сейчас сделал то, что делал всегда.

– Не смею медлить, мистер Фридеральд.

Она заметила боковым зрением то, как вытянулось в удивлении лицо Лукаса. Кажется, это его впечатлило больше, чем всё остальное, произошедшее за столь короткий срок.

***

Мелодия скрипки, слегка искаженная динамиком, разливалась по комнате небольшой квартиры и заполняла собой всё пространство. Весь дом уже погрузился в сон, за окном по дороге изредка проезжали машины, разрезая ночную Прагу своими рычащими – а иногда и тихими – звуками.

Телефон лежал перед ней на диване, она же сидела у противоположного края и внимательно слушала. Сколько бы она не видела за всю жизнь, его игра меркла перед всеми красотами этого бренного мира, уничтожающего своим натиском всё, что было значимо и дорого. Во всех смыслах.

– Lindsey Stirling – Crystallize, – почти шёпотом сказал парень, взяв телефон снова в руку.

– Я думала, ты играешь только что-то из всемирной классики.

Лукас усмехнулся.

– Мисс Донамси, – наигранно важно начал он. – Я безмерно уважаю классику и вырос на ней. Однако, несмотря на это, я ее на дух не переношу, – в динамике раздался смех, низкий и приятный. Выдержав небольшую паузу, продолжил. – Я выбираю не головой, а душой. Если моя душа отвергает то, что предлагает разум, значит, нужно искать нечто более… более… – скрипач щелкал пальцами, стараясь подобрать верный вариант. – Более прекрасное. Нечто, похожее на вас, мисс Донамси.

Робкий, тихий, но столь чувственный комплимент. Сомнений не оставалось: он до сих пор остаётся тем, кто способен покорить ее холодный дух.

Иногда кажется, что в некоторые моменты реальность будто замирает, а всё в ней – замолкает. Остаются, возможно, только настенные часы с их размеренным ходом и тиканьем, или же биение сердца, которое вот-вот выломает ребра, в хорошем смысле. А возможно, это одна-единственная фраза, которая напрочь изменит ход твоих мыслей на ближайшие несколько часов.

Фина неловко прокашлялась, заправив локон волос за ухо, и обняла крепче колени. Лукас же по ту сторону экрана опустился на край кровати, не проронив больше ни слова. Оба остались где-то в своих мыслях и оба понимали, что что-то с ними не так. Лихорадка, скорее всего.

– Давно ты играешь на скрипке? – первая нарушила затянувшееся молчание девушка.

– С детства. Сколько помню, всегда тянулся к ней. В конце концов, поддавшись моим капризам, мама отдала меня в музыкальную школу. И вот я уже… около пятнадцати лет не выпускаю ее из рук. Здорово, не правда ли?

– И не поспоришь.

– Если у тебя будет желание послушать мою игру, – протараторил он, будто волнуясь, – ты можешь писать или звонить мне в любое время дня или ночи. Я либо позвоню тебе, либо приду сам, чтобы сыграть и поднять настроение.

Эта забота…

– Спасибо, – прошептала она и едва слышно хихикнула. Кажется, впервые за последние несколько…

***

Ключ дважды повернулся в замочной скважине входной двери. Фина переступила порог, наскоро сняла обувь и прошла в зону гостиной, где и уснула прошлой ночью. Сил не было даже дойти до кровати, так что, сбросив вызов, девушка сразу же провалилась в дремоту на минут пятнадцать.

Парень стоял на месте; рассматривал каждую деталь небольшого и уютного уголка, где обитала его новая знакомая. Аромат чего-то терпкого, скорее всего, кофе, который сливался со сладкими запахами кремов и свечей. Он всей душой не желал нарушать этот хрупкий, но – он был уверен – важный покой хозяйки, поэтому оставался на месте и ждал.

Фина появилась в коридоре так же быстро, как и скрылась в комнате. В руках – книга, страниц на пятьсот. Слегка потрёпанная временем обложка, но такая… уютная? Лукас не мог понять, почему именно это слово пришло ему в голову. Роман, кажется, был полностью пропитан эмоциями и чувствами владелицы, так что их не терпелось скорее почувствовать, потрогать самому.

– Прошу, – чёрная обложка и белые абстрактные рисунки. Минималистично, сдержанно, завораживающе. Почему всё, связанное с Финой, завораживает?

– Благодарю вас, мисс Донамси, – Лукас взял «Покорённый дух» и бережно провел пальцами по обложке. Матовая, очень приятная на ощупь и – он был полностью уверен – интересная.

Фина перемялась с ноги на ногу, снимая с себя пальто; оно заняло своё привычное место на крючке для одежды, рядом с черным зонтиком.

– Может, чай или кофе?

– Нет-нет, не стоит, – он отвечал спокойно. – Ты выглядишь неважно, лучше отдохни сейчас; у меня нет ни малейшего желания доставлять тебе неудобства и утомлять своим присутствием. Поспи, хорошо?

Она действительно выглядит настолько плохо, что даже Лукас решил посоветовать лечь спать?

– Всё в порядке, честно…

– Ничего не желаю слышать! – немного повысив тон отчеканил Лукас. – Я позвоню вечером, чтобы проверить, спала ты или нет.

Пальцы потерли переносицу, пока мысли собирались воедино и возмущение утихало. В ответ на слова – короткий кивок. Но и этого было более, чем достаточно. Брюнет положил ладонь на ручку двери и осторожно нажал, открывая замок. Его взгляда было достаточно, чтобы понять всё, что он хотел сказать. Последовал такой же кивок, украшенный цветущей и милой улыбкой; отпустив ручку, парень взял ладонь своей новой знакомой и нежно, как во время второй встречи, поцеловал тыльную сторону. Рука мягко выскользнула из пальцев, и джентльмен исчез на лестничной площадке за закрывшейся дверью.

Покой растворился в омуте ночных мыслей и чувств. Оставшись где-то в далёких, никем не изведанных закромах памяти, откуда, порой, появляются тусклые мысли, что оседают в сознании и постепенно обретают силу. Наполняются ею, а после, мягко и не давя – а может, обрушаясь тяжким грузом, – приходят среди ночи, садятся рядом и показывают прекрасные, ни с чем не сравнимые сны о том, что так яро жаждешь, о том, по чему роняешь тёплые слёзы на свои же ладони и о том, что точно не скажешь. Не сейчас.

И не сейчас они такие прекрасные.

Пульсирующая боль в висках и жжение по всему телу заставили проснуться. За окном, да и во всей квартире, было темно. Видимо, проспала до самой ночи. Фина кричала беззвучно, или же просто не слышала собственного крика, хваталась за шею и сердце, пока на щеках чётко ощущались метки, будто выжженные клеймом. Ни с чем не сравнимая, ломающая все кости в теле боль. И до ужаса знакомая.

Глава 4

Три дня. Три бессонных дня. Три дня без общения, свежего воздуха, солнечного света. Кажется, мир жил где-то за стенами квартиры, но не в ней. Здесь всё медленно и мучительно погибало без возможности найти выход. Или же выход просто не устраивал, как это обычно бывает. Вспоминался совет: если не можешь решить, что делать, – брось монетку. Если вариант не понравился, значит, ты уже всё решил.

Только в моменты, когда сознание проваливалось в недолгую дремоту, наступал покой. Часы отсчитывали ровно две с половиной минуты, а затем накатывал сокрушительными волнами панический, животный страх. Страх не проснуться от боли, страх задохнуться от воздуха в комнате. Фантомная боль на щеках и шее чувствовалась так отчётливо, что будто прямо сейчас к частям тела прикладывают раскалённый металл. Пульсирует, жжется. Тело бросало в дрожь, знобило, а по венам будто текла лава.

Четвёртый день без сна и пищи был точно такой же, как третий, только число сменилось. За окном всё также ездили машины, ходили люди. Казалось бы, всё в порядке, можно вернуться к прежней жизни. Сердце до сих пор подскакивало от слишком громкого, по сравнению с абсолютной тишиной, звука. Рано.

Она знала, что это, но откуда именно взялось – нет. Подобное было всего несколько раз, и последний, кажется, около двух столетий назад.

Экипаж ехал по мощеной, широкой улице, пока пасмурное небо нависало над столицей Франции. Подковы с лязгом бились о камни, лошади пыхтели от долгого пути из Фонтенбло, карета немного тряслась. Странно было видеть экипаж в центре Парижа, однако Фина прониклась к нему любовью и ни при каких обстоятельствах не желала менять.

Единственное, что она запомнила в тот день, – молния. Она ударила прямо над каретой, разрезая небо яркой и кривой линией, будто ножом со всей силы полоснули по телу, оставив рваную рану. А после этого… Боль. Та самая ужасающая боль, от которой все мышцы сводило судорогой и кости будто ломались, как если бы на девушку упала целая стена.

Стало холодно: вся карета изнутри покрылась толстой ледяной коркой, которая не оставляла ни единого чистого уголка. Сила, столь огромная и заключенная в хрупком теле, вырывалась на свободу при малейшей потере контроля. Летняя Франция рисковала остаться в ледяных оковах, если Фина сейчас же что-нибудь не придумает.

– Останови экипаж! – рявкнула она и, как только карета остановилась, вывалилась на дорогу.

Она стояла на четвереньках, жадно хватала ртом воздух, пытаясь вдохнуть как можно больше воздуха. Мужчина, сидевший на козлах, побледнел, будто мертвец, и не смел даже пошевелиться, чтобы не разгневать её.

Сколько его здесь не было? Сорок лет? Пятьдесят? Фина успела отвыкнуть, ее сущность забыла то, что могло вызвать такой приступ при новом контакте спустя длительное время. Не было сомнений – он здесь, в пределах ее досягаемости.

Девушка, опираясь на колени, медленно поднялась на ноги и откашлялась. В горле будто ком запекшейся крови застрял и сейчас с трудом проходил вниз, в желудок. Не самое приятное чувство. Голова кружилась, в ушах стоял звон тысячи колоколов, и в мыслях бушевал хаос из десятков и сотен незнакомых слов на всех языках мира. Казалось, что в небольшой мозг пытались поместить как можно больше информации, даже не взирая на то, что больше было некуда.

– Кажется, матушка будет расстроена, узнав, что ты ослушалась меня, – по телу пробежала волна мурашек от голоса за спиной, а после – темнота.

От воспоминаний тело бросило в холод, а по спине пробежали мурашки. Скрипя зубами, Фина медленно поднялась с кровати и подошла к зеркалу у окна. Всё ныло, было таким слабым, что, кажется, она скоро свалится на пол от недостатка энергии. Всклоченные волосы постоянно падали на глаза, так что небрежными движениями приходилось их убирать.

Девушка смотрела на себя. Идеально ровное, бледное лицо, как у мраморной статуи где-нибудь в Лувре. Она не видела себя все три дня, а оказывается, выглядела так, будто пролежала в реанимации без движения всё это время. Щеки были в порядке, и это уже прекрасно. Да и в целом Фина выглядела как обычно, но слишком измотанно, вяло, бессильно. Взгляд потух окончательно, под глазами залегли тёмные тени.

Терзало ужасное предчувствие: это всё не просто так, скоро точно произойдёт то, что ударит по хрупкой девушке сильнее отбойного молотка. От безысходности на глаза наворачивались слезы, но также быстро пропадали – она знает опасность в лицо, бояться точно нечего. Он сам придет тогда, когда сочтёт нужным, пусть это «когда» и окажется самым неподходящим временем. Эта бестия любила сюрпризы.

Телефон на прикроватной тумбе издал короткий звонок. Новое, точнее сказать, очередное сообщение от Лукаса, который писал практически без перерыва – кроме сна – все эти дни. Донамси не отвечала, боялась написать лишнее. Выбирая из двух зол – заставлять беспокоиться от игнорирования или от подробностей, – она выбрала наименьшее, а именно первое.

Лукас не делал каких-либо действий, тоже боялся. Наверное, будь его воля, он бы уже стоял на пороге квартиры и пытался выломать дверь. Насколько помнила Фина, парень приходил два раза – вчера и позавчера. Стучал настойчиво, что-то спрашивал через дверь. Голова была в тумане, видеть его вообще не хотелось. Девушка сидела под дверью у стены, прислонившись виском к холодному металлу, и слушала голос, который, едва не срываясь от волнения, что-то спрашивал, спрашивал…

Ходя из стороны в сторону по комнате, Фридеральд набирал очередное сообщение.

«– Фина, как ты?»

– Не то, – буркнул он, понимая, что таких сообщений было уже около десяти.

Не дожидаясь ответа на прошлые, парень снова придумывал и печатал новые, однако зачастую сразу стирал. Сердце колотилось, как бешеное; он ума не мог приложить, что сейчас с Финой, как она, жива ли вообще? Последние мысли всё чаще и чаще закрадывались в сознание.

На рабочем столе стояло две пустых чашки из-под кофе, банка энергетика, которого осталось совсем чуть-чуть на дне, и завершала этот натюрморт книга, роман, уже изученный полностью. Признаться, Лукас и сам не до конца понял концовку, да и некоторые линии в сюжете путали представление о вещах.

Парень зацепился за книгу взглядом, смотрел полминуты, пока экран телефона не погас. Роман. Прочитанный от корки до корки. Роман, который он взял, чтобы прочитать и ознакомиться поближе с вкусами новой знакомой. Разблокировав телефон, Лукас быстро набрал новое сообщение.

Лукас:

Я прочитал роман. Хочу вернуть. Можно?

– Пожалуйста, ответь, – брюнет с силой сжал телефон в ладони, так что на секунду появился страх, что он его просто-напросто сломает.

Прошла первая минута тишины, вторая. Лукас зачесал волосы пальцами назад и нервно потер нос, всматриваясь в маленькую точку, которая означала непрочитанное сообщение. Нервы растягивались в тонкую-тонкую струну, напряжение росло. Он уже хотел бросить мобильный обратно на кровать, даже сам рухнул на нее животом, обхватив руками подушку и подмяв ее под себя.

Точка пропала. Печатает.

Дыхание на мгновение остановилось, воздух разом выбило из лёгких, а сердце упало куда-то в пятки, в пропасть.

Фина:

Можно.

Лукас:

Во сколько приходить?

Фина:

Как хочешь.

Девушка сидела на полу, прислонившись спиной к краю кровати. Руки немного дрожали, от чего появлялся небольшой страх уронить телефон, но это, скорее, из-за волнения. Или же ее лихорадило. Закусив губу, Фина набрала еще одно сообщение, которое и не стоило бы печатать.

Фина:

Если тебе не трудно, возьми немного еды. У меня всё закончилось, а сходить за всем я не могу. Позже верну долг.

– Вот глупая, какие долги, – с усмешкой сказал сам себе он. Пробежавшись на второй раз взглядом по сообщению, отправил ответ, всё ещё улыбаясь от предвкушения встречи.

Лукас:

Вас понял, мисс Донамси. Есть пожелания?

Фина:

На твой вкус. Но и что-то нормальное.

Лукас:

Скоро буду.

Остается придумать, как все сделать так, чтобы не вызвать сильных подозрений. Фина не может прямо сейчас всё рассказать, он ведь с ней едва знаком и сочтёт за бред сумасшедшей или больной.

Больной.

Неуклюже поднявшись с пола и не останавливаясь при потемнении в глазах, девушка дошла, шатаясь и держась за стены, до кухни. Она точно помнила, что в шкафу над раковиной стоит ее маленькая аптечка, которая годится разве что для таких случаев.

Дверца тихо открылась; Фина достала чёрную коробочку, размером не больше упаковки маленького торта, поставила на кухонный стол и открыла. Почти закончившееся таблетки, какие-то капли и спреи. Откуда всё могло взяться здесь – не известно. Видимо, собиралось и копилось из разных мест пребывания, потому как Фина не помнила, чтобы болела так сильно, чтобы приходилось приобретать лекарства. А она вообще болела?

Думать было сложно, поэтому пришлось оставить это занятие людям в более приемлемом состоянии. Мелкие буквы, которые составляли тексты инструкций, расплывались перед глазами, однако всё же удалось найти пару лекарств, которые могут пригодиться человеку с простудой. Какие-то таблетки, которых осталось четыре штуки, и спрей для горла – вот и вся маскировка для маленькой, но пока что важной лжи.

В прозрачном бокале на тумбе стоит тёплая вода, рядом полупустая упаковка таблеток от температуры, градусник – еще ртутный, которых уже нет – и сухие салфетки. Пожалуй, этого хватит для иллюзии лечения.

От движения тело приходило в себя, будто энергия распространялась в каждую клетку и заставляла наконец-то работать. Девушка опустилась на край кровати и снова взяла телефон: новых сообщений нет, только последнее десять минут назад. Может, оно и к лучшему, однако чувство странного, неловко диалога, который предстоит по приходу парня, никак не покидало. Возможно, ей просто нужно спокойно отнестись к этому и солгать, как лгала и ранее. Ничего сложного, верно?

Ничего, действительно, особенно, когда твоя жизнь – сплошная ложь.

Фина:

Входная дверь открыта, просто войдёшь и повернешь ключ в замке.

***

Пустая коробка от горячей пиццы осталась на барной стойке. Признаться, Лукас был поражён тому, что у кого-то нет обычного кухонного стола. Ему крайне не хотелось тащить большую картонку в зону гостиной на кофейный столик, поэтому решил оставить на кухне.

Он тщательно мыл большие, черные кружки, в которые налил свежезаваренный кофе, водой из-под крана. Мягкая пена моющего средства пахла лимоном и химозной свежестью, руки пересыхали от неё, как от чего-то очень вредного. Однако аромат кофе и пиццы перебивал даже такие не самые приятные запахи, да и судя по умиротворенному выражению лица Фины всё было хорошо.

Девушка рассматривала скрипку. Лукас принес ее с собой, вместе с прочитанной книгой, чтобы хоть чуть-чуть поднять настроение своей знакомой. Краска в некоторых местах облезла, обнажив благородную древесину прекрасного инструмента. Где-то в себе Фина вернулась к своим мыслям о снах и ее состоянии, о лжи, такой горькой на вкус, как мыло, когда попадает на губы во время приёма душа.

Нет, не время. Не стоит пока забивать голову тем, что не произошло. Всему своё время, свой миг и свой шанс, не стоит спешить. Сейчас всё хорошо, ничего не тревожит, так почему бы не насладиться таким прекрасным мгновением спокойствия и отчужденности от проблем внутреннего и внешнего мира.

Пальцы пробежали по струнам, ощутив холод металла на подушечках. Какой удивительный инструмент – скрипка: она выглядит, как какой-то магический предмет в реальном, сером мире без доли фантазии, завораживает одним только видом, что уж говорить про звучание. Под стать своему хозяину.

Вода смолкла как-то резко, оборвано. Лукас закрыл коробку на стойке и, решив пока ее не трогать, медленно и осторожно подошел к Фине. Заботливый взгляд изучал ее излишне бледное лицо, немного впалые щеки и взгляд. Изумрудный океан едва-едва блестел, искрился новыми силами, но всё еще был тусклым, не тем, который помнил парень. Болезнь отнимала всё и не давала ничего взамен. А что может дать Лукас? Уже рассказанные впечатления о романе, пожалуй.

– Это невероятная история, – он едва не вылил кофе на стойку.

– Да, я знаю.

– Героиня такая… сильная. Не верится, что она смогла в одиночку вынести всё это и принять столько решений, которые буквально перевернули ее мир.

– Лукас… мне сложно думать, – Фина тихо и неловко усмехнулась.

– Тогда оставлю это на потом, – понимающе улыбнулся парень.

Подогнув ногу, брюнет опустился рядом с девушкой на диван и положил руку за ее плечи на спинку. Свободной рукой взял инструмент и осторожно перетянул к себе на колени. Фина перевела на него безэмоциональный взгляд, пытаясь задать немой вопрос.

– Попробуй, – почти не слышно сказал скрипач, осторожно кладя инструмент на плечо девушки.

Смычок лежал рядом; она взяла его и чуть приподняла в знак готовности. Фридеральд заключил ее в подобие объятий, взяв обе руки так, чтобы ими управлять во время игры. Пальцы легли на пальцы, зажали струны; ладонь обхватила ладонь, управляла смычком. Что-то волшебное повисло в воздухе, проскочило между ними, как солнечный зайчик по стене в последний момент перед тем, как солнце зашло за облака.

– Может быть немного больно пальцы.

Мелодия, такая несовершенная, медленно извлекалась управляемыми руками, создавая что-то новое. Но не в себе, а в людях, что ее извлекали.

Фина вспоминала момент, когда Лукас зашёл в квартиру. На вопрос, почему она не отвечала, сказала: «– Была слишком слаба, да и не хотела напрягать». На вопрос, что случилось – «– Заболела, но уже лучше». На вопрос, чем лечишься, ответила: «– Всё в спальне». И, наконец, когда он спросил, что с ней было, уже отрепетировано: «–Температура поднялась высокая, горло болело, знобило. Но уже всё хорошо».

Что-то в мелодии надломило ее воспоминания о встрече. Они рассыпались в сознании, как осколки стекла в разбитом окне. Новые, тяжёлые образы обрушились на еще не окрепшее тело и разум, заставляя захлебнуться, утонуть в себе, как в бездонном соленом океане.

«– Скрипка?»

«– Да.»

«– Ты купил на последние деньги скрипку?»

«– Она мне безумно понравилась.»

«– Почему же?»

«– Она напоминает голоса далёких звёзд, голоса недосягаемого мира. Твой голос.»

«– Вот как. Хочешь сказать, я говорю, как мелодия скрипки?»

«– Нет, многим лучше. Но это то, что может хотя бы мельчайшей частицей стать похожим на тебя.»

Руки дрожали, как ночью во время кошмаров. По щекам скатывались слёзы, такие холодные, как льдинки, что иногда выпадают вместо снега зимой. Только вот зима закончилась чуть меньше месяца назад, а лед остался. И сейчас капал на ноги, как расплавленная сталь – тяжело, крупными каплями-слезинками.

– Фина? – Лукас остановил игру и опустил инструмент.

Она молчала; в горле застрял ком несказанных слов, таких важных.

– Фина!

Он повернул ее к себе, взял лицо в руки и вглядывался в глаза. Кажется, от такого парень сам готов был заплакать.

– Не время, – шёпотом вымолвила Донамси, дрожащими руками обхватывая мужской торс.

Лукас притянул ее к себе, заключая в крепкие, успокаивающие объятия, которые, наверное, могли бы защитить от всего мира и гнева Вселенной.

Голоса Вселенной, далёких звёзд были в сердце каждого. Ведь каждый – частица звезды. А кто-то не только частица. Кто-то состоит из звёздной пыли, а кто-то не просто пыль. И какие-то два человека были некогда близкими звёздами. А может, только один был простой маленькой звёздочкой в бескрайних просторах Вселенной, в то время как второй – чем-то большим.

Глава 5

За такое могли бы и посадить. Подделывание документов, пусть даже не таких значимых, было достаточно рискованным делом, однако, что еще можно предпринять, если иного выхода нет.

Вся барная стойка была устлана пробниками необходимого документа, и все с помарками: то буква не так написана, то линия кривая, то подпись не правдоподобная, а бывало, что печать не отпечаталась полностью. В общем, всё шло отнюдь не так гладко, как предполагалось, хотя бумажка – формальность, которую никто и проверять не догадается.

За окном щебетали птицы, так звонко и по-весеннему весело, будто общались между собой. Удивительно, что за какую-то неделю, которую Фина провела в стенах квартиры, погода так изменилась. Стало заметно теплее, судя по одежде людей, проходящих где-то внизу, под окнами, да и по виду города было ясно, что погода явно улучшилась. Солнце поднималось из-за крыш домов, которые оставались отголосками эпох, ушедших куда-то в историю. И, глядя на них, как на что-то очень знакомое, Фина помнила всё, что могла помнить, и только вздыхала.