..из коллекции Марка Пекарского

О хронологической точности

Что важно для коллекции? – точность! Спросите, например, сколько у меня инструментов, и, не задумываясь, я назову абсолютно точное их количество: МНОГО.

Мне также доподлинно известен день рождения Экспоната № 1 описываемого раздела коллекций: он появился до столетия со дня начала Первой мировой войны, но уже после того, как добровольно ушёл на покой первый президент свободной России Борис Николаевич Ельцин, то есть между 2000 и 2014 годами – точнее, где-то посередине.

Далее, с уверенностью могу назвать и месяц: это, конечно… На деревьях наливались и лопались почки, из которых весело выглядывали молодые листочки…

Почечки блестящиеКлейкие хрустящиеВолшебство таящиеЧуда предстоящего

Да, без сомнения это была весна! … А может, осень? Жёлтые кленовые листья, прохладные вечера, последние драгоценные лучи солнца…

Сентябрь стихи опять плетёт,Выстраивая слов черёд.Слова податливы, тихи,Как ветви ивы у реки.

Нет, всё-таки случилось это зимой – ну как же! Снег, коньки, сосульки, мороженое, рождественская ёлка…

Февраль, метель, дневная мгла.Лихая снега карусель.Ещё не скоро пропоётВесны нам песни юный Лель.

Вспомнил! Эврика! Эврика! Лето!

А за окном СокольникиЦветут, звенят, шумят.Июль, жара, свекольники,Шашлычный аромат.

Историческая справка

Да, именно в этом месяце в знаменитом зале Концертгебау мне предстояло сыграть с Филармоническим оркестром Нидерландского радио одно из любимых моих произведений несравненной Софии Асгатовны Губайдулиной – Концерт для солирующих ударных, меццо-сопрано и большого симфонического оркестра «Час души». Дирижировать должен был САМ Рождественский, который и настоял на моей кандидатуре – настоял, потому что были, конечно, и другие претенденты, но ведь Концерт был написан специально для меня, так что вот так!

Теперь точный день. Конечно, это был день перелёта из Москвы в Амстердам. Приземлившись, мы с моей драгоценной супругой Ольгой Петровной Колесниковой сели в автобус и быстрёхонько добрались до Хильверсума. Да, конечно, что и говорить: городок небольшой, но весьма значительный – ни много ни мало географический центр Голландии. Вы там бывали? Нет? А жаль… Там, говорят, когда-то построили первую ретрансляционную башню нидерландского радио, и вокруг неё позже возник музыкальный очень Культурный Центр. Никак не ожидали мы увидеть столь совершенное учреждение культуры в городке площадью, ну, скажем, с наше подмосковное Фрязино: просторный, оснащённый современной акустической аппаратурой репетиционный зал, богатейшая нотная библиотека, которой могли бы позавидовать многие нотные хранилища как там, у них в Европе, так и, конечно, у нас. А буфет… Ничего особенного, но бесплатные чай и кофе – это же мечта каждого мало-мальски уважающего себя оркестранта! Кстати, на эту «буфетную» тему дарю историйку в духе анекдотов из первой части нашего повествования:

Шли репетиции к концерту, и вот однажды в перерыве к Рождественскому подошёл музыкант и по-голландски спросил о чём-то. Геннадий Николаевич, ни слова не знавший на этом языке, ни на секунду, не задумавшись, ответил:

– Yes, of course!

И добавил по-русски:

– Идите, пейте свой чай!

Затем он обратился ко мне с вопросом:

– Почему, как Вы думаете, я понял, о чём он спросил?

– Оркестрант… – ответил я.

– Абсолютно точно! Во всём мире они хотят только одного – поесть, попить и т.д.

А вот ещё историйка в пандан. Перерыв подходит к концу, перед Геннадием Николаевичем появляется ассистент-голландец, и между ними происходит следующий диалог:

Ассистент: The orchestra is ready to play.

Оркестр готов играть.

Рождественский: They have to wait.

Им придётся подождать.

A.: How long?

P.: 5 minutes… And 5!

A.:?

P.: What is better: to play or to wait? – To wait and to be paid!

Что лучше: играть или ожидать? – Ожидать и быть оплаченным!

Экспонат № 1: «Рождественские сказки»

Так потихоньку мы приближались к концерту. Тут следовало бы прожевать нечто подобающее случаю о возрастающем волнении, об огромной ответственности, о зале, освящённом многими поколениями известных, знаменитых, больших, наконец, великих… Но лучше я расскажу о том, как невольно напугал САМОГО Геннадия Николаевича Рождественского.

Но вначале историческая справка. Первоначально это было произведение для духового оркестра (1974) и никак не предназначалось мне – мало того, по уверению В.Н.Холоповой – вообще без ударных[41].

Ил. 8. Геннадий Николаевич Рождественский

Потом оно превратилось, как значится в названии моей сольной партии, в Концерт для М. Пекарского с оркестром. Затем оно было переименовано в Percussio Пекарского (1976), и уже после всего этого появился Час души (1984). Не скрою, что название Percussio Пекарского мне ближе – и не потому, что упомянута моя фамилия… Вернее, не только поэтому. Здесь я усматриваю понимание автором самой сути моего музыкального качества: «…его стиль звукоизвлечения, его манера прикасаться к мембране инструментов даёт импульс для формы»[42]. Но речь-то совсем о другом.

Percussio Пекарского начиналось развёрнутым речитативом литавры «ля», где было всё: нарастания и замирания (как сказал бы Денисов, «появления и исчезновения» или «крещендо и диминуэндо»[43]), взрывы (как сказал бы психолог, протестная реакция) и едва слышимый шёпот (как сказал бы настоящий музыковед, размышления героя) – то есть высказаться можно было по полной программе. В середине произведения этот речитатив превращался в каденцию – очень сердитую и очень громкую, где возмущения было гораздо больше, чем размышлений героя. Заканчивалось всё короткими печальными замирающими вздохами на литавре «ре», опять же на материале начального речитатива. Казалось бы, всё рассказано, история закончилась. Но это во второй версии.

В третьей же – в Часе души — после тишайших завершающих реплик следовал большой малеровский эпизод с фортиссимо оркестра, густой альтовой партией на цветаевский текст[44]. Я же, сыграв всё, что было положено, на инструментах, расставленных позади оркестра по всему периметру, должен был приземлиться справа от дирижёра у маленьких среднеазиатских цимбальчиков под названием чанг.

Слева от дирижёра было место певицы. Припоминаю, что однажды в зале Ленинградской капеллы (Фестиваль 1988 года) это была Лина Мкртчян – с каким-то необыкновенным диапазоном роскошное контральто. Вплоть до своего всупления она сидела на стуле и, очевидно, входя в образ, страстно дышала на фоне происходящих за её спиной музыкальных событий – будьте плотное звучание оркестра или нежнейшее пианиссимо скрипок. Но вот она выпрямилась во весь свой могучий рост и запела. О, в этом пении я мог расслышать и Аиду в её предсмертной арии, и Марфу, и Брунгильду – ах, кого я только не смог бы там услышать! Силой своего таланта Лина Мкртчян в философском тексте Марины Цветаевой смогла показать чуть ли не весь каталог человеческих чувств.

В мою задачу в тот ленинградский вечер входило совсем немного: не упасть со стула… Не пугайтесь и не подумайте чего – ни, ни, ни в одном глазу. Пение большой певицы тоже было ни при чём. Накануне концерта пришлось всего лишь поработать грузчиком-переносчиком ударных инструментов по маршруту: пятый этаж Большого зала Ленинградской филармонии – сцена – служебный подъезд – улица Бродского (совсем не поэта, а художника, живописавшего когда-то В.И. Ленина) – Невский проспект – Малый зал Ленинградской филармонии. Скорее всего вы воображаете себе колонну музыкальных орудий, на собственных колёсах передвигавшихся по Невскому, а навстречу ей – милиционеры, берущие под козырёк, ликующие барышни и дамы с их воздушными поцелуями и «в воздух тапочки…». Нет, всё было значительно прозаичнее. Двигаться добровольно по мостовой инструменты отнюдь не всегда желали – возраст, знаете ли, – и их приходилось перемещать «под локотки». Другие особи от природы не имели собственных конечностей, и их надо было нести, как грудных детей.

В результате ваш покорный слуга нагнулся за очередным увесистым «малышом», но разогнуться уже не сумел, так что оставалось ему, сердешному на следующий день сидеть перед дирижёром на своём стуле и бренчать на этом самом чанге – по выражению Софии Губайдулиной (пардон) «идиотскую песенку» (ещё раз пардон).

Но что это был за фестиваль! Банкеты, фуршеты, встречи, дружеские попойки – чего там только не было… Чего? Рабочих для погрузки-разгрузки тяжёлых инструментов! Нет, они, конечно, появились после того, как моя жена обратилась с пламенной речью к дирекции этого фестиваля: «Пекарский сломался на такелажных работах, так что завтра я вызываю телевидение ВВС и под треск их камер сама ношу эти проклятые инструменты!» Да, рабочие появились, но вы бы ихвидели… Но это уже другая история. А пока Тимур Каримович Мынбаев, дирижёр этого… Боже, куда меня опять занесло – ведь это другая страна, другой город, другой зал, другой… – да, это Геннадий Николаевич Рождественский!

Здесь стоит заметить, что вряд ли Геннадий Николаевич знал о существовании второй версии, – нет, конечно, знал, потому как я ему о ней рассказывал – рассказывал о том, что никак почему-то не удавалось её в своё время сыграть и что в парижской премьере МОЮ партию ударных исполнял другой ударник, Христоф Каскель – первый исполнитель партий ударных в разных музыках Карлхайнца Штокхаузена.

Конечно, мне было приятно, что вместо меня играл замечательный ударник и, как выяснилось позже на Мюнхенском конкурсе ARD, милейший человек. Наверняка, он был на высоте в Percussio Пекарского, но… Но мне так хотелось самому это сделать!

Ил. 9. Христоф Каскель за барабаном Dami. 1962

Смотрит Рождественский на меня в ожидании «печальных замирающих вздохов» на литавре «ре». Ждёт и не знает, что происходит в моём подсознании! … Я, по правде говоря, тоже этого не знал. А происходило там следующее: для меня эти «вздохи» были последними звуками из «второй» версии, после них мне больше нечего было сказать. Но сейчас, в который раз, я играл «третью» версию, и на этих звуках здесь ничего не кончалось… «Что делать, – в который раз задавал я себе вечный вопрос, – как избежать ложного окончания музыки?» Решение в этот раз взяли на себя ноги – взяли, да пошли вниз прямо к дирижёру, к чангу, мимо литавры «ре».

Прощальных «вздохов» не было, зато точно такая же «ре» звучала на литавре из оркестра, так что зря Геннадий Николаевич испугался за певицу, что она, мол, не услышит нужный ей тон, – ещё как услышала и вступила где и как надо и вообще, по-моему, даже ничего не заметила.

Вечером, сидя на веранде съёмной амстердамской квартиры, мы разглядывали милый слегка заросший садик, попивали беленькое, болтали. Ещё по дороге из зала Геннадий Николаевич начал рассказывать историю своего исхода из БСО[45]. Затем последовали воспоминания о первых годах работы в Большом театре… Зти две темы – БСО и ГАБТ – сменяли друг друга за столом, «обволосатившийся» садик поглядывал на нас с лёгкой грустью, я наполнял стаканчики, Виктория Постникова, жена Рождественского, следила, чтобы стаканчик мужа был всегда полон, Геннадий Николаевич каждый раз благодарил её: «Спасибо, Аллочка». Заметив некоторое моё недоумение, Геннадий Николаевич пояснил: «Аллочка – это наше домашнее».

Там, на маленькой веранде с видом на заброшенный садик была задумана книга и в Москве – благополучно ненаписана… Но некоторые наброски я всё-таки сделал. Дарю.

ПОСВЯЩЕНИЕ

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

Уважаемые господа, Читающая публика! Вы можете выбрать любой из двух вариантов Посвящения, какой больше придётся Вам по нраву – тем более что они различаются лишь по внешней форме. Внутренняя же форма – то, что мы ошибочно называем содержанием, – абсолютно идентична внешней.

Так что счастливого пути, дамы и господа!

ЭПИГРАФ К КНИГЕ

Подарите себе: вклад Рождественский – самая высокая процентная ставка среди вкладов Росбанка!

Из рекламы в Московском метрополитене

ОТ СКАЗОЧНИКА

Дорогой читатель!

. . . . . . . . . . .

Читатель!

. . . . . .

Читатель.

. . . . . .

Читатель…

. . . . . . .

Читатель дорогой!

. . . . . . . . . . . .

Дорогой!

. . . . . .

Дорогой.

. . . . . .

Дорогой…

. . . . . . .

Дорогой, дорогой, дорогой, дорогой, дорогой, дорогой, дорогой —

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Очень дорогой!!!!!!

. . . . . . . . . . .

Почём?

. . . . .

Бесценный.

. . . . . . . .

А автор?

. . . . . .

Дорогой…?

. . . . . . .

Сколько?

. . . . . .

50 экземпляров в счёт гонорара.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А что герой?

. . . . . . . .

О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-!!!-!!!-!!!-!!!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

УСТАНОВЛЕНИЕ ПАРАМЕТРОВ СКАЗОЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

… точнее…

– почему МАГ?

– потому что:

он обладает МАГической силой

(то есть воздействует на людей)

он занимается МАГическими обрядами

(то есть пробуждает людей)

он обладает МАГической верой

(то есть улучшает людей)

– и ещё:

он плавит МАГму

(то есть управляет временем)

он является МАГнетиком

(то есть притягивает к себе)

он устраивает МАГнитные бури

(то есть заставляет возмущаться)

– а также:

он стал МАГистром

(то есть наставником)

он работает МАГелланом

(то есть открывает новые пространства)

он строит МАГистрали

(то есть указывает путь)

– таким образом:

он занимается магией

(то есть колдовством)

он занимается колдовством

(то есть волшебством)

он занимается волшебством

(то есть магией)

у него есть

– почему УНИвермаг?

– потому что:

он – УНИкум

(то есть таких, как он, больше нет)

он – УНИат

(то есть он объединяет разные государства музыки)

он – УНИтарий

(то есть в нём в самом всё едино)

– и ещё:

он создаёт УНИсон

(то есть мы начинаем дышать вместе с ним)

он принимает УНИформизм

(то есть вневременное музыкальное единство)

он понимает УНИверсум

(то есть осознаёт мир как единое целое)

– а также:

он не озабочен Универсалиями

(то есть статусом «курицы и яйца»)

он не признаёт Унификацию

(то есть однообразие)

он не облачается в УНИформу

(то есть разнообразен в единстве)

– таким образом:

он УНИверситетен

(то есть многому научит, «не отходя от кассы»)

он УНИверсамен

(то есть «сделал себя сам»)

он Универсален

(то есть един во множестве лиц)

у него есть

а сам он

подлинный

универсальный маг

то есть

он

Нынешним вечером я расскажу вам сказку, которая напомнит вам обо всём и ни о чём.

В. Гёте. Разговоры немецких беженцев

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ГЕРОЯ

Родился однажды, как и положено, в срок мальчик Геня.Очки надел очень скоро… А может, и родился с ними?Журчала ручейком его речь – и всё о музыке, о музыке…Думали все… – даже и не думали, а просто знали:Ему суждено стать музыкантом.С этим он жил, и этому поклонялись все близкие и дальние.Тётушка души в нём не чаяла, часто выполняя обязанностимамы, —Ведь та, будучи певицей, много гастролировала.Его отношение к миру основывалось, как мы полагаем,на вслушивании,Но это – опять же, как мы полагаем, – не мешало емуи всматриваться.Смиренно следуя своему предназначению, онКаждый день испытывал себя звукамиИ – опять звуками… звуками… подобноЙогу: вслушиваясь, всматриваясь, погружаясь,растворяясь…Годы шли, но перед ним не возникало проблемы выбора пути:Ему всё было ясно с самого начала потому, быть может, чтоНаталия Петровна Рождественская, его мать была певицей, аНиколай Павлович Аносов, его отец, – дирижёром. Мало того,Аносов руководил дирижёрскими занятиями сынав консерватории.Думал ли кто, что, кроме дирижёрского, для него уготовандругой путь?И да и нет: он осваивал также и фортепианное искусство, – но:Йорк разве что не посетил он впоследствии, став всё-такидирижёром.Новое в музыке, поиски нового стали смысломего деятельности.Исследование – постоянное и целенаправленное —составляет его жизнь.Кто сделал столь много для пропаганды новой музыки?Он! Конечно,Он не один – время было такое. Но он один из первых,один из главных.Лёгкость, как думают иногда, является главной чертойего интерпретации,А я так считаю, что лёгкость его очень тяжка: она есть мудрость.Ему отнюдь не чужды глубокие, иногда трудныеразмышления – но! —Всегда он добивается предельной яркости, ясности.Музыка – это егоИгра, – но игра сложная, подчас драматичная. Это путь,который ведёт егоЧрез тернии – к звёздам!

Экспонат №2: «Бес» и «Без»

Ненапечатанные тексты – это всего лишь дарственные надписи на книгах. Если вы помните, я страсть как люблю играть в буковки, слова и т.д. – ну и, соответственно, дарю плоды этой любви разным людям. Со временем я стал разборчивее и больше не преподношу мои книжицы кому попало. Помнится, однажды на приёме у очередного ректора Московской консерватории Тиграна Алиханова я от доброты душевной одарил его своей первой книгой Назад к Волконскому вперёд. Работа эта, как ни странно, нравилась мне самому, и подарить её приличному человеку было приятно. Через год я опять посетил кабинет Тиграна Абрамовича и для порядка спросил, как ему понравилась моя книга. – «Какая?» —удивился он. Я назвал. – «А-а-а… Да у меня и без неё их так много, и не хуже твоей!»

Но есть и другие субъекты дарения. Вот, к примеру встретил я недавно у себя на концерте удивительную женщину, Инну Алексеевну Барсову. Вы читали её книгу о Малере[46]? Если нет, то сегодня же открывайте, читайте и наслаждайтесь.

Ил. 10. Знак отличия 40 лет безпорочной службы в воинских чинах на Георгиевской ленте. Санкт-Петербург, мастерская Альберта Кейбеля, 1899 г.[47]

Конечно, пользуясь случаем, подарил я ей мою книгу Жизнь безпорочной службы в воинских И любовь барабанного организма. Дарственную надпись сделал очень простую: «Безценной Инне Алексеевне от дорогого Марка Ильича». Казалось бы, что особенного в этой надписи? А и действительно ничего… Кроме, разве одной ошибочки: «безценной». Улавливаете? Приставку «бес» я написал через букву «з». Но ведь со школьной скамьи я знаю, что она, эта приставка «без» пишется через «з» лишь перед звонкими согласными, а вот перед глухими – через «с». Только я собрался позвонить Инне Алексеевне, чтоб повиниться в своём невежестве, как попалась мне в Интернете публикация, из которой выходит, что я и не ошибся вовсе, потому что не было когда-то в русском языке приставки «бес»! Не верите, тогда откройте Толковый словарь живого великорусского языка В. И. Даля.

А вот и доказательство моей, если не полной, то хотя бы частичной невиновности – Знак отличия XL (40) лет безпорочной службы в воинских чинах на Георгиевской ленте.

НЕКОТОРЫЕ НЕДОУМЕНИЯ

Конечно же, – скажет мне умный человек – язык дело живое, потому он постоянно меняется, вслушивается в сегодняшний разговорный ландшафт, принимает и обихаживает новые звукосочетания для обозначения давно известных и новейших понятий – кто спорит?! Но чтоб не отнимать у вас времени, я попрошу одного англичанина высказаться на эту животрепещущую тему изменений в его родном языке: «В заокеанском английском произрастают всё более цветастые конструкции. Один из наших знакомых ниже среднего росточка заявлял, что он не ростом мал, а у него „проблема по вертикали“. Час, добрые шестьдесят минут, приобрёл „верх“ и „низ“; из комнаты там никто не выходит, все „покидают помещение“. Политики более не гадают, но „интуируют“, экономика идёт в разнос, как двигатель без нагрузки. „Надо надеяться“ употребляется повсеместно и так же часто, как в добрые старые времена некоторые нерешительные индивиды мычали „э-э…“. Всякого рода общественные авторитеты не меняют убеждений, как во всём мире, но производят „тактическую рекалибрацию“. Эти кошмары проникают в повседневный язык из юридического жаргона и отражают превращение судебного сутяжничества в своеобразный национальный спорт номер один. Чего стоит пролезший в словари „сюрплюсаж“, означающий бывший „переизбыток“. Авторитетные американцы, которых любит цитировать репортёрская братия, не удовлетворяются окончанием чего-либо, они непременно „достигают завершения“. Остаётся дожидаться, когда в недалёком будущем официант в ресторане поинтересуется: „Вы достигли завершения в освоении салата?“ Разумеется, это произойдёт уже после того, когда я „достигну завершения“ „обзорного курса“ по меню заведения.

Встретились мы в Америке с „аутстером“, хотя его родственнику-антиподу „инстеру“ повезло больше: о нём мы не слыхивали. Пришлось оставить устаревшую привычку сосредоточиваться на чём-либо, теперь мы „концентрируемся“ либо „фокусируемся“»[48].

Оставив нашего англичанина с его недоумениями, мы сфокусируемся на термине «хит» и, может, с его помощью попытаемся расставить если не точки, то хотя бы многоточия или точки с запятой. Но прежде скажите мне, чем же всё-таки отличается шедевр от хита? А ничем: что такое ШЕДЕВР, как не ХИТ!!! Ревнители русского языка – и я в их числе – вольны в который раз возмутиться засилием иностранных слов в нашем великом и могучем. На здоровье! Недовольные могут удалиться. Однако хочу вас заверить, что волноваться вам особенно нечего, потому как здесь у нас отнюдь не сборище по совершенствованию методов «маркетинга», «дистрибьюции», «презентации», «промоушн»… чего там ещё? … Кстати, о промоушн. Недавно в вагоне московского метро я увидел рекламу с надписью: «Экшн в твоих карманах»(?) Пошарив в карманах брюк, я к полному своему недоумению не нашёл там ничего, кроме… Ну, да ладно.

Смею заметить, что всякий язык, в том числе и наш «могучий» имеет обыкновение развиваться и принимать в своё лоно удачно используемые иностранные слова – французское «шедевр» давно имеет заслуженное российское гражданство, а английское «хит» его успешно добивается.

Коллекция аннотаций к концертным программам

Полтора слова о философии музыканта

А вы знаете, что такое философия? Можете не отвечать: первейшая из наук. Это, как утверждает справочник, «система идей, взглядов на мир и на место в нём человека»[49]. Вот как… А как философствует музыкант? Кто как. Я вот, например, сажусь в кресло перед компьютером, закрываю глаза, открываю их, чешу репу, ковыряю в носу и после этого придумываю концерт.