Морпех. Малая земля

– Ох, что ж вы делаете, товарищ лейтенант? Меня же накажут…

– Да кто ж такую прелесть обидеть посмеет?! А коль и посмеет, сразу меня зови, приду, разберусь! Условный сигнал – три зеленых свистка в западном направлении! Как увижу – мигом примчусь! Договорились?

Не сдержавшись, девушка фыркнула:

– Ну, коль шутите, значит, и взаправду помирать не собираетесь. Ладно уж, топайте к своим. Хотя и не правильно так. Только я не знаю, где вам их искать – ночью еще пара батальонов высадилась, много новых людей. Вам, наверное, штаб нужно отыскать, но где он расположился, я тоже не в курсе.

– Ну, что правильно, а что нет, это уж я сам решу. Спасибо тебе за все, Тома-Тамара.

Уже выходя из палатки, Степан неожиданно понял, отчего имя девушки показалось ему смутно знакомым. Ну да, конечно, в тех самых мемуарах он ведь читал и про медиков Малой земли, среди которых упоминалась и хрупкая невысокая девчонка неполных восемнадцати лет, санинструктор Тамара Ролева. Между прочим, высаживалась следом за бойцами майора Куникова на причале рыбозавода, участвовала в первых страшных боях, под огнем и пулями перевязывая и оттаскивая в безопасное место раненых. А ночью, под минометным огнем, помогала грузить их на суда для отправки в Геленджик. Как же ее бойцы меж собой называли? Крошкой, что ли? А, нет, Кнопкой! Да, точно, именно так ее и прозвали – «Кнопка».

Алексеев невесело усмехнулся: что ж, вот и еще с одним местным героем лично познакомился. С самым, пожалуй, миниатюрным героем.

Возвращаться морпех, разумеется, не стал – зачем, собственно? Да и что он ей еще может сказать? Что читал про нее в будущем? Или что она, несмотря на полученное во время сентябрьского десанта в Новороссийский порт ранение, выживет? Глупости…

Глава 2

Непростой разговор

Плацдарм «Малая земля»,

5 февраля 1943 года

Отойдя подальше от госпитальных палаток, старлей остановился передохнуть, поскольку голова все еще немного кружилась. В целом же чувствовал он себя, как ни странно, вполне сносно: судя по всему, вторая полученная в этом времени контузия оказалась не столь и тяжелой. А может, ее и вовсе не было, просто глушануло близким взрывом. Видимо, в организме просто сработал некий защитный механизм, запущенный накопившейся усталостью и перенапряжением, вот он и отключился на энное количество часов, необходимых для отдыха. Щелкнул в голове эдакий предохранитель – а голова, как в том старом фильме говорилось, «предмет темный, исследованию не подлежит» – и мозг отдал телу команду перейти в спящий режим. На сколько, кстати, перейти?

Взглянув на трофейный хронометр, Степан даже присвистнул: получается, он почти двенадцать часов продрых?! Ну, или не продрых, а в полном отрубе провалялся? Вот это придавил массу, блин! На пару суток вперед отоспался…

Ладно, нужно топать на поиски штаба, в этом санинструктор права. А уж там разберемся, не впервой. Вот только где его искать-то, штаб этот? Алексеев осмотрелся. Санбат расположился в длинной балке с достаточно крутыми склонами. Тот, что со стороны противника, весь изрыт строящимися землянками – медики зарываются в землю. Работают, как и говорила Тамара, в основном легкораненые и свободные от службы бойцы, и работают споро – все отлично понимают, что только так можно будет защититься от немецких обстрелов. Наверняка и на боевых позициях сейчас тоже кипит работа. Роются блиндажи и огневые точки, пробиваются в неподатливом каменистом грунте ходы сообщения и окопы – плацдарм готовится к долгим семи месяцам оборонительных боев. Впрочем, как это ни странно звучит, о последнем сейчас знает лишь один человек на свете, некий старший лейтенант Степан Алексеев. Все остальные, включая и высшее руководство страны, пока просто не в курсе, сколько именно предстоит сражаться Малой земле…

Досадливо помотав головой – и с чего это его вдруг на размышлизмы потянуло, других проблем нет? – морпех двинул к выходу из балки.

Но не дошел, остановленный радостным вскриком за спиной:

– Тарщ лейтенант, вот вы где! Я вас в санбате ищу, а вы вона куда утопали!

Голос был знаком, и Степан медленно повернулся. Что ж, одной проблемой меньше – похоже, самостоятельно искать штаб уже не придется, найдется кому пособить:

– Здоров, Вань!

– Здравия желаю, тарщ командир! – Подбежавший Аникеев честно попытался изобразить некое подобие строевой стойки, но вышло плохо. Выглядел рядовой браво: на груди висит «ППШ», на поясе – финка и подсумки с запасными магазинами и гранатами, за пояс заткнуты две «колотушки», да еще и из-за голенища сапога торчит рукоятка немецкого штыка. Ну, просто классический морпех, хоть сейчас фоткай да на передовицу свежего выпуска «Красной звезды» – «советский морской пехотинец на отбитом у противника плацдарме в районе города N».

– Силен, – закончив осмотр, одобрил старлей, широко улыбнувшись. – Немец в бинокль увидит – сразу впереди собственного визга аж до самого Берлина драпанет. Да не хмурься, Вань, дядя просто шутит. У дяди настроение хорошее, поскольку рад, что ты жив-здоров. Выкладывай давай, что да как. Хотя нет, лучше по дороге расскажешь, не с руки мне тут задерживаться. Потопали.

– Сбежали? – понимающе подмигнул Аникеев, пристраиваясь рядом.

– Сбежал, – не стал скрывать Степан. – Некогда мне по больничкам отлеживаться, Вань, воевать нужно. А то вдруг без меня Новороссийск освободите? Так и останусь без медали, а то и ордена.

– Скажете тоже, без вас, – помрачнел морской пехотинец. – Фриц со вчерашней ночи и до сегодняшнего обеда продыху не давал, то контратаки, то обстрелы, то бомбардировки. Сейчас, правда, поутих малехо, выдохся, видать. Да и наши артиллеристы, спасибо корректировщикам, им тоже неслабо в ответ насыпали.

– Понятно. Насчет меня – Томочка наябедничала?

– И ничего она не ябедничала! – возмущенно вскинулся рядовой, торопливо отводя взгляд. – Просто… ну, рассказала, что вы штаб пошли искать.

Судя по предательски заалевшим щекам, в лице Аникеева у санинструктора имелся весьма преданный защитник. Или поклонник. Или и то, и другое одновременно. Хотя тут все понятно: наверняка в санбат его в том числе и Аникеев тащил, вот они и познакомились. Мысленно хмыкнув, старлей решил на всякий случай дальнейшие расспросы прекратить – сами разберутся, не маленькие. Да и вообще… любовь на войне – она такая штука, малопредсказуемая. Тут все под смертью ходят, и равны перед ней тоже все одинаково…

– Ладно, не заводись, – примирительно сообщил старший лейтенант, хлопнув товарища по плечу. – Выкладывай лучше, как там наши? Кузьмин, старшина? Как бой закончился? Я, сам понимаешь, после того как в танке бэка рванул, вообще ни хрена не помню.

– Так нормально все вышло! – оживился Аникеев. – Фрицев за пару минут добили, товарища капитана третьего ранга спасли, шифровальную машину тоже целехонькой вытащили. Для вас носилки из жердей и плащ-палатки соорудили да и рванули обратно к нашим. Кузьмина бойцы сразу в штаб к товарищу майору Куникову отвели, он сам так распорядился, а вас мы с парнями в медсанбат потащили.

– Левчука не ранило?

– Та не, даже не зацепило, он у нас, видать, заговоренный! За вас шибко переживал, как немец напор сбавил, так сразу меня сюда и послал, узнать, как дела. Вот я и прибежал, а вы уже того… выписались! – Иван довольно осклабился.

– Автомат-то мой где посеяли, вояки? Про каску даже и не спрашиваю.

Аникеев на несколько секунд завис:

– Почему сразу посеяли-то, тарщ лейтенант?! Не в госпиталь же его тащить? У товарища старшины ваше оружие, на временном сохранении, так сказать. Сейчас вернемся, он и вернет. Кстати, вот еще – Томочка… эхм, ну, в смысле, товарищ санинструктор, велела передать, вы в госпитале позабыли. – Боец протянул знакомый подшлемник.

– Вот за это – отдельное спасибо, – кивнул Степан, натягивая трофей наподобие лыжной шапочки. Голове сразу стало ощутимо теплее: до этого он как-то даже и не ощущал, что ходит вовсе без головного убора. – Ладно, разведчик (услышав обращение, Аникеев аж лицом посветлел), веди в штаб! Надеюсь, знаешь, где он нынче расположен?

– А как же, понятное дело, знаю. Тут недалеко, в соседней балке, мигом дотопаем. Только осторожно идти нужно, фрицевские снайпера постреливают…

Но не успели они протопать и пару сотен метров, как над головой противно завыли мины: гитлеровцы начали обстрел. Спихнув замешкавшегося товарища в ближайшую воронку, оставшуюся, нужно полагать, от прошлого артналета, Степан съехал следом. Организм морпеха на очередное неожиданное изменение условий существования отреагировал на удивление спокойно: похоже, уже окончательно смирился, что спокойно жить ему не дадут. Контузия – вещь, понятно, противная, но минометный обстрел куда хуже. Значит, и реагировать нужно на новую опасность, отложив все остальное на потом. Так что даже голова не закружилась, загруженная задачей выжить. А вот многострадальный бок от резкого движения все-таки легонько дернуло – но, опять же, куда меньше, нежели до того. Да и перевязали его в медсанбате нормально, в этом старлей уже успел убедиться по дороге.

Первые мины рванули достаточно далеко, следующая серия осколочных подарков калибром никак не меньше восьмидесяти миллиметров легла уже ближе: вражеские наводчики нащупывали «санитарную» балку. Вспомнив, что он без каски, морпех прикрыл голову полевой сумкой и ладонями – уж больно обидно получить по многострадальной бестолковке подброшенным близким взрывом камнем или осколком на излете. А так хоть какая-то защита, тем более что внутри, если санинструктор не соврала, еще и его бинокль.

Бум! Бу-бумм! Бум! – на этот раз долбануло совсем рядом, буквально метрах в десяти-пятнадцати. Уши, несмотря на приоткрытый рот, забила ватная глухота, по Ванькиной каске и трофейному планшету забарабанили комья земли.

Аникеев подозрительно завозился, и Степан, не глядя нащупав напрягшуюся спину товарища, прижал того к земле – «лежи, мол, не рыпайся». Хороший он пацан, да и боец неплохой, можно сказать, состоявшийся да обстрелянный. Вот только под обстрелом запаниковать может, как тогда, под Южной Озерейкой. А нам этого не нужно.

Новые взрывы раздались где-то далеко за спиной, и старлей понял, что балка попала в классическую артиллерийскую вилку и следующий залп наверняка ее накроет. Интересно, фрицы знают, что бьют по медсанбату? Вполне вероятно, знают – когда это их подобные мелочи останавливали? Помнится, охота за санитарными поездами и бомбардировка госпиталей для птенчиков Геринга была одним из любимых занятий: уж больно удобно целиться в красный крест на белом фоне. Как на учениях, сложно промахнуться. Ну, а соответствующая конвенция? Так кого это волнует? Не с европейцами ведь воюют, а с дикими азиатскими варварами и прочими унтерменьшами…

Снова заунывный вой падающих мин и гулкое, приглушенное склонами буханье разрывов. Однозначно по госпитальной балке лупят, причем беглым огнем, поскольку пристрелялись, суки. Оставалось надеяться, что медики и легкораненые успеют укрыться в землянках, пусть даже и недокопанных. А вот те, кто неспособен самостоятельно выбраться из палатки или лежит без сознания, как сам он недавно… Алексеев зло скрипнул зубами. Сволочи! Ничего, рано или поздно доберутся бойцы до этих минометчиков, точно доберутся. А уж когда доберутся, пленных брать однозначно не станут.

Минут через пять все стихло, лишь налетающий с побережья холодный бриз лениво растягивал плотно затянувший балку дым и поднятую взрывами пыль.

Оглянувшийся Аникеев дернулся было назад, но Степан решительно удержал его за плечо:

– Отставить, это приказ! Двигаем в штаб, пока фрицы снова минами кидаться не начали.

– Но там же… – Морской пехотинец осекся, так и не произнеся имени. Впрочем, Степан его, разумеется, понял:

– Жива она, верно говорю, жива! Сама рассказывала, что это не первый обстрел. Как начинается, они с девчонками сразу в блиндаже укрываются, в том, что уже выкопать успели. Грунт тут каменистый, даже от бомбы защитит, не то что от паршивой мины.

Врал старлей самозабвенно, но ни малейшей вины при этом отчего-то не ощущал. Он просто говорил то, что Ванька хотел услышать – вот и все. Почему врал? Да потому, что это в той, ЕГО истории, санинструктор Тамара Ролева благополучно пережила все месяцы обороны. Как будет сейчас, он не знал. В прошлой версии событий никакой старший лейтенант Алексеев в медсанбат не поступал, и она не сидела у его койки, находясь в этот момент совершенно в другом месте. И фашистская мина, тогда взорвавшаяся на безопасном расстоянии, сейчас могла рвануть буквально у нее под ногами. Это – цена за изменения истории, что уж тут… но не рассказывать же об этом Аникееву?

– Точно? – буркнул товарищ, шмыгая носом.

– Практически уверен. Так что, Вань, потопали в штаб? И вот еще что, пока я докладывать о прибытии стану («а возможно, что и про себя, любимого, много чего интересного выслушивать, коль там еще и особист обнаружится»), оружие мое и вещи найди. Саперную сумку с детонирующим шнуром и прочими причиндалами помнишь? Вот ее обязательно разыщи, кровь из носу! Чувствую, пригодится еще.

– Так у товарища старшины все в полной сохранности, не волнуйтесь. А идти нам вон туда надобно, тут короткая дорожка имеется, я покажу…

* * *

– Алексеев?! – удивленно вскинул брови капитан третьего ранга, с которым старлей в прямом смысле столкнулся возле свежеотрытого в крутом склоне балки штабного блиндажа. Степан от неожиданной встречи обалдел не меньше Кузьмина. Успев при этом подумать, что ему еще и повезло: вход охраняли сразу двое автоматчиков, и как им объяснять, кто он такой и за какой, собственно, необходимостью собирается проникнуть на особо охраняемый объект, старлей понятия не имел. Выглядел комбат вполне браво, разве что опирался на массивную самодельную трость, изготовленную кем-то из местных умельцев. Из-под флотской ушанки проглядывает свежая повязка, посеченная осколками нога, нужно полагать, тоже перебинтована.

– Ты почему здесь? Мне доложили, что ты отправлен в госпиталь с тяжелым ранением.

– Здравия желаю, тарщ капитан третьего ранга! – отрапортовал морпех, вытягиваясь по стойке смирно – козырять с подшлемником на голове было как минимум глупо, а никакого другого головного убора у него не имелось. – Так точно, оглушило малость, было такое дело. Вот бойцы и решили, что меня всерьез нахлобуч… виноват, ранило! А из госпиталя меня только что выписали. Готов приступить к исполнению обязанностей!

– Значит, сбежал, – понимающе усмехнулся комбат, сам того не ведая, повторив сказанное Аникеевым. – Ладно, дело твое, коль считаешь, что готов и дальше воевать – отлично. Разведчики нам сейчас как воздух нужны! Особенно такие опытные. Кстати, насчет «оглушило малость» – это ты про танк, как я понимаю? Мне бойцы рассказали. Каждый день по фашистскому танку жечь – впечатляет! Так у фрицев, глядишь, скоро танки и вовсе закончатся. – Кузьмин улыбнулся, тут же снова став серьезным.

– Представление на тебя и бойцов твоих я написал, без наград не останетесь, обещаю. Пленных и шифромашину к нашим отправили, за это тебе тоже причитается, я в рапорте все подробно расписал. Теперь дальше: тут с тобой особист местный поговорить шибко хотел, ты ж, насколько я понял, по его ведомству проходишь. Да только задерживается он, а ждать мне некогда, поскольку буквально только что я новый приказ получил. Как раз по твоей специальности. Успеет – пообщаетесь, нет – до следующего раза обождет. Короче, двигай за мной, введу в курс дела.

«Лучше бы не успел, – мрачно подумал Алексеев, следом за кап-три заходя в блиндаж. – Опоздает – глядишь, и пронесет. Ну, до следующего раза, понятно, не всю жизнь же мне от контрразведчиков бегать. А вот приказ по моей специальности – очень любопытно, очень».

В блиндаже, кроме них двоих, никого не оказалось. Обстановка штаба была поистине спартанской – грубо сколоченный из досок от армейских ящиков стол, пара лавок да недавно изготовленная из «ленд-лизовской» бочки от ГСМ печка-буржуйка. Недавно – поскольку воняла она, несмотря на выведенную через крышу дымовую трубу, неслабо. Ярко-желтая наружная краска еще полностью не обгорела, наполняя помещение едким химическим запахом. Дальняя часть блиндажа отгораживалась натянутой под бревнами наката плащ-палаткой – видимо, там располагалось место для отдыха.

Заметив на лице старшего лейтенанта гримасу, Олег Ильич хмыкнул:

– Воняет, сам знаю. Нужно было еще на улице обжечь как следует, да бойцы торопились обогрев наладить, сыро тут пока что, земля мерзлая. Ничего, перетерпим. Присаживайся к столу, поговорим.

– Как ваша нога?

– Да нормально, осколки удалили, рану почистили, лекарствами какими-то обработали да перевязали. Говорил же, некогда мне по госпиталям отлеживаться. Здесь нужнее. Да и сам-то ты? Не остался ж на койке отлеживаться, сбежал? То-то же. Все, довольно время попусту тратить.

Передвинув поближе к центру столешницы керосиновую лампу – не коптилку из снарядной гильзы, а нормальную «летучую мышь», уже виденную морпехом в трофейном блиндаже на окраине Южной Озерейки, – Кузьмин расстелил перед старлеем карту.

– Короче, так, лейтенант. Вокруг да около ходить не стану, не в моих правилах. Так что сразу к делу: бойцов на плацдарме пока хватает, а ночью и еще подкинут, плюс артиллерию да боеприпасы выгрузят. Потому командование приказало создать пару разведдиверсионных групп из числа наиболее опытных бойцов и основательно пощупать немца за всякие мягкие места. Особенно в районе Васильевки, Абрау-Дюрсо и Глебовки, где ты уже бывал. По возможности постарайтесь выяснить судьбу воздушного десанта, про них у нас и вовсе никакой информации нет. Если сумеете их обнаружить, принимай ребят под командование и вытаскивай оттуда. Но это, сам понимаешь, не основная задача, потому рисковать запрещаю. Федотовку и Широкую Балку тоже без внимания приказано не оставлять, особенно если в последней и на самом деле немецкие танки базируются. В первую очередь, понятно, именно разведка – нам категорически важно знать, что они готовят, какие силы стягивают – не мне тебе объяснять, сам все знаешь. А при возможности, так и рвануть там чего важного, чтобы им жизнь медом не казалась, или жирного «языка» прихватить – это для тебя тоже не впервой. Конкретных задач вам не ставится, пойдете в свободный поиск. Так что бери своих бойцов и еще человека три-четыре – и вперед. Радиостанция у вас будет, остальная экипировка и вооружение – на твое усмотрение. Карту тоже получишь, под роспись. Такую же, как эта, – сам видишь, хорошая карта, подробная, только вчерашней ночью с Большой земли доставили. Пойдете дня на три-четыре, а уж там – как получится. Задача ясна?

– Так точно. – Откровенно говоря, Степан ощутил, как с души рухнул хрестоматийный камень: похоже, ему пока везет. Еще бы особист до самого выхода подзадержался – так и вовсе здорово. – Разрешите выполнять?

Как неожиданно выяснилось, радость оказалась несколько преждевременной…

– Погоди, разведка, – мрачно буркнул капитан третьего ранга. И, помедлив несколько секунд, продолжил, не глядя на старлея:

– Поговорили мы ночью с товарищем майором, и вот ведь какое дело – он отчего-то до сих пор твердо убежден, что основной десант планировался именно в Озерейке, а его бойцы лишь отвлекали внимание противника. Не объяснишь, Степа, отчего он так думает?

«Вот и приплыли, – мелькнуло в голове Алексеева. – Все верно, с чего бы Куникову считать свой десант основным, до него-то совсем иное доводили. Блин, ну как не вовремя-то! И пацанов от окружения спас, и “малоземельцам” помог – и вот нате вам. Наша песня хороша, начинай сначала, угу. Готовый шпион, особенно ежели вот прямо сейчас товарищ особист заявится, да простой вопрос задаст – “а ты, старлей, собственно-то говоря, кто таков будешь? Мне бы для начала хотя б документики твои глянуть, а уж там…”. А отвечать-то ведь нужно, причем прямо сейчас. Ладно, попробуем вот так… и уверенности в голосе побольше…»

– Товарищ капитан третьего ранга, на этот вопрос я, по сути, уже отвечал: операции «Море», частью которой и являлись десанты под Озерейкой и Станичкой, был присвоен наивысший уровень секретности. Фашистская разведка свое дело знает туго, в этом вы… мы вчера убедились. О том, как все обстоит на самом деле, знало лишь высшее руководство операцией. Отчего до вас не довели истинное положение вещей, я отлично понимаю, о чем тоже уже говорил. Вероятно, с товарищем майором ситуация строго аналогичная. Если помните мои слова, даже командиры десантных судов и кораблей огневой поддержки и охранения вскрыли пакеты с настоящим заданием только после выхода в точки высадки. До того они тоже ничего не знали.

– Это все?

– Все. Никаких других подробностей я попросту не знаю – не мой уровень. Я уже докладывал, у моей группы была своя задача, весьма схожая с только что переданным вам приказом. Немецкие тылы, если кратко. Собственно, задач было несколько, и как минимум одну из них я с вашей помощью успешно реализовал – помог избежать ловушки и вывести бойцов. А сейчас собираюсь вернуться к выполнению основного задания. Разведка и диверсии. По возможности – захват особо ценных пленных из числа офицерского состава немецких или румынских частей.

Комбат несколько минут молчал, глядя перед собой, затем нехотя сообщил:

– То, что ты весьма непрост, я еще вчера понял, да и потом не раз убеждался. Ну, хоть не шпион, и то ладно, шпионы так себя уж точно не ведут. Больше, полагаю, ничего добавить не хочешь?

– Простите, товарищ капитан, ничего.

– Но ведь мог бы, а? – Взгляд Кузьмина, казалось, прожигал морпеха насквозь.

– Мог. Но не добавлю.

– Ну, я иного ответа и не ждал. Добро. Иди, готовь бойцов. С темнотой пойдете, коридор вам обеспечат.

– Так точно, – дернул подбородком старлей, вовремя вспомнив, что по-прежнему без головного убора.

Когда Алексеев, пригнув голову, уже поднырнул под низкую притолоку входа, за спиной раздалась негромкая фраза комбата:

– А особиста нашего я, если что, приторможу. Хороший он мужик, правильный. Вот только больно въедливый, быстро не отпустит, а у меня приказ. Мне разведданные как воздух нужны. Да и ты, что-то мне подсказывает, не шибко горишь желанием с ним вот прямо сейчас общаться. Как вернешься, так и поговорите. Только имей в виду – рапорт мой вместе с шифромашиной и пленным радистом уже у командования операцией. На «большой земле», как ты выражаешься. Не так чтобы шибко подробный, но основные моменты я описал – сам понимаешь, иначе никак. Это тебе для общего, так сказать, сведения…

И неожиданно резко спросил, будто меж лопаток выстрелил:

– Старлей! Не из контрразведки ты, это я уж догадался. Секретов раскрывать не прошу, да и не нужны они мне, своих хлопот хватает. Просто ответь – войсковая разведка или флот?

– Флот, товарищ капитан третьего ранга.

И, больше уже не оглядываясь, вышагнул наружу, аккуратно прикрыв за собой щелястую дверь штабного блиндажа.

Проводив Степана задумчивым взглядом, Кузьмин неторопливо вытащил из помятой пачки папиросу, привычно сплющил гармошкой гильзу и прикурил, приподняв стекло керосиновой лампы. Выпустив дым, негромко пробормотал себе под нос:

– Вот это уже больше на правду похоже. Хотя тоже не факт – врать ты горазд. Ох, и не прост ты, старлей, ох не прост! Но я тебе отчего-то верю. Не враг ты, старшой, точно не враг. Знать бы еще, кто ты на самом-то деле таков? Неужели и вправду из какой-то вовсе уж хитрой структуры, подчиняющейся напрямую Ставке? Судя по поведению, очень даже на то похоже. А что тебя здесь используют – так мало ли какое у тебя настоящее задание? Может, как раз присмотреть за всем происходящим да и доложить куда следует. От первого лица, так сказать, доложить, напрямую. Вон ту же шифромашину взять – ты ведь, старлей, заранее знал, что это такое, даже практически и не удивился, когда пленный про нее сказал…

Глава 3

Новые товарищи и нежданный гость

Окрестности Широкой Балки,

ночь 6 февраля 1943 года

Незаметно покинуть плацдарм удалось на удивление легко: после полуночи фрицы особенно не усердствовали, по крайней мере, на выбранном для прохода участке. Даже надоевшие хуже горькой редьки «люстры» взмывали в небо куда реже, нежели в прошлые ночи. Так что группа из пяти морпехов неспешно протопала по дну извилистого оврага, практически упирающегося в свежеотрытые гитлеровцами траншеи, с час полежала в кустах, изучая организацию местной обороны, распорядок смены патрулей и частоту отстрела осветительных ракет, и никем не замеченная перебралась на противоположную сторону.

Несколько десятков секунд – еще не осознавшие, что застряли здесь аж до самой весны, фрицы пока даже не установили проволочных заграждений и минных полей, – и разведчики оказались в немецком тылу. Который, собственно говоря, ничем не отличался от удерживаемой морпехами местности: та же каменистая почва, то же ночное небо над головой, те же голые по зимнему времени кусты и деревья. Но это была уже вражеская земля. Временно, понятно, но тем не менее вражеская. Не наша. Чужая. Смертельно опасная…