Мечта империи

С некоторых пор он стал анализировать свои чувства.

«Каждому нищему обязан подавать…» Выходя из школы в Город, новичок-гладиатор брал с собой кошелек, наполненный медяками, и одаривал всех встречных нищих. Исполнять желания надо тоже с желанием. Это первая аксиома, которую они должны были выучить в гладиаторской школе. И Вер затвердил ее, как ученики лицеев заучивают наизусть отрывки из «Илиады» и «Одиссеи».

Но старик не производил впечатление бедного. Туника его была новой и чистой, кальцеи [17] – из хорошей кожи. Старик носил серебряный значок, значит должен получать военную пенсию. Но он почему-то не мог заплатить за клеймо. Порой с возрастом люди становятся необыкновенно скаредными. Они экономят каждый асс, и даже в роскошные термы [18] Каракаллы норовят пройти, не платя, не говоря уже об играх. Старики, как дети, обожают собственные капризы. Но Рим достаточно мудр и достаточно богат, чтобы позволить своим старикам и детям капризничать.

– Если у тебя есть оплаченное сенатом клеймо, я его приму.

Старик отрицательно покачал головой. Империя не удостоила его своей милости. В очередях за бесплатными клеймами люди стоят годами. Порой очередь переходит от отца к сыну, потом ее наследует внук и, дождавшись своего часа, просит богов о какой-нибудь безделице. Ибо все заветные желания сошли со своими владельцами в могилу.

– Ты же знаешь – дешевле пяти тысяч сестерциев клейма не продаются. Я вхожу в центурию [19] гладиаторов. Бесплатные раздачи клейм запрещены. Если у человека нет денег, за него платит патрон, – каждый раз Вер втолковывал это правило старику, но тот пропускал слова мимо ушей. – Попроси своего патрона, пусть заплатит. Или у тебя нет патрона?

Старик сделал вид, что не расслышал вопроса. Скорее всего, он достаточно богат и сам, просто жадничает и не хочет тратиться.

– А ты, доминус Вер, не станешь моим благодетелем? Почему бы тебе не заплатить за меня? Я поставлю твой бюст в атрии [20] и каждый день буду сжигать перед ним благовония. – Старик еще сильнее изогнулся. Его голос сделался слащав до приторности. – Тебе давно подобает стать чьим-нибудь патроном.

Вер поморщился. Разговор со стариком раздражал. И сам старик раздражал. Своей настойчивостью и своей лестью. Но гладиатор не должен отказывать. Он, могущий даровать любому (или почти любому) мечту, не смеет гнать обездоленного. Из глаз старика легко, будто из крана, закапали слезы.

Вер едва сдерживал отвращение. Такое полное отсутствие гордости Вер еще ни у кого не встречал. И этот римлянин носит значок ветерана!?

Гладиатор уже собирался сказать что-нибудь резкое, но тут ему в голову пришла остроумная мысль:

– А у сенатора Элия ты был?

Старик вновь отрицательно покачал головой.

– Обратись к нему, и Элий станет твоим патроном. Он обожает покровительствовать.

Интересно, какой фокус придумает Элий, чтобы отвертеться от попрошайки?

Двое репортеров направились к знаменитому гладиатору, на ходу щелкая фотоаппаратами. Впереди молодой парень, за ним – Вилда, рыжая девица, чем-то похожая на лисичку. На кончике вздернутого носика повисли черепаховые очки. Завтра фото Юния Вера и несчастного старика появятся на первых полосах Римских ежедневников. И крупный заголовок: «Рим не хочет исполнять желание своего гражданина!» Или что-то в этом роде.

– Уходи скорее, – приказал Вер старику и отвернулся.

«Элию будет трудно от него отвязаться»… – улыбнулся про себя гладиатор.

– Пару слов о сегодняшнем поединке, доминус Вер, – обратился к нему молодой репортер.

Юний Вер не успел ничего ответить, как заговорила Вилда:

– Почему распорядители ставят против тебя в поединках слабаков вроде Красавчика, а против Авреола – сильных, таких как Кусака?

«Ну вот, началось». – Гладиатор посмотрел на Вилду и ему сделалось скучно, во рту появился неприятный привкус, будто Вер съел что-то несвежее.

– Красавчик, Кусака… Они равны по силе. Напоминаю: их счет в личном поединке: десять к одиннадцати в пользу Кусаки. Это потому, что его зовут Кусака. – Вер сглатывал после каждого слова, но мерзкий привкус не проходил.

– Но все же счет в пользу Кусаки, – не унималась Вилда.

– Что ты скажешь, Вер, о шансах Авреола стать победителем Аполлоновых игр? – поинтересовался ее собрат.

– У каждого есть шанс. Допустим, меня раздавит на улице таксомотор, Варрона убьют, а Клодия отравится, тогда шансы Авреола возрастут.

– Ты считаешь себя талантливым, Вер? Говорят, что ты лишний среди гладиаторов. – Вилда поправила черепаховые очки, которые тут же сползли на самый кончик остренького носа.

– Значит, я исполняю лишние желания.

Вер прошел в стеклянные двери гостиницы. Два охранника раскинули мощные руки. Репортеры остановились, наткнувшись на них, как прибойная волна на камни. Пена возмущенных криков обдала спину гладиатора. В просторном атрии с двумя рядами беломраморных колонн царили прохлада и тишина.

– Обед в номер, – приказал Вер, беря из рук служителя ключи. – Через час. А сейчас пол-амфоры [21] сока. А ты не собираешься сделаться гладиатором, приятель? – Администратор отрицательно мотнул головой. – Жаль. Я бы научил тебя, как падать на песок, чтобы меч противника не выбил зубы.

Мальчик-рассыльный поднес ему венок из бледно-голубых и пурпурных роз.

– Это от служителей «Императора».

Вер поморщился – ему не хотелось принимать венок. В нем он будет походить на педика из Субуры. Но, с другой стороны, – отказаться значит оскорбить людей, искренне им восхищавшихся. Он взял венок и надел на голову.

Номер в гостинице он всегда занимал один и тот же – на двадцатом этаже, дверь с золотыми знаками «ХL». Из окна открывался прекрасный вид на форум [22] Траяна. Но сейчас Вер не стал по своему обыкновению подходить к панорамному окну, чтобы полюбоваться сверканием новой позолоты на крыше реставрированной после землетрясения базилики [23] Ульпия. Лишь мельком он глянул на статую Траяна, которую заходящее солнце обвело красным контуром. А, глянув, в который раз подумал, что Траяну-завоевателю воздвигли грандиозный памятник. А Деция, спасителя Империи, удостоили всего лишь триумфальной арки. И подарили ему имя завоевателя Траяна. Людская логика не поддается никаким объяснениям. Как и воля богов.

Когда Вер оставит арену, он сделается философом, потому что ни к чему другому он не пригоден. Не идти же в сенат, как Элий.

Вер сбросил одежду и прошел в ванную. Круглая чаша с черно-белым узором по ободку, вделанная в мозаичный пол, была уже наполнена прохладной водой. Вер погрузился в ванну и лежал неподвижно, созерцая мозаичное панно на стене. Обнаженная Венера с роскошными золотыми волосами до земли выходила из морской пены. Художник явно подражал Апеллесу. Вер набрал полные пригоршни воды и брызнул на мозаику. Капли потекли по бледно-розовому телу, оно заблестело, как блестит юная кожа в лучах италийского солнца.

После купанья Вер растерся жестким полотенцем и, накинув черно-красную тунику с разрезом на груди, отправился в комнату. Обед должны были уже принести. Он не ошибся – стол был накрыт. Но в номере, в удобном кресле, покрытом леопардовой шкурой (разумеется, подделка, но очень искусная), сидела гостья. На первый взгляд женщина показалась Веру необыкновенно красивой той зрелой роскошной красотой, которая всегда привлекала гладиатора. На гостье была вышитое платье из золотистого шелка по моде этого года и черная кружевная палла. Одна золотая вышивка стоила как минимум пятьсот сестерциев. Богатые и красивые женщины часто приглашают на пиры гладиаторов, особенно, когда речь идет о нарушении закона.

Вер уселся в кресло напротив элегантной гостьи, демонстративно распахнул тунику.

Надменная красавица бросила равнодушный взгляд на обнаженное тело и сказала сухо:

– Я пришла не за этим.

– А за чем же? – Вер взял за правило с подобными особами держаться нагло, не желая быть униженным.

– Хочу купить клеймо.

– Ах, вот как! – Вер неторопливо запахнул тунику. – Тогда почему ко мне? Тебе стоило обратиться к моему агенту. У него еще есть свободные клейма. Кажется.

– Но времени осталось слишком мало. Я решила действовать наверняка.

Голос ее звучал естественно, и ее объяснение выглядело почти правдоподобным. И все же… что-то заставило Вера усомниться. Может, лучше прямо указать ей на дверь?

– Это очень сложное дело, – она понизила голос. – Твой агент мне бы отказал.

– Насколько сложное? – Вер подался вперед. Почувствовал, как внутри него собирается холодный комок. Этот щемящий холодок ни с чем не спутать. Наверное, боги, верша человечьи судьбы, испытывают нечто подобное. Многие ради одного этого чувства надевают доспехи гладиатора.

– Один шанс из ста…

Вер понимающе хмыкнул:

– Или меньше?

– Может быть. – Она положила на стол бумагу с вероятностным расчетом. Вер лишь мельком глянул на листок. Штамп цензора из Эсквилинской больницы на месте. Ну а на цифры лучше не смотреть. – Но мне сказали, что один из лучших гладиаторов может…

– Самый лучший, – поправил ее Вер.

– Разумеется. Я это и имела в виду.

Если вероятность события меньше одного из сотни, ни один гладиатор не выдаст под него клеймо. Это означает верный проигрыш. Ни один, кроме Вера. Однажды Вер победил, когда вероятность равнялась один к пятистам. Правда, тогда он зарегистрировал лишь тридцать два клейма. А сейчас у него набрано как минимум восемьдесят. Но все прочие вероятности больше десяти из ста, и он вполне бы может потянуть еще и это дело…

– О чем идет речь?

Если что-то сомнительное, если хоть одним краем касается политики или личной мести, он откажется.

Она помолчала, будто сомневалась, стоит ли вообще говорить.

– Моя дочь попала в автокатастрофу. Ей сделали операцию. Сейчас она в коме. Шанс выжить у нее один из ста двадцати.

– Твое имя?

– Сервилия Кар.

Вер взял со стола толстый, изрядно затрепанный гладиаторский кодекс за этот год, перелистал страницы. Кар… Нет, этого имени в списках не было.

– Кар – твое родовое имя? Или имя мужа? – Многие женщины по старинному обычаю сохраняли родовые имена, но это было скорее редкостью, чем правилом. Уже веков пять или шесть женщина, выходя замуж, брала имя супруга.

– Мужа, – она запнулась на мгновение. – Мое родовое имя – Фабия.

Какой древний род! Говорят, впрочем, что из тех настоящих патрициев Фабиев никто не уцелел, а все нынешние – потомки плебеев или вольноотпущенников. Гладиатор проверил список на литеру «F» – опять все выходило чисто. В том, что имена настоящие, сомневаться не приходилось. Заказчики не лгут гладиатору. Ибо фальшивое имя означает фиктивный заказ, и желание обманщика никогда не исполнится. Хотя нет, встречаются и вруны. Заказывают, тратят деньги, но их мечта не сбывается даже в случае выигрыша. Все людские безумства предугадать невозможно.

– А имя твоей дочери?

– Летиция Кар.

Вер швырнул кодекс обратно на стол.

– Однажды я покупала у тебя клеймо. Через агента, – напомнила Сервилия.

– Ну и как, желание исполнилось?

– О да! И знаешь, что я пожелала?

Вер пожал плечами. Он никогда не интересовался ни личностями, ни делами своих заказчиков. В отличие от Элия. Тот всегда был слишком щепетилен.

– Я пожелала получить роскошную виллу в Байях [24]. – Самодовольная улыбка тронула губы Сервилии.

Какое примитивное желание! И к тому же бессмысленное. Клеймо гладиатора может стоить дороже желанной виллы.

– Мне приглянулся дом, – продолжала Сервилия, и ее словоохотливость все больше и больше не нравилась Веру. – Но хозяева ни за что не хотели продавать. А я привыкла получать свое. Когда ты выиграл, документы на право владения пропали, вилла досталась мне. Приятно, когда твои капризы исполняются!

Вер посмотрел на Сервилию с недоумением. Ни один римлянин в здравом уме не поведает такое даже близкому другу, не то что постороннему человеку, – за подобные фокусы цензоры мигом внесут имя шутника в гладиаторские книги, и придется шутнику до конца дней подавать апелляции. Все желания, исполняемые гладиаторами, строго ограничены. Хотя заказчики находят лазейки. Но не для такого обмана. Эта женщина что-то скрывает под шуршащим покровом пустословия. Что-то очень важное. Но что? Вер чувствовал возрастающую тревогу и злость. Потому что не мог разгадать ее игру. Даже его насмешки не задевали гостью.

– Приятно исполнять капризы. Ты не пробовал?

– Когда захочу вылететь из центурии гладиаторов, займусь чем-нибудь подобным. Кстати, знаешь, сколько будет стоить твой заказ? Миллион сестерциев.

Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Вер ожидал, что она начнет торговаться. Но Сервилия молча раскрыла сумку из крокодиловой кожи. Вер предпочел бы торговлю и упреки в жадности. Щедрость настораживала. Будь у него хоть малейшая зацепка, он бы указал Сервилии на дверь. Но все было чисто: имя вне списка, заказ на излечение ребенка можно принимать от сенатора и легионера, императора и находящегося под следствием. Только осужденные лишены этого дара. Жизнь ребенка священна. Каждый род должен быть продлен. Этот пункт внес в гладиаторский устав император Корнелий за месяц до того, как его застрелили в Колизее. Ни один цензор отныне не может этому помешать. Но что-то было не так…

Гладиатор извинился, вышел в спальню и плотно прикрыл за собою дверь. Набрал номер Тутикана. Когда агент снял трубку, послышалось пение, музыка и пьяный говор. Тутикан в своем репертуаре: пригласил девочек из Субуры и веселится до утра. За двоих. За себя и за Вера.

– Слушай, Тут, ко мне пришла матрона, покупает клеймо…

– Пусть покупает… – пьяно растягивая слова, пробормотал Тутикан. – У нас еще целый десяток клейм в запасе. Сегодня я продал всего три. Одно купил полчаса назад Элий. Причем за собственные сестерции, его сенаторский фонд давным-давно иссяк.

Вер помянул Орка. Придется вернуть деньги. Элий не настолько богат, чтобы позволить себе выбрасывать пять тысяч сестерциев на чужие прихоти. Наверняка старик сказал Элию, что его прислал Вер, и сенатор без звука выложил нужную сумму. Неужели его друг разучился понимать шутки?

– Мне что-то не нравится в новом заказе. Проверь по своим каналам имя. Сервилия и Летиция Кар. Запомнил?

– Ну, Летиция, ну Кар… Кар… ха-ха… чистое имя. Я помню все запретные наизусть, поверь мне.

– Хорошо, – согласился Вер, – поверю, хотя ты и пьян. – А сам чувствовал: нет, не хорошо, а мерзко, мерзко все. – Какой у нее будет номер?

– Восемьдесят девятый. Отличный номер. Сколько ты с нее заломил?

– Миллион.

– Смеешься? Что, так мало шансов?

– Один к ста, а может, и того меньше.

– Ну, тогда да, непременно миллион. Умница, Вер. Клянусь Геркулесом, мы построим на берегу Неаполитанского залива для тебя шикарную виллу.

– Если она будет хоть в половину такой же, как у тебя, согласен. Ладно, регистрируй заказ, и присылай клейма. Времени почти не осталось.

«Гладиатор принимает решение на арене», – гласит старинная поговорка.

Ну что ж, Вер принял решение.

Женщина стояла у окна и смотрела на памятник Траяну. Торговые ряды уже закрывались, и форум быстро пустел. Лишь в залах Латинской и Греческой библиотек продолжали гореть огни. И в темных нишах мраморные статуи, закутанные в тоги, задумчиво взирали на затихающий после очередного шумного дня Вечный город. Непосвященный не смог бы догадаться, что статуи были разбиты во время землетрясения, и их год за годом собирали из кусочков, скрепляя металлическими болтами и склеивая синтетическим клеем. На белый с розовыми прожилками мрамор колонн ложились пурпурные отсветы, пурпуром горели стекла в окнах базилики, и даже позолота на черепице отливала багрянцем.

– Наши предки умели возвеличивать не только богов, но и своих властителей, и власть как таковую. Только власть дает бессмертие.

И она продекламировала с пафосом, старательно копируя интонации Юлии Кумской:

Римлянин! Ты научись народами править державно —В этом искусство твое! – налагать условия мира,Милость покорным являть и смирять войною надменных!»

(Вергилий. Пер. С. Ошерова)

Вер пожал плечами:

– Я слишком часто бываю рядом со смертью, чтобы думать о бессмертии.

– Но гладиаторов теперь не убивают на арене. – Веру показалось, что женщина произнесла эти слова с сожалением.

– Хочешь сказать, домна, что их стали убивать гораздо реже. Да, в прошлом году погиб всего один. А в позапрошлом вообще ни одного. И только Элию отрубили ноги, и он три минуты был в состоянии клинической смерти.

– Прости, Вер, я не хотела тебя обидеть. – Сервилия изобразила смущение. Очень хорошо изобразила, почти натурально. Но Вера обмануть не смогла. Эту женщину ничто не способно смутить.

В дверь постучали – явился мальчишка-посыльный от Тутикана, чтобы передать папку с клеймами. Войдя, посланец уставился на Сервилию и не мог оторвать взгляда. До чего красива! Везет гладиаторам, их посещают настоящие богини. Он тоже будет гладиатором, когда вырастет. Одно его смущало: прежде чем стать гладиатором, человеку надо сделаться убийцей.

– Очнись, приятель! – Вер похлопал мальчишку по плечу и взял папку.

Быстро пробежал глазами список покупателей. Опять какой-то жирный богач просил срочно избавить его от подагры. Лучше бы не ставил в своем пожелании слова «срочно», ибо в этом случае средством исполнения станет нож убийцы. Или летящее на полной скорости авто. Или во сне ожиревшее сердце перестанет отсчитывать удары. Троица молодых патрициев (возможно, друзья) просили излечить их от сифилиса. Здесь проще: если Вер победит, то утром в дверь к троим счастливцам постучит центурион вигилов [25] в сопровождении медика из Эсквилинской больницы и отправит молодых шалопаев под конвоем для прохождения принудительного лечения. Какая-то дурочка просила о красавце-женихе, и чтоб знакомство состоялось еще до Календ [26] августа. Она его получит на месяцок-другой. А потом он окажется в карцере за растрату. Не стоит исполнять желания впопыхах.

Физик Норма Галликан (дочь или племянница прежнего префекта претория) просила «оградить ее жизнь от покушений». Неужели занятия физикой так опасны? Среди заказчиков было одно знаменитое имя – Марк Габиний, популярный актер, всадник, просил вернуть его сына под родной кров. Неудачная фраза, слишком расплывчатая и неопределенная. Странно, что Марк Габиний сам записал желание, не прибегая к услугам «формулировщиков». Спору нет, они берут огромные гонорары, порой формулировка стоит дороже клейма. Но такой человек как Марк Габиний мог к ним обратиться. «Формулировщики» придумают круглую фразу, обкатанную, как морская галька, ни одной литеры, за которую мог бы зацепиться коварный бог Оккатор, расстраивающий людские замыслы.

Было еще несколько просьб о любви. Элий, когда был гладиатором, отказывался клеймить подобные желания, пускай даже за них сулили миллионы. Элий считал подобное покушением на свободу личности. А, став сенатором, хотел даже ввести запрет на любовные желания. Но в курии у него не оказалось сторонников. Хотя вестники непрерывно публиковали возмущенные статьи по поводу принудительной влюбленности, законопроект Элия получил всего восемь голосов. Многим нравилось играть в эту лотерею. Выигранная любовь – страстная, безумная и кратковременная. Просыпаешься утром, и весь горишь от любовной горячки. А дня через три Венерино безумие исчезает бесследно. Гладиаторы никогда не берут заказы на «вечную» любовь. И хотя нет расчетов, сколько шансов на исполнение такого желания, Вер подозревал, что гораздо меньше, чем один к ста.

Никто лучше гладиатора не знает, как исполняются желания. Подлинные чудеса – вещь редчайшая. Небожители обманывают и хитрят, а смертные выбрасывают состояния, чтобы боги вволю поиздевались над ними. Люди не могут не желать. Это их самая большая слабость. Каждому новичку гладиаторы рассказывали анекдот про юношу, который попросил счастья, выиграл и получил на следующий день удар дубиной по голове. С тех пор он обитал в психбольнице, вполне счастливый, и не обремененный желаниями.

Вер всегда считал эту историю правдивой.

Гладиатор пересчитал свободные клейма. Их было одиннадцать. Десять можно продать, а одно – для себя. Потому что последнее, сотое клеймо гладиатор никогда не продает. Это его собственный знак, его шанс в игре. Однажды великий Марк Руф продал сотое клеймо и погиб на арене. Споткнулся на ровном месте, упал и напоролся на собственный меч.

Несколько мгновение Вер разглядывал радужную картонку с номером XC. Может, сейчас он поступает точно так же и продает собственную жизнь за миллион сестерциев? Вер тряхнул головой. Что за глупая мысль? Имя чистое. Дело – тоже. Слишком маленький шанс? Ну и чем он рискует? Проиграет? Абсурд! Вер не может проиграть… Ну, хорошо, пусть проиграет. Но ведь это не означает смерть. Он тут же вспомнил Элия. Да, такое может приключиться. Вернее, могло. Теперь оружие гладиаторов проверяется повторно перед самым выходом на арену. К Орку в пасть все предчувствия! Миллион предлагают не каждый день.

Гостья заполнила пустые графы клейма.

«Сервилия Кар желает, чтобы ее дочь Летиция Кар вновь стала совершенно здорова».

Хорошее желание и хорошо сформулировано. Цели достигает тот, кто знает, чего хочет.

Вер разрезал клеймо и отдал Сервилии ее половину. Пачки денег уже лежали на столе. Зелено-лиловые купюры с серебристой полоской по краю. Все – по пять тысяч сестерциев. На купюре изображен божественный Марк Аврелий Антонин. Наверно потому, что мудрые властители встречается так же редко, как и пятитысячная купюра. Вер разорвал одну из пачек. Деньги посыпались на ковер с тихим шелестом.

– Будешь пересчитывать? – Сервилия улыбнулась краешком рта, и эта улыбка очень не понравилась Веру.

– Ты же знаешь: расплата фальшивыми деньгами или другое жульничество автоматически приводят к расторжению договора. – Вер улыбнулся в ответ.

– Я знаю. – Ее голос вновь звучал абсолютно бесстрастно.

И она вышла из номера с видом победителя.

Дверь не успела закрыться, как мальчик-служитель внес завернутую в плотную вощеную бумагу посылку.

– Дар от прекрасной домны. – Он поставил посылку на стол. – Имя неизвестно.

– Открой, – приказал Вер.

Мальчик удивленно посмотрел на него.

– Посылка от женщины…

– Так открой, я же сказал. Наверняка что-нибудь занятное.

Мальчик разрезал ленты и развернул бумагу. Внутри была серебряный ларец. Изящный ключик висел на витой ручке. Мальчик повернул ключ и поднял крышку. Его негромкое «ах» говорило, что посылка в самом деле оказалась замечательная. Вер заглянул внутрь шкатулки. На обитом шелком дне лежало золотое яблоко. Вер вынул подарок. Яблоко было тяжелым, похоже – целиком из чистого золота. По кругу вилась надпись по-гречески: «достойнейшему».

– Так кто, говоришь, прислал шкатулку? – Вер старался говорить равнодушно.

– Красивая домна, вся в белом. Я поначалу подумал, что весталка [27]. Но потом понял, что ошибся, – захлебываясь, торопливо говорил посыльный. – А глаза необыкновенные – прозрачные, как родниковая вода, и светятся изнутри.

Судя по описанию, это не Сервилия Кар. И не ее служанка. Женщина с такой внешностью не могла никому служить.

Золотое яблоко. Суд Париса. Вот только кого с кем на этот раз яблоко раздора должно поссорить?

– Я и не знал, что тебе дарят такие подарки! – воскликнул мальчишка, решив, что уже сделался приятелем знаменитого гладиатора.

Вер отрицательно покачал головой. Яблоко из чистого золота – это не просто подарок.

IV

В полночь Юний Вер раскрыл створки ларария [28]. На завтрашнюю игру было продано восемьдесят девять клейм. Самое дешевое ушло за пять тысяч сестерциев – минимальная цена. В сумме набиралось почти три миллиона, учитывая взнос Сервилии. Было бы обидно в случае проигрыша возвращать все это, довольствуясь десяти процентной компенсацией.

Итак, Вер распахнул створки ларария. Внутри был миниатюрный храм с коринфскими колоннами и ажурным серебряным алтарем. На мозаичном полу искусный мастер изобразил схватку двух гладиаторов. Внутри находилось три фигурки – две бронзовые статуэтки ларов и между ними фигурка, выточенная из слоновой кости: юноша в золотой тунике и в золотом шлеме, держащий копьецо с настоящим стальным наконечником. Гений-покровитель Вера. И его посредник в общении с богами. Юний-гений. Или проще – Гюн. Вер высыпал на алтарь зеленоватый порошок и положил сверху пачку корешков от клейм. Бумага вспыхнула сама собою, скрутилась и исчезла. Не осталось даже пепла. Договор заключен. Пряный запах горящих благовоний заполнил ларарий и окутал фигурку гения. Неведомо, кому завтра боги даруют победу. Может быть, противнику Вера…

Все считают, что главную роль играют боги.

Но Веру казалось порой, что боги повинуются воле людей. А люди только изображают повиновение, чтобы боги на них не обижались.

Вер закрыл ларарий.