Полная версия
Одиночный побег
Катя быстро очистила стол и стала накрывать его всякой снедью:
– Мы тоже голодали. Продержались семь дней! – Столик на колесиках задвигался и на нем появилась закуска.
Боря копошился в холодильнике:
– Ну это так, для поддержания коллектива. И то это больше она. А я в налоговую написал, и баста. Сначала, дело решили замять… я в Москву, в федеральное – они по новой разнарядку спускают. Смотрю, приглашает меня директор. Сам бледный, руки трясутся – думал, у меня в Москве связи. Трубку держит и говорит – звони ему при мне, он мне повестку прислал, скажи, что не смогу прийти, заболел. Позвонил, а тот и сам не рад – завод-то крупнейший в области! Ну, дали денег и еще на лечение послали. Ща будем в Сербского ложиться! – он ловко справлялся с доставанием продуктов и перекладыванием их на стол.
Олег тем временем осмотрел ванную с туалетом:
– Неплохо, неплохо… Джакузи…
– Это все нам завод оплатил, – пояснила Катя, нарезая колбасу. – Испугались с Борей связываться! Он инвалид, 20 лет на заводе работает сливщик-наливщиком! Он как в налоговую написал, его сразу хозяин пригласил. И зарплату дали, и лечение оплатили.
Боря раскладывал закуски:
– С Борей связываться – себе дороже, они знают! Пиво без водки – деньги на ветер. Открывай пиво!
Олег поморщился:
– Да я не пью, спасибо. – В глубине души зашевелился червь сомнения – а черта лысого еще делать? Когда еще побываю в таком номере? Остаться что ли? – смутно он почувствовал, что знакомство это каким-то боком ему может быть полезно. Номер люкс просто так не снимают в центре Москвы.
И остался.
Боря понял его сомнения с полувзгляда:
– Я сам не пью, но за знакомство надо, – он врубил аудиосистему и полилась музыка. Профессиональный навык сливщик-наливщика инвалид подтвердил сполна, ловко открывая бутылку и разливая жидкость по бокалам:
– За знакомство!
Через какое-то время, уже «в расфокусе», Боря, глядя на Олега, бормотал:
– А ты че в церковь-то пришел? В Бога веришь, что ли?
Олег, захмелев, покачиваясь из стороны в сторону:
– Товарища отпевали… в Чечне воевали.
Боря искренне удивился:
– Ты в Чечне воевал? Когда?
– В 95-м, призывником. В Грозном, потом в Шатойском районе… Потом в Первомайской…
– Скажи на милость! – опрокинул стопарь Боря. – А я в Афгане воевал под Кандагаром. Потом в Пешаварской тюрьме сидел. Слыхал, как наши своих бомбили?
– Ну… – Олег сказал неопределенно, так как ничего такого не слыхал.
– Так вот это меня… Свои же гады… На руках товарищей выносил! Двое мы остались тогда…
Олег понимающе кивнул.
– Так ты какого года-то? – поинтересовался Борис.
– Семьдесят шестого.
– А я шестьдесят первого. А во вторую воевал?
– Нет. Там контрактники в основном. С меня армии хватило…
Боря помолчал.
– Я тоже потом в бизнес пошел, – Боря выпил и задумался. – Кооператив у меня был. С бандитами воевал. Пуля вот от них в позвоночнике. Пулю вынули, а ходить извиняйте… Вот езжу 15 лет… Афган прошел, а тут…
Олег, смутился:
– Ты ж говорил, карусель, церебральный паралич…
Инвалид метнул на него огненный взгляд:
– Это само собой, тут наложилось… в тот самый позвонок.
Катя подхватила разговор, замяв неловкую паузу:
– Мы процедуры проводим. Врач говорит, надежда еще есть. И не такие вставали!
Олег понимающе кивнул.
– Ну, – Боря подмигнул и вдруг повеселел, – проси у меня, че хочешь! Для тебя – вот все исполню! Певец!
Олег, выпив:
– С чего ты взял, что я пою?
– А, какая разница! – махнул Боря рукой. – Вот нравится она? – он показал на Катю. – Женись, я разрешаю!
Олег усмехнулся. Без старого плаща и дурацкого берета она выглядела уже не так смешно.
Боря не унимался:
– А знаешь, как она поет? Женись, говорю, пока я не передумал… У меня и приданое есть. А ты думал? Миллион не хошь? Долларов!
Олег усмехнулся:
– Сколько?
– Миллион! Долларов! Сколько… – Боря полез под диван и извлек откуда-то из темноты листок бумаги в прозрачном файле. – Вот, гляди! – он протянул ему листок.
Олег нехотя взял документ и уставился на него непонимающим взглядом. На гербовом бланке красовались слова «простой вексель» и «Урожай».
– Ну и что это?
– Темнота, все понятно, – заключил Боря, аккуратно вынув бумажку из рук Олега. Своим кривым пальцем с сомнительной чистоты ногтем он стал водить по документу:
– Вексель ЗАО «Урожай» на 200 миллионов рублей. Видишь? ЗАО «Урожай» обязуется безусловно уплатить по этому векселю денежную сумму в размере двухсот миллионов рублей. А вот тут, смотри, – придвинулся он к Олегу, – …процентов годовых непосредственно предприятию, лицу, а дальше-то – пустое место, видишь? Да еще проценты! – весело подмигнул Боря. – Смотри, видишь, печать есть, подпись… а вот кому передано – пустая графа! Я что предлагаю: я тебя вписываю, хоть сейчас, ты идешь, куда мы скажем, и получаешь 200 миллионов. Из них себе оставляешь, как договорились, 5 процентов, то есть 10 миллионов! Правильно я говорю? – обратился он к Кате.
– Правильно, – сказала Катя. – Все справедливо!
Олег не помнил, когда они говорили о 5-ти процентах, но цифра в 10 миллионов ему нравилась. Он задумался, в голове его пошли шальные мысли:
– Э… ребят, может, мы такие дела по трезвяку делать будем?
– А ты что, много выпил что ли? – удивился Борис. – Здоровый, вроде, мужик! По трезвяку оно уже не так интересно будет. Я вот никогда не пьянею, хоть бутылку водки выпью, хоть две! Учись, студент!
– А чего вы сами не получите? Впишите себя и…
– Э-э, мы не можем, нас там знают… – Боря осекся. – В смысле, мы работаем там, поэтому не имеем право!
– Да – кивнула Катя, – мы не можем.
– Ну что, согласен? – Боря уставился на Олега.
– Ну а что, можно в принципе! Вписывай! Только… 5 процентов от двухсот будет… будет 10 лимонов, правильно! Это мне нравится!
– Ну вот, – обрадовался Боря, – а я о чем?! Предложение выгодное!! Только ты дай мне расписку, что остальные вернешь!
– Да не вопрос. Че за расписка?
– А вот мы сейчас… – Боря засуетился, сделал знак Кате, и на столе быстро появилось пустое место, ручка и бумага
– Вот это дело! – обрадовался Борис. – Вот это по-мужски! Вот здесь и пиши. – Он начал диктовать, а Олег писать:
– Я, такой-то, такой-то, обязуюсь… как это лучше-то, Катюх?
Катя задумчиво подняла глаза к потолку и отрапортовала:
– Обязуюсь из тех денег, что я получил по векселю серия, – Катя взяла вексель и зачитала серию и номер, – и номер… отдать 200 миллионов…
– Сто девяносто! – поправил Олег. Какой-то чертик поселился внутри него и подгонял его все дальше и дальше, словно в азартной игре, что-то защекотало внутри, как будто ему только что дали попробовать неведомый наркотик.
Катя с Борей переглянулись. Боря подтвердил:
– Конечно, сто девяносто! Десять оставляет себе.
Катя продолжила:
– Хорошо, 190 миллионов капусты отдать Кантору Борису Аркадьевичу, 1961 года рождения. Дата, подпись.
Олег передал бумагу.
– Только ты никому об этом не говори! Это наша, между собой сделка, – подмигнул Боря.
У Олега не было возражений:
– Да не вопрос! Могила! 10 лимонов мне сейчас очень даже…
– Не, могилы не надо! – заулыбался Боря. – Я тебе верю!
– У Бори таких бумажек много! – весело заметила Катя.
Борис метнул на нее неодобрительный взгляд, но тут же махнул рукой и ловко опрокинул стопарь.
– Я, брат, этим делом давно занимаюсь. Они думали, фраера нашли. Борю можно просто так на херу вертеть! А я, тем временем, бумажки-то скупал – мно-ого их у меня там разных акций всяких! – махнул он неопределенно куда-то в сторону. – Но такая, вексель называется. Таких пять штук, на миллиард, но мы пока с этой начнем… Если будешь с нами работать, эх, брат, и заживем! Ладно, Катюш, давай спой! Давай-давай, не ломайся! – он налил в три стакана. – Эх, выпьем за нашу Родину – мать, за которую мы воевали!
Катя встала и начинала петь, как Пелагея, ее голосом. Получалось красиво. Боря подхватил, сверкнув железным зубом.
Захмелев, помог и Олег:
– Не для меня придет весна…
Не для меня Дон разольется…
И сердце девичье забьется
С восторгом чувств не для меня…
А для меня кусок свинца.
Он в тело белое вопьется,
И слезы горькие польются,
Такая жизнь, брат ждет меня…
Боря радовался:
– А, говоришь, петь не умеешь! Эх, мы еще не так споем!
Рассвет за окном. Весенний теплый ветер дул в приоткрытое окно стеклопакета. Красавица Москва просыпалась, а вместе с ней проспались людишки со своими тайными и явными страстями и пороками больших городов, главнейший из которых – сребролюбие.
Пришло утро. И утро пришло жестко. Жутко болела голова. Олег с трудом вспомнил, где он находится и почему.
– Ну, я и дятел, – сказал он себе и пополз до туалета. Его тошнило.
Погасив свет и умывшись, он лег обратно в постель.
– Черт меня дернул тут оставаться…
Когда прошло еще часа три, он лежал в постели лицом вниз. Всегда так сладко спится «после вчерашнего». Хочется спать и спать до полудня, чувствуя, как постепенно отпускает и перестает болеть голова. Его разбудил звонок мобильного.
Олег с трудом проснулся и поднес к уху трубу:
– Алло!
– Тимоти?
– Что?
– Тимоти, ты?
– Какой Тимоти нах?
– Ты че нах – закинулся с утра? Это Эльдар!
– Это ты закинулся, какой Эльдар нах?
– Ошибся что ли… – вешают трубку.
– Во козлы, – снова промямлил философски Олег.
Через полчаса он поднялся, держась руками за голову. В мозгу проплывали какие-то казаки с цыганами, женщины, давешняя церковь на Динамо. Он зашел в спальню Бори с Катей. Девушка в ночной рубашке лежала на кровати. Ее нога была игриво отброшена, а ночная рубашка задрана. Боря лежал за ней на спине. Лицо у него было зеленое. Смутная догадка пришла в голову Олега. Он присмотрелся – действительно, Боря не дышит. Олег подошел к Кате. Такая же картина – дыхания нет, зрачки на свет не реагируют.
У кровати предательски стояла бутылка водки, с 50-граммовым остатком пойла. На всякий случай Олег крикнул:
– Алло! Доброе утро! Десять часов! Не пора ли вставать?!
Они не шевелились.
Олег опустился над Катей – пощупал пульс, посмотрел зрачки еще раз – не реагирует. Застывшее лицо Бори не излучало энергии жизни.
Олег нагнулся, чтоб посмотреть внимательнее на бутылку и замер – внизу под кроватью лежал дипломат: солидный, из крокодиловой кожи, лежал на боку. Он был закрыт, но замки отброшены. А рядом лежала аккуратная, как из банка, купюра в 500 евро. Олег достал дипломат и купюру из-под кровати. Спинным мозгом он почувствовал, что все, что происходило накануне в этом странном номере – не сон и не обман. Нет, это не было счастье, это был шок и страх. Страх, что сейчас у него этот портфель отберут. Олег огляделся в комнате и подошел к столу, положил дипломат на стол и открыл его.
В дипломате находились: девятнадцать пачек евро по 50 тысяч каждая, в дополнительном внутреннем кармане – четыре векселя на 200 миллионов рублей каждый, его расписка, заверенная нотариусом, и еще куча непонятных акций и ценных бумаг в красной папке.
На расписке стояла длинная корявая подпись Бори и самого Олега с расшифровкой имени, фамилии и отчества, а также печать и подпись нотариуса. Олег стал вспоминать вчерашние звонки с мобильного, вызов такси, поездку в ресторан «Яр», цыган, возвращение домой, еще одна открытая бутылка водки, приезд нотариуса, 500 евро, которые засовывали ему в карман (вот почему полезли за деньгами в портфель и не закрыли его – чтоб гульнуть в ресторане и заплатить нотариусу!) Обнимания и поцелуи с Борей, потом с нотариусом, потом всех вместе с Катей… На всякий случай Олег проверил карманы Бориного пиджака. Действительно, в наружном кармане он обнаружил двадцатую, уже распотрошенную пачку евро. Банкноты по 500 евро, сорванную бумажку от нее, паспорт во внутреннем кармане и ключи в другом боковом. Пачку он доложил в дипломат. На новых пачках красовалась белая бумажка с зеленой окантовкой и с надписью FIVE HUNDREDS вверху, чуть поменьше внизу и цифрой 50 000 по середине. Олег даже не мог сосчитать, сколько это будет всего от шока. Он перевел дух. Видать, снял недавно из банка, купюры новенькие. Застегнув дипломат из крокодиловой кожи, Олег положил его на стол и сел рядом. Фигуры Бори и Кати находились в том же положении, признаков жизни не подавали. Еще он вспомнил ванну с Катей и джакузи, голого Борю, который с прыткостью, не свойственной инвалиду, (какой же он к черту инвалид?) залезал в джакузи вместе с ними, и которого выпроваживали оттуда пинками, и, наконец, ее кокетливую филейную часть и плотный затылок с завитками рыжих волос, который ритмично маячил прям перед ним. На этом его память была заполнена, дальше пробел.
Но что делать теперь? Вызывать милицию-полицию? Нет уж, другого раза не будет, как говориться, плакали тогда мои векселя- пойдут выяснять кто да как, а вдруг они краденые? А там моя фамилия! Разбираться не будут, отберут все, еще и посадят! Даже спасибо не скажут. «Нет уж, – решил Олег, – кто не рискует, тот не пьет шампанское. Проверю-ка я все это сам!» Сложил в дипломат бутылку и стакан, из которых пил. Зашел в ванную и протер влажным полотенцем все ручки, включая и кнопку унитаза. Стул рядом со своей кроватью и все, чего он мог касаться. Взял дипломат и аккуратно вышел из номера, открыв дверь рукой, обернутой в носовой платок. Снаружи, на всякий случай, вытер ручку этим платком и пошел к лифту.
Глава четвертая
Беги, кролик, беги!
Зеркальный лифт элитной гостиницы в центре Москвы скользил вниз.
Вдруг, может, и не вдруг, а в силу необходимости, предписанной вторым законом термодинамики о том, что хаос во вселенной лишь возрастает, в лифт зашли две девушки в платьях 18-го века, напудренных париках и стянутых корсетами из китового уса. Они посмотрели на себя в зеркало, поправляя прическу. Между девушками протекал следующий диалог.
– Я папику вчера звонила, он не доступен.
– А я его вчера видела.
– Ну, и как он? Все со своей шалавой?
Олег вышел в холл подземного этажа с портфелем в руке. Звучала барочная музыка. Кругом расположились, как статуи в Летнем саду, солидные господа и модели с силиконовым бюстом. Молодые люди в камзолах со шпагами и девушки в кринолинах раздавали шампанское. На стеклянных витражах лежали ювелирные украшения, подсвеченные неоном. Олег с портфелем в руке прошел мимо этой толпы, как в параллельной реальности. По винтовой лестнице еще спускались люди.
Он подошел к швейцару в смокинге:
– Скажите, где здесь выход?
– Это на первом этаже. – Швейцар в белых перчатках поднял палец вверх, как капельмейстер, и уставился на Олега:
– А здесь бутик, открытие бутика! Это подземный этаж!
Олег повернулся и пошел к лифту. Мимо него проносились диалоги присутствующих, кого-то он зацепил краем глаза. Вот группа молодых людей, стильно выглядевших – толстяк, длинный и грудастая баба. Одеты как на открытие кинофестиваля. Толстяк, видимо, знакомил подругу с товарищем:
– А ты знаешь, она ведь в порнухе снимается! Представляешь?
– Да ну! – удивлялся тощий, уставившись на ее декольте.
Снова пришлось ехать вверх. Время тянулось слишком медленно, слишком… бабы в кринолинах уплывали вниз, и белый палец швейцара в перчатке застыл перед носом. Подземный этаж оказался слишком глубоко.
На первом этаже открылись створки лифта, и, сильно приволакивая ногу, ворвался Боря с перекошенным лицом:
– А, певец! – он сходу ткнул растерявшегося Олега в пах кулаком.
Олег согнулся от боли. Двери лифта плавно закрылись. Одна рука Бори оказалась на ручке дипломата, вторая одним взмахом приставила нож-бабочку к горлу Олега:
– Что, корешок, смыться хотел? Думал я того, в ящик сыграл? Я ж говорил, что не пьянею! Да я из тебя семя выжму!
Олег схватился двумя руками за руку Бориса с ножом. Вывернул ее так, что Борис вскрикнул. Нож выпал. Борис схватил за горло Олега, тот попытался разжать стальную хватку, свалил Бориса на пол и сам упал. Превозмогая друг друга, они сцепились на полу. Лифт медленно шел вверх, за стеклянными стенками лифта, как муравьи, передвигались человеческие фигурки. Дипломат болтался, как мячик в регби. Словно из аквариума, доносилась барочная музыка.
Олег высвободил руку, потянулся к кнопке stop. Лифт остановился между этажами. Боря, тем временем, достал до ножа и нанёс удар, но Олег перехватил руку. Несколько секунд он лежал под Борей, тот схватил обеими руками нож, направив его в горло противника. Олег сдержал его руки. Гримаса исказила Борино лицо. Лишь хрип вырвался из его пропитого горла:
– Врешь, гад, не уйдешь… я в танке горел… под Сталинградом! Отдай портфель… падла!
– Да не горел ты ни в каком танке! – сверхусилием Олег перевернул руки Бори и воткнул нож в его шею Бориными же руками. Аккурат в желобок над ключицей.
– Прости, брат…
Борис захрипел, вытаращив глаз, обмяк.
Собравшись с силами, Олег скинул Борин труп. Надо было сосредоточиться. Он убил человека, причем, в центре огромного города, в многолюдном месте. Сейчас сюда могут войти. Надо бежать, бежать – рефреном стучало у него в висках. Последний раз он посмотрел на Борю. Гримаса удивления застыла на его лице, из шеи торчал нож.
Олег поднялся, перед зеркалом привел себя в порядок. На воротнике куртки была Борина кровь. Олег поднял портфель, достал платок, вытер воротник. Нож он не трогал, поэтому рукоять вытирать не стал.
В холле восьмого этажа отеля «Мариотт» на Тверской открылись двери лифта. Олег вышел с портфелем в пустой холл.
А в лифте осталась сидящая в странной позе фигура человека. Он словно бы медитировал, глядя сквозь прозрачные стенки лифта на этот продолжающийся человеческий маскарад, спиной к дверям, уткнувшись головой в противоположные стеклянные двери. Ветеран, мошенник, великий лгун и комбинатор Борис Кантор. Вошедшие старички немцы сначала приняли его за пьяного, но, приглядевшись, заметили под ним лужу крови, о чем и сообщили секьюрити.
На окраине города, в своем районе, Олег достал пустую бутылку из портфеля, пару стаканов и разбил их об забор.
В метро он ехал, поглядывая на портфель и странное чувство переполняло его. Он убил человека, но это приходилось делать и раньше, на войне. «Здесь, правда, совсем другое дело, – думал он, – в мирном городе, в гостинице, в центре…» Но страха не было. Было какое-то сладкое чувство мести и азарта. – «Со своей совестью я договорюсь. А что, если и впрямь я теперь несказанно богат? И что бы можно сделать на эти деньги?»
До нужного отделения банка было недалеко от его станции метро. Он уже бывал в нем. Здесь он иногда платил по своей кредитной карте. Пока Олег ждал своей очереди, отошел в угол лицом к стене и протянул руки вперед. Пальцы еще слегка дрожали. Он снял куртку, сделал глубокий вдох, чтобы успокоится.
Менеджеру был неопределенного пола, услужлив и приятен:
– Здравствуйте!
Олег не сразу понял кто это – женоподобный парень или мужеподобная дева. Темные волосы с прической каре аккуратно обрамляли светлокожее лицо унисекс. Голос был тоже унисекс. Костюм тоже. Так что понять, какого он пола, было невозможно.
– Добрый день! – повторило оно.
– Я хотел бы положить крупную сумму на счет.
– Вы имеете в виду годовой вклад под проценты? У нас сейчас хорошие предложения.
– Нет, просто на счет, причем валютный.
– У вас уже есть счет в нашем банке?
Олег протянул ему кредитку:
– Вот это расчетная карта…
– Ваша карта не валютная, и на вашу карту вы можете положить не больше 600 тысяч рублей без подтверждающих документов.
– Каких это?
– Справка о доходах, ну и так далее, поймите, нас ведь тоже проверяют.
– Понимаю, – задумался Олег, – а какие суммы не потребуют наличия документов? Если, скажем, не на карту?
– Думаю, до 1 миллиона рублей включительно. У нас есть предложение – вклад «всегда с собой». Это выгодный вклад, с которого вы всегда можете перебросить деньги себе на карту. Пополняемо-отзывной депозит. Очень удобно! Или мы можем открыть мультивалютную карту. Три счета в одном: рубли, доллары и евро.
– И сколько я могу положить евро?
– Точно также – в эквиваленте 600-та тысячам рублей. Можно и больше, но по правилам с сумм, превышающих миллион рублей по курсу, теоретически финмониторинг может затребовать подтверждающие справки. Мы сами в налоговую ничего не передаем. Но иногда такое бывает.
– И что? Что я должен предоставить?
– Ну, любое объяснение, которое их устроит. Выиграли в лотерею, например, или продали акции, любой документ, подтверждающий законность. А сколько вы хотите положить? – заинтересовалось оно и посмотрело прямо в глаза.
– Ну, в эквиваленте, как вы говорите, только я положу евро. А сколько я могу обменять на рубли, чтобы не требовалось потом никаких объяснений?
– Те же шестьсот тысяч по курсу без проблем.
– В таком случае, на шестьсот тысяч рублей я обменяю и на столько же положу на карту.
В дипломате у него был миллион евро – двадцать пачек по пятьдесят тысяч – а положить в банк он может на миллион двести тысяч рублей, то есть тридцать тысяч евро, ну что ж, с паршивой овцы…
Когда кассирша пересчитывала деньги, Олег подумал: – «А если они фальшивые?» Протянуло внизу живота, и ему стало смешно. Он даже ухмыльнулся – как глупо все может получиться. Надо же быть таким дураком – даже не проверил! Не хватало прямо отсюда в тюрьму! Жадность фраера сгубила… На секунду девушка кассир оторвала взгляд от счетной машинки и посмотрела на него:
– Что-то не так?
– Нет-нет, все нормально, – Олег снова стал серьезен.
Евро оказались настоящие.
Выйдя из банка, Олег по-прежнему нес дипломат, а его обдувал весенний ветер. Деревья радостно качали ветками, и даже щебетали птички. Итак, у него был миллион евро! Да еще этот загадочный вексель на двести миллионов рублей… «А почему векселя четыре, – думал Олег, – где пятый? Он же говорил, на миллиард… Обналичил, наверное, этот Боря, отсюда и евро в пачках. Однако, деньги бесхозными не бывают. Кто-то наверняка их уже ищет. Боря этот, видать, жулик большой, не исключено, что и обокрал кого-нибудь. Так что грабь награбленное, как говорится. Не грохну ли бы… Жаль лишь Катю, мою несостоявшуюся невесту. Нет, от денег надо как-то избавиться, вложить куда-нибудь, или закопать, пока не догнали».
Олег знал, что такое деньги. Когда-то у него была своя строительная фирма. Он строил дома для «верующих». Да, был один батюшка, тот самый отец Варнава, иеромонах из Конаково. Он проповедовал о скором апокалипсисе. Его даже по телевизору показывали. Излишне говорить, что его знали, приезжали со всей страны, оставались жить в деревне подолгу. Большая борода до пояса, изгнание бесов по требнику Петра Могилы, и тысячи человек хотели скрыться в лесах после его проповедей. Угол Вологодской области, рядом непроходимые леса. В лесах, может быть, не удобно, а вот в небольших домах шесть на шесть с унитазом и печкой проживание им гарантировали за небольшие, относительно, деньги. Там же, в деревне под Конаково, и начали строить первые дома. Шестьсот тысяч за дом – это вам не два миллиона в Подмосковье. Батюшка получал свои пятнадцать процентов. Дерево Олег закупал в Карелии, и тут тоже помогли батюшкины связи – знакомый епископ служил в Карелии, у него были спонсоры с местного лесозаготовительного завода. Качество дерева играло на брэнд: карельская береза и сосна – это лучше, чем местный кругляк. Бригады строителей свои, а не из местных вологодских алкашей. Он продал тридцать восемь домов. Все шло хорошо, пока батюшку не объявили еретиком, а все его счета арестовали. Он ведь был иеромонах, им вообще собственности не полагается иметь. «Обет нестяжания» так сказать! Может, с начальством не поделился, а, может, просто не понравился властям его параллельный бизнес. Батюшку вывели за штат. Поп –расстрига уже не имел того влияния, что раньше. Церковные власти бдительно следили за тем, чтоб мимо них копейка не проплывала.
– Деньги! Деньги! Вот, что им нужно! – кричал, сверкая глазами, отец Варнава на проповедях преданной пастве, не захотевшей разбегаться от пастыря. Проповедовал он, правда, теперь с крыльца собственного дома. Борода его, словно осиротев без прихода, развевалась на ветру драной мочалкой.
Плохо было, что наслали налоговую. Олег использовал «помойки» – фирмы однодневки для черного обнала. Инспектор это пронюхал. Пришлось заплатить приличную взятку, чтоб не присесть на несколько лет. А ведь были еще непогашенные кредиты. Кризис 2008-го года подкосил его окончательно. Заказы прекратились, долги стало отдавать нечем. Он продал и бизнес, и машину, теперь сидел на бобах. Докатился даже до работы таксистом. А ведь раньше на заработанные деньги он купил эту квартиру в Новых Черемушках, слегка подержанный Rangе Rover. Тогда были и дорогие рестораны, и ежегодные туры заграницу, и красивые женщины. Тогда он познакомился и с Леной, которую все устраивало.
