Проект «Земля»

– Меня зовут Баклажан, – обиделся фиолетовый.

Петрович с новой силой забулькал и, отсмеявшись, пробормотал себе под нос:

– В теплицы сегодня не пойдём.

И уже громче добавил:

– Ну же, чего глядите, пойдёмте в народ, знакомиться будем.

Группа студентов, озираясь и поминутно глядя под ноги, двинулась вслед за ним. У домов играли маленькие люди.

– Это дети! – пояснил дисперсианам Петрович. – Они… как бы это объяснить-то по-вашему… ещё не скоро станут прозрачными.

Дети бросили бегать и уставились на ребят. Один мальчик подкрался к синему студенту, тронул его за руку и, заглянув ему в глаза, попросил:

– Покажи фокус!

Синий неуверенно оглянулся на Петровича.

– Палец вытяни! – подсказал тот. – Очень уж их это забавляет.

Синий вытянул на обеих руках по пальцу и помахал руками. Тогда все дети обступили дисперсиан. Студенты плавно вытягивали пальцы, демонстрируя руки детям, а потом вновь втягивали их обратно.

– Ну, всё, – прервал веселье Петрович. – Они так весь день могут развлекаться. – Кыш! Кыш! – замахал он на них руками. И все они, кто ещё секунду назад бегал и веселился, сморщили лица и стали тереть глаза руками.

– Плачут! – догадалась Ниа, но звук плача, как и полагалось дисперсианам, не считался.

– Здесь у нас дома, вон там – баня! Вот там – теплицы, тут – столовая. Махнув рукой, он скрылся в одном из домов, и студенты, немного помявшись, двинулись за ним.

– Фу, – втянул носом воздух Баклажан.

– Не «фу», а щи! – шикнул откуда-то из дальнего угла Петрович.

В столовой группа женщин суетилась у плиты. Ими руководил высокий парень с длинными, как у Венетуса волосами. Только они ещё и завивались по спирали.

– Это – Доширак, наш шеф повар! – представил его студентам Петрович.

– Старый безобразник, – рассмеялся тот и погрозил пальцем Петровичу. – Меня зовут Алекс, – сказал он, обращаясь к дисперсианам. – А доширак – это лапша такая быстрого приготовления. Немного похожа на мою прическу! – и он легонько потянул себя за волосы.

– А вы – старый, да? – осторожно спросила Ниа.

– Отчего же? – расхохотался Алекс. – Вот Петрович старше меня раза в три.

– Просто у вас волосы длинные, а у Петровича их нет, – пояснила оранжевая.

– А, понял! Нет, у нас, у людей всё иначе. Рождаются лысыми, потом появляется шевелюра, ну, и потом мы снова лысеем. Но и это не является показателем возраста. У нас можно стричь волосы.

– Разве это не больно? – воскликнула Ниа.

– Дисперсианам больно, а нам – нисколечко. Ну-ка, потяни! – Доширак подошёл к Ниа и преклонил перед ней голову. Она осторожно, вытянув два пальца, взялась за длинную вьющуюся прядь, как вдруг раздался истошный крик, и она упала от неожиданности на пол. Но кричал не Алекс. Это фиолетовый, проворно вытянув свой палец, опустил его в одну из кастрюль с булькающей водой.

– Ай-ай! – от его пронзительного крика звенело в ушах, пока он метался по столовой.

– Ты зачем, ирод, суп испортил? – бросилась на вопящего студента женщина. – Петрович, ты зачем их сюда привел? В своём уме?

– Прекрати верещать! – зажав руками уши, приказал Петрович. – Вы же звуков не издаете, и эти вопли звучат как будто изнутри моей головы! Да заткнись ты, палец втяни!

– Он не втягивается! – заныл Баклажан. – Он, вон, какой-то прозрачный стал! Сейчас совсем исчезнет, и нечего будет втягивать.

– А ты постарайся! Вы же это, регенерируетесь! Давай, ну!

– Наконец, фиолетовому удалось втянуть палец, и в столовой воцарилась приятная тишина.

– Правило номер семь – никогда не трогайте щи!

– Я думал, это – вода! – буркнул Баклажан.

– Я тебе дам, вода! – возмутилась женщина. – Нормальный наваристый суп! Если его комиссия из-за твоего пальца не одобрит, я тебя в этом твоём колледже разыщу и вот этой тряпкой огрею! – она схватила с пола грязное полотенце и угрожающе помахала им в воздухе.

Петрович усмехнулся и поманил студентов за собой.

– Кажется, ваш хороший день подходит к концу. На сегодня, пожалуй, достаточно! Уважаемые дегустаторы, пройдёмте к выходу.

Студенты, бросая сердитые взгляды на Баклажана, покорно вышли из здания. Когда они проходили мимо рощи, Ниа инстинктивно оглянулась, и увидела ту самую оранжевую девочку, которая, встретившись взглядом с Ниа, сразу же спряталась за деревом. Они прошли мимо озера, вновь пересекли разноцветное поле, когда навстречу им попалась старуха, чем-то похожая на Петровича – с таким же длинным крючковатым носом, прозрачными глазами и редкими спутанными бровями, но только без бороды. Она шла, опираясь на кривую палку. Заметив группу студентов, она остановилась, посмотрела на них с презрением и сплюнула в траву.

– Черти! – считала её мысли Ниа.

– А что такое «черти»? – спросила она у Петровича. Он принялся озираться и только теперь заметил хромую старуху.

– А, это…! Не обращайте внимания. Она просто не может выговорить «дисперсиане»! – крылья его носа при этом зашевелились и он, шумно втянув воздух, отчего-то прибавил шаг. У выхода он тревожно оглядел студентов.

– Ну как, понравилось?

Все, кроме Баклажана, закивали.

– Отлично! Тогда, скорее всего, до завтра!

Ниа вернулась домой в прекрасном расположении духа. Вечером Юрик забежал к ней и похвастался своей новой татуировкой студента. Увидев его, Гё, который играл под потолком, догоняя собственный хвостик, радостно прокурлыкал и бросился вниз. Но, заметив, что Юрик пришёл один, без Гё, тут же грустно забился под стол. Юрик не обратил на него никакого внимания – он тоже, как и Ниа, был полон впечатлений от сегодняшнего дня. Они наперебой выложили друг другу свои новости. Хоть курс и был герметичным, вряд ли обсуждение его двумя студентами из одной группы, считалось преступлением. Спустя час Юрик засобирался домой. Он уже пролез в окно, когда Ниа окликнула его:

– Какой завтра Опасный День?

– Голубой! Твой ещё не скоро, – ответил он, не поворачиваясь.

Когда защита за ним задвинулась, Ниа вдруг закружилась по комнате в странном танце. Она сама даже не знала, что больше её обрадовало – сегодняшняя экскурсия по Парку, предстоящий голубой день или тот факт, что Юрик проверил её Опасный День заранее.

**Сказка Гё**

На планете Креа закончились новые мысли. Нет, креане не перестали думать и разговаривать. Просто на планете Креа закончилась фантазия. Раньше она била горячим потоком из кратера вулкана. Но однажды вулкан потух. Несколько креан собрались у едва теплившейся лавы и попытались вновь раздуть пламя, но ничего не получалось. Тогда они бросились в разные стороны, оповещая остальных о том, что фантазии больше нет. Они надеялись, что остальные жители соберутся у вулкана, и всем вместе им удастся вновь его запустить. Но никто даже не обратил на эту новость внимания. Креане давно уже пользовались уже существующими мыслями, которых накопилось достаточно на планете Креа, и просто пересказывали их друг другу. Оттого вулкан стал затухать.

Те немногие, кому постоянно был необходим поток свежей фантазии, собрались у вулкана и по очереди стали дуть в него, что было сил. Иногда ненадолго к ним примыкали новые креане, но быстро теряли интерес. Слишком сложно было поддерживать в вулкане постепенно угасающее тепло. Куда проще было безо всяких усилий пользоваться уже накопившимися на планете мыслями. До сих пор, если посмотреть на небо ночью, можно увидеть мерцающую звезду. Это на далёкой планете Креа креане не теряют надежды раздуть затухающий вулкан.

Глава 5. Маришка

– Ну, и какой он, этот Парк? – прошептала Ди вместо приветствия, как только Ниа вслед за канцелярией вошла в аудиторию.

– Вот у него спроси! – внезапно выросший перед ними Юрик, ткнул в сторону Баклажана. – Ты как, Бак, палец не болит?

– Да вы все трусы! – обиженно отвернулся фиолетовый. – А я хотя бы потрогал воду!

– В Парке есть вода? – красная в восторге всплеснула руками. – Жаркая, как твоя пустыня! – ответила Ниа. – Называется «щи»! Бак даже обжёгся!

– А ты там тоже был? – Ди с завистью посмотрела на Юрика.

– Это Юрик, мой сосед, – представила его Ниа.

– Интересно, откуда он знает про щи, – пробурчал Баклажан. – Насколько я помню, он вчера был на церемонии Поступления!

В аудиторию вошёл Венетус, и ребята притихли.

– Сегодня вы снова отправитесь в Парк! Теперь к вам смогут присоединиться и зелёные! – объявил он. – Надеюсь, всем вчера там понравилось?

Студенты дружно закивали.

– Только, пожалуйста, ничего не трогайте в Парке без разрешения, чтобы не нанести вред ни себе, ни людям! – он медленно обвёл взглядом студентов, а на Баклажане задержался немного дольше, но так ничего больше и, не сказав, направился к выходу.

Все студенты наперегонки бросились вслед за ним. Ниа оглянулась. Баклажан с облегчением вздохнул и тоже пошёл к дверям. По дороге Ниа попыталась сбивчиво рассказать Ди, что она уже видела в Парке. Но потом запнулась:

– Знаешь, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать!

Как только все студенты прошли процесс обработки, и дверь за ними плотно закрылась, из кустов вывалился Петрович. Ди вытянула целых пять пальцев и вцепилась в руку Ниа.

– Не бойся его, – прошептала Ниа, – он безобидный. Это про него я тебе рассказывала.

– Щи вчера удались, как никогда! – вместо приветствия объявил он. – Ты не мог бы сегодня ещё раз забежать на кухню? – он потрепал Баклажана по плечу. – Я и сам попробовал – пальчики оближешь!

Было непонятно – шутит он или говорит правду. Фиолетовый нахмурился:

– Предлагаю договориться вот на этом самом месте, что больше шуток обо мне сегодня не будет!

Человек улыбнулся.

– За себя – зуб даю. А вот за остальных не отвечаю.

– А что такое зуб? – спросил Юрик. Петрович оскалился, продемонстрировав ряд жёлтых редких зубов.

– Это столовый прибор – необходим всем тем, кто ест пищу. Это у вас всё просто – проголодался – прижался к панельке на стене и снова огурцом. А у нас, у землян, это целый процесс.

– А расскажи подробнее? – попросил Юрик, водя ладонью по траве.

– Про весь процесс, пожалуй, не буду, – отвёл глаза Петрович, – вы ж первокурсники. Так, и пора уже куда-нибудь отсюда двигаться. А то топчемся возле сувенирной лавки, а музея не увидим.

– А что такое «сувенирная лавка»? – спросил Юрик.

– Магнитики там продают, открытки, сувениры, разумеется.

– А «сувениры»…?

– Так! – вдруг строго осёк его Петрович. – Любопытный! Ты мне тут этого не начинай! Всё сразу не узнаешь, да и не надо тебе и половины знаний для твоей учёбы. Зря себе голову ерундой забиваешь. А про магнитик потом расскажу, когда физику учить будешь.

Он увидел, что Юрик собрался задать новый вопрос и цыкнул:

– Цыц! Тебе больше нельзя задавать никаких вопросов. Исчерпал моё терпение. Пойдёмте, скорее! Привет, рыженькая! – только сейчас обратив внимание на Ниа, он посветлел. Засунув руку за пазуху, он картинным жестом выудил оттуда апельсин. Ди захлопала от восторга – она ещё не видела одежду и только сейчас поняла, что это не часть тела Петровича.

– Вот так пахнут Гё! Помнишь, ты спрашивала? – прошептала Ниа и передала апельсин в руки Ди. Она, с блаженством закрыв глаза, прижалась к нему.

Ниа посмотрела на Юрика. Он задрал голову, снял защитные очки, и задумчиво наблюдал за облаками и птицами, парившими в небе.

– Пойдёмте же, – поторопил студентов Петрович и первым пошёл вперёд. – Вот там у нас – школа. Это, как ваш колледж, только без заумных причуд. Мы – люди простые. Буквы разные писать тонким пёрышком в тетрадь! – внезапно запел он. – Вот там, видите, постройки? Там – ферма. Справа – деревня, где люди живут. Там же и столовая, где мы вчера были. А вот с той стороны у нас комплекс по вывозу мусора.

– Что такое мусор? – поинтересовался Юрик, забыв про запрет Петровича на вопросы.

– А пойдёмте! – и Петрович, нисколько не рассердившись, резко сменил направление. – Покажу!

Ребята, осторожно ступая по траве босыми ногами, гуськом следовали за Петровичем.

– Мусор – это отходы жизнедеятельности человека. От дисперсиан нет ни пылинки, ни волосинки. Следователь бы с ума сошёл на месте преступления.

– А кто такой «следователь»? – немедленно перебил его Юрик.

– Тот, кто задаëт слишком много вопросов. Как ты! – рявкнул он, и сразу же рассмеялся, увидев, как студенты замерли. – Так как наш Парк – тело для вашей планеты инородное, то с мусором надо было что-то придумывать. Вот и решили свозить его на Солнце.

Они подошли к небольшому огороженному участку, возле которого суетились люди, похожие на Петровича.

– Вот здесь его утрамбовывают, погружают на корабль, и тю-тю.

Люди продолжали работать, не обращая на студентов никакого внимания. Петрович подошёл к одному из контейнеров.

– Сюда свозят мусор со всего Парка. Вот – контейнер с кухни! – Он двумя пальцами выудил гнилую картофелину и поморщился. – Эх, не бывать у нас безотходному производству, что за люди! – пробормотал он. – А вот – мусор из школы. А здесь, например, Маришкин мусор!

Он выудил пустой тюбик от краски из контейнера. Серебряный с зелёной окантовкой и с чёрной крышечкой тюбик был сильно измят, и, скорее всего, пуст. Задумчиво повертев его в руках, Петрович зачем-то поднёс его к носу, потом порылся в контейнере, достал ещё один точно такой же и внезапно заорал:

– Почему особый контейнер не запаян и даже не маркирован, а? Я главному доложу, быстро все…, – он оглянулся на притихших дисперсиан, – … на Землю полетите. Или на Солнце, если найду виновных.

Юрик заинтересованно заглянул в контейнер. Ниа и Ди, наоборот, отошли подальше и потеряли интерес к происходящему, рассматривая диковинную природу Парка. Вдруг Ниа считала странные мелодичные звуки, которые ей показались знакомыми. Она внимательно огляделась по сторонам и заметила вдалеке Маришку. Ниа легонько толкнула Ди в бок:

– Я сейчас приду, ладно?

Осторожно ступая по траве, она подкралась к девочке совсем близко. Маришка, закусив губу, водила палочкой по белому прямоугольнику. Вдруг она подняла глаза и замерла, заметив Ниа. Палочка выпала у неë из рук, но девочка не убегала. Только странная мелодия, которая привлекла оранжевую, совсем исчезла.

– Я – Ниа! – как можно старательнее подумала Ниа, в надежде, что Маришка сможет еë считать. Маришка продолжала смотреть на Ниа, не моргая. У неë были огромные голубые глаза, а оранжевые пятнышки покрывали всë лицо – даже веки и подбородок.

– Ты – Маришка. Нам про тебя Петрович рассказал.

Ниа указала рукой в ту сторону, откуда до сих пор доносился его раз гневный крик. Маришка не отвечала. Тогда Ниа пожала плечами и помахала Маришке рукой:

– Я, наверное, пойду.

– Я никогда ещё не слышала голос, как странно – вдруг еле слышно считала Ниа Маришкины мысли. – Неужели, я и, правда, слышу твой голос? Но это приятно. Наверное. А ты слышишь, о чëм я подумала? – она с надеждой посмотрела на оранжевую.

Ниа кивнула.

– А почему ты до этого ни с кем не разговаривала? – поинтересовалась она.

– Я не могу. Я же глухонемая. Это означает, что я ничего не слышу и не говорю. Но я не знала, что смогу слышать тебя. Ты не представляешь, как это странно. Разговаривать с кем-то впервые в жизни. Слышать новый звук, а не свой голос, который так надоел за двенадцать лет. А ты – студентка?

– Да! А что ты делала вот этой палочкой? – Ниа наклонилась, вытянула пальцы и подняла кисточку, которую уронила Маришка.

– Рисовала! – улыбнулась девочка. Ниа обошла белый прямоугольник с другой стороны, и увидела нарисованные на нëм озеро, деревья и уток.

– Как красиво, ты это сама сделала? Это называется «рисовать»?

– Да, – кивнула Маришка. – Хочешь попробовать? Вот тут – тюбики с красками, здесь – кисти, а вот это – палитра! – она протянула кисточку Ниа. Ниа осторожно обмакнула кисть в белый цвет и аккуратно провела ею по белой поверхности листа, стараясь не испортить пейзаж. Маришка заулыбалась:

– Так не пойдёт! Белым по белому! Попробуй другой цвет.

Тогда Ниа обмакнула кисть в красную краску и снова провела осторожным движением по бумаге. Увидев результат, она в восторге захлопала в ладоши, отчего брызги краски полетели во все стороны.

– Ой, прости! – испугалась она.

Но Маришка и не думала сердиться. Она с восторгом и любовью смотрела на Ниа, не веря, что только что она научилась говорить и слышать.

– А ты можешь нарисовать мне что-нибудь? – попросила Ниа, указав на траву. – Например, травку.

– Не могу. Хочу, но не могу.

Она показала на тюбики с краской:

– Зелёный цвет закончился. Только недавно Петрович привёз посылку – всех цветов ещё много, а зелёный закончился. Так странно!

Ниа вытянула пальцы и стала перебирать тюбики. Они были такими же, как и пустые в контейнере – серебряные с чёрной крышкой. Только окантовка на них была разных цветов в зависимости от того, какого цвета краска была внутри.

– Можно? – спросила Ниа, взяв в руки тюбики с жёлтой и синей красками.

Маришка с любопытством посмотрела на неё и кивнула. Ниа выдавила немного краски из каждого на деревянную палитру, поводила кистью, смешивая цвета, потом потянулась к чёрной и добавила капельку. Немного подумав, она выдавила и немного белой. Маришка с восторгом следила за её движениями. Спустя минуту перед ними была готовая зелёная краска – один в один цвета травы под их ногами.

Глаза у Маришки радостно сияли.

– Я хорошо разбираюсь в оттенках, – скромно пояснила Ниа. – Ну, что? Нарисуешь мне травку?

Маришка заулыбалась и кивнула:

– Приходи в следующий раз! Может, я тебя тоже научу рисовать!

Только сейчас Ниа поняла, что Петрович больше не кричит. Она увидела, как группа студентов двинулась в сторону поселения.

– Ты только приходи, ладно? – перехватила её взгляд Маришка, догадавшись, что Ниа пора идти. – Я очень буду ждать!

Ниа побежала догонять группу, затем обернулась, и помахала Маришке рукой.

– Я скоро вернусь!

Она нагнала ребят, когда те уже знакомились с местным населением. Бак был в центре внимания, так как история про его палец в щах, уже разлетелась по всей деревне.

–… пропали две морщины на лбу, и спала крепко! – услышала Ниа восторженные вздохи какой-то женщины, приближаясь к группе.

– А вкус? Я клянусь, что таких щей не готовила даже моя бабушка Тоня. А работала она в столовой ни где-нибудь, а ого-го-го – в мишелиновском ресторане! Осознаёте масштабы квалификации? – захлёбываясь от восторга, тараторил какой-то мужчина.

– Эй, паренёк, а ты не мог бы потыкать котлетки наши сегодняшние? Нам их на пару готовят – так полезнее, говорят. Но на вкус не то отруби, не то силос, – подпел ещё кто-то.

Бак, окружённый вниманием, стоял в полной растерянности и глупо улыбался. Похоже было, что ему очень нравилась его набирающая обороты популярность.

– Ну, полно, полно, – подняв руки вверх, остановил веселье Петрович. – У нас по программе сегодня – школа. И нас там уже, наверное, заждались.

Он двинулся в сторону школы, и студенты покорно поплелись за ним, гадая, что их там ожидает. Подойдя к зданию, дисперсиане увидели лица детей в окнах. Они весело показывали на студентов пальцами, приветственно махали руками и радостно переглядывались. Ребята неуверенно вошли в здание, стараясь не отставать от Петровича.

– Знакомьтесь, дети! Как и обещал, вот наши друзья с планеты Дисперсия! Наш Парк – находится в гостях у них, но сегодня – это они – наши гости! – радостно объявил Петрович и сел за парту. – Можете задавать вопросы… – он не успел договорить, как все дети тут же повыскакивали со своих мест и затрясли руками. Шум поднялся невероятный.

– Можно мне, можно я? – нетерпеливо трясла рукой одна девочка.

– Давай, – кивнул Петрович.

– Правда, что вам не нужна еда?

– Мы же говорили на эту тему, – расстроился Петрович. – Есть у кого-то поинтереснее вопросы?

– Я думал, что это мы будем вопросы задавать, а не они, – пробурчал Фиолетовый.

– Ну, задавай, студент, свой вопрос, – покорно согласился Петрович.

– А вот… эээ…, – замялся от неожиданности Бак, – ну, вы это, например…

– Можно я, можно мне? – не дождавшись внятного вопроса, опять затрясла рукой девочка, и вслед за ней затрясли руками остальные дети, вскочив на стулья, чтобы их было лучше видно.

– Так он же и не спросил ещё ни о чëм. Разгалделись! – хлопнул себя по коленям Петрович. – Ну, съел, студент? – обратился он к Баку. – То-то же. Обучение – это процесс много, так сказать, гранный. Оттого, какие тебе задают вопросы, тоже можно много чего понять. Отвечать на них – это тоже обучение, понимаешь? Ну, давай, ещё разок, – он посмотрел на ту девочку, которая теперь раскраснелась, и, казалось, вот-вот лопнет.

– А у вас тоже нет мамы?

– Мы же с вами и об этом уже говорили, – пробурчал раздражённо Петрович. – Ну, отвечай теперь! – подбодрил Бака он. – Ты же так хотел выступить.

– Нет, наверное, – неуверенно пожал плечами тот, оглянувшись в поисках поддержки на дисперсиан.

– Что такое «мама»? – спросил Юрик.

– Это такой человек, который любит тебя… заботится о тебе… – наперебой стали пояснять дети.

– Никогда не ругает… поддерживает во всём…

– Добрая!

– Хорошая!

– Ты для неё самый лучший ребёнок!

– И она самая красивая!

Ниа улыбнулась, услышав об этом, так как сразу вспомнила, какое важное значение имела красота в жизни землян.

– А посмотреть можно? – спросила Ди. – Кто из вас здесь мама?

Дети как-то натужно рассмеялись.

– Мамы нет, – ответил кто-то.

– У нас вообще нет мамы. Ни у кого, – добавил чей-то голос.

– Ну, наверное, и у нас тоже нет мамы, – улыбнулась Красная. – Заботимся мы сами о себе. Любим… а что такое «любить»?

– Когда кто-то хочет, чтобы бы тебе хорошо было… когда волнуется за тебя… когда ты видишь кого-то, и у тебя всë внутри радуется! – наперебой объясняли непонятливым дисперсианам школьники.

«Это похоже на ниточки от клубочков из сказки Гë», – подумала Ниа.

– А почему вы про маму спросили? – удивился Юрик. – Если у вас их нет?

– Или они остались на Земле, эти ваши мамы? – спросила Ниа.

– Нет, – хором ответили дети. – Мы не знаем. У нас их нет. Они, наверное, потерялись. Мы надеемся, что они когда-нибудь обязательно найдутся.

Ниа заметила, как лица детей заметно помрачнели.

– Наверное, если этого никогда не было, то ничего страшного. А вот, если было, но потерялось, тогда плохо, конечно, – размышляли студенты по дороге домой.

– А ты что-нибудь теряла? – спросила Ди у Ниа.

– Нет, наверное, – она немного подумала и уже более уверенно сказала:

– Нет, точно нет.

– А ты? – повернулась Ди к Юрику.

– Я думал, что урок вопросов окончен, – буркнул он и быстро зашагал вперёд. Ниа подумала про Гё, которого спектрумы забрали у Юрика, и поняла, что он блокирует мысли, чтобы Ди не смогла их считать.

Глава 6. Тайна Юрика

После возвращения из Парка все студенты разбрелись по своим лабораториям.

«Доширак» – искала причудливое слово Ниа на стене своей лабораторной комнаты, но даже понятия не имела, к какой теме оно может относиться.

Тогда она выбрала тему «Человек» и из предложенных подразделов – «Жизненный цикл».

– Устройтесь поудобнее, – проговорила комната и приглушила свет. – Когда человек появляется на свет, он не способен к самодостаточному существованию. Всем необходимым его обеспечивает семья, чаще всего, состоящая из мамы и папы. Ходить дети начинают…

Ниа смотрела на мелькающие перед ней кадры учебного фильма, и не могла поверить в то, что ей показывали.

Дисперсиане не рождались беспомощными, как люди. Они сразу умели думать, ходить и самостоятельно заряжаться энергией. Как только дисперсианин становился совсем прозрачным, он растворялся в воздухе и снимался с учёта. Информация об исчезнувшем поступала в институт, где сразу же создавали нового дисперсианина такого же цвета. Его помещали в аналитическую кабинку в доме, принадлежавшем ранее растворившемуся дисперсианину, и он рос и трудился на благо общества – ходил в колледж, изучал выбранный предмет и Вселенную, становился учёным, и, в конце концов, через множество Опасных Дней бледнел и растворялся навсегда, чтобы жизненный цикл обновился вновь. Определять возраст дисперсианина можно было по степени прозрачности кожи и длине волос, которые и волосами-то на самом деле не были, но это лучшее объяснение, которое можно им дать, чтобы было немного понятнее. А вот семьи у дисперсиан не было. Только друзья и у некоторых из них домашние питомцы, как Гё у Ниа.

Иногда дисперсиан аннигилировали раньше времени за какой-то серьёзный проступок. Список таких нарушений был небольшим, но постоянно пополнялся. Например, как тот несчастный студент, который самовольно изобрёл нефть. Повезло ещё, что ему дали испытательный срок, – подумала Ниа, – чтобы исправить ошибку.