Врата бога. Ашшур в гневе. Часть вторая

Овдовев, Накия-старшая не долго сохраняла траур по погибшему мужу, по неистовому Синаххерибу, и уже через пару недель она завела себе для здоровья (ну и разумеется для поддержания хорошего настроения) первого любовника. Им оказался здоровенный нубиец опахальщик. У него была неимоверная мужская сила и это привлекло внимание его госпожи.

Айягу (а так звали этого раба и по совместительству фаворита) развлекал её примерно с месяца два. Но он был не образован и недалёк, и с ним Накии стало вскоре скучно. И потому уже через некоторое время у неё появились другие фавориты. Они начали набираться и из гвардии, и из дворцового окружения, но чаще всего они подбирались из молодых и привлекательных рабов, и бывало даже так, что Накия заводила одновременно трёх-четырёх молодых и выносливых жеребцов, настолько она вошла во вкус альковной жизни… По сути царица-мать завела себе гарем. Самый настоящий. Только состоявший не из девиц, а из мужчин. А это совершенно уникальный факт для того времени на всём Ближнем Востоке.

Иногда в её гареме находилось до двадцати молодчиков, от которых только требовалось одно. Что именно я пояснять тут не стану, всё и без моих пояснений понятно и достаточно прозрачно. А вообще это для Ассирийской империи было неслыханным делом! И это при том, что у ассирийцев женщина всегда по отношению к мужчине находилась в приниженном положении! Но разве для царицы-матери были писаны какие-либо законы? Она была выше их! Законы её не касались!

А ещё добавлю, что у Накии-старшей в её собственном гареме находились самого разнообразного происхождения юноши-наложники. Тут у неё имелись и халдеи, и эламиты, и нубийцы, и финикийцы, и греки, и даже для разнообразия она завела в нём негра. И нередко Накия со всеми ими и со своими одалисками прислужницами проводила в своём дворце тайные и очень архаичные обряды, посвящавшиеся богине Иштар, которые официально были запрещены за их крайнюю разнузданность и противоестественную извращённость, и их нельзя было где-либо даже упоминать, а не то что проводить.

Впрочем, Накия-старшая не гнушалась предаваться и другим развлечениям…

Все знали, что ещё время от времени с ней делили ложе и девушки, которых она тоже придирчиво для себя подбирала. И никто не смел даже и словом обмолвиться по поводу всех этих её запретных шалостей, которые, конечно же, ни для кого не являлись тайной. Всем о них было известно. Ну и всем так же было известно, сколь крутой нрав был у царицы-матери, и что она никому ничего не прощала.

За то те, кто был предан ей, получали от неё поддержку буквально во всём. Накия-старшая умела ценить это качество.

***

Одно время в её фаворитах числился и князь Набуэль, приехавший из глухой дыры и собиравшийся покорять блистательную ассирийскую столицу. Тогда ему исполнилось едва семнадцать лет, и он только-только переступил порог совершеннолетия. Ну, разумеется, мимо такого красавчика Накия-старшая не смогла пройти мимо. Он быстро стал очередным её трофеем. Наверное, уже на тот момент четырёхсотым. Хотя Накия и не ввела его в свой гарем. Но именно благодаря ей этот халдейский князь возвысился при дворе и получил в итоге, не смотря на свою неопытность, даже должность наместника в Приморье, откуда он и был родом. Впрочем, сейчас, по понятным причинам, он перешёл на сторону взбунтовавшегося Шамаш-шум-укина.

Но как бы Накия не казалась вечно молодой, однако и у этой женщины постепенно заканчивался запал, и она начинала несколько сбавлять в своих альковных похождениях обороты.

В последние года три в её резиденции уже реже устраивались разнузданные оргии, и вскоре она даже распустила свой мужской гарем (как я уже упоминал, единственный тогда на всём Востоке) и постепенно стала остепеняться.

Ну а когда её последним фаворитом стал юный греческий скульптор Филомей, она вообще перестала кого-либо призывать к себе в спальню кроме него.

И они уже зажили с Филомеем почти что как настоящие супруги.

***

Накия обсуждала в мастерской своего юного фаворита его последние работы, когда ей сообщили, что в Южной Месопотамии бунтовщиками был захвачен Ур. Теперь на юге у Ассирии оставался только один оплот, Урук. И неизвестно сколько он продержится.

Встревоженная Накия оставила своего Филомея и порывистой походкой направилась в апартаменты царственного внука. Она застала там не только Ашшурбанапала, но и Главного глашатая. Ишмидаган докладывал Великому царю, как обстоят дела в Вавилонии. При виде Накии Главный глашатай прервался и почтительно приветствовал царицу-мать.

– Я уже всё знаю, – произнесла Накия.

Усевшись в кресло рядом с Ашшурбанапалом, она обратилась к Главному глашатаю:

– Сколько ещё может продержаться в Уруке Бел-ибни?

– Это всё будет зависеть от того, сколько в городе осталось продовольствия, – ответил Ишмидаган.

– Я хочу знать точно, сможет ли Бел-ибни удержать в своих руках наш последний оплот на Юге? Ты можешь мне это сказать?

– Насколько мне известно, Бел-ибни успел создать в Уруке большие запасы зерна, так что там ещё что-то имеется… Думаю, что он сможет продержаться ещё с месяц-другой… Или около того, госпожа.

– Вот видишь… к чему привела твоя излишняя мягкотелость, – обернулась резко к Ашшурбанапалу Накия. – Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не доверял этому Шамашу! Я ведь предупреждала, что он скрывает свои истинные намерения… И вот, ты сам теперь убедился…Дождались! А что от карлика, от него есть какие-то известия?

Ишмидаган ответил:

– Генерал Мардук-апла-иддин со своей армией без боя занял уже всю северную Вавилонию и теперь приближается к самому Вавилону. По всей видимости у стен этого города и произойдёт главное сражение между нашей армией и бунтовщиками. Я полагаю, что это сражение будет уже со дня на день.

***

Читатель, хочу повторить для тебя ещё раз: основные события я описываю, опираясь прежде всего на древние хроники.

И так, что же последовало дальше?..

Армия бунтовщиков дожидалась ассирийцев примерно в четверти фарсаха от Вавилона. Набунацир её расположил так, чтобы его фланги прикрывали с одной стороны Евфрат, а с другой один из каналов, представлявший собой непреодолимую преграду для конницы и колесниц противника. Да и сама эта местность была пересечена небольшими каналами и множеством арыков и использовать свою ударную силу (шестьсот тяжёлых колесниц и пятнадцать тысяч конных скифов и киммерийцев) генерал Мардук-апла-иддин на ней не мог.

Когда карлик подошёл к месту предстоящей битвы, он сразу оценил все преимущества от занятой вавилонянами позиции. Набунацир был серьёзным противником, и он выбрал для себя практически идеальное место для предстоящей битвы.

Это карлик вынужден был признать.

Глава пятая

Восставшие уже который день ждали противника.

С ожидавшей ассирийцев армией всё было понятно, и потому Мардук-апла-иддин потерял обычно присущие ему хладнокровие и сдержанность. Я бы даже сказал, что он был сейчас крайне взволнован.

Генерал понимал, что это будет главная битва в его жизни. Как, впрочем, она будет решать и судьбу всей империи. И в этих словах не было никакой натяжки и никакого пафоса или какого-то преувеличения. Поэтому ему, карлику, ни в коем случае её нельзя проиграть или даже свести к ничейному результату.

А ещё с этой битвой он не мог затягивать, так как из Ниневии прибыл гонец, сообщивший волю Великого царя… «В связи с падением Ура положение ассирийцев на самом юге Месопотамии стало критическим и Бел-ибни, запертый в Уруке, уже из последних сил отбивался от наседавших бунтовщиков.»

Соответственно, генералу Мардук-апла-иддину предстояло немедленно разделаться с основной армией Шамаш-шум-укина.

«Но как же это сделать?» – лихорадочно размышлял Мардук-апла-иддин.

***

Карлика вынесли на носилках из лагеря и подняли на вершину полуразрушенного древнего зиккурата, возведённого по всей видимости ещё шумерами, и с которого просматривалась вся округа. Маленький уродец при помощи рабов кое как взобрался на сколоченный специально для него помост и внимательно осмотрелся.

Вдали виднелись пригороды Вавилона и даже в солнечных лучах сверкала знаменитая Этеменанка, вавилонская башня. Это было самое высокое творение рук человеческих после египетских пирамид. Высота этой башни достигала ста тридцати царских локтей (то есть, она превышала девяносто метров), и на самом верху Этеменаки, как утверждали жрецы, обитал главный бог Вавилонии – грозный Мардук.

Рассматривая поле предстоящей битвы, карлик окончательно утвердился в мысли, что его ударная сила- многочисленные тяжёлые колесницы и конница оказывались бесполезными ввиду того, что вся местность была изрезана сотнями каналов и ещё большим количеством арыков. Обойти конницей фланги противника и зайти ему в тыл он тоже не мог, так как этому мешали Евфрат и большой обводной канал, так называемый Старый канал Куфы, глубина которого кое где достигала почти трёх локтей, и огибавший столицу Мира с востока. А ещё Набунацир, главнокомандующий бунтовщиков, выставил впереди строя своих воинов частокол, а кое где и повозки из обоза, и сделал свою позицию практически неприступной.

Мардук-апла-иддин вернулся в лагерь и тотчас же собрал военный совет у себя в шатре, и на этом совете он спросил присутствующих генералов, что же им предпринять?

Первым выступил Наамир-баал. Это был старый вояка, начавший служить ещё при Синаххерибе. Искренне убеждённый, что лучше ассирийских воинов никого нет, и что им всё по силам, он предложил прорвать центр вавилонской армии, сосредоточив на направлении главного удара лучшие полки прославленной ассирийской тяжёлой пехоты. На что карлик ему не преминул возразить:

– Даже если нам это и удастся сделать, то это будет достигнуто ценой неимоверных потерь. Да и то, те, кто всё-таки преодолеют каналы и арыки, и прорвут центр вавилонских позиций, окажутся в западне. Среди вавилонян не возникнет паники, они не побегут куда глаза глядят, так как позади них находятся неприступные укрепления их столицы.

Тогда вперёд всех остальных высказался только что получивший генеральское звание по рекомендации карлика Белшарицар. Это был совсем молодой генерал. Он был балагуром и отчаянным рубакой. Но на этот раз от него исходило неожиданное предложение, которое совершенно не соответствовало его темпераменту и больше, наверное, подходившее тому же Наамир-баалу.

Белшарицар озвучил свою стратегию:

– А я бы не спешил атаковать бунтовщиков, – произнёс Белшарицар. – Вспомните, что в нашем распоряжении имеются превосходные стрелки… Самые лучшие, между прочим. Это наёмники скифы. Да и киммерийцы тоже прекрасно владеют луками. У них запасены десятки тысяч стрел. Давайте начнём обстрел позиций противника. Будем обстреливать их день, другой, третий… Неделю, наконец, на это потратим. И, в конце-то концов, мы измотаем главную армию бунтовщиков. И рано или поздно, но они не выдержат и предпримут против наших стрелков вылазку. И-и-и тут… Вот тут-то мы застанем их врасплох и нападём на них из засады. Ну а потом… на спинах бегущих, ворвёмся в их лагерь и не дадим им укрыться ни в нём, ни за стенами Вавилона.

– Это уже получше… – высказал своё мнение карлик. – Но ты, Белшарицар, не учёл два важных момента…

– Каких же, командующий?

– У нас нет времени на раскачку. А ещё рано или поздно, но у наших наёмников, скифов и киммерийцев, закончатся стрелы, а у вавилонян их опорная база находится под боком. И там сотни оружейных мастерских и не одна тысяча оружейников, которые сутки напролёт производят мечи, щиты и те же стрелы. И тут мы измором и постоянным обстрелом вавилонян ничего не добьёмся. Не-е-ет, нет-нет, нам следует, Белшарицар, предпринять что-то иное… И потом, ещё раз повторюсь для всех присутствующих… У меня приказ от самого Великого царя… Он настаивает, чтобы мы не затягивали противостояние с изменником и его прихвостнями. С ними необходимо покончить. И покончить, как можно быстрее! Кто не верит мне, я для тех могу показать этот самый приказ! – и карлик всем присутствующим генералам продемонстрировал папирус с личной печатью Великого царя.

– Я даже могу вам его зачитать! – в заключении произнёс главнокомандующий. – Тут чётко всё изложено!

И никто главнокомандующему не посмел возразить.

***

Что задумал генерал Мардук-апла-иддин стало ясно уже на следующий день…

Я сделаю по этому поводу небольшое отступление.

Необходимо знать, что первыми в войнах древности метательные машины, так называемые катапульты и баллисты, начали применять вовсе не греки, а ассирийцы. Здесь нет никакого преувеличения. Это потом древние и не очень скромные греки сумели приписать славу их изобретения себе, но на самом деле в некоторых хрониках ассирийских царей сообщается, что уже Cинаххериб, Саргон II и даже Тиглатпаласар III в своих походах использовали эти грозные устройства. Так вот, чем именно привлёк к себе внимание покойного туртана Набушарусура карлик, так это прежде всего тем, что Мардук-апла-иддин оказался не только прекрасным стратегом, но ещё оказался он и технически очень подкованным, и если сам не изобрёл смертоносные орудия, то ему удалось их значительно усовершенствовать, и затем умело их применять. В той же Маннейской кампании и в Эламском походе. И не только при осаде вражеских крепостей, но и в полевых условиях.

В этом с карликом никто не мог тогда сравниться.

И сейчас Мардук-апла-иддин решил вновь использовать свои катапульты, которые он значительно модернизировал, и они стали стрелять на гораздо большие расстояния. А ещё карлик решил, что они в этом сражении должны будут забрасывать противника не каменными снарядами…

К тому времени в Месопотамии во всю использовали такие природные горючие материалы, как битум и нефть (нефть называли в Месопотамии нафтой). И карлик эту самую нафту решил использовать против вражеских позиций.

Мардук-апла-иддин задумал наполнять ею глиняные кувшины. Они, запущенные из катапульт, при падении на землю неизбежно разбивались и содержимое их разливалось бы тут же, ну а затем скифы и киммерийцы должны были вдогонку засыпать эти участки, залитые нафтой, стрелами с горящей паклей. Стрелы подожгли бы нафту и позиции вавилонян оказались бы объяты пламенем. Ну а дальше…

А вот после этого карлик намеревался, под прикрытием разбушевавшейся огненной стихии, атаковать всеми силами армию бунтовщиков. План был достаточно прост и вполне рационален.

Для приготовления глиняных кувшинов с нафтой карлик своим подчинённым выделил всего три дня. Следовало найти свыше двух с половиной тысяч кувшинов и приготовить из них летающие горящие снаряды. И уже на следующей неделе было назначено начало битвы.

А вавилоняне тем временем были совершенно уверенны в своей безопасности и спокойно ждали, что же предпримут против них ассирийцы, ну и в открытую издевались и насмехались над противником.

***

Ленивое солнце ещё только поднималось из-за холмов, за которыми начинался Элам, а у ассирийцев было всё приготовлено. Убедившись в этом, Мардук-апла-иддин отдал приказ и зазвучали военные трубы. Выдвинутые вперёд ассирийские катапульты начали забрасывать позиции вавилонян горючими снарядами.

Вавилонские воины выбегали из своих палаток и с тревогой смотрели в небо, в котором уже прочерчивали дымящие дорожки выпущенные из катапульт глиняные горшки. С пронзительным свистом, переходящим в глухой шум они падали на землю, с треском раскалывались и их содержимое заливало всё вокруг. Нафта практически мгновенно загоралась.

Набунацира растормошил командир его телохранителей. Вавилонский военачальник, толком даже не одевшийся, выбежал из своего шатра и увидел, что происходит. Набунацир всё понял и тут же заорал, что есть мочи, что бы его как можно больше подчинённых услышали.

Он отдал приказ немедленно отойти на безопасное расстояние. Но при этом пришлось бросить лагерь. Вавилоняне едва успели вывести из уже вскоре разбушевавшегося огня своих коней и колесницы. Однако палатки, повозки и часть обоза были охвачены пламенем, которое не было никакой возможности потушить. При этом в огне погибли почти три тысячи семьсот воинов и сгорело половина колесниц.

Огромный огненный вал нарастал и через считанные минуты прокатился по ещё вчера, казалось бы, неприступным позициям вавилонян и смёл всё на своём пути.

Битва, по существу так и не начавшаяся, взбунтовавшимися вавилонянами была в чистую проиграна. Набунацир понимал, что последует после того, как пламя немного уляжется. Не искушая судьбу, он стал отводить армию в Вавилон.

Теперь оставалось надеяться только на неприступные стены города, и на то, что на выручку вавилонянам придут эламиты или мидийцы.

***

Шамашу не удалось удержать в своих руках Вавилонию, так как для этого у него не хватило силёнок, да и воины империи были по-прежнему на должной высоте и в очередной раз доказали, что им нет равных, и теперь у бунтовщиков была вся надежда хотя бы отсидеться в своей столице и отстоять её.

А ещё Шамаш, визирь и все те, кто поддерживал их уповали и на помощь извне.

А на кого они ещё могли надеяться?

***

Через две недели после битвы у обводного канала в осаждённый Вавилон прорвались союзники Шамаша. Это оказались арабы. Их отряд в несколько тысяч воинов под покровом темноты прошёл мимо ассирийских постов и через ворота Адада проник в город. Вавилоняне встретили неожиданно появившихся арабов, как героев и своих спасителей, однако их помощь на самом деле мало что значила. Арабы были слишком малочисленны и слабы, чтобы с помощью их можно было переломить ситуацию.

Шамаш-шум-укин и его люди ждали более существенной подмоги, и прежде всего они её ожидали от эламитов.

Но эламиты всё почему-то задерживались.

***

В Вавилоне, даже с учётом того, что в последние месяцы его покинула не малая часть жителей, оставалось до шестисот тысяч человек, и все они решительно были настроены защищать свой великий город. Крупнейший и самый неприступный в то время.

В этом городе так же осталась и вся семья Шамаш-шум-укина.

У Эушмиш от переживаний произошёл выкидыш, и она при этом чуть не скончалась.

Шамаш перевёз свою старшую жену и всех детей из Летнего дворца в Главный, который располагался в черте Старого города и сам по себе являлся неприступной крепостью, высота стен у которой достигала пятидесяти пяти царских локтей (это почти 38 метров).

Шамаш теперь каждый день навещал супругу.

Эушмиш не вставала и была очень бледной.

***

– Всё уже позади, – попытался улыбнуться Шамаш, и взял руку Эушмиш в свою. Только сейчас он понял, что нет для него никого ближе, чем эта уставшая от тревог и переживаний женщина. Мать Шамаша, тоже вавилонянка, уже ушла в царство теней, сводный брат… с Ашшурбанапалом они теперь превратились во врагов, причём в самых заклятых, в самых непримиримых, и кто-то один из них раньше времени должен принять насильственную смерть, визирь же на словах полностью на его стороне, однако он преследует прежде всего свои интересы, и его интересуют только золото и ещё больше власть, и лишь эта женщина, родившая ему уже стольких детей, всецело предана. Он был уверен, что она его ни за что и никогда не предаст.

Шамаш произнёс:

– Слава богам, ты осталась жива, и наши дети не осиротели. Я рад этому.

– Скажи мне, – обратилась Эушмиш к мужу, – у нас есть ещё хоть какая та надежда?

– Ты о чём?

– Ты всё понимаешь…

Шамаш помрачнел и надолго замолчал. Он осознавал, что супругу следовало хоть как-то сейчас успокоить. Но было и очевидно, что ему как прежде не отделаться общими фразами. И, наконец-то, он произнёс:

– Я надеюсь, что боги на нашей стороне.

– Я, как и ты, каждодневно воздаю им жертвы и на это уже ничего не жалею! – произнесла в ответ с глубоким вздохом Эушмиш.

– Всё верно…– откликнулся Шамаш-шум-укин.

– Скоро я отдам им свои последние драгоценности! Но у меня ещё теплиться надежда и на то, что мы можем опереться не только на высшие силы…– неуверенно высказалась Эушмиш.

– Разумеется,– подхватил её мысль Шамаш, – у нас ещё не исчерпаны все наши возможности…Да-да! Вавилон имеет самые мощные укрепления в мире, и он многолюден. У нас десятки тысяч воинов и в несколько раз больше ополченцев. Я заранее побеспокоился и склады в городе забиты зерном и прочими съестными припасами. Оружейные мастерские как работали, так и сейчас работают. Они работают сутки напролёт и производят достаточно оружия. Так что мы выдержим сколь угодно долгую осаду. Это я обещаю тебе!

– Дорогой, но ты же понимаешь, что любая крепость рано или поздно, но всё равно падёт…– возразила Шамашу супруга.

– А Ашдод?

– А что Ашдод? Что ты этим хочешь сказать?

– А то, что этот город до сих пор держится! И заметь, он держится уже больше года! Псамметих всё его не может захватить. И потом, я же уже сказал, что жду ещё помощь со стороны. И она придёт.

– От Элама?

– Я не только надеюсь на эламского царя Хумбан-никаша.

– А ещё ждёшь её от кого?

– От того же Псамметиха. Да, да, пусть тебя это не удивляет, и от него тоже жду!

– Но он же дальше Ашдода пока не идёт…– возразила Эушмиш.

– Это сейчас… Но он ведь может и обойти Ашдод?.. Я вот думаю, что он вполне способен оставить за своей спиной этот город, эту твердыню, и всё-таки направится со своей армией вглубь империи. И тогда возможно восстанут финикийские города… И может быть выйдет из повиновения даже присмиревшая на время Иудея…

– Ну, конечно, мы можем продолжать хвататься за малейшую надежду, как за соломинку… Однако фараон Псамметих не надёжен. Он слишком хитёр, и как всегда сам себе на уме! Разве ты этого до сих пор ещё не распознал?

– Ты ошибаешься, если думаешь, что я только на фараона и на эламитов рассчитываю. Я возлагаю надежды и на других наших союзников. У империи очень много врагов.

– Ты говоришь у неё много врагов?

– Очень много!

– Ну и кто же они? – с вызовом переспросила Эушмиш.

– Назвать?

– Назови!

– Скоро на нашей стороне выступят те же мидийцы. Я связывался с их нынешним правителем. С Фраортам.

– А что Фраорт?! Он тоже ничем не лучше Псамметиха! – возразила Эушмиш. – Я бы ему не верила!

Шамаш был категорически не согласен с супругой:

– Мне известно, что Фраорт намерен так же выступить, – возразил супруге Шамаш. – Он об этом недвусмысленно заявлял. А на днях в Вавилон прорвались из Аравийской пустыни арабы. И на Юге у нас дела идут очень даже неплохо… Ур сдался и вот-вот вслед за ним последует Урук. Ну а после этого силы халдеев и князя Приморья, Набуэля, высвободятся и они смогут подойти нам на выручку. Так что ещё не всё у нас потеряно, дорогая. Вся борьба только-только начинается. Рано опускать нам руки.

Чувствовалось, что Шамаш, как не старался сейчас, но так и не смог переубедить Эушмиш. Она опять тяжело вздохнула:

– О-о-ох-хох-хох, чувствую я сердцем беду. Зачем мы всё-таки пошли против Великого царя? Ну это же безумие! Ну как ты этого до сих пор не поймёшь?

– Опять ты за своё! – сменил тон и невольно повысил голос Шамаш, – Заладила и заладила! Пойми же ты, Эушмиш, рано или поздно, но брат меня лишил бы по любому какой-либо власти. Да и детям нашим мало что перепало бы… – И несколько смягчив уже свой тон, Шамаш попытался оправдаться: – Ну пойми же, дорогая, в Ниневии Ашшурбанапала постоянно настраивали против меня. И этим занимались очень и очень многие. Это делали даже презренные евнухи из его гарема! Да и здесь, в Вавилоне, хватало тех, кто следил за каждым моим шагом… и постоянно строчил на меня доносы. Я же это знаю! Для меня по любому вся эта неопределённость закончилась бы, и закончилась бы она очень плачевно. Только одно то, что я Саргонид и на полтора года старше сводного братца, Ашшурбанапала напрягает. И я уверен, что он ни на мгновение не забывает, про это… А ещё и про то, кто же по законам Ассирии должен был стать Великим царём! А ведь им должен был стать не он, а я! Я! Я! Я! Я-я-а-а! И только вмешательство Накии-старшей и её своры лизоблюдов и подпевал привело к тому, что трон в Ниневии в нарушении законов наших занял Ашшурбанапал. Накия меня давно не любит, а в любимчиках у неё всегда пребывал мой сводный братец, этот тюхтя, этот книжник и библиотечный червь. Так что я был просто обречён на этот шаг… На это восстание. И-или… или всё для меня закончилось бы очень плачевно…

***

В Ниневии каждый день с нескрываемой тревогой ожидали последних известий с Юга, из Вавилонии. Ашшурбанапалу уже то же было не до каких-либо развлечений, он не мог сосредоточиться и найти себе место. Он был постоянно на взводе. И всё ходил и ходил по дворцу, ходил часами как неприкаянный. У него совершенно пропал аппетит, да и какое-либо желание, что-либо делать, и он по десятку раз на дню вызывал к себе то секретаря Азимилька, то Ишмидагана, то начинал на кого-нибудь из слуг кричать без всякой причины. У него даже нарушился сон, но он пытался себя успокоить тем, что покойный туртан Набушарусур не мог ошибиться в своём выборе, когда незадолго до смерти порекомендовал Великому царю доверить армию карлику.