Акулья гора

– Чем же я привлек ее внимание? – подивился Стас.

Агата усмехнулась.

– Не тем, что ты подумал. В сексуальном плане сейчас проблем нет, в доме Любви всегда можно найти партнера на любой вкус. Но это все, как бы тебе сказать, производственные отношения… Люди же более взыскательные ищут нестандартные решения.

– В области секса? – спросил Стас скривившись.

– Да нет же, – усмехнулась Агата. – В области простого общения, в области добрых отношений, в области простого разговора по душам. Кстати, если в результате вы придете к сексу, это только обогатит ваши чувства.

Стас покачал головой.

– Нет, нет, меня это не интересует.

Агата отставила чашку.

– Совсем не интересует? – спросила она с интересом.

– Совсем, – кивнул Стас.

Она загадочно улыбнулась.

– Ну, а вот, к примеру, стал бы ты заниматься сексом со мной?

Стас посмотрел на нее испуганно.

– Ты же мне кузина!

– И что?

Стас потряс головой.

– Нет, погоди, ты это серьезно?

Агата рассмеялась.

– Не пугайся, это я только к примеру. Если хочешь начистоту, то я была бы не прочь, хотя на части меня страсть не разрывает. Или ты вообще?…

Стас кивнул.

– Я вообще, – отвечал он. – Мне ведь пришлось давать обет безбрачия. Я получил сан по целибатному чину, так что вопросы секса для меня отрезаны.

– Но ведь тебя лишили сана! Разве это не возвращает тебе возможность…

– Нет, – сказал Стас. – Я давал обет, и этим все решено.

Агата покачала головой.

– Такого рода решимость я могу только уважать, – сказала она. – Это такая редкость в наше время! Думаю, это привлечет к тебе повышенное внимание.

– Я не стремлюсь к вниманию, – ответил Стас сдержано.

– Но официально это вряд ли одобрят. Деторождаемость сейчас во главе всего. Существует обязательный ценз деторождения для получения определенных ступеней в обществе.

– Что за ценз? – скривился Стас.

– Ну, скажем, чтобы добиться определенных карьерных достижений, необходимо иметь много детей.

Стас посмотрел на нее осторожно.

– Скажи-ка мне, если можно… Ванда сказала, что ты спишь с рептилидом.

Агата надменно усмехнулась.

– Тебя это шокирует?

– Я ни коим образом не хочу вмешиваться! Но, насколько мне известно, у рептилидов развит партеногенез! У них нет сексуального инстинкта.

Агата вздохнула.

– Все еще хуже. У них размножение поставлено на промышленную основу. Но сексуальный инстинкт у них, конечно же, есть, но в рудиментарной форме. Наши психологи утверждают, что он активно работает у них в подсознании, но, не имея выхода, порождает самые разнообразные сублимации.

– Так вы занимаетесь сублимацией?

– Не смей лезть в мои постельные дела, – фыркнула Агата. – Если хочешь знать, это тоже культурология. Он пытается понять наши отношения. Ты познакомишься с ним, и поймешь, что все вовсе не так страшно.

Стас качнул головой.

– Это круто, – сказал он.

Агата усмехнулась.

– Так что мне сказать Диане?

Стас улыбнулся.

– Ее зовут Диана? Боюсь, я не оправдаю ее ожиданий, я ведь только что из зоны. Но если ты связана обещанием, то я готов с ней поболтать.

– Скажем, сегодня вечером, ага? – спросила Агата.

Стас кивнул.

Агата поставила чашку и поднялась.

– Ладно, я убегаю.

Она тоже наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку, и Стас был вынужден ответить таким же причмокиванием. Конечно же, он не мог забыть о том, что его двоюродная сестра только что приглашала его в постель. Это особенно шокировало.

5

Стас никогда не был в открытом космосе, но теперь, выходя на улицу, чувствовал себя именно так. Мир представлялся ему сугубо враждебным, и следовало проявлять повышенную осторожность в обращении с ним.

Маршрут он изучил из информационной сети, и это избавило его от необходимости задавать вопросы прохожим. Прохожие вовсе не казались врагами, но настроенный на предосторожность, Стас предусмотрительно обходил их на дистанции. Ему предстояло серьезное испытание – общественный транспорт, и он подготавливал себя к нему заранее. Он не был идиотом, он понимал, что никто из окружающих не кинется на него с угрозами, не будет осыпать его ругательствами и оскорблениями, но одно их самодовольство уже представлялось Стасу фактом чудовищного предательства, и избавиться от этого наваждения было трудно.

На остановке было не более трех-четырех человек. Некий долговязый тип вязался к девице в обтягивающем трико, обещая ей всю массу удовольствий, о которых она могла только мечтать, но девица отбивалась, напоминая, что когда она пришла к нему на свидание, он успел переключиться на другую.

Подъехал автобус, современной формы, яркой окраски, и люди поднялись в салон. Стас тоже поспешил занять свое место, и когда он сел к окну, давешняя девица села рядом. Долговязый навис над ним.

– Дедок, – сказал он. – Уступи место влюбленному сердцу.

– Отвали, – сказала девица насмешливо.

– Какие проблемы, Ася? – не отставал ее парень. – Я же повинился, пора уже погладить меня по голове.

– Я лучше на дядю обопрусь, – сказала девица и ухватила Стаса под руку. – Ты ведь мне не откажешь, дядя?

Стас покосился на нее, на парня, и неохотно поднялся.

– Садись, – сказал он долговязому, и перешел на другое место.

Тот громко рассмеялся, а девица возмущено воскликнула:

– Нет, ты видел! Он мне просто в морду плюнул!..

– Хочешь, я ему врежу? – предложил долговязый.

Стасу очень захотелось, чтобы тот начал драку, уж он бы выплеснул все свое раздражение, но девица махнула рукой.

– Да ну его, доходягу такого! Ладно, встретимся в пять в баре, и если ты опоздаешь даже на минуту, я тебя больше знать не хочу! Понял?

Долговязый поцеловал ей руку.

Следующим испытанием оказалось административное здание, где Стас был обязан зарегистрироваться. Некоторое время он просто стоял перед дверью, через которую входили и выходили разные люди, и не решался к ним присоединиться. Наконец, почувствовав, что его ожидание затягивается, он решился и шагнул в дверь.

У двери стоял охранник в военизированной форме. Заметив растерянный взгляд Стаса, он шагнул к нему.

– Вам помочь?

– Мне на регистрацию, – сказал Стас.

– А что вам надо зарегистрировать?

– Свое проживание, – объяснил Стас.

– Подходите к любому терминалу, – махнул рукой охранник. – Если что, обратитесь к девчонкам. Они тут для этого тусуются.

Стас прошел в зал, и подошел к свободному терминалу. Не было ничего неясного в работе с терминалом, он легко набрал нужный путь, и сунул свою карточку, когда это потребовалось. Аппарат проглотил карточку и долго держал ее внутри, так что Стас начал нервничать. Наконец там что-то зажужжало, и карточка неохотно выползла наружу.

Почувствовав удовлетворение от того, что он обрел наконец социальный статус, Стас невольно усмехнулся. Во всяком случае, страхов немного поубавилось.

Центр Занятости располагался в большом зале, похожем на вокзал обилием людей, различных терминалов и окошек. Стас поначалу испытал там ощущение близкое к паническому, но сумел прийти в себя, отсидевшись в кресле. Не зная, куда ему обращаться, он стал в очередь в справочную службу, где ему объяснили, как и что ему делать. Он сел к терминалу, и стал нажимать кнопки, чтобы определиться в своей профессиональной ориентации. До войны Стас работал в храме и учился в университете, так и не успев его закончить. На войну он ушел санитаром, считая свой выбор окончательным, чтобы не быть связанным со смертью, что закрывало для него путь к духовному сану. Попутно он прислуживал во фронтовом храме, читал и пел на клиросе, сослужил батюшке на требах, и особенно на отпеваниях, которых на войне было очень много. А когда их полковой священник умер от сердечного приступа во время литургии, Стас сам стал священником, перешагнув за неделю ступень диаконства. Так что никакой другой профессии, кроме той, от которой его отлучили, у него не оставалось.

В окошке терминала появилось предложение обратиться к инспектору, и Стас стал в очередь к инспектору. Ждать пришлось недолго, и вскоре он уже расположился напротив миловидной женщины с румянцем на щеке, которая улыбалась ему игривой улыбкой. Ее звали Роза.

– Я так понимаю, в церкви вас уже не простят? – спросила она с сочувствием.

– Если вы меня туда направите, – сказал Стас, – то они могут подумать. Может, сан мне не вернут, но работу при храме найдут.

– А вы действительно хотите работать при церкви?

Стас кротко вздохнул и кивнул.

– Вы верующий человек?

– У нас не принято хвастаться глубиной веры, – сказал Стас.

– Просто я пытаюсь понять, как была связана ваша вера с вашим участием в конфликте?

– Это было нечто вроде духовной лечебницы, – пояснил Стас. – На войне люди переживают особо тяжкие стрессы, и мы помогали им.

– И вы не призывали их к миру?

Стас некоторое время молчал, выстраивая приемлемый ответ.

– Такого рода призывы действуют только, когда вы обращаетесь к обеим сторонам, – наконец сформулировал он. – Но у меня не было возможности обратиться к рептилидам.

Она улыбнулась, и как показалось Стасу, оценила его дипломатическую изворотливость.

– А если вам не удастся устроиться при церкви, где бы вы могли работать?

Стас пожал плечами.

– На любой работе, – сказал он. – Я могу быть уборщиком, грузчиком, чернорабочим…

– Это здорово, что вы не выдвигаете никаких условий, – кивнула Роза. – Я вам непременно помогу. А вы не думали о репродуктивных услугах?

Стас озадачено поднял голову.

– А что это?

– Сексуальные услуги, – объяснила Роза. – Вы вполне еще здоровый и крепкий мужчина, и могли бы зарабатывать неплохие деньги в Доме Свиданий.

– Зарабатывать деньги? – переспросил Стас.

– Да, – кивнула Роза. – Каждый случай беременности оплачивается очень даже неплохо. Половина ваших сверстников зарабатывают средства к существованию оплодотворением женщин.

– Это встало на промышленную основу? – спросил Стас насмешливо.

– Разумеется! Ведь речь идет о восстановлении народонаселения.

– И что, брачные отношения отменены?

– Почему же? Очень многие хотят сохранить свои обязанности перед любимыми. Но это никак не связано с деторождением, потому что дети находятся на воспитании у государства.

– В обязательном порядке?

Она удивлено подняла голову.

– Вас это как-то напрягает?

– Если честно, я бы хотел сам воспитывать своего ребенка, – признался Стас.

– А что вы знаете о тайнах воспитания личности?

– Ничего, кроме того, что я сам – личность, – улыбнулся Стас.

– Вот видите. А ведь правильное построение воспитательного процесса, это условие обязательное для создания полноценной личности. Слишком много предрассудков мы готовы привить нашим отпрыскам, вопреки интересам общества. Нельзя считать вашего ребенка вашей собственностью, вы согласны?

– Это запрещено?

– Категорически, – кивнула Роза. – Поначалу с этим спорили, но потом нам были предоставлены убедительные доказательства.

– И что получается из этих государственных детей? – хмуро спросил Стас.

– Программа работает только тринадцать лет, – улыбнулась Роза. – Мы пока не можем сказать, каковы ее результаты. Но дети представляются довольными и счастливыми. Кстати, если бы не ваши ограничения в правах, вы могли бы работать в детском центре воспитателем.

Стас понимающе кивнул.

– И что, народонаселение растет?

– Стремительно, – рассмеялась Роза. – Потери, разумеется, еще не до конца компенсированы, но к этому все идет.

Стас посмотрел на нее пристально.

– Скажите, а вы сами?…

– Что?

– У вас были дети?

– Разумеется, – отвечала Роза. – Рождение детей является условием карьерного роста. У меня их было четверо.

– И все от разных родителей?

– Представьте себе, – рассмеялась Роза. – Или вы, как священник, считаете это прелюбодеянием?

Стас не стал отвечать.

– Подумайте об этом, – сказала Роза. – А пока можете обратиться в вашу церковь, мы пошлем соответствующий запрос в местное управление.

Стас кивнул. Она все еще улыбалась ему располагающей улыбкой.

– Вы знаете, – сказала она. – Существует симпатия, нарастающая со временем, а существуют случаи взрывного характера. Называется: сексуальный шок. Когда внезапная волна влечения бросает вас в объятия партнера. Вы понимаете, о чем я говорю?

Стас поспешно поднялся.

– Да, – сказал он. – Понимаю. У нас это называется наваждением. Всего доброго, Роза!

Конечно, он еще в лагере успел узнать об основной профессии граждан, которые вступали в беспорядочные связи в надежде на оплодотворение. Он знал, что теперь это приняло совершенно рутинный характер, где соблазнение превратилось из затейливой рыбной ловли в промышленный отлов рыбы, но до сих не мог это принять. В лагере возможность сексуальных утех являлось средством поощрения, но и там случаи оплодотворения давали немалые блага, вплоть до полной амнистии. Он представил себе участников этого процесса, которые изо дня в день деловито и сосредоточенно заняты сексуальной работой, и его передернуло от отвращения. Но мог ли он их осуждать?

6

Когда он уже шел к выходу через огромный холл, какой-то человек вдруг поднялся с дивана у стены и пошел к нему навстречу. И хотя Стас не обратил на него особого внимания, какое-то внутренне напряжение тотчас же сковало его.

– Простите, – услышал он.

Он нервно обернулся, и увидел рядом довольно молодого человека в каком-то пестром пончо.

– Это вы Бельский Станислав Семенович? – спросил тот.

– Что вам угодно? – хмуро спросил Стас.

– Я бы хотел с вами поговорить.

Стас нервно вздохнул.

– А кто вы такой?

– Крис Вердиев, – представился тот. – Преподаватель из Тульского университета, занимаюсь историей. Случайно оказался в Верейске, и вот такая удача!

– Удача?

– Узнал, что тут появились вы, Станислав Семенович. Для меня это грандиозная удача.

Стас качнул головой. Ему это удачей не казалось.

– И что вам угодно?

– Станислав Семенович, дорогой! – всплеснул руками Крис. – Вы же для нас просто кладезь информации! Вы же реальный участник тех событий, не так ли?

– Разве я один такой?

– Увы, вас уже совсем не так много, – вздохнул Крис. – Не желаете посидеть в кафешке, я вкратце объясню, что мы от вас хотим.

– Мы?

– Историческое общество при университете.

Стас пожал плечами.

– Как вы меня поймали?

– Да, действительно, – хихикнул Крис. – В полиции мне отказались дать ваш адрес, но я знал, что вы непременно придете сюда на регистрацию, вот и сижу здесь уже около часа, выжидая вас.

Они направились к выходу.

– Отказались дать мой адрес? – удивился Стас.

– Ну да, вы ведь только что из лагеря… Считается, что вы в стрессовом состоянии.

Стас вздохнул, соглашаясь в этом вопросе с полицией.

Он вышли на улицу, и Крис указал на другую сторону.

– Там вон есть приличная кофейня! Надеюсь, я вас не напрягаю?

Стас не ответил. В заведениях общепита ему бывать еще не приходилось, но он не ждал от них неприятных сюрпризов.

В кафе было уютно, и почти совсем не было народа. Официантки в мини-юбках шелестели между столиков, раздавая самые сладкие улыбки. Крис заказал кофе, и миловидная официантка, бросив быстрый взгляд на Стаса, пошла исполнять заказ.

– Понимаете, – начал Крис. – Общество испытывает огромный дефицит в информации о прошлом. После войны они несколько лет вытаптывали всякие воспоминания, а когда спохватились, оказалось, без этого наша жизнь неполноценна!

– В самом деле? – подивился Стас. – Так вас интересует история войны?

– Конечно! – воскликнул Крис. – Это же высокая трагедия, это же живой миф! Представьте себе картину уничтожения Нью-Йорка, или гибель Москвы!..

– Тогда уж Китайский провал, – заметил Стас.

Именно там, в Китае после чудовищного энергетического удара были особенно крупные жертвы.

– Собственно говоря, атака объединенной базы тоже была актом трагедийным, – заметил Крис. – Вы же знаете, они все были повязаны на свою базу… Погибло немалое количество бойцов.

В той атаке участвовали спецназовцы, и все погибли во время взрыва. Но Стас не мог забыть охватившего всех чувства приближающейся победы, которое потом было так грубо прервано притоком новых сил противника.

– Простите, – остановил его Стас. – А вы сами где были?

Крис чуть смешался.

– Когда война была закончена, мне было пятнадцать лет, – сказал он. – И все годы войны мы прятались то в одном убежище, то в другом. Можете представить, что мы там пережили.

– Могу, – кивнул Стас. – Но вы довольно быстро от всего этого отошли, верно?

– Конечно, это удивительное явление, – согласился Крис. – Мы ведь все ждали, что все!.. Конец света!.. А получилось, что победители сделали для нас куда больше, чем мы могли ждать в случае своей победы. Практически, уже через десять лет все следы этой страшной войны были ликвидированы. Рептилиды вкачали в нас невероятные средства.

– Почему они так сделали? – угрюмо спросил Стас.

– Это эффект загадочной рептилидской души, – рассмеялся Крис. – Я сам не сразу смирился с поражением, как и многие, но, в конце концов, осознал, что наше поражение по сути явилось нашей победой.

– То есть, нам вообще не следовало воевать, да?

– Получается, что так, – кивнул Крис. – Вас это расстраивает?

Стас промолчал.

– Так чем вы занимаетесь в своем историческом обществе? – спросил он.

– Восстанавливаем ход событий, разумеется.

– Для кого?

– Для всех любителей истории! Конечно, запрос общества на историю войны пока не достаточен для серьезной работы, но мы верим, что будущие поколения оценят наши поиски.

Стас только хмыкнул.

– В частности, нас интересует крымский эпизод войны, – сказал Крис. – Он очень мало изучен, свидетелей почти не осталось, документов тоже. Это же было в самом конце, когда сопротивление практически добивали.

– До капитуляции оставалось еще около полугода, – напомнил Стас. – После того, как мы взорвали их базу в космосе, появилась надежда. Но тут пришли новые корабли из Болота, и нас стали давить.

– Вы ведь были в Крыму?

Стас кивнул.

– Кого вы знали из известных лиц?

– А кто вас интересует?

– Ну, генералы Стечкис, Найманов, Агабян… Маршал Гремин, наконец.

Стас покачал головой.

– Я был в чине старшего лейтенанта, – сказал он. – Кого из начальства я мог знать?

– Но вы выжили!

– Потому что в момент взрыва я был под землей. Мне пришлось еще не меньше недели раскапываться…

– Представляю, что вы увидели, когда выбрались.

– Пустыню, – кивнул Стас. – Воды в Крыму никогда толком не было, а я почти в центре полуострова! И все разглажено, как катком проехали. Это действительно была образцовая пустыня. Прежде чем меня напоили, я совсем высох…

– А кто вас подобрал?

– Уцелевшие остатки армии собирались со всех сторон. Меня подобрал патруль на джипе… К тому времени в Крыму уже лютовали каратели рептилидов, знаете, такие – с рогами.

– Их называют барсифы, это самое воинственное племя среди рептилидов. И самое дикое. Ну, в их смысле, конечно, – он понизил тон. – Об этом не принято говорить, но именно с ними связаны случаи каннибализма.

– Такие случаи подтверждены? – спросил Стас угрюмо.

– У нас по рукам ходил вольный перевод одного рептилидского поэта, – сообщил Крис. – Так там об этом пишется прямо. Наши говорить об этом не осмеливаются. Так сколько вас уцелело?

– Поначалу собралось около тысячи человек, – сказал Стас. – Но каратели разыскали нас и напали… Осталось около сотни.

– Значит, вы все-таки видели маршала Гремина.

– Он был очень плох, – покачал головой Стас. – Умер за неделю до того, как нас сняли американские десантники.

– Это был великий человек. Все мгновения его жизни заслуживают нашего особого внимания.

Стас бросил на него быстрый взгляд.

– Думаете, дойдет до того, что мы будем прославлять наших героев?

– Непременно! – воскликнул Крис. – Собственно говоря, рептилиды и сами выражают восхищение нашим сопротивлением. В конце концов, ведь у нас практически не было шансов противостоять их нашествию. Но наше политическое руководство страшно боится реваншистских настроений, и давит все в зародыше. Однако, наше университетское общество прикрыто Наблюдательным советом, поэтому нас не трогают.

– Что за Наблюдательный совет?

– Это оккупационная администрация. Но они стараются не вмешиваться в наши дела, и потому вреда от них нет. Зато пользы немало.

Стас посмотрел на него тяжелым взглядом.

– Значит, теперь все в порядке?

– Если вы о рептилидах, то все в полном порядке. Они даже склоняются к идее широкой компенсации всех наших потерь.

Стас поставил на стол чашку.

– Почему же меня тогда держали пятнадцать лет в лагере?

– Вы же понимаете, – развел руками Крис. – Это наши власти, которые считают себя святее папы римского. Всю борьбу с реваншизмом ведут именно они, определив в реванше сосредоточение сил зла. Им так удобно.

– Выглядит гнусноватенько, – заметил Стас с усмешкой.

– Как и многое вокруг, – согласился Крис. – Но с другой стороны, исследование конфликта продвигает нас по линии онтологии, позволяет понять самые глубинные смыслы бытия. Ведь вы наверняка судите эту историю по-своему, и никакие успехи нашего быта вас не успокоят.

– Я стараюсь не быть категоричным, – буркнул Стас.

– И ваша позиция имеет свои основания, – кивнул Крис. – Мы должны учитывать все мнения, и только тогда мы получим картину, более или менее адекватную.

– Так что вы от меня хотите?

– Ваш рассказ о тех временах, – сказал Крис. – Мы предполагаем собрать общество, подать общую позицию в виде презентации, а потом поговорить обо всем этом с вами. Люди будут задавать вопросы, а вы – отвечать.

– Похоже на допрос в комиссии по военным преступлениям.

Крис усмехнулся.

– Нет, нет, мы куда доброжелательнее. Вы в принципе ничего не имеете против?

– Пока я ничего не могу сказать, – отвечал уклончиво Стас. – Дайте мне устроиться, осмотреться, определиться. У меня ведь пока еще голова идет кругом. Племянница меня героизирует, а двоюродная сестра зовет в любовники. Это может шокировать…

– Я понимаю, – кивнул с участием Крис. – Сексуальный вопрос обрел несколько другое звучание, и вы, как священник христианской церкви, наверное, озадачены. Но после таких сокрушительных потерь рептилиды считают себя просто обязанными восстановить численность населения, поэтому они активно поощряют деторождаемость.

– Они просто ангелы, – кивнул Стас холодно.

– И вы сами это поймете и признаете, – уверил его Крис. – Когда с вами связаться?

– Скажем, через неделю, – сказал Стас.

– Договорились. Простите меня за мою активность, но я серьезно отношусь к своему делу.

Стас остался в кафе, а Крис поспешно ушел.

Этот интерес исторического общества к событиям в Крыму не представлял для Стаса никаких загадок. Маршал Гремин был одной из центральных фигур Сопротивления, и с его именем были связаны самые главные тайны войны. В лагере от Стаса все пятнадцать лет добивались сведений о маршале, и немудрено, что это любопытство перешло на период освобождения. Как уже сказал Крис Вердиев, их ведь так немного осталось, ветеранов той войны.

7

Полковник Лазарус Гейшахт пришел на руководство в Верейске после долгой карьеры в области разведки, и такое назначение было прямо связано с его предыдущей работой. Впрочем, как правильно говорили знающие люди, бывших разведчиков не бывает. И хотя Гейшахт пока не исполнял каких-либо заданий своей бывшей конторы, он знал, что его просто держат в запасе. Верейск был одним из центров культурного контакта, и от того его значение для политической жизни было особенно важным. Гейшахт не только следил за контактами рептилидов, он даже сам в их участвовал, когда те затевали какие-нибудь общественные акции.

Поэтому полковник так перепугался, когда вдруг в Верейск нагрянул генерал Анри Десконье, ветеран войны и член Управляющего комитета. По рангу генерал Десконье был этажа на четыре выше полковника, то есть он сидел так высоко, что встретиться с ним в жизни было просто немыслимо. А тут вдруг заходит секретарша и испуганно сообщает:

– Господин мэр, там генерал Десконье.

– Где? – не понял сразу Гейшахт.

– В приемной, – пролепетала секретарша.

Еще не до конца все обдумав, Гейшахт уже вылетел в приемную, чтобы лично приветствовать героя войны. Генерал в этот момент тепло беседовал с немолодой Кларой Уинстон, которая настойчиво добивалась от мэра повышения категории, ссылаясь на то, что ее семья погибла на войне. Она ссылалась на это уже пятнадцать лет, с тех пор, как эти ссылки стали работать, и успела набрать немало полезных преимуществ.