Маска падшего

– Он умер?

– Да, пару лет назад. Болел чем-то. Да ты вот почитай его мемуары! На-на-на, читай-читай! – Продавщица всунула Александру книжку в тёмно-фиолетовом переплёте; на обложке изображено чёрным цветом раскидистое дерево.

– Я, это, потом прочитаю, если будет нужно. Расскажи, о чём там этот Рений пишет.

– Но… – хотела возразить тётя Сара, да только студент уже запихивал книжку себе в портфель. – Ладно… Нет, я не смогу! Нет-нет, не проси, у меня плохо выйдет.

– Чёрт с тобой, – махнул рукой Александр, задумчиво оглядевшись по сторонам. Отдёрнул рукав рубашки, взглянул на часы и решил было уже прощаться. И ощутил вдруг, как сильно ему последние минут семь драло горло от сухости. – Мне идти пора. Сколько у тебя водичка стоит?

– Шестьдесят три. Подорожала на полцены.

– Отчего? – подивился студент, выкладывая монеты.

– Жара. Всем пить хочется, – пожала плечами тётя Сара.

Александр схватил бутылку и направился в сторону академии, на ходу крикнув:

– До встречи, тёть Сара!

Что-то прокричала она вслед, да он не услышал – голова занята уже посторонними мыслями. Шёл Александр по сухой, трескающейся, казалось, брусчатке; шёл быстро, глядя то вперёд, то под ноги, но не видя ровным счётом ничего.

У студента вдруг возникли тошнота и тупое чувство однообразия. Объяснялось это тем, что все описанные события почти в точности повторялись с Александром каждый день. Да вот: в академию он явился ко второй паре и спокойно доучился без всяких происшествий, а на следующий день повторился этот цикл: драка с бездомными, учёба, разговор с продавщицей, мелочные перепалки с Артуром. И такая размеренная, пропитанная жестокостью жизнь текла ещё почти месяц, пока всё не изменила череда действительно уже необычных, но, в целом, закономерных событий.

Глава 3. Закат

День за днём на протяжении многих недель все события повторялись с невероятной точностью, так что иногда трудно было понять, в какой день недели или какого числа произошёл разговор, в котором собеседник Александра выдал нечто несвойственное ему. Но, конечно, всё должно когда-либо закончиться: однажды в Медицинскую академию нежданно-негаданно, как с луны свалившееся, явилось настоящее бедствие.

Имя этому бедствию Вендель, и это вовсе не пожар и не торнадо – это студент Военной академии, ровесник Александра. В мае Вендель принимается как можно чаще посещать Медицинскую академию, где учится немало его знакомых. И пребывает он там обычно до тех пор, пока охрана не выгонит. Не то чтобы он был дьяволом во плоти – дело всё в его скверном характере. По натуре он большой шут, но с этим шутовством сопряжена и зрелая жестокость: он, например, может с лёгкостью отпустить острое словцо про чьих-нибудь покойных родственников, и сделает он это тем вероятнее, чем болезненнее отреагирует жертва.

По прибытии в Медицинскую академию Венделю первым делом пришло в голову опозорить Томаса, и сделал он это классическим способом: вступил с ним в дружеский диалог и, когда тот на секунду отвернулся, аккуратно подложил ему в карман пакетик с белым порошком. Позднее после чьего-то толчка Томас упал, и пакетик вылетел на всеобщее обозрение. Начался большой шум. Сыпались обвинения, слышно было и немало доводов в защиту студента; однако Томас, как и следовало ожидать, оказался очень скоро за ректорским столом с ручкой и обходным листом в руках. Спасло его только вмешательство одного преподавателя да подруги Хелены, яро доказывавших невиновность студента. Кто-то додумался провести анализ содержимого пакетика. Установили, что в нём сахар, и Томас благополучно вернулся в группу.

В целом же, окромя этого, в первый день террора Венделя ничего страшного и не случилось: несколько студентов с ним повздорили, ещё несколько подрались, кто-то обменялся с ним наилучшими пожеланиями родне – всё это, в любом случае, цветочки.

Александр, давний приятель Венделя, договорился о вечерней прогулке с ним в верхней части города, самой цивилизованной и безопасной. Заодно решил пригласить Артура. Дел ни у кого не было, и часик на улице себе могли позволить все.

Неспешно спускающееся мягкими шажками солнце щедро золотило и мрамор, и зелень, и ткани. Не только люди, но и пышные облака нашли время для прогулки – они неспешно и скромно плыли по бездонному бирюзовому небу, всё извиваясь, изображая то чьи-то кислые физиономии, то мириады пламенных языков, и никогда не унывающий ветер был им спутником. Потянуло вечерней свежестью; дышать стало легче не только людям, но и липам, чья листва радостно зашуршала, закружилась в танце.

Возле широкой и бурной реки воздвигнута целая набережная, выложенная брусчаткой разной формы и разных цветов. Вдоль по набережной, где-то посередине, по особенно тёмной дорожке неторопливо шагали и пары, и группки самых разных людей. Редко у кого можно было заметить улыбку – лица, точно вуалью, покрыты задумчивостью; если кто и приподнимал уголки губ, то лишь облегчённо, всеми силами пытаясь собрать оставшиеся горсточки удовольствия. Никто не мог вот так взять и задержать взгляд на нежно извивающейся водной глади реки – ведь завтра работа, да и вопрос по кредиту не решён, а ещё ведь и война вот-вот начнётся!

По краям дорожки располагались деревянные скамеечки, рядом – покрытые узорами урны, а за ними – невысокие пышные деревья, очень кстати рассыпавшие тень на дорогу, делая жизнь всех этих скучных, замученных людей немного легче и приятней.

В конце набережной, там, где брусчатая дорожка сменялась асфальтом, показались три фигуры. Двое из них – Александр и Артур, а третий – тот самый Вендель: среднего роста блондин с коротким хвостиком, неширокий в плечах, стройный, с крупными зелёными глазами и вечной широкой улыбкой. Девушки обыкновенно описывают его как красавца, хотя знакомство с ним подобно встрече с огнём: либо его опасаются, либо пробуют поиграть и тут же отшатываются, обжёгшись.

Компашка неторопливо и развязно шагала по набережной, непринуждённо и весело болтая. Вдали чернели клубы дыма, виднелся временами огонь; раз в минуты громыхал снаряд. Никто кроме Артура не обращал ровным счётом никакого внимания на это – после долгой разлуки друзьям всегда охота наболтаться вдоволь.

– Так в этом было дело! – воскликнул Александр, и в карих глазах его скакнула искорка задора. – Мне столько наговорили, я думал что серьёзное!

– Ты знаешь её, – хихикнул Вендель. – Она если заведётся, то хоть закапывай!

Улыбка ревниво покинула лицо Артура – да, вот он, юморок Венделя! Знал Артур, на что идёт, да не мог отказать Александру – боялся его обиды. Хотя, стоит признать, тот и не обиделся бы вовсе.

– Ну да. Это, как у вас в академии?

– А? Что у нас в академии? – не понял Вендель.

– Слышал, у вас серьёзный недобор.

– А, да, есть такое, – признался весельчак, сцепив расслабленно руки за головой. – На втором курсе тридцать два человека, а на первом всего четырнадцать. И это их ещё на группы делят! Представь, как им клёво учиться?

– Не очень, по мне, клёво, – откликнулся Артур, бессознательно поматывая головой. – Чувствуется одиночество, да и постоянно кажется, что родину твою побросали все, кто мог.

– Родина-смородина, – парировал Александр. – Учатся там не за этим. Рассказываю, в кого пальцем не ткни, тебе ответят, что это престижно и больше шансов на работу устроиться.

– За гроши, – брякнул вдогонку блондин.

– Глупости! Не поверю, чтобы в «военке» учились эгоисты! – заявил Артур.

– Здрасьте, это я! – Вендель затормозил и сердечно поклонился Артуру.

В тот же момент, как они встали, несколько смеющихся ребятишек лет четырнадцати-пятнадцати, грязных и неопрятных, играя в догонялки, сделали круг подле студентов и чуть было не унеслись куда-то во дворы, как весельчак проворно схватил одного из них, самого высокого паренька.

– Стоять, черти!

– Отпусти! – заверезжал было ребёнок, да умолк сразу, ибо никто из прохожих на его крик не обратил внимания. Друзья его остановились поодаль и стали наблюдать испуганными глазами.

– Эй, полегче, я ещё не сжигаю тебя! – рассмеялся Вендель и отпустил.

Пареньку никто не мог позавидовать: тело тоньше спички, через дыры в лохмотьях торчат ребра. Бродяга подправил рваную одёжу, обернулся, спрятав как-то скромно руки за спиной, и проговорил:

– Не делай так больше, я ведь и умереть со страху могу!..

– А ты не воруй мои деньги, мелочь! – воскликнул блондин, молнией завёл руку за спину ребёнка и выудил кошелёк. – Я твои манёвры знаю!

– Всё-то он знает, – прошипел ребёнок. – Как ты так чувствуешь?

– Секрет! Сдулись отсюда, чтоб я вас больше не видел! Кыш, кыш!

Паренёк махнул на прощание рукой, догнал своих – ещё более страшных существ, – и группка проворно скрылась в переулке.

Александр только глаза таращил от этой сцены. Никто из человеческой реки и внимания не обратил на нищих детей – не до этого всем.

– Это кто вообще сейчас были? – услышал Вендель закономерный вопрос и ответил:

– «Золотце»! Уличная банда воришек, мои кенты. Сироты!

– Сегодня воришки, завтра грабители, послезавтра убийцы. Тебе надо их в участок отвести, – проворчал Артур.

– Зато могут гордиться, что в «военку» не попали. Лучше убийцей в тюрьме сидеть.

– А какого чёрта тогда ты сам там, а?!

– Спроси мою мать, как до ада доберёшься и встретишь её там. Пригрелась одна, наверно. Представляю, какие вещи там с ней творят, м-м!

– Какая же ты мразь, Вендель! – излился пропитанный ненавистью шёпот.

– У тебя проблемы с этим, похоже?! – вспылил тот и даже сделал угрожающий шаг навстречу. – Не нравится – река там!

«Да, рассказываю, сегодня кто-то в реке утонет», – ни к селу ни к городу пронеслось в голове Александра. От того он страшно побледнел, и кристальная капелька выступила на лбу.

– Угомонитесь вы оба! – прорычал он диким зверем, твёрдо встав между Венделем и Артуром. Несколько человек обратили туманные взоры на крикуна и пожали плечами. – Я вас не для ссор собрал!

– А по мне – наоборот, – процедил последний, не сводя пылающих тёмных глаз с весельчака.

– По мне, ты должен перестать везде видеть угрозу! И ты заткнись, Вендель! Тоже хорош своим юморком провоцировать всех! Я позвал вас отдохнуть и подышать пока ещё свежим воздухом! Мы все, рассказываю, устали от учёбы и дурацких новостей. Почему бы вам просто не прогуляться, не споря и не ссорясь, а?

– Огурчиком, Александр! Зовёшь тех, кто на дух не переносит друг друга! – сделал выпад блондин.

– Я собрал вас как лучших друзей! Я предупреждал, что вы встретите друг друга, но никто так и не отказался! Да и всё до какого-то момента шло хорошо! Теперь: отношения выяснили – вдох-выдох и за мной!

Не дожидаясь ответа, Александр демонстративно убрал руки в карманы и неторопливо отправился далее по людскому течению. Раздражённый Артур цокнул, Вендель пожал плечами, оба с прохладцей переглянулись и догнали друга.

Столь зыбкие отношения Артура и Венделя имеют под собой вполне твёрдую почву – характеры и судьбы. Оба студента – сироты с раннего детства. Отец и мать Венделя, оба закоренелые преступники, совершили теракт, за который были приговорены к смертной казни. В этом теракте погибла мать Артура. И пусть студенты непричастны к трагедии, барьер между ними с тех пор вечный и нерушимый, ими же поддерживаемый.

Солнце понемногу склонялось к лесистой кромке, и всё пролитое золото тускнело, превращаясь в медь. Людские ручейки где-то поутихли, а где-то и вовсе исчезли – наступило время тех, кому ценны уединение и чистый вечерний воздух с прохладой.

На другом конце набережной показались Томас с некоей девушкой.

Девушка эта производила двоякое впечатление: кто-то называл её красавицей, кто-то не мог найти ни единого отличия её от прочих женщин. Это среднего роста студентка, тонкая в плечах, некрупная в груди, стройная в талии; русые длинные волосы собраны в хвост, в голубых добрых глазах затаён хитрый кошачий огонёк, а в маленьком носике же – самое обыкновенное самолюбие. Одета была по-простому, в лёгкий спортивный костюм скромных цветов, без прикрас, с собой несла лёгенькую сумочку. Ноги её ступали вроде бы тяжело, а на деле бесшумно. Когда она гуляла с Томасом, руку свою она всегда переплетала с его маленькой костлявой рукой, всегда старалась идти в такт ему и всегда искала темы для разговора, если ему не удавалось найти. Звали её Хелена Вайтмун.

Эта пара небыстрым шагом шла навстречу трём студентам, совсем не замечая их, о чём-то разговаривая и временами заливаясь смехом. Хотя заметно было, что Томас сильно обеспокоен и смеётся через силу.

Шаг за шагом с каждой стороны.

Александр почти сразу приметил друзей из Медицинской академии, а они его заметили только в тридцати метрах. Обе группы поравнялись и встали.

Всех как-то передёрнуло от напряжения. Взоры студентов обратились на Томаса и Венделя: они стояли ровно друг напротив друга, и Томас с нескрываемой злостью жёг взглядом весельчака, ещё шире заулыбавшегося.

– Хай, Томас! – с явной фальшью поздоровался Вендель, приветственно вытянув вперёд руку, как бы требуя, чтобы её непременно пожали. – Как настроение, как голова?

– Ч-что с ней может быть н-не так?

– Ну, знаешь, если бы я внюхивал героинчик перед каждой парой, с головой бы у меня точно было бы худо-о! – чуть не захохотал Вендель, за что получил неодобрительные взгляды Александра и Артура. Хелена же резко заслонила собою Томаса и выдала:

– Молчал бы, убожество!

– Ай! Это было жёстко, девчуль, не надо такими словами разбрасываться!

– Заслужил… – тихо буркнул Артур. Александр кивнул в знак согласия.

– Адрес-суй себе, – сдержанно ответил Томас.

На лице его возникла испарина, и спина похолодела: он испытывал натуральный, свойственный ему страх конфликта. Ведь Томас очень миролюбив по своей натуре; любая перепалка заставляет его тщательно выбирать слова, дабы избежать боя. Вообще же, Томас таков, что не станет ввязываться в авантюру, если не будет уверен в своей победе, причём победе с минимальными потерями.

– Да ладно, Томас, – юмора не понимаешь, что ли? Эта куриная слепота – ясно, но ты-то… – ухмыляясь, протянул Вендель. И каждое слово пропитано ядом. Реакция на его необыкновенный юморок забавляла и заставляла острить ещё и ещё.

– Хватило твоего д-дерьма однажды!

Тут Александр с тоской поглядел себе под ноги. То был последний раз, когда он, будучи другом и Венделя, и Томаса, пригласил к себе на праздник, день рождения, обоих. Томас воздерживался от алкоголя, тогда как весельчак принимал на всю катушку. Нетрудно догадаться, чем может закончиться такой праздник, когда развязно острящий человек напивается до отказа, а ему под руку попадается трезвый парень не внушающего уважение вида. Именно так – колкости сыпались ливнем окровавленных ржавых гвоздей. И сыпались они в адрес отца Томаса, покойника.

Студент с матерью, бывшей там же, защищали родственника, как позволяли им их интеллигентные языки – неудачно, словом. Известно, что если в драку вмешаться, то тебе отвесят первому; так вышло и тогда: пытаясь отстоять честь покойника, Томас вместе с матерью сами стали жертвами бесчисленных оскорблений. Дошло до того, что Вендель приписал её к числу наложниц всех отличившихся политиков и, в довершение хаоса, ударил в полную силу. Так поразило это всё тогда Александра, что он протрезвел вмиг и пришёл на помощь.

– А, два года назад? Очуменный был вечер! Александр, спасибо гигантское! – торопливо добавил Вендель, дворецким поклонившись Александру. – Программа – шик! Моя любимая часть была, когда мы лазали по канатам, играли в волейбол и когда я поставил на место одну болтливую шлюху. Эх, вот где была молодость!

Александр сосредоточенно сомкнул веки – он пытался поймать благоприятный момент, когда следует остановить Венделя без ущерба чьему-либо здоровью. Артур, бывший в тот вечер в отъезде, не понимал совершенно, о чём шла речь. Хелена как-то съёжилась, едва слышно ахнула и трепетно прикрыла рот руками, предчувствуя бурю. И, наконец, Томас… Он в сильнейшей ярости стиснул зубы и, приложив последнее усилие, дабы устоять на месте, процедил:

– О чём тебе говорит слово «мать»?

– «Мать»? Женщина и всё. Ах, я, что, ошибся?! —изобразил испуг Вендель, прижав руку к сердцу и приподняв брови неестественно высоко. – Боже свыше, меня же теперь в шизофреники запишут!..

Весельчак тут же рухнул, сокрушённый ударом. Что-то хрустнуло у него в скуле, в голове звякнуло, и всё тело заныло. Томас едва устоял на ногах: бил он во всю, напрягаясь до предела. Хелена остекленевшими глазами наблюдала за всем действом.

– Сукин сын! – выругался Вендель. Вне себя, вскочил он на ноги и рысью подлетел к растерявшемуся Томасу.

Артур с Александром очнулись. Первый заслонил собою Томаса, а второй молнией повалил блондина на землю.

– Что на тебя нашло, придурок? – проревел Александр, тряся Венделя за грудки.

Глаза весельчака сначала горели огнём безумия, а затем стали тускнеть, пока выражение в них не сменилось испуганно-отчаянным. Артур поглядел недолго на это разбирательство и отвёл Томаса поближе к реке.

На середине её стояла одинокая лодочка. Пара мужчин сновали из одного её конца в другой, перетаскивая что-то объёмное и беспрестанно колышущееся. Пристальный взор мог рассказать больше: этими предметами были люди, связанные по рукам и ногам, бешено рвущиеся на свободу. Мужчины подносили их к краю транспорта и окунали головы их в тёмную воду.

– Я тебя никогда таким не видел, – тихо сказал Артур. – Про кого он говорил?

– Про мою мать! – вспыхнул Томас, сбросил с себя его руку и облокотился на парапет, устремив тяжёлый взгляд на реку.

Пока один из мужчин довершал убийство, второй обнажал уже готовый труп и сбрасывал его с другой стороны в воду.

«Они настолько бедны, что, убив, обчистили трупы до последней вещицы, оставив в чём мать родила!..»

Душа Томаса зажглась адским огнём. Каких усилий стоило ему подавить этот огонь, чтобы при том не закричать, не разрушить что-нибудь, не броситься на тех людей в лодке сломя голову!

– Я не знал, – с искренним сожалением проговорил Артур. Поглядел на лежащего весельчака и прошипел: – Вендель!..

– …натурально, обыкновенный человек, – глухо закончил Томас.

Артур собрался уж отпустить восклицание, как Томас вновь его прервал:

– С-скажи, А-артур… чего ты ждёшь от жизни? Что ты ценишь б-более всего?

– Э…

Вопрос ошеломил.

– Семью, наверное… и дружбу. Это самое главное в жизни каждого.

– Да… Это так. П-поэтому для меня важнее всего защитить п-пока ещё живую маму от нападок таких у-уродов, как он.

– Ты противоречишь: то он обыкновенный человек, то он урод.

– А разве это п-противоречие?

– Тебе не нужно оправдывать свои действия, Томас. Тебя можно понять.

– Х-хорошо.

– Как сейчас твоя мама? Здорова?

– Сильно больна. Я л-лишь на одного человека н-надеюсь…

– Вот как, – выдавил Артур. И добавил: – Здоровья ей.

Сказать ему более нечего. А при отсутствии слов нет смысла стоять и ждать у моря погоды – так думал он, а потому вернулся к закончившим препираться студентам. Томас постоял ещё с минуту, глядя вдаль пустыми глазами, и тоже вернулся – как раз тогда, когда Александр, Вендель и Артур уже уходили.

Получасом позже Томас с Хеленой шли вдвоём в другой части набережной, как обычно взявшись за руки – пожалуй, только это и могло поднять студенту настроение с самых тёмных глубин отчаяния. Девушка была весела, тогда как Томас мерил взглядом землю, лишь временами поглядывая вперёд. Но не стоит думать, что в трудные для одного из них минуты второй от счастья облаков не может насчитаться – нет, оба они чувствуют друг друга и понимают, когда ближнему плохо. Хоть Хелене и дышалось легко, она ощущала давление той горечи, что источал всем телом Томас. Но спросить не решалась, потому как казалось ей постоянно, что вопрос этот задавит в первую очередь её.

– Что за дым? – тихо спросила она. Хелена поинтересовалась о тех пышных тёмных столбах, что с самого утра чернили небо.

– В-выборы скоро, – глухо, как бы находясь где-то далеко, ответил студент. – К-кандидаты, все как один, решили разоб-браться с терроризмом и вооружённой оп-позицией. Потому, кстати, и с-стреляли ещё сегодня.

– А чего раньше им этого не делалось! – презрительно протянула Хелена.

– Ты п-пойдёшь на эти выборы? – вдруг как-то оживился Томас и поглядел на подругу. – За кого г-голосовать будешь?

– Не, я не пойду. Все они какие-то сомнительные: у одного счета за границей, другой войну объявить хочет, а третий словоблуд! Не, я, наверно, пас…

– Вероятно, это н-наиболее правильный выбор… – странно отреагировал Томас, вновь опустив глаза. Хелена с прищуром поглядела ему в профиль и почувствовала болезненный укол. Она ощутила сама, как нечаянно ранила Томаса.

«Что же так мучает его?» – звенел один и тот же вопрос. Душа девушки изнывала, кричала и бесилась. Она всеми силами хотела утешить Томаса и помочь решить все проблемы. Надо выяснить, что его тревожит!

– Х-хелен, что ты читаешь с-сейчас? – выдал тот. Глаза все ещё мерят землю. Спина сгорблена, и руки тягостно качаются вперёд-назад.

– Ну, разное… Саморазвитие, психология…

– О б-бизнесе…

– Да, что-то вроде того, – рассмеялась она.

– И что ты уз-знала интересного?

– Да ничего, в принципе. Пишут всё об одном: быть уверенным в себе; как определить, что тебя любят; глаза – зеркало души, и прочую лабуду. Зато я, кстати, сама кое-что придумала из этого, – похвалилась девушка.

Пара влюблённых шла по мостовой между плотным рядом двухэтажных домов и парапетом, возле которого стояли, подобно безмолвным стражам, пока ещё спящие фонарные столбы. Впереди перекрёсток: от этой мостовой отделялась ветвь, уходящая прочь от реки, вверх по холму; там, где происходило это разделение, у парапета стояла деревянная лавочка.

– И ч-что?

– Ну, смотри: говорят, что глаза отражают то, что у человека в душе, ну, то есть его отношение к другим людям. Мне вот кажется, что глаза, наоборот, отражают отношение других людей вот к этому человеку. Ведь почему у бродяг всегда такие страдальческие глаза?..

– Интересно, – поживее отозвался Томас, даже приподняв немного глаза, а затем задал девушке вопрос так, словно экзаменовал её: – А если, д-допустим, взять д-добродушного человека, всегда улыбающегося и в-весёлого, но которого вдруг раз-зозлили очень с-сильно… Н-например, ты поссорилась с ним. И в-вот он смотрит на тебя глазами, п-полными злости и раз-здражения. Что тогда? Ведь он же не ощущал д-до этого, что мир к нему относится плохо?

– Хм… Но он же на меня так смотрит… На другого, наверно, по-другому бы смотрел…

– М-можно так объяснить, – кивнул Томас, предвосхитив ответ подруги. – Да, в момент ссоры, а также в м-минуты его тяжких раз-змышлений об этой ссоре она з-занимает все его мысли, то есть с-сама становится его м-миром, который, естественно, оказывает с-серьёзное негативное влияние на него, отчего и в г-глазах эта злость. Но, вообще же, мы не можем з-знать, что истинно, а что нет: всё с-соткано из т-теорий и суждений. Я по п-поводу глаз придерживаюсь другой т-теории, но истинность н-ни одной из них мы пока не можем д-доказать, увы. Н-нам, не видящим истины, остаётся лишь искать её впотьмах, п-перебирать все варианты и п-пытаться найти наиболее удобный.

– Ой, всё!… – хихикнула Хелена. – Ну ты зануда!

Томас вроде как живенько, с интересом посвящал её в свои мысли, но, невзирая на этот его увлечённый голос и сияющие знанием глаза, она понимала: ему дьявольски плохо.

Томаса гложет то, о чём он начал говорить ещё с Артуром. И даже если бы того разговора не было, студент так или иначе оказался бы сегодня в таком ужасном настроении, когда даже сквозь завесу истинной увлечённости прорывается наружу его страх, ощущение беззащитности перед пришедшей бедой.

– М-может быть, – выдохнул он. Это Хелене понравилось: Томас вложил свои чувства в разговор; это означало для неё, что проблема Томаса не настолько серьёзна. – К-кажется, с этой психологией у меня с-скоро голова вместо тех с-снарядов разрываться будет.

– Ну посмотри мне в глаза, Томас, – взмолилась вдруг Хелена. Тот удивлённо остановился, резко, как и она, и встретил с непониманием её взор, наполненный страхом и любовью взор. – Я же вижу по тебе, что тебе кажется, будто мир сговорился против тебя! Расскажи мне всё, ну прошу!

– Ч-что всё? – не понял он; в крупных карих глазах его сохранялось недоумение. Но вот и они потеряли своё вопросительное выражение и вновь устремились, полные тягостного горя, на землю. – П-понятно. Разве от тебя скроешь?

Хоть и риторический вопрос, да Хелена всё равно помотала головой, вперив свой участливый, полный заботы взгляд в милое ей лицо Томаса.

– Я бы всё равно с м-минуты на минуту заговорил бы с тобой об этом, – признался опечаленный студент. – Мне н-непременно надо сделать это сегодня: я и так с-слишком долго тянул.