Полная версия
Восьмой
Любовь Филимонова
Восьмой
Вступление
Если бы кто-то из членов экспедиции Ковчег смог теперь заглянуть в кабинет кураторов – очень удивился бы, увидев, чем занимается начальство.
Придерживая полы белого хитона, Советник, которого все звали просто: «Первый», не спеша открыл ящичек белого комода в углу комнаты, извлек оттуда маленький изящный кувшинчик, покрытый яркой росписью – алой с золотым, и ровный лист – бумаги ли, папируса? А также изящное стило – палочку с пером на конце. Зажег ароматическую пирамидку. Вмонтированные в стены светильники создавали иллюзию льющегося отовсюду ровного молочного света.
Разложив письменные приспособления на широком, почти пустом столе красного дерева, Первый обмакнул палочку в кувшинчик и начал выводить витиеватые буквицы на белом листе. Движения его были неспешны и изящны, словно жесты монаха, выполняющего упражнение «взмах крыла птицы Феникс» из ушу. Буквы складывались в слова, слова превращались в красивую вязь, похожую на старинное арабское письмо, которым в древности были написаны самые мудрые книги Востока.
По всему было видно, что весь этот процесс нанесения четких, изящных рядов узоров на лист, доставляет ему немалое эстетическое удовольствие. Стило бегало все быстрее и быстрее. Изредка он макал стило в кувшинчик, затем касался им края кувшинчика, осторожно снимая излишки влаги на кончике пера.
И если бы кто-нибудь сейчас заглянул ему через плечо, то, к своему удивлению, обнаружил бы, что Первый записывает сейчас вовсе не суры из священной книги, вдруг нахлынувшие на него в каком-то озарении свыше, и даже не строки хокку, или хотя бы блоггу, а – вполне себе прозаичные будничные заметки, какие обычно пишут в органайзер «для памяти»:
Оптимально: группа 7 чел.
1.Сэм (может влиять на окружающих. Владеет гипнозом. В группе создаст нужную атмосферу)
2.Александр (его отцовская интуиция поможет найти Натана? Умеет читать мысли)
3.Лю (охрана группы, хорошие контакты с вариорами)
4.Ли (подружка Натаниэля, общие девайсы и знание привычек Натана)
5.Василиса (проводник. Все пути для нее исповедимы. Чует людей по волнам настройки)
6.Путешественник (опытный, умеющий выживать в любых условиях) …
Раздался легкий мелодичный, немного шелестящий звук, похожий на осторожный приглушенный гонг. Первый вздохнул и с легким сожалением отложил перо, любуясь начертаниями букв на белом листе.
Судя по звуку – это был Седьмой. У каждого из Советников был свой звук для оповещения о своем появлении.
Первый встал из-за стола, потому что Седьмой уже нарисовался напротив него.
Он был в светлой рубашке и белых брюках, и его появление на фоне стен молочного цвета не было бы таким ярким, если бы не алая бейсболка. Седьмой всегда отличался некоторой экстравагантностью. Его бейсболка, проступавшая красным ярким пятном на фоне светлых стен, смотрелась немного странно и контрастировала со всем, что находилось в этом помещении.
Подойдя к Первому, Седьмой коснулся его руки чуть выше локтя. Первый ответил тем же. Седьмой, бросив беглый взглядом на стол, улыбнулся:
– По-прежнему играешь словами? Не можешь отказаться от этой привычки?
– Что с того? – Ничуть не смутившись, ответил Первый. – У всех есть свои слабости. Придавая мыслям звуковое оформление, превращая звуки в слова, мы можем быстрее воздействовать на эмоции ближнего. Придавая же визуальные формы – воздействуем медленнее, но – на более долгое время.
Затем, снова улыбнулся.
– А говоря по правде, без излишней вычурности, – это великолепное искусство очень успокаивает и является отличной медитацией на формах, цветах и смыслах, – пояснил он.
– Согласись, искусство каллиграфики придает словам и образам гораздо больше глубины и свободы мысли, чем порой в них заключено…
Зазвенели нежные колокольчики. Собеседники заулыбались. Конечно же, это Третий Советник. Его появления нельзя было не узнать. Третий нарисовался перед ними почти сразу же. Так же, как и двое его визави, он был в белом. Длинная белая кандура, а на голове – что-то вроде тюбетейки с затейливым узором красным по белому.
– Я слишком рано? – вежливо осведомился он, усаживаясь в белое кресло, возникшее прямо перед ним.
Первый улыбнулся.
– Ничего. Посиди, помедитируй. Настройся на работу. Ее скоро будет очень много.
– Ты хочешь сказать…
Звуки, похожие на позывные армейской радиостанции: деловитые, короткие, энергичные, хотя и не очень громкие, прервали его на полуслове.
Пятого все приветствовали, привстав и дотягиваясь до его локтя. Пятый, довольно энергичный плотный малый, с почти военной выправкой, одетый в белый китель и брюки, и в белой же пилотке, как у Махатмы Ганди, прошествовал к свободному креслу, возникшему радом с остальными.
Прозвучали еще две короткие мелодии – и два новых гостя присоединились к присутствующим. Второй и Четвертый чаще всего появлялись вместе, друг за другом, словно близнецы. Хотя они вовсе так не выглядели. Второй выглядел старше, круглолицый, в белой косоворотке до колен, украшенной синим узором вокруг шеи, в светлых в легкую полоску штанах. На его кучерявых волосах вместо головного убора было что-то вроде венка из колосков. Четвертый – худощавый, молодой, в белом смокинге с красным галстуком.
Один за другим пришли еще семеро.
Наконец, все 12 Советников были в сборе.
Очертания стен казались намного размытыми, наверно, из-за очень характерного молочного оттенка, – стены были словно подернуты дымкой. Белые полукруглые кресла, по мере прихода новых участников собрания, возникали перед каждым, будто сами по себе, ниоткуда.
Все советники расселись вокруг овального стола орехового цвета с графином, наполненным золотистым нектаром, Советники КБ – так их называли в Мирах, – негромко переговаривались, разливая нектар по стаканчикам, – когда графин касался их, стаканчики отвечали тонким хрустальным позваниванием.
Первый Советник взял серебряную ложечку и постучал по графину. Глубокий, тонкий, не очень громкий звук, прозвучал, однако, как глас небесный, прекратив разговоры и шум. Советники, откинувшись на спинки своих кресел, замерли. Воцарилась полная тишина. И эта тишина стала заполняться серебряной дымкой. Очертания фигур стали нечеткими. Очертания человеческих фигур словно растворялись на этом фоне в серебряной дымке, белая одежда людей почти сливалась с молочным цветом стен, и лишь яркие пятнышки отдельных деталей одежды, – красная бейсболка, алый галстук, разноцветная тюбетейка, – обозначали присутствующих здесь людей.
Двенадцать Советников замерли, погрузившись в медитацию.
Словно возникший ниоткуда серебряный туман, сгустился, превратившись в почти невидимый глазу кокон, окутавший каждого из присутствующих. И постепенно эти серебристые коконы вокруг каждого – слились, образуя один большой серебряный шар, захватывающий всех них. Казалось, возникло новое существо, и у него было двенадцать сердец. И сердца эти бились в одном ритме. (Или это был ритм сердца Вселенной? Кто знает?).
Затем это серебряное поле стало медленно неотступно расширяться, сделавшись огромным и почти прозрачным. Пока совсем не растворилось в окружающем пространстве.
Долго ли это продолжалось?
Зависит от того, что понимать под временем. Всегда ли и везде ли понятие «время» имеет одинаковый смысл?
А здесь как раз и было то самое место, где со смыслами работали напрямую, порой меняя их, по мере необходимости.
* * *
Постепенно, один за другим открывая глаза, они возвращались, словно материализуясь заново и постепенно начиная осознавать и это помещение, и этот настоящий момент своего существования.
Первый Советник бесшумно поднялся, подошел к стене, включил дневной свет. И словно солнышко заглянуло в окошко. Только не видно было поблизости ни солнышка, ни окошка. Вокруг был только один этот золотистый свет.
Трудно было понять – то ли сам свет создавал это впечатление как бы издалека звучащей мелодии, либо вместе со светом включилась и тихая музыка. Еле слышные перезвоны далеких колокольчиков, переходящих в шум легких волн, позванивавших отдельными золотыми песчинками или пересыпающимися мелкими осколками ракушек.
На столе перед сидящими стоял графинчик, уже на этот раз с напитком гранатового цвета. Советники зашевелились, задвигались, стали наполнять стаканчики гранатовым нектаром.
– Что там с нашей экспедицией? Она уже полностью укомплектована? – спросил Шестой, подтягивая синий кушак на своем белом кимоно.
– Да, почти, – ребята уже начали тренировки, – ответил Первый.
– А что говорит та сторона? – спросил двенадцатый с нажимом, снимая с головы белый тюрбан и обмахиваясь им как веером.
– Там ссылаются на очередную, прокатившуюся по многим странам очередную проблему, – перестал расти хлеб и, соответственно, пропали воробьи, – и из-за этого – кризис, частые смены правительств, изменения границ… и всё прочее, что из этого вытекает… – сказал Первый. – Так что им не до какого-то там отдельно взятого пропавшего человека.
– Но все-таки, может, стоит вернуться к первоначальному варианту: посылка отряда коммандос, – правда, не без некоторого раздумья возразил Одиннадцатый, одернув на своей фигуре полы белой гимнастерки.
– В том хаосе, творящемся на Земле, наши коммандос просто утонут с головой в этом вечном земном бардаке. Тем более, ребят из коммандос всегда можно вычислить с первого взгляда. У этих ребят своя специфика, свой набор средств, своя отличная энергетика, наконец. А поиск пропавшего – дело тонкое, – как говорили в старину.
Первый снова сделал еле заметный жест рукой, и на белой стене возникли беззвучно сменяющие друг друга изображения, картины из земной жизни: засевшие в кустах люди сбивают из небольших короткоствольных орудий дроны. Толпы людей, штурмующих какие-то административные здания, нескончаемые вереницы беженцев..
Картины вызывали странное ощущение: особенно, когда взгляд оператора смотрел на события откуда-то сверху, – темное тело толпы поначалу казалось похожим на огромного сжавшегося спрута. Затем этот спрут словно вдруг выпускал во все стороны свои щупальца, захватывавшие себе добычу. Потом спрут снова скручивался, словно поглощая эту добычу и переваривая в своем желудке, не оставляя даже костей. И затем щупальца растягивались вновь.
Все это выглядело жутковато.
Советники какое-то время молча наблюдали за этими картинами, – лишь изредка мелко позванивал чей-то стаканчик.
– Кстати, кое-кто из наших коммандос все же присутствует в группе, – сказал Первый, сделав еще один жест. На стене возникло новое изображение. Это была Лю, – как и все в отряде скифских амазонок, с собранными в хвост волосами, в легком форменном комбинезоне из искусственной лайки, облекавшем тело, словно вторая кожа, – сидя в капсуле с откидным верхом, она ловко на ходу забрасывала лассо на мчащийся перед ней с такой же скоростью муляж вепря.
– И все же… У них будут сложности с адаптацией там, на Юдоли, – заметил Второй, поглядывая на коллег. – Здесь, в наших условиях, на месте, подготовить их ко всем нюансам земной жизни невозможно. Мы ведь не можем предугадать до мелочей все, что там может произойти в каждую следующую минуту.
– Но в целом-то предсказать ход событий и конечный итог – можем?, – с загадочной улыбкой где-то в глубине глаз, произнес Первый.
– Ах это… да, конечно. …Но все же трудно предсказать, какой ценой нашим людям удастся выполнить эту задачу, – тихо заключил Второй.
Новые картины, возникшие сейчас перед собравшимися, привлекли их живое внимание. Бушующая на улице толпа размахивала лозунгами: «Закрыть Тоннель!», «Тоннель крадет наших людей!». Плакаты с рисунками, изображающими вход в какую-то пещеру, и жирный красный крест на этом черном пятне-входе.
– Чья бы корова… – хмыкнул до сих пор молчавший Девятый. – Хотя… им бы еще соединиться с нашими сторонниками закрытия Тоннеля…
– К которым, кстати, относятся и некоторые из нас… – с легкой иронией заметил Первый. – Но, во всяком случае, – он посерьезнел, – думаю, вопрос о закрытии Тоннеля между Миром Земли и нашими Мирами действительно стоит еще раз рассмотреть и продискутировать. Как знать, может в этом закрытии есть определенный резон.
– Но вернемся к нашим делам. …Именно потому, – Первый кивнул на картинку на экране, – и наша группа, которую очень удачно назвали Ковчег, тоже имеет те же земные характеристики где-то в чем-то тоже очень нестабильного образования, – подытожил Первый.
– Да, довольно умно, – заметил Третий, – адаптация к изменениям, переформатирование на ходу, по мере развития событий… Главное – найти в этом хаосе нашего парня.
– В нашей группе будут люди, связанные с ним эмоционально. Например, его отец.
– Думаю, у ребят всё получится, – заключил Десятый, решительно отставив стаканчик. – Часть из тех, кто в группе лишь недавно покинула Юдоль, у них еще остались старые навыки жизни в земном социуме. Народ в группе проверенный, опытный, к путешествиям и приключениям привычный… в основном… – последние слова он произнес едва слышно.
– А что, есть что-то, что вызывает у нас сомнения на этот счет?, – удивился Четвертый. Похоже, он так глубоко медитировал, что еще не совсем проснулся. Четвертый поправил кокетливо торчащий из кармашка белого кителя ярко-зеленый платочек. – Что мы, впервые, что ли, отправляем группу на землю? Вон неделю назад…
– …неделю назад – была обычная экскурсионная группа. Все вернулись вполне благополучно и в полном составе. Но мы сейчас не об этой, а о нашей специальной группе, – с ударением произнес Первый, наливая в стаканчик нектар.
– То есть, если я правильно понимаю, – с земным правительством мы о ней, что называется, не очень-то договорились?… – не успокаивался Четвертый.
– …не очень, – подтвердил Первый.
– …и там, на Земле, эту нашу группу, прямо скажем, не совсем готовы встречать с распростертыми объятиями?
– Как ты, однако, проницателен!, – с легкой иронией заметил Второй.
– Ребята, – примирительно сказал Первый, – с одной стороны их ведомство, отвечающее за культурный обмен между нашими, так сказать, образованиями, обязано найти нашего парня, пропавшего в зоне их ответственности. С другой – мы отдаем себе отчет, что действуя официальными методами, мало чего добьемся от них. Они ссылаются на то, что перестали нестись воробьи, или что-то в этом роде… из-за чего по всей Земле прокатились восстания и произошли изменения границ, – нарушены коммуникации между правительствами и силовиками разных стран.
– У них там всегда всё «не очень отлажено», – мрачно заметил Двенадцатый, сняв белое сомбреро и опрокинув его над полом, словно вытряхивая из него на пол какой-то мусор (наверно, грустные мысли…).
– Мы ведь с ними на разных частотах работаем, – с грустью продолжал Первый, делая вид, что не слышал удивления Четвертого. – Когда задаешь вопрос товарищу «с той стороны», – он глядит тебе в глаза, кивает, говорит: «Да, ты прав»… И поступает в точности до наоборот.
– И поэтому… – Четвертого, наконец, пробило озарение.
– Да, поэтому, – сказал Первый. – Именно поэтому…
– …Светлые действуют втемную. Ну не парадокс ли? – С радостной улыбкой, наконец, понял Четвертый.
– Да уж. Дожили. – Одиннадцатый, погрузившись в свое полукруглое кресло, сидел с отрешенным видом.
Все замолчали. Свет в комнате, казалось, стал приглушённее, не таким ярким, словно на источник этого света набежала небольшая тучка. Но, может, его интенсивность и оттенки зависели от мыслей присутствовавших?
– Я хотел бы уточнить, – прервал молчание Шестой. – Как я понял, группа не совсем укомплектована?
– У меня в списке пока шестеро, но, думаю, добавить еще одного-двух, не более. Сам понимаешь, нельзя привлекать слишком большое внимания… – ответил Первый.
– Так вот, что касается еще одного… – продолжал Шестой. – У меня есть на примете парнишка… Активный, неглупый. Сын моих друзей из Мира Сказок. Правда, в последнее время связался с компанией бездельников, – назовем их так. Хорошо бы ему найти другую среду обитания. В поисках, так сказать, смыслов. Он любит риск, экстремальные ситуации, – в общем, инсургент. Но, главное, – плохо поддается чужому влиянию, всё подвергает сомнению.
– И это хорошо, или плохо? – с улыбкой спросил Четвертый.
– Смотря, в какой ситуации, – ответил Шестой. – Иногда это очень полезное свойство.
Шестой щелкнул пальцами. На стене появилось изображение небольшой малолюдной улицы. Деревья вдоль дороги, обвязанные разноцветными ленточками. Парнишка, ехавший на моноцикле по тротуару, остановился, что-то крича людям, стоявшим по другую сторону дороги. Затем вдруг обернулся – и …посмотрел прямо в глаза сидевшим в зале и наблюдавшим за ним Советникам. Взглянул, и довольно фамильярно подмигнул.
– Вот, видите! – с энтузиазмом отметил Шестой. – Он же нас видит! Чувствует, что мы – здесь, и смотрим на него!
В комнате возник гул. Советники обсуждали увиденное, но в общем тоне разговоре слышалось, скорее, одобрение.
– Думаете, сказочник с неясной характеристикой может быть полезен в группе? – Недоверчиво уточнил Десятый.
Первый, вертел в руке ароматическую палочку, время от времени вдыхал ее легкий сладковатый аромат.
– Что ж… Кажущаяся нестабильность человека, его флуктуация, – возможно, как раз является оборотной стороной его повышенной приспосабливаемости.
Пока Советники, негромко переговариваясь, продолжали обсуждать состав группы, Первый незаметно отделился от них и, подойдя к столику, дописал в конце лежавшего на столе списка красивым каллиграфическим почерком еще несколько строк:
7.Инсургент (обиженный ребенок, со всеми спорит. Нужный элемент работы с непредсказуемыми ситуациями)
8.Натаниэль (когда его найдут)
Итого – восемь мирожителей.
Ковчег
Александр не думал-не предполагал, что тренировки дадутся ему с таким трудом. И Советники из КБ, видя, с какими трудностями он переносит подготовку, довольно скептически оценивали его шанс на участие в экспедиции. Хотя и сочувствовали, понимая…
В начале первого дня тренировок, во время всех этих диких кульбитов в энерго-торсионных магнитных потоках, его просто-напросто стошнило, затем он отключился на добрых полчаса. Но, придя в себя, сжав кулаки и зубы, снова и снова входил в тренировочную кабину.
…А затем была перенастройка в зале с отличной звукоизоляцией, где они тонули в мягких креслах, поглощающих все посторонние шумы, оставаясь наедине со звуками в наушниках. Александру казалось, что каждая его жилка, каждая клеточка его мозга сжимается в конвульсиях, извивается, сопротивляясь этой вкрадчивой, медленно звучащей нестерпимой звуковой волне в наушниках. Ум, воображение его метались от черной пропасти – до ярких взрывов петард, словно он находился в эпицентре салюта. И это было не меньшее испытание, чем в тренировочной кабине. Особенно, когда эта музыка в наушниках сменялась простыми земными звуками.
Александр, живя сейчас в Прозрачном мире, искренне полагал, что ему больше уже не придется ощутить все эти характерные признаки того, прежнего, земного мира. (И вот опять…)
Конечно же, если бы не Натаниэль, – Александр даже и не помышлял бы о репатриации, пусть даже и временной – в «старый добрый» земной мир. Но когда его сын в один прекрасный день не вернулся с обычной рядовой экскурсии на Землю, – для него не было иного решения, кроме как принять участие в этой экспедиции по его поиску.
Хотя это было настоящее ЧП и для всех Миров тоже, а не только для него.
Такое случилось здесь впервые.
Вик Путешественник, преодолевший за годы своего пребывания в Мирах, километры и километры дорог, по большей части – через лабиринты Тоннелей, – не особо страдал во время тренировок. Подготовка к переходу в старый земной Мир далась ему намного легче. Хотя его богатый опыт был теперь связан по большей части именно с путешествиями здесь, в Тоннеле. Чего он только тут не пережил! В Тоннеле никогда не знаешь, на что наткнешься: на сбежавшего ли из какого-то мира невиданного пресмыкающегося, или на зверя-мутанта, не прижившегося ни в одном из Миров. Или, скажем, чудеса гравитации…
От сырости и внезапно обрушивающихся на тебя потоков воды порой спасал лишь старый добрый непромокаемый плащ, – постоянный спутник Вика во всех путешествиях в Тоннеле. А если еще вспомнить пространственно-временные ямы, в которые неожиданно проваливаешься во время путешествия в ответвлениях Тоннеля! Они полностью дезориентируют тебя. Держась за стену, с трудом приходится выбираться оттуда, теряя сознание, преодолевая дрожь в коленках.
Нет, конечно, ему приходилось участвовать и в экскурсиях туда, в Земной Мир. Но то были путешествия по официальным, так сказать, каналам, где они, люди из Миров, практически не покидая экскурсионной капсулы, перемещались в когда-то знакомые, а теперь совсем не узнаваемые места «матушки» ли, «Юдоли», или «малой Родины», – называйте, как хотите, – не узнавая в полуразрушенных развалинах некогда великие столицы, и, наоборот, видя на месте когда-то пустынных степей – безбрежные моря. В таких тепличных условиях эти путешествия, под контролем опытных экскурсоводов, не составляли труда и не представляли собой никакой опасности.
Но сейчас им предстояло попасть земной мир «своим ходом», через старые неформальные полузабытые ответвления Тоннеля, и после этого – погрузиться в самую реальную, а не приукрашенно-экскурсионную, жизнь этой самой «малой Родины». Для этого нужно было перестроиться на клеточном уровне, поменяв свою энергетику. Что называется, снова врасти в прежнюю жизнь, став одним из обитателей Юдоли.
Вик понимал: продержаться в этой шкуре придется как можно дольше, пока не они не найдут парня. Седьмой Советник так перед отправкой так и сказал ему: «Твоя роль в этой экспедиции – ведущая. С твоим-то опытом и умением находить выход из любых ситуаций, заранее предвидя то, что случится… Только – пожалуйста, никому об этом разговоре. Сам понимаешь, мы не можем выделять одних перед другими…».
Людмила, кувыркаясь в тренировочной капсуле, пролетающей в торсионных потоках фотонов разной скорости, – не очень-то страдала. Все эти тренировки казались ей повторением той самой сумасшедшей карусели в их райцентре, на которую она попала впервые, когда ей было шесть лет. Там-то она впервые поняла, какой жизни ей хотелось. Да, ее настоящая жизнь – вовсе не там, в ее затерянной в лесах деревни, и не в этом тихом райцентре, где единственное развлечение на все лето – эта карусель с базаром, заплеванным семечками. Эти вращающиеся сиденья, этот полет сквозь все небесные стихии – и есть ее настоящее будущее. То есть – уже ее настоящее сегодня. С ощущением той всесилия и веселья в теле, которые и дают эти ежедневные тренировки.
И когда однажды, при случайной встрече, Восьмой Советник спросил ее, этак, ненароком: «Кого бы она могла порекомендовать из своих людей для одной, скажем так, нестандартной экспедиции на Землю», – она ни секунды не сомневалась, кто будет этот человек. Кроме всего прочего ей тогда вдруг захотелось еще раз вдохнуть запах тех, настоящих, земных гроз, оглушающе пахнущих озоном, свежескошенной и чуть подвявшей на солнце травой! Она и не подозревала, что в глубине души так сентиментальна. Снова же – здорово, если удастся встретиться с друзьями, о которых не раз вспоминала здесь, в суровых и совсем не скучных буднях Тоннеля.
Генрих, – его слегка саркастическая улыбка… Жив ли он? Равно как и его безбашенные дружки-вариоры. Они были так уверены, что смогут перелицевать это погрязшее во лжи и безнаказанных преступлениях общество, и изменить заодно и сам порядок на этой земле!…
(Хотя много позже Людмила уже поняла, что встречи с этими ребятами, Советниками из КБ никогда не бывают случайными!).
Сэм в начале подготовки считал себя самым слабым звеном в команде. Сколько было рефлексий: «мы же не сможем вернуться в прежнее состояние и стать прежними!». «Это уже невозможно». «Мы качественно другие». «Удастся ли мне сыграем в этом спектакле?». «Кто режиссер?». «А кто главный в группе?». «Будет ли кто-нибудь из Миров страховать нас?». «По какому сценарию работать?».
Но потом, когда один из Советников КБ (кажется, Одиннадцатый), случайно встретившись c ним, намекнул, что именно его, Сэма, они планируют назначить руководителем экспедиции (правда, неофициальным, чтобы не создавать из него образ любимчика начальства), – только тогда Сэм осознал всю ответственность за всех тех людей, которых хотят ему доверить. И стал готовиться всерьез, отбросив все свои рефлексии и флуктуации.