Реминисценции о Павке Корчагине

А эй вы там, наверху – даже впрягаться в эту проблему не хотят. Сколько уже народа погибло от этой долговой безнадёги. Поэтому общество не едино – еще с Пошехонской старины – жизнь сама собой раскололась на две половины:  одна была отдана Ормузду доброму, другая Ариману злому.

Опаськин очень жалел, что у церкви не получилось перед революцией сделать из императора Павла Первого специального святого по части устранения заимодавцев и прощения долгов. Тем более что текст соответствующей молитвы Павлу был уже разработан. Помешала революция. Вот чем бы нужно было заниматься современной церкви – и ее высшему моднику – это бы обеспечило приток новых верующих. – Не написать ли мне письмо товарищу Гундяеву?– подумал Владимир, – С просьбой – перед каждым зданием службы судебных приставов – освящённый бюстик Павла Первого установить – чтобы помнили о прощении долгов. Вот Христос изгонял из храма менял и мытарей. А мы? А мы привечаем, олигархов плодим. Старые олигархи равноудалились, прихватив бобосы – кто в Испанию, кто в землю обетованную, кто в сырой Альбион и просто в сырую землю, хотя туда им всем и дорога, новые появляются, музыканты с виолончелями в панамах богатеют. Надо бы попирать – то змей и скорпионов, искореняя зло, да пока, похоже, они нас попирают, зло абсолютно.

–Ну, да ладно – чего у вас там еще – на высоскоростной, не все еще шпалы с высокой скоростью налево задвинули?

–Да нет, Ильич, мы узкоколейку тянем с товарищами.

–Узкоколейку – хм! Слушай, Павка, а ты случайно того – не беглый. Не с зоны?

–Я, Ильич – революции солдат.

–Ну, ты прям как Павел Власов у Горького, в борьбе за лучший мир. – Точно с зоны, сталкер новоявленный, не иначе,– подумал Опаськин.

–А босой почему?

–Да, не помню я, что- то ничего,– ответил Павка.– Помню – взял шпалу, понёс – а потом – раз – и всё как – то оборвалось, темнота какая – то. Проснулся – а сапог то и нет.

–А, ну ну – бывает… И мёртвые с косами и шпалами стоят и тишина…С бодуна она вот, правда, не совсем тихая. Башка трещит и черти пляшут – а, Павка? На, махни по третьей – полегчает, ибо по Мельникову – Печорскому – это еще деды и прадеды наши знали: «перву пить – здраву быть, другую пить – ум веселить, утроить – ум устроить».

Этап 2. «Раздев Его, надели на Него багряницу»

–Ну, ладно, Павел. Посидели, познакомились, надо бы и до дому идти. Ты где обитаешь – то?– спросил Опаськин.

–Да, не знаю я, если честно, Ильич. Не помню я ничего – откуда пришел, куда идти?

–Аа – амнезия значит. Голова – чистая доска. Как после запрещенного в позапрошлом веке абсента – любимого напитка ван Гога. Зря, кстати запретили, глядишь – больше бы вангогов было. Бывает, бывает – вот у меня сосед Гога – бухал целый месяц в слишком шумном одиночестве, рисовать картины, правда, не начал – да и раньше – то не умел. Вышел в куртке и кальсонах на крыльцо за добавкой в ларёк, покачнулся да и ударился головой об ступеньку. Мама, правда, еще в детстве уронила его из коляски и с тех пор, ну, точно, по словам Гоголя, от него всегда, особенно к вечеру, немного отдавало алкоголем. А теперь вот мамку родную не узнает. – Уйди старуха, я в печали,– на все её вопросы отвечает. А она – то плачет, ветхая старушка в старомодном рваном зипуне – сынок, сынок, образина ты бессовестная, что ж ты наделал, дурачок ты мой родной!

-Может и ты с тачанки какой-нибудь упал или с крыльца какого-нибудь тоже сиганул – а…? Иль голову отморозил – тоже бывает…. Иваныч, вот из соседнего дома вышел зимой, тоже до ларька. А после ларька – то заблудился – в сугробе. Пальцы себе вот отморозил, хирургу отчекрыжить пришлось. Сейчас радуется и благоденствует – на пенсию вот по инвалидности вышел. Жена его не нарадуется, души в нем теперь просто не чает. – Умница у меня Иваныч, с виду вроде дурак дураком, а как толково операцию провернул,– говорит. – Другие – то вот без копейки сидят, да и сидеть то им теперь до 65 лет, а то и до 70 годков, поговаривают, где работу сейчас искать – то хрен найдешь, а Иваныч – кормилец мой ненаглядный, мальчик – безпальчик золотой. Сумел таки, хоть и без пальцев, а всем лжерадетелям за народ кукиш показать. Дома – благодать – и маслице растительное есть, и хлебушек и соль. Чего еще русскому человеку надо, а?…

-Знаешь Павка, у Зиммеля в «Эс мусс нихьт иммер кавиар зайн» рецепты на каждой странице. Так и здесь – вот тебе, запомни, может пригодиться – рецепт нищебутерброда: соли – щепотка, хлеба ржаного – ломоть, масла растительного – 30 грамм, кусочек лука репчатого – 40 грамм.

В результате – вкуснотища неописуенная! Не всегда должна быть икра! Комбинированная супердиета папы Карла и Поля Сезанна! Бигмак с чизбургером в подметки не годятся. Да и по стоимости и экономии средств не сравнить. Сезанн, правда, в оливковое маслице хлебушек макал, растительного у него, бедняги, не было. Однако какие картины рисовал. Но тоже, про коммунистов, уже тогда, намекал – взять, к примеру, его мальчика в красном жилете. В красном, не в каком – то там, как у бойскаутов синем, заметь. Чувствовал уже тогда дыхание революции.

–Надо отдать должное в плане экономии местной «Пятёрочке» – колбаса для нищебродов – марки «сиси-писи»– стоит уже 23 рубля за 350 грамм. Батончик колбасой пахнет и по вкусу ничем не отличается от докторской производства урюпинского центрального спецмясожиртреста №1. Вот и покупаешь не по какой- нибудь хитрой акции – купи два, а потом еще купи – а, просто, честно – по стоимости, сколько тебе надо. Батончика – то этой колбаски- сказки на два дня хватает – вот, чудо – то какое, равное хлебам библейским. Другое хитрое дело, что мяса то там нет. А и не надо – спецдиета – народная, во как. Рожки марки «Красная цена»– 12 рублей за упаковку стоят, масло растительно-49 рублей за бутылку, правда, желтоватое, видимо, не совсем лады с перекисным числом – не совсем дочищенное или частично уже окисленное, батон хлеба той же красномарочной цене – 14 рублей. Так что жить можно. С красной ценой и жизнь прекрасна!

–А по праздникам, старуха – то чекушечку Иванычу наливает. Выпьет он, да как запоёт на весь квартал – совсем как последователи протестанта Лютера – народные мотивы и хоралы, аж всем соседям завидно становится: « Эх, мороз – мороз – заморозь меня». Да нынче зимы что – то тёплые стали, где мороз – то застать. Все бы мужики у нас вслед за Иванычем из подъезда побежали бы сугробчик помягче найти, да пальчики, а может и ещё кое- что, наружу выставить. Да, отношение сейчас к хлебу изменилось. Это как у Анатолия Приставкина в «Ночевала тучка золотая» – никогда не забуду, как там бедные голодные мальчишки никак не могли расстаться с батоном хлеба и все вылизывали его по крошкам. Или ещё круче – у Ремарка в «Искре жизни» – иногда и кусочка нечищенной морковки достаточно, чтобы эта самая искра жизни не потухла. У Ремарка, правда, роман о концлагере. Да и у нас порой не лучше. Владимир вспомнил, что и Василию Васильевичу Розанову не хватило в 1919 году всего – то пятка яиц и горсточки муки – а так может быть и жил?

– Да, хлеб как был, так и остался, как в песне с непростыми словами – хлеб всему голова. Хлеб, да – дедушка Мороз – защитники русских людей. Не знал об этом Гитлер и Наполеон – вот и попёрлись, дурни, на рожон, хаха.

–Мороз – то когда ещё нагрянет, а кушать и спать хочется, однако, несмотря ни на что. Ну, если тебе идти некуда, то пойдём ко мне, Павел.

–Да как – то неудобно, Ильич. У тебя семья, дети, наверно, да и грязный я.

–А вот и не угадал – ни семьи, ни детей. Один остался, хотя, правда кол и двор есть. Так что, никому ты, кроме меня, не помешаешь, а мне тоже не помешаешь – отмоем тебя, да и поболтать я люблю. А ближнему помогать надо, а Павел?

–Да, конечно, Ильич – первым делом – рубашку сними и отдай товарищу. Сапоги тоже. Лишь бы ближнему и делу хорошо было. Раньше думай о Родине, а потом о себе! Нам хлеба не надо – работу давай, нам солнца не надо – нам партия светит, на окнах убери герани и настурцию – нам надо только Революцию!

–Да чего ты всё заладил – революция, революция. Тоже мне нашелся французик на баррикадах 1848 года. От лукавого всё это. Всё равно всегда к власти дерьмо прорывается. Закон истории, однако. Контрреволюция у нас в стране, извини – коммунизм свергли, опять буржуины и похотливые масоны к власти пришли – сладкое очарование буржуазии закошмарилось, добро бы у нас было много таких купцов-кладезей мудрости как старик Маякин у Горького в «Фоме Гордееве», глядишь и была бы невыносимая лёгкость бытия, а так трудно только по вечерам, по утрам вообще ужасно – во как! Бегбедер, конечно, вот писал, что оптимизм свойственен тем, кто из социализма. Однако и его – этого оптимизма что – то всё меньше и меньше – на смену приходит унылый скептицизм. Нет более чистой санта фе – святой веры. Нет что-то таких, кто готов полностью пройти по Ломоносовскому пути веры, любви и служения России. Остается одно – только надежда – наш компас земной. А по Альберу Камю – надежда- это успокоение, а нам успокаиваться в нашей жизни нельзя. Всё плохо – а дальше – слушай мой прогноз оптимиста – ещё хуже будет.

–Ну, да ладно – обо всём этом дома поговорим…. – пошли, камерад! Да и побриться бы тебе надо, а то – вон ты, барбудос – Куба любовь моя, какую бородищу развел! Хотя, с другой стороны, как говорили в старину староверы «брадобритие ввело за собой много разврата, поелику оно скрывает лета человека и часто сорокалетнего представляет двадцатилетним, так что в нём обманется самая невинность, которую скорее он уловит, нежели обросший волосами Сатир»– ты просто образец настоящего, морально устойчивого, мужчины. Так что пошли, заволосатившийся братуха – облико морале.

Этап 3. «Падает в первый раз под крестом»

Жил Опаськин недалеко, в однокомнатной квартире на третьем этаже кирпичного дома сталинской постройки.

Включив газовую колонку, Владимир проводил гостя с порога сразу в ванную комнату.

–Не, ты, всё – таки, буржуин, Ильич. Смотри – ка, ванна! Ух ты, и кран есть! Ой – вода горячая. Не может быть…

–Ты чего, Павел – ванну первый раз видишь?

–Да, уж даже не знал, что такое может быть….

–Слушай, да откуда же ты взялся такой – 100 лет не курил, сто лет не пил, ванны не видел – больной, из психбольницы, что ли?

–Ниоткуда я не брался, как был в революции, так в ней и застрял…

–Постой постой, это про какую ты революцию все толкуешь?

–Ну как – нашу – пролетарскую – рабоче-крестьянскую – скинули буржуинов,

новый мир строим.

–Скинуть буржуинов – это ты хорошо сказал. Оппонент твой – Фридрих фон Хайек, напротив считал, что социализм ведет к рабству и несвободе. Зато теперь – свобода для буржуинов. Развелось их сейчас немеренно, как звёзд на небе. А мы – остальные – как морской песок – во тьме, на дне и живем. И солнца не видим. Зато свободны от денег и послания слышим. Теперь периодически – раз в год. И посылают нас там на ХУ – икс игрек, сейчас прости – римские цифры, на пятнадцатый … или уж не разберешь – съезд или срок, хаха. Прости, пойду заведу классическую музыку – как говорит Башмет – для духовных людей. А ты вообще – как дух явился из ниоткуда, поэтому – слушай. Опаськин поставил Моцарта – третий концерт для скрипки – Концерт № 3 соль мажор, К. 216, в исполнении своей любимой немецкой скрипачки Анне Софи Муттер.

–Наверно, не слышал такого, а Павка?

-Да, послания … Вот раньше в библии – величаво так – к филистимлянам, или как там – к колоссянам. А у нас сейчас проще так – к россиянам…Плодитесь и размножайтесь, если получится, против власти ни слова – не в интернете, ни в телефоне – а то, и раз – и за оскорбление – куда – нибудь в места не столь отдалённые.

История повторяется – как у римлян и Тацита – оскорбление величия – там, правда, башку сразу отковыривали – вместе с негодными мыслями. Ну и для быдла, сорри, для народа – хлеба-бреда и зрелищ. Вот и у нас – индексацию там, какую – нибудь, и токи- тики шоу по телику. Я тебе ток – ты мне так – и так бесконечно тиктак, тиктак, аж в голове звон…

И всё про какие – то дрязги человеческие: кто – то кого- то не там родил, тесты на ДНК, склоки, наследства, адюльтеры, вывод на чистую воду – тьфу, либо про страны крайние, те что у края – кто там пукнул, кто там стукнул. Либо поющие трусы рты под фанеру раскрывают и дрыгаются. Либо сериалы – посмотришь жуть – грабят, убивают, утюгами по груди гладят – а ты то дома сидишь в тепле, чаёк пьёшь и думаешь – лепота, но, правда, утюг, на всякий случай дома запрячешь, да на улицу потом выйти боишься. Выйдешь – и оглядываешься, кошелёк – на месте ли, всё проверяешь. Одним словом – красота – демократия. Только вот патриотизм – то откуда тут возьмётся. Раньше ровно уже в шесть утра – сквозь грозы сияло нам солнце свободы – или вон, как у американцев – перед каждым домом флаг – страна гордости пилигримов! Хотя, кто – то сказал, патриотизм – последнее прибежище негодяя. Политика вообще в целом дело грязное- скопление негодяев и политических проституток типа Троцкого.

Демо – это видно как деморежим – то есть пробное всё. Либо демон – кратия, то есть власть демона. А вот это-то совсем уж правильно. Совсем по Достоевскому и его легенде о великом инквизиторе. На земле – то кто правит – правильно – князь, князь мира сего, демон- князь тьмы…. Ну а если дальше продолжать – то у нас немного по – другому должно всё же называться. Например, от слова дым. То есть – что мы имеем – дымократию. Страна победившей дымократии. «И дым отечества нам сладок и приятен». Дым, туман, мираж. Полная видимость, или наоборот, невидимость демократии. Вроде есть какая – та и чья – то кратия – а вот чья непонятно.

Ну, для особо посвященных понятно – кратия меньшинства. Лучше больше, да меньше! Меньшевизм против большевизма. Борьба с бедностью! Меньшевики за демократию! Да и на хрен она вообще нужна эта демократия – на хлеб не намажешь. Ну да ладно – мойся, а то, смотрю, заснул ты, Павел, от моей философии…

–Да, мудрено ты как – то Ильич говоришь. Не совсем понимаю тебя. Для меня всё просто – есть революция, есть враги революции. Есть идея – надо построить новое, есть сопротивление – старое не даёт. Есть лишения и трудности, но мы всё преодолеем, светлое – впереди. Человек без эксплуатации его другим. От каждого по способностям, каждому по потребностям. Всё ради ближнего товарища, все друг за друга, человек человеку – друг,– Глаза Павла фанатично горели, правой рукой он энергично отбивал такт каждой фразы.

–Эх, Павел, Павел… Человек собаке друг. Вот что верно. А мы все сейчас как собаки. И жизнь собачья. А ты прямо по заповедям Мельникова – Печорского действуешь: «Голодного накорми, слабому пособи, неразумного научи, как добро наживать трудом праведным, нет тех дел святее перед господом и перед людьми… От людей вечный помин, от господа грехов отпущенье» Прям как апостол. Был такой – из Савла в Павла превратился. Были тогда, ещё при Христе, настоящие коммунисты на земле – жили верой и сообща. В белых одеждах, отдав имущество, с пальмовыми ветками в руках бродили – видимо, чего бы поесть искали. Да что говорить – я и сам совсем недавно был верующим в коммунизм. Да и не только я. Да, что толку. Победил дьявол. Дьявол наживы, бесчестья, обмана. Вылезли – то из всех щелей загнившего коммунистического подполья какие-то хитрогнутые рожи олигархические, почти все, надо заметить, той же народности, что и Христос. Только вот не от Христа они, а как те менялы, которых он выгнал в своё время из храма. Народ как – то разом поглупел, словно тельцы на заклании, послушно попёрся под потоком телепромывки в загон лжечеловеческих дымократических ценностей. А для подавления возможного народного сопротивления, по Питеру Хегу, теперь вполне достаточно либерального призыва к алчности во всех ее проявлениях. Да и новейшие технологии промывания мозгов эффективней, чем клистир у бравого солдата Швейка. А жить – то надо, преодолевая эту западную вонючую смесь вожделения и бессознательного. Цемент идеи, связывающий ранее массы в монолит, иссох и рассыпался. Да и нет её теперь, идеи – то. Со свечками теперь стоят, в свете неправедных идею ищут – вдруг из – за угла, какого- нибудь, церковного вылезет. Да что – то всё равно тускловато в этих тёмных религиозных лучах.

Всё ужасно, согласно Достоевскому: «Величайший ужас человеческой души состоит в том, что, и думая о Мадонне, она в то же время не перестает думать о Содоме и грехах его; и еще больший ужас, что и среди Содома она не забывает о Мадонне, жаждет того и другого и понимает их, и это одновременно, без всякого разделения».

В общем, вместо идеи вылезли какие – то Гоги и Магоги – демагоги. Содом и Гоморра насытился новым содержанием. Наплевали на все, даже на заповедь Талмуда, что грешить можно – но тайно. Конечно, по Сартру – грех – самый яркий мазок на картине жизни. Экзистенцию проявлять надо, не стыдясь Поэтому на экране вдруг появляется человек, похожий на генерального прокурора. Открыто, как на параде грешат. Да, что делать, если даже Петр Первый по Анри Труайя был причастен к голубому братству – негодяй, немчура Лефорт, чтоб у него хрен на лбу вырос, научил. А мы потом читай, как у Тацита, про анналы.

–А теперь и подавно – мужик с мужиком или женщина с женщиной – это семья, стыдоба – тьфу… Ну ладно – раньше амазонки были. Титьку отрежет, на коня и и –хлысь – мужиков по джунглям гонять – понятно интересно, азарт захватывает . Или скопцы – те идейные. Сядут на стулья, опустят тестикулы в дырки, а под стульями брат с бараньими ножницами ползает – у кого две штуки – хрясь – и дорого яичко к Христову дню, все не балуй, добро пожаловать к однояйцевым братьям – близнецам по духу. Только вот, кто у них, я про современных ЛГБТ радужных чудил, дети – непонятно. Да и нужны ли они им – дети-то. Вот недавно, некий замминистра вещал, что «Лолита» у Набокова – безвредное произведение. В Германии вообще долго считали, что педофилия- благо. Только что немцу благо, русскому – смерть. Поэтому – вымираем. Да и сами педофилы, порой, это понимают. Вот гнусный Тиберий, погрязший в разврате с мальчиками, при котором и распяли Христа про себя, видимо и сказал – «Правители смертны. Государство вечно».

–А у нас пока недочеловечество. Не до человека. Главное – деньги. Деньги и потребление! Жуткая мясорубка для больших мальчиков и девочек!

Где это, давно забытое и унесенное, о вернись, вернись!

«Человек- это звучит гордо. Над седой равниной моря!»

Горько, всё как то горько!

А в нашей общей повседневной нищете порой и горькое сладко.

– С другой стороны, Павка – Опаськин вспомнил выражение из Лао цзы: «Стремясь к богатству, чинам и почестям, ты сам навлекаешь на себя беду. Истинное достижение- это освободиться от того, что обычно свойственно человеку. Именно таков Путь Неба». Удача и счастье – вот что рождается в беде. Вот он – путь Дао. Керуак с друзьями любили напиться до чёртиков и грезить об этом. Да не только Керуак – даже Стив Джобс всё искал пути в простоте и голоде вершин. Вот и мы с тобой – залезем на наши Дятловы горы и в стуча клювами в голодухе как дятлы, любуясь на бесконечные заволжские дали, будем высматривать наш путь к озеру Светлояр, спасаясь от гадостей жизни как от татарского нашествия! А вдруг мы увидим ещё небо в алмазах!

– Ну да ладно, что-то я зафилософствовался, давай – ка ложись, отдыхай, до укусов рассвета, Павел. Завтра продолжим…

Этап 4. «Встречает свою Мать»

Володя Опаськин, поскольку, как считал его любимый Камю: «бедность делает одиноким, в то же время многому придает цену», жил одиноко. До выхода на ускоренную по вредности пенсию, всю жизнь проработал мастером на химическом заводе, производящим взрывчатку.

Белый, безвредный на вид порошок, нес в себе страшную разрушающую силу.

Сигарета, упавшая на смесь порошка с песком, привела к смерти в фекалиях двух его товарищей, украдкой решивших покурить в туалете на улице и выбросивших окурки в находящуюся рядом песчаную канавку. А в канавку с нарушением технологии и в надежде на русское авось ночью слили раствор отходов порошка. Да, химия – страшно опасная вещь. Это только в «Детях солнца» химик Протасов успешно забавлялся в колбе, хаха, синильной кислотой, дурачок! Понятно, что великий писатель Горький силу химии недопонимал. В реальных условиях на заводе эта забава не продлилась бы дольше секунды. Собственно, это понимал вражина Гитлер, раздавив 30 апреля 1945 года зубами ампулу с синильной кислотой.

Жена Опаськина – Ольга, работала аппаратчицей в горячем цехе, производящим серную кислоту. Метод был известный – обжиг серного колчедана. Да, совсем не получилось у Владимира пожить по знаменитому выражению того же Камю- «Любовь- это выбрать стареть с любимым».

Хорошая зарплата, хорошая одежда, красавица – комсомолка – при полном отсутствии съеденных кислотой зубов. В результате – быстрая смерть Ольги в возрасте 33 лет еще до выхода на пенсию и вечный сон на городском кладбище, недалеко от завода.

Город, в котором жил Опаськин – бывшая столица большой химии – 15% всей производимой в Союзе крупнотоннажной химической продукции, а также по причине этого столица криминала и дураков, а также родина Эдика Лимонова и олигарха Дерипаски, приходил по мере развития перестройки в запустение. Да и как не прийти, если, дорвавшиеся до полной свободы и самоуправства, директора заводов, плюя на судьбы рабочих, с жадностью и без оглядки набивали карман. Прям совсем по «Мёртвым душам» Гоголя: «Кто ж зевает теперь на должности? – все приобретают; брал там, где всякий брал бы; не воспользуйся я, другие воспользовались бы».

Так большой медный реактор, в котором производилась мочевина, был немедленно продан на металлолом. Цветные металлы были в цене на вторичном рынке и директор получил крупную сумму наличными себе в карман. Директорам вторили обнаглевшие до беспредела энергетики. Пришедший к власти в энергокомплексе всей страны деятель, являлся по слухам двоюродным братом молодого, жутко перспективного и кудрявого губернатора – оба, надо заметить, Борисы, опять – таки Борисы – то есть разрушители. Борису – как зеркалу дымократии, гордо именовавшего себя провинциалом – очень кстати подошла бы фамилия Ебнарь – ибо полностью соответствовала его не скрываемой мужской сути. Ну это не считается пороком у современных политиков, а наоборот, возможно притягивает дополнительные голоса.Опаськин, кстати, не понимал, как человек, ничем не проявивший себя в студенческой молодости, кроме как шулерской игрой в карты и дружбой с криминалом, прорвался в губернаторы. Не иначе, по мнению Опаськина – происки ЦРУ и поддержка диаспоры. После смерти, у честного и неподкупного провинциала, по слухам, оказавшегося зеленым миллиардером, на счетах откуда-то оказалась весьма неплохая сумма.

Да и погиб он тёмной ночью, как-то глупо, опять же при участии какой – то украинской женщины не очень высокой социальной ответственности. Тёмная оказалась история. Теперь в его честь названа площадь перед российским посольством в Америке. Владимир считал, что надо бы око за око. Бульвар перед американским посольством он полагал бы назвать бульваром Анжелы Дэвис, а что – оба были кудрявые; или площадью Олдрича Эймса, по мнению Владимира, в этом случае что-то тоже объединяло героев. Но, впрочем, по Маяковскому – кто их к чёрту разберет – этих мудреватых кудреек? Только история.

Так вот этот трояноподобный дерьмоблещущий, как сказал бы Гомер, энерговредоносный двоюрдный брат провинциала Борис 2 , не стесняясь, дал команду отключать подачу электроэнергии на заводы. Неподача электричества на химзавод- смерть реакторам и заводу. Дорогущие реакторы из меди и специальной химической стали тут же забивались продуктами не успевшей пройти до конца химической реакции, после чего не годились даже на металлолом. Диверсия, просто диверсия, думал Опаськин. Куда только смотрят соответствующие, якобы, бдительные органы. Поэтому, Опаськин был не сильно удивлен, когда из газеты узнал, что главный псевдоэнергетик Борис женился на американке и укатил или, скорее всего, скрылся от греха в далекой Америке у своих хозяев. Наоборот Опаськину стало понятно, почему так беспардонно рушился этим, без сомнения для него, предателем, химический комплекс.

Правильно продал медный реактор директор завода, решил Опаськин. Так хоть своим внукам или себе на похороны что – то оставил, всё равно бы выбросили реактор на свалку. Бдительные органы были бессильны, поскольку в верхах было, по – видимому еще больше служителей заокеанских хозяев – бойцов невидимого фронта, начиная с самого главного у них гнусного предателя – трояна Бакатина, кстати, до сих пор без всяких, что удивительно, для себя последствий выдавшего американцам все секреты, в том числе по построенному новому посольству. От бессилия бдительные органы играли в рабочее время в футбол и ловили безответных бедолаг – рабочих, выносящих бросовый и ненужный заводу металлолом через проходную завода.