Билет: «Земля – Нордейл»

– Раз вы теперь сторож, ваша задача смотреть за имуществом. Если что-то сломается, прохудится или потечет, сообщайте мне, я живу через два дома. – Тетка с кудряшками, одетая в легкий синий плащ, представилась Клавдией. – Счетчики – вот здесь, но Петр оплачивает коммуналку сам. Воду можно перекрыть тут, если вдруг понадобится. На дворе есть колодец, не уверена, правда, насколько чистая в нем вода. А вас как зовут?

Ему заранее выдали список местных имен, сказали, чтобы выбрал любое. И Браун выбрал «Ник» – оно казалось ему ближе остальных, хотя мало кто знал, что Браун – это на самом деле фамилия, по которой его много лет называли все, включая Дэйна. А по документам он Даг. Если быть точным – Даггер Керт Браун.

– Николай, что ли?

– Николай.

– Ага, хорошо, – Клавдия моргнула густо накрашенными ресницами. Макияж она накладывала для того, чтобы сделать некрасивое лицо красивым, но нужного эффекта не достигала. Скорее, наоборот. – Давайте покажу вам ванную и туалет…

Он не смотрел на счетчики и унитаз, вместо этого по старой привычке быстро сканировал важные детали: тип защелок на окнах, скрытые от глаз входы в помещение, вентиляцию – искал слабые зоны дома. Слишком давно привык атаковать и защищаться, и то и другое умел в совершенстве, а стрелял так, что мог сравниться с Эльконто в меткости. И только Дэйн об этом знал. Прежде чем уйти с Войны, Браун забрал на тот свет много повстанцев, и забрал бы еще, если бы его не вывели из игры. О чем теперь не жалел, устал. До сих пор чувствовал в горле запах гари, слышал рядом с головой свист пуль…

– А вы точно сторож?

Замеревшую и разглядывающую его Клавдию что-то смущало. Может, высокая широкоплечая фигура, сплошь состоящая из мышц, а может, прямой и очень тяжелый взгляд. Взгляд профессионального солдата, если быть точным, наемника.

– Да, сторож.

– Ага… – Ей пришлось принять этот простой и нехитрый ответ. – Платить вам будут немного, конечно, еду придется покупать самому. Петя перечисляет мне на карточку, я буду выдавать вам по десять тысяч в месяц, так велено.

Браун не знал, много это или мало – освоится позже.

«О деньгах не беспокойся, передадим». Он время от времени задавался вопросом о том, кем же все-таки была та девушка со странным кольцом на пальце. Символ бесконечности – он успел его рассмотреть – вращался прямо над ободом, над пальцем. Очень непростая, видимо, особа, хотя общалась она без пафоса, просто и по существу.

– Вот вроде бы и все, – семенящая перед ним женщина в плаще напоминала раздавшуюся уточку, – спать можете в любой комнате, печь топите, если холодно, хотя в доме центральное отопление.

«Вон оно как…» – в глазах у самой тоска, наверное, «центральное отопление» казалось Клавдии пределом мечтаний, равно как и санузел не на улице. Браун восторгов не разделял: дом как дом. Довольно примитивный, разве что чистый. Главное, его сюда пустили.

– Ну, если кто влезет, защититься сможете. Оружие у вас имеется?

– Оружия нет.

Браслет, застегнутый на его запястье Дэйном, переводил чужую речь исправно.

– Хорошо, что нет.

Тетке облегчение, ему самому – тягость. Браун сам был оружием, но предпочитал иметь за поясом ствол сорок пятого или хотя бы добротный нож. Обзаведется позже.

– Значит, вроде как и все. А… не сказала про магазин. Тот, который поменьше, через две улицы от вас. Любого спросите, как пройти, укажут. Есть еще один, побольше, но он на другом конце села… У вас ведь нет здесь родственников?

«Родственники» – это слово браслет подал в мозг Дага, расшифровав, как «кровные связи с передающими по рождению генами».

– Родственников нет.

Тетке не нравилось, что он не болтал – она не могла его оценить.

И вертелась на уме ее фраза «на другом конце села…» – ему до зубного скрежета хотелось обратно. На Уровни, домой, к Алине. Брауна никто не мог вывести игры, кроме Комиссии, и надо ж было так статься, что тот мужик…

– Что ж, ладно, – прервала невеселые мысли Клавдия, – оставляю вас. Про продукты сказала, про электричество сказала… Ах да, ключи…

Она протянула ему два на колечке.

– Есть еще запасные на полке в прихожей, если вдруг понадобятся. А мне пора. Дела, знаете ли.

И его, утомившегося следовать за синим плащом и слушать бесконечный словопоток, оставили, наконец, одного.

В этом доме было тихо. Слишком, неестественно. Если бы не редкое мычанье чьей-то коровы вдалеке, Дагу казалось бы, что он пребывает в вакууме. Ни тиканья часов, ни голосов, ни грохота взрывов, ни автоматных плевков-очередей. Оглушающе тихо после Войны.

Он выпил воды из-под крана и лег, не убирая покрывала, на кровать, вытянулся, закрыл глаза. Все. Чужой мир. Ждать. В те далекие времена, когда сражения были полноценной частью его жизни, Браун умел подолгу выжидать. Сидеть в окопах, проявлять терпение, бездействовать, наблюдать в прицел. Но отчего-то бездействовать именно здесь, в этом доме и «селе», было сложно.

Наверное, потому что все чужое. Он не понял бы ни слова, если бы не хитрый браслет, непонятно как посылающий импульсы с переводом сразу в мозг (где его раздобыл Эльконто, кто и для каких нужд вообще создавал? Наверное, для таких вот случаев, как теперь).

Хуже всего не тот факт, что он тут, а то, что Алина осталась в Нордейле без него. Где она сейчас, что делает?

Ему позволили отправить ей одно-единственное сообщение. И он написал: «Я уехал. Не знаю, когда вернусь, но я вернусь». Хотел добавить «жди», и не стал, счел некомфортным давить, ведь он ей еще не муж. Не успел купить и подарить кольцо, хотя уже думал об этом. Мысли об оставшейся далеко Алине заставляли виски Брауна ныть, а челюсти сжиматься.

Почему все повернулось таким дурацким образом?

Они выглядели как люди, когда пришли в дом его нанимателя. На Наира Хусса Даг работал к тому времени уже шесть месяцев и даже не подозревал о том, чем тот на самом деле занимается. Кое-что транспортирует, кое-что перевозит – так завуалировано отвечал сам Наир. Транспортировал он, как выяснилось, запрещенный к производству препарат, и Браун бы почуял неладное, если бы хоть раз слышал, как Хусс общается по телефону или говорит с кем-то, но Наир был предельно осторожен. Все переговоры за него вели другие.

Нанимателя взяли бы тихо и мирно, если бы не Браун, вмешавшийся тогда, когда незваные гости, вошедшие в дом, направились прямиком к кабинету.

Он ударил одного из них по затылку. Думал, что ударил. Уже донес кулак по траектории, уже знал, что отключит (применив такую-то силу), но гость вдруг развернулся. Молниеносно, за долю секунды. Так не сумел бы ни один человек; и мгновенно сменилась на серебристую форму одежда – Браун осознал, что в заднице, слишком поздно. Уже не смог бы остановить удар, да и не требовалось – его кулак наткнулся на невидимое поле, которое шибануло разрядом так, что Дага отнесло к стене невидимым взрывом. Сколько дней прошло, а до сих пор болела спина. Он даже не коснулся Комиссионера, даже не врезал ему…

И был сослан на Войну.

Если бы он мог – сейчас, теперь, – то свернул бы этому уроду шею. За несправедливость, за то, что тот сразу не явился к Хуссу в форме. Разве стал бы человек в здравом уме нападать на представителя Комиссии? Конечно нет!

Даг мечтал ему врезать.

* * *

(Saint Chaos – Better Days)

Он хотел заснуть, понимал, что после напряжения Войны нужно отдохнуть, впервые нормально выспаться, но отключиться не мог.

В голове крутилась Алина.

Они познакомились в магазине «Серафим» на Престон-драйв. Уникальном месте, где торговали символикой: печатками, майками, поясами, кулонами, украшенными истинно мужским декором. Все вещи были дорогими, качественными, что называлось «брендовыми», и Браун, уже долгое время желающий купить себе кольцо, наконец, выкроил время на поход туда в выходной.

Вошел, склонился над витриной, изучая товар, когда позади звякнул дверной колокольчик, и рядом с ним, превратив цветочным ароматом обычный воздух в свежий, остановилась невысокая брюнетка. Назвала продавца Грейсоном, спросила, есть ли время посмотреть ее новые дизайны…

Оказывается, она разрабатывала «стили» украшений, создавала ту самую символику, с украшением которой Браун желал приобрести платиновую печатку.

Когда их взгляды встретились, она смутилась; Браун был выше ее на полторы головы и шире раза в два. Однако глаз не отвела, залюбовалась им – он непонятным ему самому образом почувствовал это. А Дагом редко любовались. Опасались часто, избегали еще чаще, не желали иметь дело с тем, чей взгляд столь серьезен и тяжел. А она смотрела, приоткрыв рот. Смутилась, правда, своей бестактности быстро, потупилась, а он продолжал ее рассматривать. Черные волосы волнами, длинные, красивые. Глаза карие, удивительные, очень аккуратный нос, розовые губы, четкие скулы. И неважно, что «в пуп дышит» – его потянуло к ней сразу. И спустя пару корявых фраз о том, что он как раз выбирает кольцо с ее дизайном, Браун пригласил незнакомку на кофе.

Он держался три свидания, три честных свидания, прежде чем уложил ее в постель. Уже тогда знал, что это не на уик-энд, что их отношения продлятся столько, сколько отмерит «бог счастья», и что он будет изо всех сил этому богу помогать.

Ее речь никогда его не напрягала – легкая, похожая на щебетание волшебной птички, – наоборот, расслабляла. И неважно, какая тема. Он был тяжелым, она легкой, мягкой, податливой. И очень быстро стала его персональным пушистым кусочком этого непростого мира, теплым котенком, которого он любил гладить. Не боялась ни его молчаливости, ни внушительного роста, ни слишком серьезных глаз.

Они сошлись всего месяц назад.

И уже расстались.

Неясно, по чьей вине – опять захотелось врезать Комиссионеру. Браун и раньше их не жаловал, теперь же откровенно возненавидел.

А она… Она, наверное, опять рисует.

Алина рисовала, чтобы заработать на жизнь. Иногда портреты, иногда бралась писать пейзажи, но чаще всего занималась именно странными витыми дизайнами – они привлекали её более всего. Гуляла, когда уставала, любила кутаться в кресле в плед.

Ему не хватало ее рук, ее глаз, ее тепла.

Даг понял, что уснуть не сможет, начал терзать голод. Придется отыскать этот маленький ближний магазин, чтобы что-то приготовить, заодно по возвращении проверить хозяйские кладовые на предмет запасов провизии. Может, отыщутся крупы, лапша, сухари – все бы пригодилось.

Он подошел к раковине, плеснул в лицо водой, а когда поднял голову, понял, почему так странно смотрела на него Клавдия. Одна скула разбита и все еще бордовая (он о ней забыл) – задел на Войне, дотянувшись прикладом, слишком прыткий повстанец.

Глава 6

Уровень 14. Нордейл.

Бернарда.

Смешарики забавляли Мишу – переместились в сад, где начала зеленеть трава, и теперь по очереди прикидывались мышкой. Понятное дело, если на Фурий мудрый Михайло не реагировал, то на мышь, которая вдруг оказывалась то здесь, то там, смотрел удивленно. Бросался в бой, почти нагонял, но беглянка неожиданно исчезала, появлялась под другим кустом. Фурии восторженно вопили; Миша недовольно, но увлеченно махал хвостом.

Я пребывала в задумчивости и потому почти не пробовала рис со специями, который Клэр впервые сварила на кокосовом молоке, банку которого я перебазировала для нее из родного мира.

– Невкусно?

Признаться, я даже не заметила.

Если бы на месте Клэр была другая повариха, то давно бы обиделась, глядя на мой отсутствующий вид, но подруга знала меня слишком хорошо, чтобы обижаться: если меня нет, значит, мыслительный процесс разогнан на полную катушку.

– Беспокоишься?

– Прости. – Рис на самом деле вышел очень ароматным, насыщенным и необычным по вкусу. Мне понравился. А уж кольца кальмара в кляре с майонезом… – Просто задумалась. Беспокоюсь немного, да. Понимаешь, я пересмотрела кучу объявлений на «Авито», но везде требовался сторож на склады. На фото какие-то громоздкие помещения, а для человека конура, как для собаки. И только в этом искали того, кто может присмотреть за домом. Нормальным, кстати, на вид домом.

– Что такое «Авито»?

– Местная доска объявлений в интернете.

– Так что тебя гложет?

– То, что пришлось закинуть его в совершенно незнакомый для меня район.

«В какую-то тьмутаракань».

В отличие от меня Клэр уплетала рис с аппетитом. Кажется, кокосовое молоко ей нравилось.

– Если твоя страна большая, ты не можешь знать в ней все регионы.

– Это да…

Михайло почти поймал мышку, но та снова вывернулась из когтей и исчезла; кот мяукнул.

– К тому же, если бы ты забросила туда немощную девчонку, я бы еще поняла, но Браун, как ты рассказала, гора с мышцами, солдат. Чего волноваться? Тем более, вы дали ему браслет. Нажмет кнопку вызова, если что.

Глядя на то, как Клэр легко машет рукой – ерунда, мол, – я решила перенять ее легкость. Браун и в самом деле отлично способен за себя постоять, и все места родного мира я действительно знать не могу.

– Только не знаю, как пока быть с его возвращением на Уровни. Что делать с информацией в базе Комиссии?

– Перестань, будет день, будут мысли. Ты та еще выдумщица.

И мне улыбнулись так заразительно, что мои щеки разъехались в стороны.

– Ты слишком хорошо меня знаешь.

– Так что насчет риса? Как тебе?

Я вдруг подумала, что если Клэр понравится эта экзотическая приправа, то скоро меня выпнут на рынок Таиланда за другими специями. Кто со мной пойдет? Правильно. Дэйн!

* * *

(UNSECRET feat. Erin McCarley – Feels Like Falling)

Земля. Колзуновка.

Инга.

– Ключи дай.

– Явилась не запылилась!

Фраза эта была сказана с руками, упертыми в пухлые бока – тетка мне не обрадовалась. Пасмурный день, тихий и безветренный; на огороде позади дома взошла картошка. Здесь, в деревне, всегда круговорот из бесконечных дел: уборка, готовка, прополка, посадка урожая, сбор урожая, неубиваемые сорняки. Еще в те времена, когда я была полноценным жителем Колзуновки (или считала себя таковым), мне казалось, что подобное существование тщетно. В нем нет ни цели, ни направления, ни свободы, ни интереса, ни развития. Впрочем, я с рождения была бунтаркой.

– Ну что, много заработала? – ей не нужны были мои ответы, но необходимо было излить едкость и разочарование. – На заработки она уехала… Хоть бы подарок тетке привезла.

Тетя Нина возлагала на меня большие надежды в те времена, когда я еще училась в медицинском. Три курса пахоты и надежды спасти человека обрушились, когда однажды ранним утром больная бабушка, лежа на соседней кровати, просто перестала дышать. Я напилась тогда, в довесок накурилась, не смогла даже явиться на экзамен, пропустила его, получила «неуд». И выданный мне шанс пересдать материал пустила на ветер, потому что вдруг растеряла веру в чудо, а вместе с ней и желание провести остаток жизни среди больных людей. Не стала в итоге врачом, не заняла тесный и тусклый кабинет терапевта в местной поликлинике, не обложилась со всех сторон карточками.

И тетка меня, кажется, прокляла, вычеркнула из списка желанных родственников. Она молчала, когда я уезжала якобы в Москву, не пошла провожать на автобус, не напекла в дорогу пирожков.

Сейчас вынесла ключи с таким видом, будто хранить их было в тягость, будто от них воняло.

– Я, между прочим, прибиралась там каждую неделю, хоть бы спасибо сказала…

– Спасибо.

Я не была ей рада тоже. Она не понимала, что принуждать человека – все равно, что лишать его воздуха. Врачом я не стала и денег тоже не заработала, уехала вместо Москвы (на билет в которую мне даже не хватило бы средств) в Тагорск, сняла квартиру, попыталась найти работу. Но жизнь умело и расчетливо била меня отказами – «нет», «нет», «нет». Куда может устроиться медик-недоучка? В клинику выносить горшки? А я больше не могла вдыхать запах лекарств, слишком их много стояло на прикроватной тумбочке. В итоге одно разочарование за другим, сворачивающаяся вокруг шеи безнадега. Пока не явился странный человек, предложивший мне перешагнуть из одного сценария на другой – удивительно, что я не помнила об этом на Уровнях, но отчетливо вспомнила здесь. И погрузилась бы в мысли об этом, если бы меня не отправили восвояси:

– Давай. Бывай.

«Вали. В гости не заходи».

У тетки было старое платье в фиолетовый цветок, которое я помнила с детства.

Комната казалась пыльной, обветшалой. Не знаю, убирался ли в ней кто-то на самом деле, но пыль здесь царствовала везде – на полу, кроватях, подоконнике. До сих пор висела у изголовья подвешенная на вбитый гвоздь икона. Я старалась не смотреть на нее тогда, не смотрела и теперь. Сниму. Святые, неспособные помочь, вызывали у меня отвращение.

Здесь я когда-то зубрила материал – носила книги пачками домой, – сюда приносила еду из магазина. Сквозь это старое окно со сколом выглядывала на улицу, проверяла, не идет ли дождь. Бабушка сильно кашляла.

А теперь здесь было тихо. Пахло запустением, старыми досками пола и лежалыми покрывалами.

Я опустилась на свою кровать, чувствуя, как обрушивается на меня этот мир, как поглощает в себя, пытается скрутить, лишить способности трепыхаться.

Вдох. Выдох. Вдох… Вокруг словно бушующее море, а под ногами ни плота, ни доски, ни островка суши – не за что зацепиться. Шкаф со старой одеждой, надевать которую меня не заставили бы и под дулом пистолета. Лучше снять ношенную с бомжа, чем влезать в старую шкуру, пусть даже когда-то она идеально на мне сидела.

«Инга, стоп!»

Вместо того чтобы рассматривать убранство, навевающее болезненные воспоминания, я достала из кармана кусок серебристой ткани, сжала его в руках.

И почти сразу накрыло спокойствие, то самое, явившееся в машине. Руки на руле, рукав серебристой формы с рукавом, умение решать все до единой проблемы – фон моего безымянного Комиссионера. С ним сделалось на удивление ясно в голове; море успокоилось, стало мирным, на горизонте показались лучи невидимого солнца.

Тряпка странная. Тонкая, но плотная, прозрачная с одной стороны, непрозрачная с другой. И без единой складочки, будто не заворачивали в нее недавно купюры и документы. Она пахла Нордейлом, была его частью и неожиданно стала для меня тем самым плотом, который я отчаянно искала.

«Успокойся, – сказала бы она мне голосом представителя Комиссии. – Если ты не знаешь, как что-то решить, это не является нерешаемым. Если есть цель, направление проявится. Займись пока тем, чем можешь заняться».

И то верно. Сидеть здесь и тонуть в печали – последнее дело. Все образуется, пусть пока неясно как: придет мысль – одна, вторая, третья. И какая-то из них сложится в план.

Кусок серебристой ткани я бережно засунула в карман, теперь она мой антидепрессант и таблетка успокоительного. Я все еще Инга из Мира Уровней, и я найду путь обратно. А пока лучше помою полы и поставлю чайник.

Он явился в тот момент моей жизни, когда я уже валилась спиной в бездну, так и не отрастив крылья. Незнакомый город; заканчивались деньги, шли дожди.

«Ты вернешься обратно в тот же день и час, когда ушла. Здесь ничего не изменится, но там тебя ждут совершенно другие перспективы…»

Комиссионер. Теперь я знала о том, что это был он, один из них. «Приглашатель». Ему верилось настолько, что вопросов не возникало, я просто знала, что да, есть другой мир, я могу туда попасть, и даже накрыла легкость, с которой я тогда приняла решение. Дальше все как в тумане: иногда размеренная, иногда бурная жизнь на Уровнях – вечеринки, серые рабочие будни, новые знакомые, письма о моей готовности следовать дальше, возможность перейти на новый Уровень. Там было интересно, увлекательно. Наверное, я только сейчас поняла, как сильно полюбила солнечный Нордейл, его зеленые парки, шумные и ровные магистрали, теплых людей. Дорого бы сейчас отдала за то, чтобы «приглашатель» встретился на моем пути еще раз, однако точно знала, что на этот раз делать все придется самой.

Пол отмылся от пыли со второй попытки; в распахнутую форточку влетал пропитанный дождем ветер.

Я вытерла лоб, остановилась посреди довольно чистой, но все такой же мрачной комнаты.

«Я здесь ненадолго».

Теперь чайник.

Электрического у нас с бабушкой никогда не было, был металлический с отколотой местами эмалью – его мы грели на маленькой переносной плите.

Вода из крана лилась исправно, а вот плита приказала долго жить. Я щелкнула выключателем, убедилась, что свет в квартире присутствует, после попробовала подсоединить шнур от конфорки еще раз. Тщетно. Неприятно холодная поверхность не становилась даже теплой, плита вышла из строя.

Можно, конечно, жить сухими пайками – печеньем, колбасой, бутербродами. Но не дело не иметь возможности ни сварить лапшу, ни выпить чаю. Не тюрьма же, в конце концов, и деньги есть.

Пойду к Митичу, попрошу отвезти в город. Магазин бытовой техники еще открыт.

Митич кряхтел, махал руками и качал головой.

– Инга, не собирался я сегодня. Огород, жена ворчит, да и выпил я чуток…

Здесь часто водили подшофе. И выбора никакого… У Митича старый грузовик; а автобус, если прошагать три километра по дороге, раз в день. Междугородние мимо нас не проходили, а без плиты как без рук.

– Приготовить не на чем.

– У нас приготовь, Машка пустит…

– Не дело это.

Он тоже это понимал.

– Дам на пузырь после. – Этот аргумент почти подействовал, взгляд обросшего водителя прояснился. Выражение бородатого лица сделалось задумчиво-заинтересованным. – На два пузыря.

Пауза в несколько секунд; поднявшийся ветер качал ветки яблони, деловито ходили по заднему двору куры.

– Машка! – крик для той, кто в доме. – Я в город съезжу!

– Что? – Из дверей показалась недовольная Мария Михайловна с полотенцем в руках. Брови на переносице, взгляд недобрый.

– Пошли, – шепнул мне Митич. – Пока она не раскудахталась…

Глава 7

(Andrew Weiss – Overcoming)

Браун.

– Мне нужен кран.

Продавщица мигнула; в очереди за ним переглянулись.

– Какой еще кран?

На тетке за прилавком был неестественно синий высокий колпак – Даг так и не понял, как он крепился к голове. На полках у стены бутылки с прозрачной жидкостью, много бутылок. Когда Браун наводил на них взгляд, браслет расшифровывал название: водка. В холодильнике пиво, за теткой сушки, печенье, упаковки с кофе и чаем, крупы, макароны – все подряд. М-да, зря он искал «большой» магазин, ассортимент в нем был ничуть не лучше, чем в предыдущем, разве что чуть шире по названиям.

И нет, он не стал бы его искать, если бы не капающий на кухне кран. Попытка пошевелить его обернулась течью. Даг отыскал хозяйские инструменты, попытался починить, но износились резиновые прокладки, проржавело нутро. Конечно, можно было об этом сообщить Клавдии, но в этом случае починка отложилась бы на неопределенный срок, а Даг не хотел слышать шум текущей воды днем и ночью, он это не любил.

– Смеситель, – пояснил терпеливо.

– Уважаемый, – отмерла продавщица, – это продуктовый магазин. Здесь смесителей отродясь не бывало.

Он это уже понял.

Две незрелые девчонки у стены шептались, их жадные взгляды скользили по его бицепсам, широким плечам, спине, затылку – Браун чувствовал в них смесь страха и восхищения. Тут все на него смотрели странно. На улице оборачивались и бабки, и старики, и молодежь.

– Милок, тебе бы в город, – мягко пояснила бабулька, стоящая в очереди за Дагом. – Туда, где большой магазин.

– Что за город?

Его вопрос, вероятно, прозвучал по-идиотски, в очереди опять переглянулись.

– Как что? – удивилась старушка. – В Тагорск.

– Туда ходят автобусы?

«Приезжий, сразу видно. Издалека».

– Нет у нас автобусов, – вмешалась женщина с недовольным лицом. – Мужчина, вы покупаете что-то или нет?

«Не занимайте место у прилавка». Посыл он понял. Выручила сердобольная бабушка:

– Костик у нас извозом занимается. Вместо такси. У него «Волга». Он, конечно, не бесплатно, но попросить можно. В двадцать седьмом доме живет.

– Где найти двадцать седьмой дом?

Ему объяснили; недовольная очередь двинулась, как тело ожившей змеи, чья голова вышла, наконец, из раздумий.

– Довезешь?

– Довезу, чего не довезти-то…

Парень доверия не внушал: тощий, щеки впалые, замусоленная кепка большая. Но у него была машина.

– Я Костик. А ты это… новый сторож, что ли?

Тот, кто назвал свое имя, протянул руку – давай, мол, корешиться. Браун ее не пожал.

«Ну как хочешь…» – в глазах Костяна мелькнула обида.

– Четыреста рублей, – поджал он губы. Видимо, попросил в два раза больше, чем взял бы со своих.

– Поехали, – отозвался Даг коротко.

– Деньги-то есть?

Здесь как-то особенно сложно переживали личные обиды и видели их там, где не следовало.