Увратрая

Ирина Селина

Увратрая

«Только искусство позволяет сказать нам даже то,

чего мы не знаем».

(Габриэль Лауб)

ПРОЛОГ

ИДЕАЛЬНОЕ УТРО

“Все вокруг вы видите, будто сквозь некую пелену,

но она скоро спадет, и мир вновь обретет для вас

ясность».

(И-ДЗИН, гексаграмма № 4)

Утро оседало на асфальт влажной прохладой. Узенькая улица в центре города нехотя пробуждалась ото сна. Изящество старинных зданий, чугунные фонари, декоративные деревья в кадках около входа в холл фешенебельного отеля, казались нарисованными акварелью и напоминали театральную декорацию на опустевшей после спектакля сцене.

Кутаясь в объемную вязаную кофту и шаркая по тротуару розовыми домашними туфлями, по улице брела одинокая женская фигура. В ее ярко рыжих, неопрятно спутанных волосах играл легкий ветерок, а из-под длинной серой кофты пикантно выглядывала белая ночная сорочка. Подойдя, почти вплотную, к входу в кафе, расположенному в цокольном этаже старинного здания, женщина остановилась. Она запрокинула вверх голову и, несколько минут наблюдала за первыми бликами солнечного света, мерцавшими в оконных стеклах, затем задумчиво перевела взгляд на дымящееся несмелой утренней синью небо, и некоторое время, отрешенно следила за полетом одинокой птицы. И, наконец, с наслаждением вздохнув полной грудью, прохладный воздух, она медленно повернулась и плавным, но сильным движением толкнула массивные двери маленького кафе.

В кафе было безлюдно. Тихая музыка, таинственный полумрак. Шоколадные тона массивных кожаных диванов и кресел. Свет, исходящий от огромного полукруглого окна.

Не обращая внимания на окружающую обстановку, ранняя посетительница направилась к столику у окна, на котором уже стояла большая чашка кофе, а в пепельнице дымилась, внушительных размеров, сигара.

Высокая и статная, с правильными чертами лица и с копной непослушно вьющихся густых волос, женщина казалась поразительно красивой. Но домашнее одеяние, застывшая растерянность во взгляде и рассеянность в движениях, делали ее образ несколько странным.

Присев за столик, прекрасная незнакомка взяла из пепельницы дымящуюся сигару и с наслаждением затянулась. Казалось, время замерло, остановленное незримою рукой вечности. Ажурный муар сигарного дыма чертил призрачные узоры. Насыщенный аромат кофе витал в воздухе. Несмелый утренний свет скользил по пузатым бокам бокалов, подвешенных над стойкой бара, выхватывая из полумрака медленное кружение легких, едва заметных пылинок, постепенно растворялся в мрачной глубине помещения. Казалось, женщина была здесь совершенно одна. Что, впрочем, ее не смущало. Расслабленно облокотившись на мягкую спинку кожаного диванчика, и уложив свои стройные длинные ноги на сиденье стула напротив, она неподвижно сидела, блаженно щурясь от терпкого дыма сигары. Взгляд ее отрешенно блуждал по видимой из окна части улицы, а на лице застыла мечтательная и умиротворенная улыбка. Красивая дама явно наслаждалась обволакивающим ее состоянием бездумья, покоя и одиночества.

Вдруг, гармонию спокойного утра нарушил резкий и пронзительный звук тормозов.

Задумчивая посетительница слегка встрепенулась и даже, на мгновение заинтересовалась сценой, стремительно развернувшейся на улице, как раз напротив огромного арочного окна кофейни.

На проезжей части, прямо у колес резко затормозившего грузового автомобиля, в неуклюжих позах застыли двое. Мужчина в черном длинном плаще, коротких узких брюках и кедах на босу ногу нависал над маленькой растрепанной женщиной. Через мгновение этот клубок из тел зашевелился. Мужчина встал, отряхнул испачканные на коленях брюки, заправил за уши длинные пряди засаленных волос и, склонившись перед лежащей на асфальте женщиной в глубоком старомодном поклоне, галантно протянул руку, желая помочь ей подняться. Женщина же, испуганно взглянув не его грязную, но изящную аристократическую ладонь, приподнялась на локтях, затем села, и, подтянув к себе руками ободранные, кровоточащие колени, вдруг замерла, уставившись в одну точку. Подоспел водитель автомобиля. Он был разгневан, размахивал руками, выкрикивал ругательства в сторону чуть не сбитой им женщины:

– Тебе что, жить надоело, дура кривоногая! – захлебываясь гневом, закричал он. – Так повесься, утопись, вены порежь, наконец, а не бросайся под колеса машин добропорядочных граждан. Не хватало мне еще, из-за тебя полжизни в тюрьме коротать.

Водитель орал, распаляясь все сильнее. Потрясая кулаками в воздухе, он явно пытался подобраться ближе к, сидящей на асфальте, в решимости ее поколотить. Но, высокий мужчина в плаще, очень напоминающий своим видом потрепанного странствиями уличного фокусника, цепко удерживал водителя за плечи. Склонившись почти вдвое, он что-то тихо и настойчиво говорил, глядя прямо в глаза разбушевавшемуся скандалисту. Через пару минут, низенький и плешивый водитель заметно сник в больших руках странного субъекта, перестал жестикулировать, да и вообще, как-то реагировать на происходящее. Тогда высокий мужчина бережно обнял его, развернул и слегка подтолкнув, направил к машине. Водитель послушно сел в кабину и завел мотор. Небольшой грузовой автомобильчик, разукрашенный яркими сиреневыми коровами, весело обнимающимися с белыми бидонами молока на фоне зеленых лугов, издал несколько обиженных, громких выхлопов, обдав сидящую на обочине женщину облаком угарных газов и, ворчливо шурша шинами по влажному асфальту, медленно уехал прочь.

Тем временем, человек, похожий на иллюзиониста подошел к застывшей в нелепой позе женщине, решительно подхватил ее под мышки и одним резким движением поставил на ноги. Она не сопротивлялась. Как тряпичная кукла, женщина безвольно повисла на руках своего спасителя. Ее кружевная блуза была измазана дорожной пылью, юбка задрана, чулки порваны и испачканы кровью. Не особенно церемонясь, мужчина поднял за подбородок голову потерпевшей, и с холодным, изучающим вниманием, заглянул в ее, запачканное тушью и пылью, лицо. Оно выглядело весьма непривлекательно. К мокрым от слез щекам прилипли, выбившиеся из, изрядно помятой высокой прически, прядки жиденьких, тускло-серых волос. На лбу обозначилась большая кровоточащая ссадина. Тонкие и бледные губы дрожали.

– Инцидент? Недоразумение? Зачем он так сказал?– вдруг тихо произнесла женщина и вопросительно уставилась в высокое утреннее небо. – Зачем он назвал меня недоразумением? Я ведь люблю его всем сердцем…. Всей душой люблю…. Как же теперь мне с этим жить? И для чего?

– Ну, повод пожить всегда найдется, – необычно низким и гулким голосом произнес человек в плаще. – Пройдемте, мадам, вон в то кафе напротив, побеседуем на эту тему…. Приведем ваши мысли и одежду в порядок…. Разберемся, так сказать….

При этих словах, он бесцеремонно подхватил заплаканную женщину под руку и, буквально, поволок к входу в маленькое кафе.

Замешкавшись у входа, и бросив мимолетный, но цепкий взгляд на сидящую у окна красавицу, мужчина, еще крепче прижал к себе послушно следовавшую за ним заплаканную замарашку, и решительно проследовал в глубину помещения.

Между тем, в расслабленном и умиротворенном настроении рыжеволосой дамы наметились значительные изменения. Раздражающее ощущение невыразимой тоски, вторгалось в ее спящее сознание. Образ, только что спасенной из-под колес автомобиля женщины казался до боли знакомым. Ей чудилось, что она очень хорошо знает эту женщину, хранит в сердце память о ней и даже, возможно, любит. С усилием потирая виски и напряженно морща лоб, красавица мучительно пыталась вспомнить. Но, более четких ощущений не возникало.

– Что, не можешь вспомнить? Обычное дело в твоем случае, – бесцеремонно снимая ее ноги со стула напротив и присаживаясь на него, фамильярно произнес давешний спаситель. – Я так думаю, и не вспомнишь, пока весь кармический клубочек не размотаем. И тут, знаешь ли, без грамотной помощи квалифицированного специалиста тебе никак не обойтись.

– Какой клубочек? Какой специалист? – поднимая огромные зеленые глаза на неожиданно возникшего собеседника, в недоумении произнесла красивая дама.

– И как зовут тебя, не помнишь? – не обращая внимания на заданный вопрос, продолжал сверлить взглядом красавицу человек в черном плаще. – И как попала в это кафе? И откуда пришла? Да?

Женщина затравленно огляделась по сторонам, затем судорожно сглотнула и растерянно уставилась на собеседника. В ее взгляде читалась напряженная работа мысли и все нарастающая тревога.

– Ну ладно, не страдай ты так, – беззаботно и немного снисходительно произнес длинноволосый субъект. – Хора. Тебя зовут – Хора. Вспоминаешь теперь, что-нибудь?

От услышанного имени, женщина слегка вздрогнула, мучительно зажмурилась, слегка потрясла головой, и снова распахнув огромные глаза, беспомощно пожала плечами.

– Не помню….. Абсолютно ничего…. Не помню….

– Типичный случай, – вальяжно откидываясь на спинку массивного стула и вытягивая вперед длинные ноги, спокойно резюмировал странный субъект. – Постараюсь, конечно, тебе помочь. Для того, так сказать, здесь и оказался. Правда, не думал, что в одном портале две самоубийцы окажутся. Но, в вашей истории. Я уже ничему не удивляюсь.

Он поджал тонкие губы и с неприязнью взглянул на растерянную даму.

– Какой портал? – еле слышно и почти машинально произнесла она. – Какие самоубийцы?

– Да что ты заладила: «Какой? Какой?» – зло оборвал ее собеседник. – Слишком много вопросов для одиноко и бессознательно странствующей души. Замотался я с вами совсем, – только и делаю, что перескакиваю из одного времени в другое, надеясь хоть как-то все исправить. А вы, только тем и заняты, что травитесь, вены режете, да от рака мрете…. Никакой от вас помощи…. Что за души мне достались, бестолковые? Никак не получается этот «гордиев узел» разрубить…. То одно, то другое….

Эмоциональная речь незнакомца походила на бред буйно помешанного. Его миндалевидные, немного раскосые глаза лихорадочно горели на бледном лице. Крупные ноздри орлиного, слегка крючковатого носа нервно подрагивали. А тонкие, опущенные уголками вниз губы кривились в неприятной, брезгливой усмешке. Резко подавшись вперед, он ловко подцепил, стоявшую на столе чашку с кофе. И быстро, в два глотка ее выпил.

– Сама ты сумасшедшая, – как бы прочитав мысли женщины, невежливо рявкнул он. – Что за дурная особенность у людей, – сразу клише ставить. Все что нельзя понять и объяснить себе – ну, просто необходимо считать глупостью или ложью. А, уж человека излагающего непонятные и непривычные истины, срочно стоит окрестить сумасшедшим или лгуном.

– Да я, право, действительно Вас не понимаю, – рассеянно произнесла Хора, зябко поводя плечами. – И поведение Ваше, кажется мне весьма странным.

– А, вон оно что! А, не кажется ли тебе странным, дорогая моя Терпсихора. Что ты ничего не можешь вспомнить…. Даже своего имени? И, не кажется ли тебе странным то, что сидишь ты в общественном месте в домашних туфлях и ночной сорочке? Попиваешь себе кофе, куришь сигару, закидываешь ноги практически на стол, а тебе даже никто и замечаний то не делает. И почему не делает? Оглядись внимательнее дорогуша. Может, потому что вокруг никого нет? Так откуда же кофе, и сигара дымящаяся?

Застигнутая врасплох столь очевидными наблюдениями нагловатого субъекта, женщина метнула тревожный взгляд в сторону стойки бара, пытаясь обнаружить там хотя бы кого-нибудь из обсуживающего персонала. Затем рассеянно повертела в тонких пальцах дымящуюся сигару. И, наконец, оглядев себя с ног до головы, с изумлением уставилась на свои розовые махровые тапочки.

– Как? Как такое могло случиться? И, правда, почему я в таком виде? – ошеломленно прошептала она, беспомощно разводя руками.

– Ну, наконец-то! Хоть немного внимания появилось, – наслаждаясь произведенным эффектом, торжествующе произнес незнакомец.

– Почему, спрашиваешь! Да, потому что ты умерла, и даже не прочувствовала. И я тут, рядом с тобой торчу, чтобы помочь тебе это понять.

– Нет. Не может быть! Я живая. Я….. я дышу…. Я курю… Вот.

При этих словах ошарашенная женщина дрожащей рукой поднесла большущую сигару ко рту и демонстративно сделала глубокую затяжку.

–Да, тут и не поспоришь, – глядя на, прослезившуюся от едкого дыма Хору, усмехнулся незнакомец. – Только, вот почему, кофе я выпил, а чашка опять полная? И сигару ты вроде куришь, а она в размерах не уменьшается?

В недоумении уставившись на дымящуюся сигару, женщина долго молчала. Сонное безразличие на ее лице постепенно уступало место выражению удивления и ужаса.

– Как такое может быть? И…. почему? – с недоверием глядя на, действительно опять полную чашку, слегка заикаясь, произнесла Хора.

– Да потому что, ты умерла! Говорю же тебе, – подаваясь всем телом вперед и нервно барабаня костяшками длинных, как у пианиста, пальцев, возбужденно зачастил мужчина. – Не вынесла, так сказать, выпавших на твою долю страданий. Выпила больше, чем надо таблеток снотворного. Заснула, а проснулась уже в другом месте и в другое время. Сама его для себя выбрала, и слоняешься, так сказать, тут в полном неведении и прострации. Наслаждаешься покоем и одиночеством этого раннего идеального утра. И, как я вижу, совершенно не собираешься помогать мне решать твои кармические проблемы! А их, дорогая, нужно решать!

– Да, кто Вы, собственно, такой? – неожиданно надменным тоном, спросила женщина. – И какие еще проблемы мне предлагается решать?

– На – сущ – ные!!! – повышая голос, по слогам произнес собеседник. – В твоей истории, неразбериха полнейшая! Как говорят: «Чем дальше в лес, тем больше дров». Осознанно ты травилась, или нет, например, вопрос первостепенный…. Самоубийц, ведь сильно не жалуют, сама должна понимать. И по сему, совершенно непонятно – что с тобою дальше делать. Меня уполномочили разобраться…

– А, называть меня можешь – Проводник или попросту – Про. Для облегчения общения, так сказать, – под конец монолога представился он, и протянул Хоре узловатую кисть для рукопожатия.

Красавица не отреагировала. Устремив пустой взгляд в пространство, она напряженно застыла в величественной позе на самом краешке дивана.

– Итак, начнем будить твою, не желающую вспоминать страдания душеньку, – не обращая внимания на молчание женщины, деловито продолжал Привратник. – И восстанавливать, так сказать, пространственно-временную цепочку событий, приведшую тебя и пару, ближайших к тебе душ к столь удручающему финалу.

Проводник резко подтянул к себе ноги, и стремительно встал.

– Поднимайся, дорогуша! Нам пора в путь!

– Даже если и так, – вдруг уверенно и спокойно отозвалась женщина. – Меня зовут Хора. Я приняла снотворное, и не проснулась. Нахожусь в этом прекрасном месте, наслаждаюсь покоем и одиночеством…. Так и оставьте меня здесь. Не донимайте своими неуместными бредовыми сентенциями о страданиях души, временных цепочках и удручающих финалах. Мне здесь все нравиться! А после ваших сумасшедших заявлений, нравиться еще больше. И если, у меня есть возможность остаться здесь в сладостном неведении относительно каких-то там трагедий, то я, пожалуй, этой возможностью воспользуюсь.

Раскрыв от изумления рот, Проводник на мгновение растерялся.

– О, да я начинаю узнавать надменную Терпсихору: «Зачем это лично мне?», да «Кто, Вы, собственно такой?». Понятно! Вспоминать ничего – не хотим! Нести ответственность – не собираемся! – деловито резюмировал он.

– Ну, что же. Тогда приготовься к неприятным сюрпризам.

С невероятной для обыкновенного человека силой, он как пушинку приподнял Хору над землей и стремительно понес на улицу.

У входа в кофейню стоял, новенький мопед. Маленький и кроваво красный, он сверкал в первых лучах, дотянувшегося до дна улицы солнца.

– Новый день. Прямые лучи. Это все, Терпсихора, уже не для тебя, – скороговоркой бубнил Проводник, усаживая на заднее сиденье мопеда, вяло сопротивляющуюся женщину. Находиться тебе здесь, более не дозволено. Так что, попрощайся с солнцем, дорогуша, и в путь…. Вглубь собственной судьбы, так сказать. А то, судите обо всем, что с вами происходит, только потому, что лежит на поверхности. А до сути, так сказать, за самовлюбленностью и суетой докопаться не досуг. Вот и мучаетесь всю жизнь, не понимая, за что и для чего это все с вами случается.

Продолжая бурчать, проводник сел на переднее сиденье, и завел мотор.

Бесцеремонно будя трескучим ревом всю округу, мопед резко сорвался с места и …. исчез, оставляя после себя лишь сизое облако дыма и приторно сладкий, такой неуместный в этот весенний день, резкий запах дыни…

– Какой вкусный аромат у этого ангела! – усаживаемая санитарами в карету скорой помощи, рассеянно произнесла участница утренней аварии. – Мне кажется, я его где-то уже видела…

+ ГЛАВА 1

НА КОРАБЛЕ

“Даже самое напряженное творчество не может

реализоваться, если нет той среды, в которой оно

будет осуществляться»

(И-ЦЗИН, гексаграмма № 2)

Рассказ матроса

Огромный корабль бросало из стороны в сторону. Cильные волны хлестко били о борта. Высоко вздымаясь, они оседали мелкими брызгами на итак мокрое от слез лицо молодого парня, притаившегося за мотком каната на корме. Сжавшись в напряженный комок, обхватив руками колени и дрожа всем телом, он давился неудержимыми, рваными рыданиями.

– Откуда доносится этот плач? – пытаясь перекричать рев ветра, спросил матроса граф. – Может кто-нибудь упал за борт и зовет на помощь?

– Нет! – рявкнул в ответ старый матрос. – Это не за бортом у нас «девичьи слезы» льются, а к стыду сказать – на корабле.

Матрос мотнул головой в сторону кормы и матерно ругнулся.

– И кто же это там, так безутешно плачет? – прокричал в ухо матросу любопытствующий вельможа.

– Да, кто же, как не Лилу! Только ревет на судне, как барышня расписная.

– А кто такая эта Лилу? – пытаясь устоять на палубе под порывами сильнейшего ветра, продолжал расспросы пассажир. – Может, ей помощь нужна?

– Может и нужна, – криво ухмыльнулся матрос. – Только, это не женщина, а парень. Да, и кто ж его знает, какое зелье от ревности помогает. – Только если напоить мальца до смерти, чтобы он позабыл о своем горе?

– О каком горе? К кому ревность? – заинтересованно оживился вельможа.

– К кому, к кому. К капитану конечно, – ответил матрос, но моментально осекся и добавил: – Ну, вообще-то, это только наше дело…. Как говорится – «дела семейные».

– Так, так, так! Да тут у вас интриги! – возбужденно вскрикнул господин, и бесцеремонным движением обхватил опешившего матроса за плечи. – Пойдем – выпьем, старина! Ночь впереди длинная, неприветливая! Давай-ка, скоротаем ее за бутылочкой доброго бренди и неспешной беседой. С меня бренди, с тебя – рассказ.

При упоминании о выпивке поведение матроса резко изменилось!

– Выпить это мы завсегда, готовы! – потирая огрубевшие ладони, заискивающе произнес он. – Особливо, если в хорошей компании – так это, и вообще дело святое! Только вот, о чем же мне рассказывать-то Вам, Ваше сиятельство? Да и, рассказчик из меня, вообще то, никудышный.

– А ты не напрягайся – расскажи как на духу все эту вашу «семейную» драму. Не переживай – я пойму! – весело ответил вельможа, настойчиво увлекая матроса с неуютной палубы в недра корабля.

В каюте знатного пассажира было тепло и уютно. В светильниках на стенах горели свечи. На дубовом столе, прикрепленном железными скобами к полу, стояла большущая, пузатая бутылка превосходного бренди. А в воздухе был разлит, такой неуместный, и непонятно откуда взявшийся аромат дыни.

Вельможа усадил матроса на привинченный массивный стул и, усевшись в резное кресло напротив, приготовился внимательно слушать.

– Ну, так вот, значит! Служу я на «Милой бестии» уже более двадцати лет. – Неуверенно начал свой рассказ матрос. – Капитан наш – мужик свирепый, злой! Настоящий морской волк, нечего сказать! И мы все его уважаем!

В этот момент корабль сильно качнуло. Бутыль, стоявшая на столе, медленно поползла в сторону крена, полностью захватив внимание матроса.

Перехватив тревожный взгляд гостя, вельможа взял бутыль, наполнил до краев два серебряных, украшенных разноцветными каменьями, бокала, один из которых, протянул матросу.

Старик принял из рук вельможи драгоценный кубок и жадными глотками опорожнил содержимое. Удовлетворенно крякнув и вытерев рукавом подбородок, он потеплевшим взглядом посмотрел в сторону угощавшего.

Тот же, отхлебнув лишь маленький глоток, благосклонно произнес:

– Продолжай, дружище. Не робей! Капитан, значит, «мужик – свирепый». Ну, а кто же такой этот Лила? И почему он, собственно, ревнует капитана?

– Не – Лила, а Лилу! – с готовностью ответил, начинающих хмелеть старик. – Добрый у Вашего сиятельства бренди, знатный! Не то что, это портовое пойло! А Лилу он себя сам, как бы назвал. Лежал целыми днями в колыбели и люлюкал: – «Ли-лу-ли-лу-ли-лу». Хороший был малец, тихий!

На мгновение воспоминание наполнило глаза старика влагой, а во взгляде появилось нечто, напоминающее нежность.

– – Так значит, он на корабле с рождения? – в удивлении приподнял бровь вельможа. – С каждой минутой все интереснее! Как же так могло получиться?

– О! Это непонятная история! – ободренный столь явной заинтересованностью, ответил матрос. – Наш капитан завсегда любил покутить и выпить. А как выпьет, так и подраться мастак, и бабенку как следует оприходовать. В этом он, вообще умелец, каких мало. Во всех портах, все портовые бабы – его шлюхи. Только поманит пальцем – и любая девка уже млеет в его руках. А он, хорош – девок этих никогда не щадит, пользует их где и когда приспичит, а затем гонит от себя или нам отдает. Не забывает, как говориться, о своих матросах! Хороший он у нас капитан, – щедрый! – старик пьяненько подмигнул собеседнику. – Мы его за это любим и все буйства его терпим. Если бы, вы знали, какие оргии наш капитан закатывает для нас в каждом порту…

– Так! И, причем же тут ревнивец Лилу? – прервал непристойные воспоминания матроса, вельможа.

– Очень даже притом! – опорожнив второй бокал, слегка заплетающимся языком, продолжил тот. – Лет шестнадцать тому назад, уж и не припомню в каком порту, капитан вернулся на борт с большим пакетом. Был он, как обычно сильно пьян, орал песни, ругался, сильно шатался и несколько раз чуть не выронил свою ношу. Мы, конечно, сверток из рук хозяина подхватили. И, представляете, как удивились, когда развернув грязное одеяло, увидели в нем младенца. Капитан же наш, ничего не сказав, ушел спать. Да, и в последующие дни никаких распоряжений не дал, что, собственно, нам с этим подкидышем делать. Так что, остался малец на корабле, обретя на нем свою злосчастную судьбу и противную богу, постыдную страсть!

При этих словах, матрос пьяненько всхлипнул и умильно посмотрел в сторону опустевшей наполовину бутыли.

– Значит, ты не знаешь, откуда взялся сей младенец? – спросил вельможа, подливая рассказчику хмельного зелья.

– Никто не знает, – громко икнув, ответствовал матрос. – Да, ведь мы, зная крутой нрав хозяина, спросить напрямую, что за мальца он притащил на борт, не решились. И по кораблю пошли разные слухи…. Одни говорили, что он сын портовой шлюхи, которая, понесла от капитана ребенка, а затем подкинула его с запиской и проклятиями. Другие утверждали, что капитана вероломно обманули, и Лилу – совсем не его сын. Третьи же, вообще, придумали сказку о том, что сердце капитана дрогнуло при виде мокнувшего под дождем младенца у порога какого то, заколоченного дома. Так или иначе, но все на корабле, почему то, поняли, что не смотря на то, что хозяин выказывает полное безразличие к мальчишке, обижать его нельзя. Вот так Лилу, собственно, и вырос – такой слабенький и тонкий, среди нас – грубых матросов.

Старик замолк. Его голова безвольно склонилась на бок, а из гортани вдруг вырвалась рулада клокочущего раскатистого храпа.

– Не спать!!! – неожиданно громко скомандовал сиятельный вельможа, чем сильно напугал, сомлевшего было старика.

Тот подскочил от неожиданности, завертелся на месте, беспомощно озираясь по сторонам.

– Не спать! Дружище, – уже более миролюбиво произнес граф, почти ласково усаживая матроса на место и наливая очередную порцию бренди, – ты ведь мне не поведал, как я полагаю, самого интересного…. Отчего это, собственно, парень так горько плакал на корме сегодня ночью? И к кому это он ревнует капитана?

– Да, ко всем бабам подряд, Ваше сиятельство, – опасливо косясь на вельможу, пробубнил матрос. – Для него ведь, когда судно пришвартовано к берегу, – сущий ад…. А завтра, как вы знаете, мы заходим в порт.

На лице графа появилась гримаса крайнего удивления.

– Да, что уж тут говорить! – подбирая слова, замялся старик. – Совратил наш капитан мальчишку…. Уже несколько лет, как совратил…. А Лилу, как говорится, тянулся к ласке…. Ну и до мальца тоже доходили слухи, что хозяин – отец ему. Вот так, в одном из долгих плаваний, капитан его трахнул, а Лилу, принял это, я так себе кумекаю, как знак отцовской любви….. Он же рос среди нас – дураков. Мы же ему ничего не объясняли….. Сами, честно говоря, тогда сильно удивились…. Ну, а потом привыкли к этим их, как говориться, – «родственным отношениям»….. Мы, ведь, люди маленькие – подневольные…. Да, что тут говорить….