Хроники Нордланда: Старый Король

– Да. – Пожала она плечами. – Думала, что знаю.

– Не бери в голову! – Драйвер по привычке сделал ей глазки. Эта его капризно-детская гримаска прежде заставляла сердце Барр таять, теперь же показалась не просто глупой – омерзительной. – Ты же лучшая ведьма этого Острова, что там – ты сильнейшая ведьма мира! Ты справишься и без этой…

– Слушай меня. – Перебила ведьма его своим холодным, змеиным голосом. – Мне нужно сейчас в Гранствилл. Когда я вернусь, девка должна с руки у тебя есть.

– Алекс! – Возмутился Драйвер. – Я сказал…

– Это Я! Сказала! – Барр щелкнула пальцами, и Драйвер выпучил глаза, не в силах ни пошевелиться, ни вздохнуть, лицо быстро начало синеть. – Мне нужна Сила этой девки, и я ее получу. Что хочешь, делай, как хочешь, раскорячься, но к моему возвращению девка должна быть ручной и готовой с нами сотрудничать. – Она вновь щелкнула пальцами, и Драйвер с хрипом, жадно, глотнул воздух, хватаясь за горло.

– Ты меня знаешь, Тео. – Холодно произнесла Барр. – Я никогда не шучу.

Она исчезла и Драйвер, хватаясь за стены, опираясь о стол, добрался до кресла и рухнул в него, трясущимися руками хватая бокал с подогретым пряным вином. Его буквально трясло. Александра Барр! Женщина, которую он считал по-щенячьи преданной ему и не опасался ничуть! «Предала!» – Была его истеричная мысль. Было, правда, неприятное ощущение, что в этот раз он перегнул палку, высказываясь перед ней о ничтожности женщин. Но Драйвер, подобно большинству людей, свою вину признавать не хотел и не мог. «Ничем не отличается от остальных писежопых, ничем! – Ожесточенно сетовал он, пытаясь успокоиться и унять дрожь. – Знал ведь, знал, что все они такие, ни одной из них нельзя доверять, нет среди них достойной, все гадины, низкие, алчные твари! Ненавижу, ненавижу!!!».

И самое ужасное – все это он будет вынужден держать в себе, с ведьмой ссориться нельзя. Ее жуткие твари заполонили все нижние ярусы Садов Мечты, и без нее они станут смертельно опасны. Не говоря уже о драконах, которые пугали его до ледяных спазмов в животе. Он даже не знал уже, сколько их ползает по стенам, шипит, скрежещет и булькает, когда они с Алекс спускаются вниз с очередной жертвой. Вгоняют его в состояние ужаса и паники. О, как сейчас Драйвер корил себя за то, что вообще связался с Барр! «Женщина, – вновь ожесточенно напоминал он себе, – это безусловное зло, она всегда предаст, ВСЕГДА! И ты знал, и допустил эту тварь до себя, зачем, зачем?! Нельзя было найти некроманта-мужчину? И вообще, зачем они нужны, эти некроманты…». Теперь Драйвер до кучи вспомнил и то, что именно Барр не давала ему уничтожить Гора вовремя, а ведь именно с побега Гора начались все его беды. А как это было прекрасно: когда Братство Красной Скалы еще было братством, и они так здорово проводили время вместе! Что именно Гор, его сила и харизма превратили Сады Мечты в тот безупречно работающий механизм, Драйвер и думать не думал. С исчезновением Гора все рассыпалось бы в любом случае – а Драйвер тогда окончательно решил уничтожить его. Но кто вообще понимает такие вещи? Очень малое число людей способно быть настолько беспристрастными, и именно они обычно добиваются наибольших успехов в жизни, умея правильно использовать таланты и хорошие качества окружающих. Драйвер к таким уж точно не принадлежал, и продолжал оплакивать свою Аркадию, свои Сады Мечты, которые создавал так долго, так трепетно и тщательно. В этом месте, – верил он, – он создал идеал, рай на земле, безупречный и благостный, в котором все, кто страдал в жестоком мире, находили отдых, наслаждение и понимание. А Барр напустила туда своих кошмарных тварей, и превратила Сады Мечты в какое-то жуткое место, где страшно даже ему самому. Да, благодаря ей и ее тварям, деньги появились вновь, и он больше не чувствует себя позорно нищим. Зато вернулся иной позор, самый худший, самый мучительный – ему вновь напомнили мать и его положение при Райдегурде. А ведь этот позор он считал забытым и убитым навечно после смерти Лары! Он стал Хозяином Южных Пустошей, он чувствовал себя почти всесильным, ему мерещилась королевская корона! А потом – побег Гора, встреча в Прелестном, и новый позор. Все начало рассыпаться в прах. Что толку, что он снова богат? Сады Мечты, его любимое детище, его эдем, – что с ними стало?! Они превратились в вульгарный бордель. Дошло до того, что девка – ДЕВКА! – хозяйничает там, дерзит, ставит условия, а ты еще и очаровывай ее…

Все еще бесясь, Драйвер, тем не менее, постепенно успокаивался и даже прищурился внутренне. А что? Неужели он не сможет? Какую-то девку? Он – не сможет? Серьезно?!

Гестен со своими людьми и тремя десятками мальчишек, от пяти до пятнадцати лет, забранных с последней фермы, разграбленной и сожженной, возвращался в Милонию уже затемно. Помимо детей, они забрали с фермы всех животных, в том числе и телят, и Гестен уже предвкушал парную, молоденькую телятинку, уже почти чувствовал во рту ее сок, и невольно сглатывал слюну, подгоняя коня и соратников. В таверне решили не останавливаться. Вообще-то, ничего страшного Гестен здесь не ждал, но береженого Бог бережет – кто знает, вдруг Сулстады решат перехватить мясо для себя? С них станется! При мыслях о Кенке у Гестена сами собою сжимались зубы, и во рту появлялся противный привкус дешевого мыла. Ничего. Рано или поздно Кенка появится в Найнпорте, и тогда Гестен ему за все отплатит. Там, на своей территории, он ни на секунду не поколеблется и Кенки не побоится. И пусть потом тот бесится, грозится, обещает кары небесные – пусть достанет, сука, а в Далвеган Гестен и сам не попрется теперь, не дурак ведь.

С этими приятными мыслями Гестен приехал в порт и подъехал к помосту, перекинутому на борт «Наяды». На мачте над помостом горел фонарь, окно светилось только в одной каюте, общей. «Пьют сидят, придурки!» – Подумал Гестен со злостью. Совсем расслабились! Не спешиваясь, сидел и смотрел, как дети выбираются из крытых повозок. Старшие брали на руки младших и послушно шли, построившись попарно, по помосту на корабль. Он придирчиво разглядывал мальчишек, выбирая, с кем развлечется. Драйвер велел всех привезти в целости, но пацаны – не девки, не попортятся. После каждой фермы он выбирал себе жертву и развлекался с нею во время пути. Гестен любил строптивых, гордых – нравилось ломать их сопротивление и унижать. Присмотрев и теперь себе такого мальчишку, полукровку, красивого, стройного, лет четырнадцати на вид, явственно опекавшего младших, он ухмыльнулся предвкушающе, даже облизнул губы. Мысли были такими приятными, и ощущения, появившиеся в теле, такими сладкими, что он не сразу заметил странность: никто не появился из кают на шум, никто не вышел встретить его.

– Джон! – Окликнул он своего оруженосца, который следил за тем, как мальчишки спускаются в трюм, но больше ничего не успел: раздалось хрипловатое эльфийское:

– Ил-лим!!! – И вспыхнули голубые эльфийские огни. Темные фигуры в кожаной эльфийской броне появились, казалось, отовсюду: и на палубе, и на причале, отрезая пути к сопротивлению. Гестен не был трусом, но не был и дураком. Он мгновенно сообразил, что не справится с нападавшими, их слишком много. И, спешившись, выхватив меч, сделал выпад в сторону ближайшей фигуры, но не напал, а бросился вниз, рискуя, прямо в узкую щель меж бортом корабля и причалом.

Его людям не оставалось ничего, кроме как принять неравный и короткий бой. Они даже не поняли, откуда здесь взялись эльфы, да и эльфы ли это были?.. Дрались нападавшие, как дьяволы, и все было кончено буквально за несколько минут.

– Что теперь? – Спросила Манул, пока другие полукровки и контрабандисты, помогавшие им, стаскивали тела в одну кучу, чтобы сбросить потом в море.

– В Таурин. – Ответил Ворон. – Не заходя никуда больше, по морю, к эльфам.

– А эльфы примут столько квэнни? Если что, часть возьмем мы.

– Примут. – Сказал Ворон. – В Таурине у Хлорингов есть усадьба, герцог подарил ее какой-то девчонке-полукровке, пострадавшей от Дикой Охоты. Вот туда и отправимся.

– Ворон, их здесь больше двухсот! – Воскликнула Манул, имея в виду детей. – Какая должна быть усадьба, чтобы их вместить?!

– Эльфы обещали принять к себе малышню до десяти лет, вырастить и воспитать их эльфами. Старших оставим в Таурине, младших отвезем в Лисс.

– А надо ли?.. – Странно блеснув глазами, поинтересовалась Манул. – Заберем к себе, что, у нас им будет хуже, чем у эльфов?..

– Наша жизнь – это не жизнь. – Сказал Ворон. – Изгои, бандиты, постоянно на грани… Зачем? Пусть поживут у эльфов, а потом мы заберем их в Ивеллон.

– Ты веришь в этот Ивеллон? – Приподняла бровь Манул. – Что – реально веришь?..

– Да. – Помедлив, глянул ей прямо в глаза Ворон. – Верю.

Клык, Ветер и Волкодав, одетые в новенькие красивые вамсы с гербами герцога Ивеллонского, впервые отправились в Гранствилл в этом качестве: в качестве герцогских телохранителей. Новое для них ощущение: хорошо одетые, при деньгах, полученных честно и даже, как ни крути, почетно, на хороших конях, а главное, в новом, и тоже почетном, статусе. Гэбриэл недвусмысленно дал им понять: если они только попробуют вести себя так же, как вели себя на службе у Драйвера, он лично их повесит на одном из Гранствиллских дубов. Но парней это даже обидело, особенно Клыка, который и прежде не особенно беспредельничал. За его мягкосердечие его даже Вепрь в свою команду не взял в свое время… Тогда ему было это обидно, но теперь Клык знал, что это избавило его от кола в промежность.

– Вот, как оно в жизни бывает. – Поведав об этом своим приятелям, философски заметил он. – Ты думаешь, что судьба тебе под дых дала, а она твою жопу спасла!

– Это да. – Поддакнул Ветер. Волкодав промолчал – он вообще был неразговорчив. Все трое, придержав коней, пропустили молоденьких девушек с корзинками – те шли в сады Твидлов, подзаработать на сборе яблок. Яблок в эту осень было столько, что ими пропахла вся округа. Яблоки ели, из яблок варили джемы и варенья, яблоки сушили впрок, мочили, яблоками кормили скотину. Твидлы, скупающие обычно фрукты у местных, теперь брали только самые спелые и красивые плоды, а те, что ими отбраковывались, крестьяне, чтобы не тащить обратно, сваливали грудами у перекрестка, и в этих кучах копались счастливые свинки и козы. Даже бродяги и нищие наелись яблок так, что смотрели на груды спелых плодов с пренебрежением. Впрочем, так же много было груш и слив, и других плодов земли. Яблоки грызли трое полукровок, яблоки грызли идущие мимо девушки. Бросая на симпатичных парней быстрые блестящие взгляды, они принялись что-то нашептывать друг другу на ушки и прыскали при этом, сверкая белыми зубами на смуглых лицах. Ветер расцвел, заулыбался, причем всем девушкам сразу – все на его взгляд были симпатичные, и с любой из них он готов был познакомиться.

– А в Найнпорте, – заметил Клык, когда девушки прошли мимо, – нам девки не улыбались, а, парни?

– Они там нас боялись. – Подал голос Волкодав. – Хуже собак бешеных мы там для них были. – Он делал вид, что не замечает девчонок, но исподволь, стесняясь и краснея, рассмотрел все: и лица, и волосы, выгоревшие под летним солнцем почти добела, и привлекательно играющие под простой крестьянской одеждой попки, и по-девичьи небольшие, но налитые груди. На юге Нордланда, благодаря Карлу Основателю, который не уничтожил, подобно другим норвежцам, местное население, а сделал своими подданными, сохранился местный тип внешности: высокие, сухопарые блондины и блондинки с чуть вьющимися волосами пепельных оттенков. Таких блондинок было здесь много; стройные, сероглазые, скуластые, с крупными ртами и роскошными гривами белокурых волос, они притягивали взгляд не только полукровок, но даже и молодых эльфов.

– Да-а… – Вздохнул Клык. Толкнул, нагнувшись в седле, Ветра:

– Эй, очнись! Девки ушли уже!

– А как бы с ними познакомиться, а? – Оживленно поинтересовался Ветер. – Не, ну, парни, как, а?!

– Да ну ты, озабоченный! – засмеялся Клык. Они оставили лошадей на конюшне у ворот, так как в город верховым было нельзя, задержались у лавки Франтика – не то, чтобы что-то срочно нужно было, просто хотелось лишний раз прочувствовать свой новый статус. Посмотрели товар, и, разумеется, потратились на совершенно ненужные им вещицы. Но сам факт того, что они, «как путные», ходят по городу и люди не шарахаются от них и не боятся и не ненавидят их, был им приятен и радостно волновал. Бывали моменты, когда они жалели, что ушли с Красной Скалы и лишились безопасности и сытости тамошней жизни, но не теперь – теперь они, все трое, закономерно гордились этим и очень гордились собой. Гэбриэл Хлоринг теперь был их идол и кумир, они готовы были за него и для него в огонь и воду, на человека и на зверя, а уж посрамить его честь и сделать что-то, опозорившее бы его – такое и вовсе было для них теперь немыслимо. Гордясь своим новым господином, они искренне хотели, чтобы и он гордился ими, и люди вокруг не смели бы ни сказать, ни подумать дурного про них и про него.

Конечно, полукровки, свободно расхаживающие по городу, многим не нравились, и злили многих. Но одних гербов Гэйба Хлоринга было довольно, чтобы недовольство это пряталось и хоть и скрежетало зубами, но очень и очень тихо… Кроме, разве что, Марка и его приятелей, которые не стеснялись высказываться напрямую о том, что «дожил Гранствилл: нарядные животные по его улицам без хозяина разгуливают!». Клык и Ветер, расслышав это, предпочли сделать вид, что не слышат, чтобы не устраивать безобразную драку с горожанами – Гэбриэл ведь недвусмысленно дал им понять, чтобы они не поддавались на провокации и не встревали ни в какие потасовки. Но Волкодав, неожиданно для своих друзей, замер, прислушался, и направился в сторону говоривших: Кота и Тодда. Те приняли наглый и вызывающий вид, ожидая драки и не боясь ее – оружия на городской улице полукровки обнажить не посмеют. А если посмеют – достаточно воззвать к страже и устроить гнусный, прекрасный, громкий скандал, на котором потом можно хорошо поживиться. Потому, что Гэйбу Хлорингу, кто бы он ни был, придется раскошелиться, чтобы замять дело, получившее такую громкую огласку, или его популярность в Пойме значительно угаснет. Люди и так злятся из-за того, сколько полукровок появилось здесь благодаря ему – как будто одного Фанна, доводившего мужчин города до остервенения, мало было!

Но Волкодав оружие вынимать и скандалить не спешил. Он просто спросил, спокойно, но громко, глядя очень тяжелым и холодным взглядом:

– Кого ты назвал животными, дайкин?

– Тебя, кого же. – Нагло ответил Кот, сплюнув.

– Обоснуй. – Кратко потребовал Волкодав. Кот открыл было рот, но Марк толкнул его в бок, мигом учуяв, откуда ветер дует. Если, не дай Бог, тот ляпнет что-то про полукровок, и это дойдет до герцога или его брата… Тут уже эффект получится прямо противоположный. Сказал примиряюще, улыбаясь самой своей дружеской улыбкой, предназначенной для мужчин:

– Пакс, пакс, господа! Зачем нам эти недоразумения? Мы все современные люди, прогрессивных взглядов, верно? Кстати, – с мягкой укоризной взглянул он на Волкодава, – слово «дайкин» столь же оскорбительно, как и другое, которое, как видите, я-то не произношу! – Он снова незаметно, но чувствительно ткнул Кота в бедро. Так, что тот даже покачнулся слегка.

– Мой приятель перебрал и несет пургу, не подумав. – Марк похлопал Кота по плечу. – Может быть, пропустим по стаканчику сидра, или чего покрепче, а? Я угощаю!

– Думаешь, мы выпивку купить себе не сможем? – По-ребячески огрызнулся Ветер. – Какую захотим и сколько захотим!

– Не сомневаюсь! – Вновь поднял руки с обезоруживающей улыбкой Марк. – Но мне кажется почему-то, что от общества симпатичных и доступных девушек вы не откажетесь… Сомневаюсь, чтобы вы уже успели здесь завести нужные знакомства.

– Со шлюхами, что ли? – Нахмурился Клык.

– Я вас умоляю! – Возмутился Марк. – Чистые, приличные девушки, просто раскрепощенные и не ханжи… Белошвейки, служанки в приличных домах… Вдовушки в самом соку… С такими на улице не познакомишься, и в дом кого попало они не пригласят.

Молодые люди колебались. Они отлично понимали, что Марк прав: без местного они с такими девушками вряд ли познакомятся хоть когда-либо. Разве что чудом каким-нибудь. А насчет шлюх их предупредил сам Гэбриэл: только рискните! Марк предусмотрительно избавился от Кота и Тодда, и немного успокоенные этим полукровки отправились с ним в «Пескарики», местечко чистое, уютное, приличное по всем меркам, с неплохими музыкантами и симпатичнейшими подавальщицами. А уж Марк расстарался: пустил в ход все свое немалое остроумие, все свое обаяние, весь свой запас шуток, острот и баек, чтобы парни повеселели и оттаяли, почувствовав к нему доверие и симпатию. По меркам Марка, это было отличное знакомство. Очень, очень, очень выгодное и удачное знакомство. Куда выгоднее и сэра Юджина, и даже неведомо, куда сгинувшей Жанны.

Барр ехала в Гранствилл, получив от Марка известие о том, что некая дама влюблена в герцога Элодисского, как кошка, и нуждается в услугах знахарки и колдуньи, чтобы что-то сделать с этой безнадежной любовью. Это было отличное известие. Просто отличное. Это была возможность раздобыть что-то, принадлежащее щенку: личную вещь, волосы, кровь – в идеале и то, и другое, но даже что-то одно было бы уже хорошо. Плюс ритуал, который совершит эта влюбленная дура, не подозревая, к чему тот приведет… Нетерпение и жгучая радость подгоняли ведьму. Неужели же сбылось?! Она сломает защиту паскудного гаденыша и высосет из него жизнь и силу, превратит в умертвие и заставит его лично уничтожить всю его поганую семейку прямо внутри их хваленого замка. Это стоило всего: всех трудностей, потерь, страхов, обломов и даже унижений! Это был такой грандиозный реванш, что Барр боялась даже до конца поверить в реальность этого. Всякое могло произойти: дура испугается и передумает, не получится раздобыть через нее нужную вещь, вещь не сработает, не хватит силы… И тем не менее, Барр стремилась в Гранствилл так, что даже на улицах Найнпорта погоняла своего любимого Лирра, пустив его ходкой рысью. Местные прятались от нее в подворотни, в проулки, просто закрывали лица руками, или фартуками, у кого он был. Знали, что ведьма может просто походя, ни за что, наложить проклятие или паралич, от которого человек мучительно умирал прямо на улице, на глазах у прохожих, и помочь ему (чаще всего ей) было невозможно вообще никак. Особенно страдали симпатичные девочки и девушки, и в Найнпорте обычным делом были изуродованные родителями девичьи лица, с выбритыми бровями и лбами, рваными ноздрями, деформированными губами. Лучше было сделать так, и обезопасить дочь от ведьмы и приспешников барона, чем постоянно рисковать ее жизнью и честью.

Но в этот раз ведьме было не до них. Она вся устремилась в Пойму и мыслями была уже там, где наконец-то отомстит Хлорингам и проклятой эльфийской ведьме с лихвой! А заодно получит еще одно средство для того, чтобы усмирить одну мертвую, но непокорную тварь.

Она понятия не имела, что проезжая по нижней улице, стала объектом наблюдения для двух одетых в доминиканские рясы мужчин, которые смотрели на нее с верхней улицы, встав у низкого парапета, оставшегося от эльфов. Обычно Барр чувствовала такие вещи, тем более что один из мужчин был ей хорошо знаком, у нее была его кровь. Но сейчас она была так поглощена приятными мечтами, предвкушениями, сомнениями и нетерпением, что просто не заметила тревожного звоночка, а сосущее чувство тревоги приняла за общее беспокойство об успехе своего предприятия.

– Куда это она так торопится? – негромко, хоть ведьма не услышала бы его, даже если бы он спросил это в полный голос, поинтересовался Лодо.

– Не знаю. – Мрачно ответил Шторм, провожая всадницу на вороном коне и ее черного пса тяжелым взглядом. – Но явно не по хорошим делам.

– В доме есть охрана?

– Есть. Четверо. Может, трое. Не больше четырех. – Шторм, как всегда, был немногословен. – И пара каргов. Эти в подвале, где бочки. Охраняют вход.

Лодо с каргами уже сталкивался и знал, что это за твари. Опасно, но не фатально. И охранников-кватронцев он тоже не опасался, настолько, что был уверен: даже без помощи Шторма он с ними справился бы на раз.

– А умертвий там нет?

– Нет. – Ответил Шторм. – Они воняют, и грязи с них полно, она это в доме не держит. А упыри и летучие твари у нее под замком. Их если выпустить, они все на своем пути рвут в клочья, и своих, и чужих, им без разницы, они только ее боятся. Те парни, кто брал их с собой, чтобы кого-то убрать или припугнуть, тоже назад не возвращались. Они в гротах, и только в определенных местах, если не знать безопасных проходов, можно нарваться на них, и тогда кранты.

– Ты знаешь эти проходы?

– Знаю.

– Хорошо. – Лодо отвернулся от улицы, по которой проехала Барр. – В дом пойдем на рассвете. А пока нужно раздобыть большую лодку, в которую поместятся дети. Сколько их там? Хотя бы примерно?

– Не знаю. Теперь мало. Раньше в Конюшне было пацанов пятнадцать, а то и больше, в Девичнике девок семь-восемь, в Приюте шесть парней. И в отдельных конурах штук десять, и пацанов, и девок. Теперь не знаю. В последний раз я был, в Девичнике было четверо, в Конюшне.. не знаю, не больше десяти. В Приюте тоже всего четверо.

– Но даже теперь человек двадцать наберется?

– Думаю, да.

– Значит, нам нужен рыбачий баркас. Он пройдет в ту бухту?

– Во время прилива пройдет. – Подумав, ответил Шторм. – Да, думаю, пройдет.

– А ты сможешь его вести?

– Не знаю… – Протянул Шторм, с подозрением глянув на Лодо.

– Значит, обратимся к знакомым моих знакомых. – Усмехнулся Лодо. – Они дорого берут за помощь, но она, как правило, вообще бесценна.

– Что за знакомые?

Несколько секунд Шторм думал, что Лодо не ответит. Но тот ответил:

– Подданные некоего Серого Дюка… Слышал про такого?

– Нет.

– Я так и думал. Мало, кто про него слышал… а он есть.

Габи ждала тетю-королеву так, как, наверное, не ждала еще никого и никогда. Ей казалось, что тете она сможет пусть частично, но признаться в своем грехе – романе с Иво, – и попросить совета и поддержки. Еще она искренне верила, что тетя в своих письмах говорила ей чистую правду о том, как любит ее, как беспокоится о ней, и как она, Габи, ей дорога. В помощи, совете и поддержке Габи нуждалась отчаянно, но больше всего она нуждалась в элементарной любви. В эти дни, после возвращения кузенов из Междуречья, она чувствовала себя совсем заброшенной, и мать только усугубляла это чувство. Габи любила отца и, пожалуй, верила, что и он ее любит, но признаться ему, рассказать хоть что-то о том, что беспокоило ее сейчас, было невозможно даже более, чем признаться во всем матери. Графиня Алиса Маскарельская была очень простой женщиной. Дочь она любила, разумеется, но считала, и совершенно искренне считала, что строгость – это то, что необходимо Габи теперь. То, за что сама же Габи со временем будет ей благодарна. И всюду заставляла Габи сопровождать себя, участвовать в хозяйственной жизни замка, или хотя бы смотреть, как это делает она сама. Это так утомляло и бесило Габи, что девушка хотела только одного: чтобы тетя спасла ее от этого, приблизив к себе. И несколько дней после этой кошмарной свадьбы Габи терпеливо ждала, когда королева вспомнит о ней. Уехать в Гранствилл, к Беатрис, у нее пока не получалось, и она утешалась тем, что отправляла подруге записочки, подарки и деньги.

А королеве было не до нее. Считая Габи полной дурочкой, Изабелла полагала, что та на данный момент – меньшая из ее проблем, и нарочно дала сестре Алисе время надоесть своей строгостью и требованиями дочери настолько, что та сама бросится к ней с просьбой спасти от матери. А пока у Изабеллы были дела поважнее. Например, помешать любой ценой помолвке Гарета и Софии – формальной помолвке, так как на словах те, оказывается, уже сговорились! И Анвалонец рад этой помолвке, и напрямую теперь запретить ее – это нажить в Бешеном Зубре врага. Безусловный лидер северных норвежцев, такой враг сейчас короне в лице Изабеллы Хлоринг был ну, вообще не нужен. Да и брат, скорее, встанет на сторону старинного друга и сына, чем поддержит ее! В последние дни эта троица – кардинал, принц Элодисский и Бешеный Зубр, с примкнувшим к ним князем Федором Изнорским, вообще сделались неразлучны, распевают песни, хлещут токайское, выезжают на пикники со сворами собак, и даже устраивают шуточные поединки на мечах – принц взял в руки меч едва ли не впервые за десять лет! Он как-то враз помолодел, и казался почти полностью здоровым, на радость сыновьям и младшей сестре. Изабелла же испытывала двойственные чувства. Любя брата – ну, по крайней мере, настолько, насколько она вообще могла кого-то любить, – она радовалась. А с другой стороны, так и до новой женитьбы недалеко! Принц был красив, окружен ореолом власти и богатства, благородства и особого, свойственного только Хлорингам, шарма, и на него поглядывали не только зрелые дамы, но и молоденькие девчонки. А где девчонка, там и новый наследник… Но даже не в этом беда. А в том, что этого поздоровевшего, помолодевшего, эффектного принца могут захотеть – и наверняка захотят, – видеть королем норвежцы, подначиваемые Бешеным Зубром, да и кардиналом – на этот счет Изабелла иллюзий не питала. Насколько было лучше, когда брат был чуть жив! С одной стороны – жив, и слава Богу, с другой – какой из него был соперник?.. Теперь же… И Изабелла, сгорая и от нетерпения, и от тревоги за предприятие Дезире, и от беспокойства по поводу собственного положения на троне, решилась прибегнуть к испытанному, хоть и опасному средству, которое с каждым разом обходилось ей все дороже и дороже.